Алексей Ермилов
Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа
На обложке использованы снимки фотохудожника Игоря Гневашева.
Часть первая
Искусство беседы. интервью
Введение
Чем отличается журналист от всех остальных людей.
Так просто: удовлетворение информационных потребностей.
«Почему вырешили, что он – это он?»
Может статься, данная книга для вас абсолютно бесполезна.
Какое же это серьёзное исследование, если автор вначале не даёт научного определения предмета, который он хочет исследовать.
Итак: что такое интервью?
Если помните, этим вопросом озаботился Марк Твен, когда к нему явился молодой корреспондент газеты «Ежедневная гроза» («Daily Thunderstorm») с просьбой дать интервью. Писатель долго рылся в книжном шкафу и, наконец, решил уточнить: «Как пишется это слово?» – «Какое слово?» – «Интервью». – «О, боже мой, зачем вам это знать?» – «Я хотел посмотреть в словаре, что оно значит». – «Гм! Это просто удивительно… И-н, ин, т-е-р, тер, интер…» – «Так, по-вашему, оно пишется через «и»? Вот почему мне так долго пришлось искать! Я взял полный словарь и полистал в конце, не найдётся ли оно среди картинок. Только издание у меня очень старое».
Вслед за Марком Твеном я тоже порылся в книжном шкафу. И-н-т-е-р, интер… Есть! «Интервью – это межличностное вербальное общение для получения информации и производства знания в целях удовлетворения информационных потребностей общества». Ну, конечно, как же я сам не догадался. В целях удовлетворения. Так просто.
Ладно, оставим теорию теоретикам, а сами займёмся привычной практикой. Да, кстати, про Марка Твена. Прочтите ещё раз весь рассказ (он называется «Разговор с интервьюером»). Считайте это первым вашим домашним заданием (будут и другие). Присмотритесь, как изящно писатель издевается над бойким представителем «Ежедневной грозы», начисто лишённым чувства юмора. Об этом волшебном чувстве мы ещё поговорим, но сейчас начнём с самого начала. С обложки.
На ней изображён автор, который берёт интервью у невесты во Дворце бракосочетаний. Автору в то время ещё тридцати не исполнилось, и он только что пережил личную трагедию: девушка, которая уже считалась его женой, взяла да ушла. Потом он, конечно, понял, что всё случилось к лучшему. Но это потом. А сейчас, по наивности, он пытался вытеснить «подобное подобным», не зная, что так не бывает. «Ёлки-палки, – думал автор, – где же это люди находят друг друга, как они угадывают, что он – это он, а она – это она?»
Так вот, а работал тогда автор в радиопрограмме «Маяк»; выписал он себе «тонваген» (так назывался микроавтобус с магнитофонами) и отправился прямёхонько в этот самый Дворец. Правда, коллеги его чуть было не отговорили: да ты что, разве такие вещи спрашивают, там всем не до тебя будет. Как ни странно, коллеги ошиблись. И через пару дней родился на свет один из лучших репортажей, который довелось сделать автору за всю свою долгую творческую жизнь. Материал этот имел оглушительный успех, в «Маяк» посыпались письма со всей страны (в основном от влюблённых и желающих влюбиться), а журнал «Кругозор» выпустил звуковую пластинку под названием: «Понимаете, я без него не могу жить». Она и сейчас «плавает» по интернету, и, при желании, её нетрудно выудить.
Кстати, термин «репортаж» тут не совсем подходит, скорее это множество довольно умело скомпонованных интервью, но секрет тут был, конечно, не в этой «умелости», а в необычайно эмоциональных, откровенных ответах девушек и юношей, которые вот сейчас, через пятнадцать-двадцать минут станут называться женою и мужем.
Каким же чудом удалось получить эти ответы? Почему люди впустили незнакомого журналиста в мир своих самых сокровенных чувств?
Конечно, автор уже тогда обладал достаточным опытом, чтобы тактично подойти к каждому, по ходу дела варьируя один и тот же вопрос: «Скажите, почему вы решили, что он – это он, а она – она?» Но главное, собеседники видели: репортёру на самом деле интересно, он спрашивает «от себя».
«Э, куда вы клоните! – воскликнет читатель. – Что же нам, перед каждым интервью «личные трагедии» переживать?»
Да нет, зачем же такие крайности. И всё-таки непреложным остаётся основной закон жанра интервью: беседа может быть успешной только при условии, что самому ведущему интересна её тема.
«Ну, вот ещё, – снова возмутится тот же читатель. – Сегодня я разговариваю с животноводом о проблеме пальмового масла, завтра на выставке Серова буду беседовать с посетителями о судьбах русского реализма, а послезавтра, глядишь, редакция направит меня к адвокату по делу о коррупции. И всё-всё-всё мне должно быть интересно?»
