Алексей Фомичев
Сам без оружия
От автора
В основу сюжета этой книги положен одноименный сценарий Сергея Кузьминых, по которому был снят телевизионный сериал «Курьерский особой важности», с успехом прошедший на экранах в октябре 2013 года.
И я хотел бы выразить огромную признательность Сергею за предоставленную возможность воплотить его интересный и увлекательный замысел на бумаге!
Желаю всем приятного чтения!
Пролог
Первый летний день принес в Киото настоящую жару. Вопреки прогнозам небо было безоблачным, а солнце, яркое, каким оно может быть только на Востоке, изрядно припекало и заставляло все живое искать укрытие от своих лучей.
Как же хорошо было находиться в просторной комнате, куда солнце не проникало, а приятную прохладу дарил легкий сквознячок, гулявший под потолком и между стен.
– А по срокам начало сезона дождей. Видимо, в этом году на пару дней запоздает…
Хозяин кабинета настоятель русской духовной миссии отец Николай отошел от окна и посмотрел на гостя, расположившегося в углу на диване.
– Привык я к здешнему климату, а все мечтаю опять снег увидеть, под дождичком смоленским босиком пройтись… – он мягко улыбнулся, развел руками. – Извините старика, на воспоминания потянуло.
Гость – выше среднего роста статный молодой человек в легком летнем костюме – понятливо кивнул.
– Я здесь неделю, и то по дому скучаю, а вы уже столько лет!
– Верно, скоро сорок лет как здесь. И хорошо знаю страну, людей. Можно сказать, ояпонился окончательно. Поэтому, Виктор Сергеевич, ваших сомнений разделить не могу.
– Это не мои сомнения, отец Николай. В Петербурге так считают. Да и во Владивостоке кое-кто. В военном ведомстве числят Японию среди врагов империи. Пусть не настоящих, а будущих.
– Эка вы хватили! Будущих!.. Позвольте усомниться в выводах ваших генералов. Япония изо всех сил стремится встать на ноги. Развивает промышленность, производство. Столько инженеров пригласили сюда! И своих умников растят, грамоте и наукам учат.
– Именно. За последние тридцать лет Япония сделала такой прыжок вперед, что обставила многих. Россию в том числе.
– И в этом угроза?
– Не только.
Гость достал платок и промокнул вспотевший лоб. Расстегнул ворот белой рубашки.
– Чаю, Виктор Сергеевич? – предложил настоятель.
– Да куда уж чаи гонять по такой жаре. Кваску бы!..
– А вот в самый раз. Да и не кипятком поить буду, холодненьким, с лимоном. Жажду утоляет лучше кваса.
Настоятель подошел к двери, громко позвал своего помощника и отдал тому распоряжение. Тот с поклоном исчез и вскоре вернулся с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник и пиалы.
Настоятель сам налил гостю чай и протянул ему пиалу. Тот кивком поблагодарил, сделал глоток, прислушался к ощущениям и довольно улыбнулся.
– И впрямь хорошо. Благодарствую.
– Пейте, Виктор Сергеевич, пейте. Японцы чай очень как уважают, целые церемонии проводят.
– Это как?
– Чайные сады, домики, специально подобранная посуда, ритуалы. Обязательно беседы.
– Ну, у нас тоже любят поговорить, – усмехнулся гость. – И самовары ставят, и угощенье. Чем не церемония?!
Настоятель сам попробовал чай, довольно причмокнул губами.
– Вы долго здесь пробудете?
– Нет… еще пару дней. Сами понимаете, в моем ведомстве ждут вестей.
– Жаль. А то бы я вас пригласил к моим друзьям. Вы бы увидели, в чем разница между нашими посиделками и настоящей японской церемонией. Японцы очень большое значение придают ритуалам, деталям, порядку. И это касается всего.
– Это точно. Это мы уже заметили. И на Сахалине, и даже во Владивостоке. Японская разведка действует, причем все активнее. Простите, отче, я перебил вас.
– Пустое, – настоятель опять отошел к окну. – Я не знаю о японской разведке у нас. Но раз вы, офицер русской армии, прибыли сюда, значит, есть повод для беспокойства.
