Алексей Геннадьевич Некрасов-Вебер
Перечитывая мифы
Влюбленный сатир
Красота великая и страшная сила. Попавшего под ее власть, может вознести в небеса, а может и сбросить в бездну. Красота – тоска земной твари по горнему миру. Ее нельзя удержать, как не удержишь в ладонях хрустально чистый горный поток или убегающий солнечный луч. Недолговечны ее цветы, что пытаются прорасти в нашем мире. Может потому вечный спутник красоты грусть, идущая вслед за ней, словно сумрак за пылающими бликами заката.
Но порой красота подобна беспощадному свету, в котором выпукло и броско, как брызги грязи на белом хитоне, проступает несовершенство земных созданий. Уродливым козлоногим существом ощутил себя предводитель лесных сатиров и нимф Пан, в лучах божественной красоты дочери Артемиды.
Ни рога над огромным и бугристым, словно старый пень, лбом, ни поросшие шерстью от копыт до колен кривые ноги, никогда раньше не смущали весельчака Пана. Беззаботную жизнь свою он любил смаковать, как не спеша пьют из козьего бурдюка молодое вино. Теплыми вечерами, когда с гор спускается мягкий летний сумрак, верховодя в компании сатиров и нимф, путешествовал Пан по долинам и склонам Эллады. Беспечные и доступные подруги, обнажая прелести, плясали под звуки рожка и дарили любовь, откликаясь на похотливые ласки сатиров. А в жаркий полдень, скрываясь от палящих лучей, Пан отдыхал, в тенистом лесном гроте. И горе было заплутавшему путнику, что невольно потревожил лесного бога. Страх, что насылал на него Пан, заставлял беднягу бежать напролом, раздирая тело о колючие кусты и коряги.
Вот и в тот полдень, разбуженный шумом охоты, поднялся предводитель сатиров со своего ложа. Недовольно щурясь от яркого солнца, стал искать, того, кто посмел его покой нарушить. А, увидев, так и застыл, словно врос козлиными копытами в землю. Недвижимый, будто сухой корявый ствол, созерцал Пан красоту нимфы Сиринги. А божественное совершенство смотрело на него удивленными прекрасными глазами, и легкий ветерок шевелил упавшие на мраморные округлости плеч золотистые кудри.
В тот же миг подкравшийся Купидон пронзил сердце повелителя нимф и сатиров. А вторую стрелу шаловливый мальчишка пожалел. Не преобразила любовь испуганный взгляд дочери Артемиды. По-прежнему видела она перед собой уродливое козлоногое существо. И по насмешке судьбы страх, что иногда насылал Пан, поразил и ту, кого любил он теперь больше всего на свете.
По-разному может придти любовь. Иногда, как робкая гостья, постепенно становясь полновластной хозяйкой. А может ворваться как ураган или горный поток. Ослепляя, превращая в раба, принося куда больше горя, чем счастья. Оставляя на кустах клочки шерсти, Пан продирался сквозь чащу, вслед за убегающей нимфой. А она, легкая словно ветер, неслась, почти не касаясь земли, пораженная тем, что люди назовут потом паническим страхом. И вот на пути встал широкий поток. Заметалась по берегу дочь Артемиды. Стала молить о помощи нимфу реки. Сжалилась та и превратила Сирингу в тростник. Но так поспешно и неумело, что не могла несчастная уже больше вернуть свой прежний облик. Мгновением позже выбежал на берег и Пан. Тоже заметался, ища беглянку. Но не было ее не на том берегу, ни на этом. А когда под легким ветерком жалобно зашелестел, тростник, понял он вдруг, что не увидит больше никогда Сирингу…
Как и прежде в теплые летние вечера ходит Пан в окружении нимф и сатиров по лесам и горным долинам. Все также веселятся, предаются любви и пляшут. Но иногда посреди вечного праздника нападает вдруг на него грусть. Оставив свиту, уединяется он где-нибудь на берегу озера или реки. Достает и подносит к губам флейту, из тростника, что срезал, там, где навсегда потерял Сирингу. Далеко разносятся печальные и нежные звуки над водой, лесами, склонами гор. То поет, то плачет флейта. И кажется сатиру, что воскресшая нимфа, приходит к нему, садиться рядом, и подолгу говорят они о том, как могли быть счастливы вместе.
Ларец Пандоры
Получив от Прометея божественный огонь, люди жили, не знаю ни голода, ни страданий, в согласии с природой и друг с другом. Но не нравилось это властителю Олимпа. Жестоко покарав Прометея, затаил он ревнивую злобу на тех, кто с радостью принял дар опального титана.
Истреблять людей Зевс не стал. Слишком много их тогда уже расплодилось. И решил, преподнести им свой дар, через который они накажут себя своими же руками. Призвал Зевс кузнеца Гефеста и велел ему сотворить из глины и воды женщину. Афродите приказал наделить ее неземной красотой, искусством обольщать мужчин, а также коварством и гордыней. Нарекли их совместное творение Пандорой, что значит «всем одаренная».
И вот, впервые открыв глаза, новоявленная красотка, огляделась вокруг. От одного вида обители богов закружилась голова под золотыми кудрями, застучало под тонким хитоном сердечко. А когда увидела сидящего на троне громовержца, обомлела, и даже губки в страстном вздохе раскрыла. Охочий до женских прелестей властитель Олимпа, в тот момент чуть было ее у себя в свите не оставил. Но поймав ревнивый взгляд Геры, тут же вспомнил, зачем все затеял, и велел Гермесу отнести Пандору на Землю в «дар» людям. Как говориться: «С глаз долой из сердца вон!»
Быстрее ветра понесся Гермес. Даже испугаться не успела Пандора, как очутилась на лужайке перед домом, показавшимся ей после олимпийских чертогов убогой хижиной. А ведь это был дворец, где жил правивший в те времена людьми брат Прометея Эпиметий. Из уважения к такому родству, никто его власть не оспаривал, да и не было тогда между людьми ни зависти, ни раздоров. Эпиметий же, как мог, старался править разумно и справедливо.
Вот в тот день, устав от государственных дел, покинул он душный зал, вышел в сад и обомлел! На лужайке перед дворцом стояла неземной красоты женщина. Смотрела по сторонам растерянно, и даже с испугом, но от того казалась еще прекрасней. Забыв обо всем, бросился Эпиметий к незнакомке в ноги. Целовал край хитона, называл богиней, умолял стать его женою.
Пандора, согласилась, хотя и не очень охотно. Но взяла клятву, что если уж назвал богиней, то как богиню и содержать будет. С тех пор началась во дворце другая жизнь. От прежних порядков, рачительности и скромности даже следа не осталось. Все, что имел, и даже не имел, пустил Эпиметий на украшение своих царских покоев. Казалось, исполняя данную клятву, пытается он сравняться в роскоши с обителью олимпийцев. Почти каждый вечер устраивали теперь пиры, где посреди пьяного шума и веселья, восседала на позолоченном троне Пандора.
Видя, как жадно смотрят на нее хмельные гости, чувствовал Эпиметий, будто острым стилетом вонзается в сердце ревность. А супруга еще и масла в огонь подливала. Тому кивнет, этому улыбнется. Замечал царь эти знаки внимания, и приказывал, чтобы «счастливчиков» потом даже на порог дворца не пускали. Всех прежних друзей и советников разогнал. Окружил себя хитрыми льстецами, что в глаза назвали его и Пандору божественной парой, а за спиной о шашнях царицы шептались.
Имели ли под собой почву эти слухи? Вполне возможно. Скучала жена брата Прометея! Как ни старался супруг, не мог сравниться его старый дворец с чертогами Олимпа. Да еще и не выходил из памяти властный взгляд громовержца. В сладострастных мечтах своих видела она, как теплым воском растекается в могучих объятиях Зевса. После чего роль супруги земного царька казалась унылой и скучной. И где уж тут хранить верность!
А Эпиметий старался изо всех сил, чтоб быть достойным Пандоры. Обкладывал народ все новой данью. Ничем не брезговал, чтобы пополнить и тут же потратить дворцовую казну. Вскоре его и супругу начали ненавидеть. Впрочем, Пандору мужчины не только ненавидели, но и желали. Какое-то время гнев сдерживала память о дарах его великого брата. Но долго так продолжаться не могло…
Что стало с царем, поле того, как восставшие ворвались во дворец, доподлинно не известно. Может, растерзала толпа, может быть, успел скрыться. Пандора же, словно драгоценный трофей, переходила от одного вождя к другому. И всюду, словно шлейф, тянулись за ней вражда и раздоры. Свержением Эпиметия смута не закончилась. Вскоре уже все воевали со всеми. А потом и сама природа ополчилась на людей, пустив гулять по миру болезни. Кончился золотой век. И чтобы как-то объяснить столь внезапную кончину, придумали легенду. О том, что якобы хранился во дворце Эпиметия, доставшийся ему от брата ларец. Куда мудрый титан закрыл на семь замков все несчастья и болезни. А супруга царя, украла ключи, и, пробравшись в потайную комнату, замки вскрыла. И как только сдвинулась крышка, вырвались на волю и разлетелись по миру людские беды. А на дне ларца осталось только надежда на то, что золотой век однажды вернется. Только вот до сих пор не могут найти этот ларец люди.