– Есть, отче, есть. Наступает новый век, двадцатый. Полгода осталось всего-то. Какими будут отношения Российской империи и Японии? Чего нам ждать от соседей? Чего они хотят? Ведь японцы не скрывают своих планов по Сахалину и по Китаю. Они готовят новую армию, где место самурайских дружин занимают регулярные части, вооруженные новым оружием. Они стремительно растут.
– И этот рост беспокоит Петербург?
– Да. Правда… – Гость развел руками, – у нас больше полагаются на былые победы, на славу дедов и отцов, на суворовского богатыря-солдата. И конечно, на авось. Но есть и те, кто думает иначе. Кто пытается заглянуть вперед на десять, двадцать лет. И кто видит, что одними штыками и суворовским натиском победы не одержать. Нужна разведка. Нужны свои обученные кадры, умеющие работать и в тылу врага.
– Вот опять вы о врагах! – мягко укорил настоятель.
– Простите. Однако мы не можем и дальше просто смотреть, как Япония наращивает силы. Нам нужны свои глаза и уши здесь. Нужны хорошо подготовленные люди, знающие язык страны, ее обычаи, традиции. Конечно, они должны быть хорошо образованны.
– И у вас такие есть?
– Нет, – честно признался гость. – Их надо растить, готовить. Годами, а то и десятилетиями. И начинать с детского возраста.
– Дети?.. – настоятель выглянул в окно. – Значит, вы пришли по души этих детишек? Затем прислали сюда этих мальчишек-сирот?
Гость тоже подошел к окну, выглянул.
В саду миссии, что был разбит неподалеку от семинарии, в тени толпились десятка полтора русских ребятишек восьми – двенадцати лет. Одетые в новую, еще не обмявшуюся форму, коротко стриженные, они сидели на траве. Их внимание было приковано к группе японских детей, что занималась на полянке под руководством пожилого учителя.
Те были одеты в старые заштопанные кимоно и выполняли приемы какой-то местной борьбы. Учитель изредка давал указания и поправлял учеников, а те азартно толкали друг друга, ставили подножки или ловко бросали на землю.
– Что это? Здешняя борьба? – спросил гость.
– Они называют это… если поточнее перевести – дзюу-дзюцу или дзюу-до…
– Дзюдо?
– Да. Ее не так давно создал один мастер, и теперь дзюдо в обязательном порядке преподают во всех школах и семинариях для физического развития.
– Вот как?! Они заботятся даже об этом! – гость покачал головой. – Воспитание здорового поколения начинается с раннего возраста. А у нас, кроме дворовых игр, ничего нет. Хотя этого хватает. Наши-то ребятишки покрупнее, посильнее.
– Не все решает сила, – покачал головой настоятель. – Я знаю учителя Сато, он рассказывал мне, что дзюу-до – это целый путь, наука, как побеждать более сильного, как использовать силу врага себе на благо.
– Не знаю, выстоят ли эти японцы против английских и французских боксеров, – усмехнулся гость. – Но швыряют друг друга ловко. А принцип интересный – использовать силу врага себе на благо. Это многое говорит о японцах. – Гость посмотрел на настоятеля. Несколько смущенно продолжил: – Да, отче. Дети, которых мы привезли, и будут постигать сложные науки, станут первыми кадровыми разведчиками. Мы решили попробовать… И если получится, можно ожидать высочайшего одобрения Его Императорского Величества! Верно, они сироты, их отцы сложили головы за Россию. Поэтому Россия и должна им помочь вырасти верным сынами, умело служить ей…
Настоятель бросил на гостя внимательный взгляд.
– Дело сие достойное. Не знаю, что уж из этого выйдет, но… я одобряю ваше решение. Хотя не перестаю считать, что Япония никогда не будет врагом России.
– Благодарствую, отче!
Вдруг поднявшийся шум за окном привлек внимание настоятеля, и он вместе с гостем обратил свое внимание на сад.
…А виноват был Сенька Картуз, самый старший среди мальчишек. Еще когда японские детишки выполняли упражнения, Сенька то и дело выкрикивал:
– Гляди, штаны у них короткие, а платья как у баб! Да еще перепоясались!
– Да они все так ходят! – возражал ему кто-то из мальчишек. – У нас на Сахалине их полно, тоже в таких платьях!
– Бедные все, да?
– У них даже император так ходит.
– Брешешь, сопливый, брешешь! Амператор в платье не ходит! – потешался Сенька.
– Ходит, ходит! Зуб даю.
– Вот я его тебе и выбью, сопливый!
Потом, когда японцы бросали друг друга на землю и били руками друг друга (правда, не в полную силу), Сенька презрительно сплевывал:
– Молотят, как мельница! А по носу вдарить не могут. Слабаки! Только пихаются!
– Это дзю-дзюзу… борьба ихняя.
– Это ты тоже на Сахалине видел?
– Ага. Один узкоглазый как вдарил рукой по доске, она пополам!
– Рука?
– Доска!
Сенька недоверчиво хмыкнул, покосился на японских детей.
– Доска!.. Ох брехун ты сопливый.
– Я не сопливый! Вась, скажи!
Взгляды мальчишек перешли на сидящего с краю паренька. Ростом он уступал Сеньке, но был плечистым, крепким. Вася единственный не был сыном солдата или унтера, однако как-то попал в группу и сперва мало с кем разговаривал. Ребята к нему не лезли, и даже Сенька обходил стороной.
На вопрос Вася не ответил, пожал плечами. Ломают доски японцы или нет, он не знал.
– Вот и выходит, что ты врешь, сопливый! – торжествующе проговорил Сенька. – На тебе щелбан за это!
Он ловко стукнул соседа по лбу, потом отпрыгнул в сторону и стал изображать движения японских учеников, строя дурашливые рожицы и взвизгивая.
Учитель закончил занятие и ушел из сада, а японские детишки все еще ходили по полянке, взмахивая руками. Сенька вдруг выскочил на поляну, оттянул пальцами кожу в уголках глаз, став похожим на японца, и задрыгал ногами.
Русские мальчишки покатились со смеху. Вася тоже улыбнулся и вдруг заметил на балконе японскую девочку лет десяти. Она смотрела вниз и чему-то улыбалась. Потом перехватила взгляд Васи и показал ему язык.
Сенька продолжал махать ногами, а потом прыгнул к одному из японских детей и стал кривляться перед ним.
– Сай-со-тай-то-касы-масы! – дурачился он. – Я тоже дзю-бзю могу!
Японские ученики неодобрительно смотрели на Сенькины выкрутасы, а потом один из них подошел к Сеньке и что-то сказал.
– Сопливый, что этот узкоглазый лопочет?
– Я не сопливый! – обидчиво воскликнул мальчик. – Он недоволен.
– Ща будет доволен. На, япоша!
И Сенька с силой толкнул японского ученика ногой в бедро. Тот отступил на шаг, что-то прошипел и вдруг неуловимо ударил ногой в живот Сеньке. Тот свалился на землю, зажал живот руками и заорал.
– Япошки наших бьют! – враз закричали несколько русских пацанов. – Меси их!
По такой жаре драться особо никому не хотелось. Да и Сенька, чудило, сам виноват, зачем полез? Но клич брошен, и сидеть на месте, когда все дерутся, нельзя.
Русские мальчишки бросились на японских. Завязалась куча-мала. Русские азартно размахивали руками и сопели. Японцы дрались молча. Они ловко ускользали от захватов, метко били и только шипели, когда получали удар.
Несмотря на численное превосходство русских, японские мальчишки постепенно одерживали верх. Вскоре на ногах остались только трое японцев и один Вася.
Он полез в драку самым последним, без всякого желания, и только когда заметил взгляд той девчонки с балкона. Она смотрела на него с жалостью, а Вася жалости не терпел.
Он бил расчетливо и нескольких японцев свалил, но и сам получил по лицу и по животу. Потом кто-то ловко перебросил его через бедро, но Вася вскочил, дал обидчику хорошего леща и только сейчас заметил, что стоит один против троих противников.
Утерев кровь с лица, Вася сжал кулаки. Победить сил не хватит, но отступать он не собирался, просто не умел.
В этот момент в сад забежал учитель. Он что-то громко выкрикнул. Японские детишки мигом повскакивали, правда, кое-кто стоять прямо не мог, кривился набок.
– А-атставить! – раздался рык Виктора Сергеевича. Тот тоже выскочил в сад и подал команду. – Назад! Прекратить драку!
Русские мальчишки вставали неохотно, а кто-то остался сидеть, зажимая разбитый нос или губу. Сенька так и вовсе лежал и стонал.
– Вы что, орлы, воевать с ними собрались аль как? – не снижал голос Виктор Сергеевич. – Так мир у нас. С чего начали-то? А?
Взгляд офицера остановился на Васе, но тот пожал плечами и посмотрел на балкон, где стояла девочка. Та покачала головой, показала ему язык, а потом убежала.
– Не по-нашему это, толпой на нескольких. Не стыдно?
Следом за Виктором Сергеевичем в сад вышел и настоятель. При виде его даже Сенька вскочил на ноги и виновато повесил голову.
– Сила вам, отроки, дадена, чтобы добрые дела творить. А разум, чтобы думать, что творите, – укорил мальчишек отец Николай. – Ишь что вздумали, забижать других! Ан не вышло, а? Не вышло?
– Не вышло, отче, – прогундосил Сенька.
– То-то. Их меньше было, а вас победили! Потому как ученые они даже драке.
Настоятель подошел к японскому учителю, тот склонил перед отцом Николаем голову и что-то сказал. Николай ответил.
Виктор Сергеевич опять посмотрел на Васю.
– Ну что, и впрямь вас победили японцы.
– Меня не победили! – упрямо проговорил Вася.
– Но дрались они здорово?
– Здорово, – согласился мальчик.
– А хочешь так научиться?
Вася бросил взгляд на японских мальчишек, что стояли в ряд перед своим учителем, и кивнул.
– Хочу.
– Ну-ну… тут одной силы мало, тут умение нужно. И терпение.
– Я вытерплю.
Вася покосился на балкон. Там никого не было. Лицо мальчика покраснело, он упрямо повторил:
– Я смогу!
– Вот молодец! – Виктор Сергеевич ласково провел ладонью по коротко остриженной голове ребенка. – Я скажу отцу Николаю, чтобы он попросил этого японца взять тебя в ученики. Хочешь?
– Да.
Взгляд офицера потеплел. В пареньке виден характер, да и силой не обижен, ведь и впрямь выстоял против японских учеников.
– Как тебя зовут-то?
– Вася… Вася Щепкин. Вы правда попросите?
К ним подошел настоятель. Горестно покачал головой.
– Дети неразумные! В кулачки норовят, словом не умеют. Что сей отрок натворил?
– Да вот наш смельчак хочет учиться этой борьбе.
Отец Николай недоверчиво посмотрел на Васю.
– Учитель Сато рассержен… правда, на своих. Говорит, что те не должны были вступать в драку, это ниже их достоинства. Вон как завернул!
– Почему это? – не понял Виктор Сергеевич.
– Мол, самый лучший бой тот, который не начат.
Виктор Сергеевич покачал головой, оглянулся на учителя Сато. Тот все выговаривал своим ученикам, а мальчишки знай кланялись и что-то коротко отвечали. Дисциплина, япона мать!
– Надо и наших их борьбе поучить. Пригодится, – с неким намеком произнес Виктор Сергеевич. – Вот и желающий есть.
Настоятель намек понял, вздохнул.
– Чтоб его Сато обучал?.. Не знаю. – Он внимательно посмотрел на мальчика. – Если только ты попросишь у него прощения. И у его учеников.
Вася недовольно поджал губы. Он не привык извиняться перед кем-либо. Не так его покойные родители учили.
Взгляд мальчика скользнул по разбитому лицу Сеньки, по взъерошенным приятелям. Опять перешел на пустой балкон. Потом вернулся к настоятелю и его гостю. Взрослые смотрели на него требовательно и строго.
– Если надо, я попрошу прощения! – вдруг заявил мальчик. – Честно!
Лицо настоятеля озарилось улыбкой. Он погладил Васю по голове и вздохнул:
– Хорошо, отрок, я верю тебе!..
Часть первая
1
К начальнику контрразведывательного отделения штабс-капитан Щепкин прибыл точно в указанный срок. Знал, что полковник Батюшин не терпит разгильдяйства, а опоздания числит среди самых больших нарушений дисциплины. И карает за них со всей строгостью. Хотя и не всегда. Но угадать, как выйдет на этот раз, Щепкин не мог, поэтому и поспешил явиться вовремя.
Еще утром при телефонном разговоре штабс-капитан уловил в голосе начальника нотки раздражения и теперь ждал нагоняя. Правда, причин для него вроде бы не было. Но тут пока не услышишь, не поймешь.
Батюшин встретил штабс-капитана сидя за столом. На приветствие кивнул, указал на кресло. А когда Щепкин уселся, вдруг вскочил, обошел стол и встал напротив подчиненного.
– Поздравляю следующим чином, господин капитан! – весело проговорил полковник. – Приказ пришел еще вчера, но я уж решил отложить поздравления до утра!
Щепкин сперва не поверил своим ушам. Потом вскочил, выпятил грудь, набирая воздуха для традиционного ответа, и выпалил единым духом:
– Служу Государю Императору и России!
Полковник пожал руку новоиспеченному капитану, усадил обратно, достал из шкафчика графин с коньяком и две рюмки.
– Извини, что накоротке и не за столом… прими мои поздравления, капитан!
Они выпили, по европейской традиции, не чокаясь, а только отсалютовав друг другу подъемом рюмок. Коньяк обжег горло и мягко скользнул в желудок. Щепкин поставил рюмку на стол, выдохнул.
– В двадцать семь лет и капитан! – качнул головой Батюшин. – Быстро растете, сударь Василий Сергеевич. Я-то в ваши годы только-только из поручиков вышел. Следующего чина пять лет ждал. Впрочем, и время иное, военное. Тут год за три идет, а то и за четыре.
Батюшин вдруг подмигнул собеседнику:
– Признайтесь, капитан, разноса ждали?
Щепкин смолчал, посмотрел на начальника.
– Да-да, каюсь, излишне сурово с вами говорил утром. На то были свои причины. И вы к ним отношения не имеете. Хотя… теперь, наверное, имеете точно.
Батюшин замолчал, посмотрел на графин, видимо, думая, зайти ли по второй, но опять скоромиться не стал, убрал графин в шкаф. Покашлял, сел за стол и выложил на него руки.
Щепкин понял, что торжественная часть завершена, вспомнил сетования полковника, что мол, не за накрытым столом в ресторане отмечают, и настроился на деловой тон. Судя по всему, после пряника последует кнут.
– Есть решение использовать вашу группу для борьбы с революционерами и уголовными преступниками.
– Как? – воскликнул Щепкин, от изумления перебивая начальника.
Батюшин нахмурился. Излишней вольности подчиненных он не любил, хотя позволял многое.
– Виноват, господин…
– Ладно, ладно! – махнул рукой полковник. – Ты не ослышался. Рэ-во-лю-цио-нэры!
Он произнес это слово по складам, напирая на «э», явно копируя кого-то из государственных чинов, коих не особо и жаловал.
– Эсеры, меньшевики, анархисты… Не смотри на меня так, капитан! Я не выжил из ума и помню, чем занимается мое отделение! Шпионы, агенты, заграничные подлецы! Да только вот так выходит, что эсеры эти проклятые по одному с ними рангу проходят. Не понял?
Щепкин позволил себе покрутить головой и только потом ответить:
– Нет… никак нет, не понял.
– Тогда слушай внимательно. Большая часть всех этих радетелей свобод, «защитничков» народа и пламенных патриотов состоит в тесной связи с заграницей. Оттуда и денежки текут, туда они удирают, когда здесь им жандармы и охранка на хвосты наступает. Опять же, оружие они везут из-за границы. Думаешь, в Европе им никто не помогает?
Щепкин молчал, внимая словам полковника. На вопросы не отвечал, зная, что они большей частью риторические.
– Раньше-то нас эти отщепенцы мало интересовали, своих забот хватало. А как вспыхнула война, заграничные разведки мигом сообразили, как им наладить работу в России. Что их агенты сделать не могут, делают революционные активисты. За плату, само собой. И плату немалую! Пришла пора нам этих… иуд потрясти! Взять за горлышко! Их контакты, связи, выходы на шпионов иностранных – все нас интересует. Но особенно, и это даже важнее прочего, – контакты в уголовном мире. Понимаешь?
Это уже был вопрос ему. И Щепкин ответил:
– Понимаю, господин полковник.
– Изволь пояснить.
– Это хоть и не наша епархия, но все же… Революционерам для работы нужны средства. И немалые. Заграница столько денег не даст, приходится изыскивать их здесь. Нападения на банки, почту, на конвои, как у них говорят – эксы! Вот тут уголовники им и помогают. А еще по своим каналам перевозят оружие, литературу, листовки там всякие, воззвания. Да и малины свои под сходки отдают, прикрывают от слежки. Ну и прочее.
Батюшин довольно покивал.
– Верно излагаете, сударь вы мой! Верно! Спелись, как говорят артисты, спелись субчики! Революционеры и преступники! Порой и понять сложно, кто же это – простые налетчики или интеллигентская шваль, что вопит о свободе, но забывает, о какой именно. Грабить и убивать? Ладно, капитан, раз ты и сам все знаешь, значит, понимаешь, как важно поработать в этом направлении. Что ты хотел спросить?
Видимо, что-то отразилось на лице Щепкина, раз полковник задал вопрос.
– Осмелюсь уточнить, против кого же нам работать? Что-то конкретное или?..
– В корень зришь! Что ж, речь идет о местных преступниках и об их связях с революционерами.
– С кем именно? С большевиками?
– Нет, – поморщился полковник. – Эти чистоплюи, идеалисты. Террор отрицают, эксы не проводят. Действуют больше убеждениями, словами. «Правду» свою шлепают и распространяют. Они руки в крови не пачкают. Хотя по мне, опаснее прочих. Ибо мутят головы народу, а это страшнее взрывов и стрельбы. Помяни мое слово, капитан, большевики еще себя покажут.
Полковник взял папку, что лежала у него под рукой, раскрыл.
– Нас интересуют эсеры. Вот там-то вся гниль и собралась. В крови по уши, лозунги бросают – аж волосы дыбом встают! А главное – они-то с уголовниками и завязаны, давно уже! Наши… хм, коллеги… – Батюшин произнес это слово с долей иронии, однако ничего большего себе не позволил, – жандармское управление раскопало тут ниточку одну. От местной шантрапы ведет через эсеров к шпионам.
– Чьим? – вырвалось у Щепкина.
Он тут же прикусил язык, но полковник не обратил внимания на вольность.
– К германским, конечно. Хотя, может быть, и к австриякам! Пока не ясно. Жандармские с ними-то не тягаются, а нам сам бог велел. Ну как поймаем мы эту ниточку и начнем мотать? Так и выйдем на сеть шпионов. В столице они наверняка сидят, всех не выловишь. А тут речь может идти не только о чисто шпионских играх, а о терактах! Как бы еще не против семьи Его Императорского Величества! – Полковник позволил себе легкий поворот головы к стене, на которой висел портрет Николая Второго. – Конечно, это догадки. А вот разгадку ты мне, господин капитан, и отыщи! Работать тебе и твоей группе вместе с жандармскими и с Особым отделом Департамента полиции. Они уже предупреждены, окажут, так сказать, содействие. Какие вопросы будут – обращайся. Но помни, отыскать нить ты обязан в самые короткие сроки. Сам понимаешь, война. Некогда баклуши бить! – Полковник закрыл папку, помолчал, нахмурил брови и вдруг проговорил: – Честно говоря, я этих эсеров вместе с прочими революционерами опасаюсь даже больше, чем всю кайзеровскую армию. Ты же знаешь, самый опасный удар тот, что в спину. А?
– Верно, ваше высокоблагородие!
– Ну коль верно, ступай выполнять приказ, господин капитан… кстати, теперь тоже ваше высокоблагородие.
Когда Щепкин откланялся и уже открывал дверь, Батюшин вдруг сказал:
– А свое капитанство обмыть не забудь. А то удачи не будет!..
От начальника Щепкин вышел несколько растерянным. Новое задание хоть и было понятным и важным весьма, однако сулило хлопоты, с которыми раньше штабс-капитан, пардон, уже капитан, не сталкивался.
Никогда прежде Щепкин с преступностью дела не имел, если не считать случая в Хабаровске три года назад. Тогда Щепкин присутствовал на закладке моста через Амур и в суматохе празднества угодил в ловко подстроенную ловушку местных налетчиков. Эпизод вышел скорее комичным для него. А вот для троих неудачливых бандитов трагическим. Двое угодили в лечебницу, а третий стал заикой. Но то было давно.
А теперь предстояла новая работа в той области, о которой он, как и каждый обыватель империи, знал только из газетных сообщений да досужих слухов.
«Начинай размышления о будущем с воспоминаний о прошлом, – вспомнил вдруг Щепкин изречение старого учителя Сато. – Это успокоит твой дух и направит мысли по нужной дороге».
Его первый наставник в пути дзюдо частенько приводил различные высказывания, обычно упоминая авторов изречений. Но об авторе этих слов он не упоминал никогда.
Повзрослев, Василий понял, что изречение принадлежит самому Сато. А тот из скромности никогда не говорил об этом. Скромность сэнсэй Сато почитал прежде других добродетелей человека.
«Домой, – подумал Щепкин, садясь в пролетку. – Празднование чина подождет. А со своими встретимся вечером, тогда и поговорим. Не забыть только телефонировать Гоглидзе, чтобы знал, где я. На всякий случай…»
2
Щепкин снимал второй этаж в частном доме, владельцем которого был отставной подполковник-артиллерист. Спальня, гостиная, рабочий кабинет, бывшая детская, превращенная в гимнастический зал, где стояли шведская стенка с турником, брусья, набор гантелей и гирь. В углу висел боксерский мешок, на полке лежали несколько пар боксерских перчаток.
Плату за жилье владелец брал умеренную и уже намекал, что готов и вовсе продать второй этаж по сходной цене. Но Щепкин пока не спешил обзаводиться собственным жильем. Прошлая кочевая жизнь давала о себе знать, и капитан не был уверен, что проживет в столице долго.
Тому подтверждением были скудно обставленные комнаты. Только в гостиной Щепкин устроил все по порядку, тут стояли диван, кресла, стол и шкаф. Хотя гости здесь бывали не больше десятка раз.
Порядок поддерживала горничная, которую присылал хозяин дома. Она же готовила завтрак, а обедал и ужинал капитан в городе.
Войдя в рабочий кабинет, Василий прошел вдоль шкафа, выглянул во двор, потом уселся в кресло и уставил взгляд на стол. Слева лежала стопка чистой бумаги и папка, справа стояло бюро. Центр занимала пишущая машинка «Ремингтон 10» – отличная модель, специально изготовленная для России. В каретке торчал лист.
Капитан достал его, развернул. Вверху был небольшой рисунок – одетый в тренировочное кимоно борец бросал другого задней подножкой. Внизу была подпись от руки – «недогруженная тяга приведет к обратному броску соперником… лучше делать прием из более низкой стойки?.. и сразу на болевой?..»
Василий открыл папку. Там уже было листов тридцать, все с рисунками и с подписями. Он положил новый лист сверху, закрыл папку. Постучал по ней пальцами.
Дзюдо. Дзюу-до, как его еще называют. Борьба, ставшая для него с детства смыслом жизни. С нее все началось шестнадцать лет назад. С того времени Щепкин и вел счет своей сознательной жизни.
…В духовной семинарии он учился у сэнсэя Сато. Самозабвенно постигал секреты борьбы, отдавая этому все время. Иногда даже в ущерб другим дисциплинам. Хотя успевал по ним весьма превосходно.
Видимо, его усердие произвело на Сато впечатление, и тот рекомендовал Василия для поступления в Кодокан – высшее учебное заведение дзюдо, созданное основателем борьбы Дзигаро Кано.
Это произошло уже после Русско-японской войны, когда отношение к выходцам из России в Стране восходящего солнца было резко отрицательным. Что новичок Кодокана и ощутил на себе в полной мере. Его выбирали для отработки техники опытные ученики, на нем показывали приемы наставники. Сотни раз он падал на жесткий татами, сотни раз получал удары. Его били, душили, ломали руки. Японцы словно вымещали всю ненависть на этом «русском медведе», который посмел поступить в заведение, где до этого иностранцев почти не видели.
Он терпел. Вставал после бросков, толчков, подножек. Поправлял кимоно и кашлял после удушающих. Разминал натужно ломившие руки и спину. Окатывал ледяной водой запястья с содранной кожей. Как-то его бросили так, что сломали два ребра. Но он опять выдержал.
Упрямый характер не позволял ему отступать. Даже когда не хватало сил для ритуального поклона, даже когда соперник превосходил его умением. С детства воспитанный не сдаваться, Василий не мог позволить себе ни одного шажка назад.
Он вставал и шел к сопернику, копя силы для приема. А когда сил не было – копил решимость.
А потом его вдруг оставили в покое. Еще вчера зло скалившиеся соперники отходили, выбирали себе других учеников. Едкие усмешки и бранные слова пропали.
«Русский медведь» выучился. И стал бить своих обидчиков. Одного, второго… всех. Через два года после поступления в Кодокан лично Дзигаро Кано повязал ему черный пояс и присвоил звание мастера. Василий Щепкин получил первый дан.
А до этого одержал три победы подряд над обладателями мастерского звания, не сходя с татами. Победил, сжав зубы и преодолевая боль в растянутой мышце руки и отбитой ноге. Выстоял и заслужил одобрительные возгласы зрителей и комиссии.
Первый русский, удостоенный такой чести. И всего четвертый европеец.
Окончив Кодокан, Василий вернулся в Россию в тысяча девятьсот десятом году. И сразу был взят в военную разведку сперва на должность переводчика, а потом штатного сотрудника регистрационного отделения. Чуть позже Щепкина как знатока Японии определили в штат контрразведки.
Щепкин служил на Дальнем Востоке, где шла напряженная борьба с японскими шпионами. Там он набирался опыта и постигал сложную науку противостояния вражеским агентам.
Работы у молодого офицера хватало, но он всегда находил время для тренировок. Дзюдо стало его жизнью, вошло в кровь, в натуру. Щепкин с одобрения начальства создал спортивный кружок любителей борьбы, где преподавал ученикам премудрости дзюдо. Во Владивостоке кружок пользовался огромной популярностью.
А потом была командировка в Японию на полтора года. И новое посещение Кодокана, где Василий сдал сложный экзамен на второй дан. Щепкин достиг столь впечатляющих успехов, что о нем даже написали в журнале. Второй дан из пяти возможных![1]
Не меньших успехов достиг поручик Щепкин на стезе разведки. Он налаживал контакты, собирал сведения, заводил полезные знакомства среди столичных чиновников.
В Россию Щепкин вернулся уже после начала войны, а через полгода вдруг был переведен в Петроград (бывший Санкт-Петербург) и повышен в чине. Высокое начальство отметило заслуги молодого офицера и решило использовать его опыт в борьбе против вражеских шпионов глубоко в тылу.
Сперва Щепкину было непросто. На Дальнем Востоке он чувствовал себя как рыба в воде. Знал Японию и японцев, понимал противника и умело противостоял ему. А здесь все новое, незнакомое и нужно было войти в курс дела, освоиться, понять.
Но время шло, и Василий привыкал. Появились результаты, пришел успех. Работа вошла в нормальное русло. И тут вдруг новое задание – революционеры и уголовники! Начинать сначала? Или работать как раньше, но с учетом специфики контингента и с помощью полиции? Пожалуй, второе вернее. Да и времени на раскачку нет. Об этом и говорил Батюшин – война не терпит промедления.
Мысли из прошлого плавно вернулись к настоящему. Щепкин глубоко вдохнул, медленно выдохнул через сжатые губы и положил руки на подлокотники кресла.
Что ж, с чего начинать, теперь он знает. Можно переходить к работе. Спасибо мудрому сэнсэю Сато, его изречение помогло.
Но работа будет завтра. А сегодня… раз полковник рекомендовал, Щепкин устроит небольшие посиделки с сослуживцами. Надо заказать отдельный кабинет в ресторане и распорядиться насчет ужина.