Представьте себе – да. Журналист – это человек, который гораздо чаще, чем остальные, восклицает (про себя): ну надо же! И произносит (вслух): нет, вы только посмотрите! То есть он обладает повышенным, обострённым вниманием к явлениям окружающего мира. Его интересует природа и погода, медицина и полиграфия, ковроткачество и виноделие. Он знает понемногу обо всём, а главное – знает, где найти то, чего он пока не знает. И к тому же ему просто-таки необходимо поделиться всеми своими открытиями с другими людьми.
Таково первоначальное условие нашей профессии. И если у вас это есть – то есть, а если нет – то нет. И тут, к сожалению, не помогут никакие учителя, никакие книги.
Включая ту, которая перед вами.
Глава первая
Тематика интервью
Насколько ведущие моложе зрителей.
Господа или граждане.
Что отражает «Отражение».
Быть или не быть… телевизионщиком?
Как найти тему для беседы? А чего её искать, сказали в редакции – и всё тут, иди работай.
Ну, во-первых, зачастую именно сам журналист находит, с кем и о чём разговаривать. А во-вторых, «данное пособие» адресовано не только будущим репортёрам, ведущим, но и редакторам, продюсерам, организаторам телевизионного процесса.
Конечно, тему интервью чаще всего диктует сама жизнь, события. Это может быть пуск мясомолочного комбината. Или рекордный урожай где-нибудь на Кубани. Или премьера спектакля. Или открытие астрономами пригодной для жизни планеты. Или находка интересной берестяной грамоты. Или выход в свет собрания сочинений известного писателя. Ну, или уникальная операция хирургов.
Я перечислил всё то, чего – удивительное дело! – на нынешнем экране почти не увидишь. Ибо, к сожалению, поводом для интервью сейчас чаще всего являются пожары, наводнения, крушения, разного рода судебные процессы.
Но надо сказать, многие областные и республиканские каналы всё же дают реальную действительность, пусть и с изрядной долей происшествий. Да и на федеральных каналах нет-нет, да и проскальзывают сюжеты вроде тех, которые я перечислил в начале главы. К тому же приверженность ко всякого рода катастрофам – это своего рода болезнь, от которой отечественный экран рано или поздно излечится, в противном случае его просто-напросто перестанут включать. Да, придёт новая команда телевизионщиков, которая, наконец, захочет, сумеет показать жизнь нашей России во всём её многообразии, во всём её цветении. Вот этой-то новой команде и адресована моя книга. Хотя, конечно, она рассчитана ещё и на тех, кто уже трудится на том или ином канале. И поэтому исследование, посвящённое самым важным и самым «первоначальным» жанрам, наряду с прямыми советами и рекомендациями содержит и раздумья над различными явлениями в современной телевизионной журналистике.
Вот я сейчас набираю эти строки, а на телеэкране два молодых журналиста (он и она) берут интервью на очень необычную и вместе с тем очень нужную тему. Да ведь, пожалуй, об этом вообще впервые говорится на экране. Речь идёт о том, как и где… хоронить домашних животных. Кто с этой проблемой сталкивался, тот понимает, как тут всё непросто. Надо отдать должное ведущим: они точно нашли уважительную и строгую тональность беседы. Уважительную – по отношению к владельцам кошек и собак, да и к самим четвероногим, чей век, увы, короче человеческого.
Журналисты спрашивают: «Скажите, а как этот вопрос решался в советское время?» Собеседница даёт какой-то неопределённый ответ и замечает: «Да ведь тогда и собак-то было куда меньше». Я прикидываю – сколько же лет этой женщине? Тридцать? Ну, может чуть больше. А журналистам? Тоже в районе тридцатника. Ну, может, чуть меньше. Не видели они «советского времени». Не видели – и никакой вины, конечно, в этом нет и быть не может. А вот сколько лет зрителю? Какой его средний возраст? Смотрю статистику. По разным источникам – 47 лет! И с каждым годом эта цифра увеличивается. То есть, применительно к данной беседе, зритель-то хорошо помнит, что собак и кошек бегало тоже довольно много. Особенно в провинциальных городах.
А сколько других, куда более значимых вопросов, было бы легче решить ведущему – ровеснику зрителя?
В таком жанре, как интервью, ведущий – это представитель людей по ту сторону экрана. Он спрашивает то, что хотел бы узнать телезритель. Наверняка любой канал, пригласивший к себе, наряду с молодёжью, журналистов среднего, а то и старшего поколения, только выиграл бы. И жанр телеинтервью засверкал бы новыми гранями.
Кстати, не по этой ли «возрастной» причине на телевидении нашем забыли про… отчество? Все – Маши да Саши. «Ты меня слышишь, Маш?» И в ответ: «Да, Саш, хорошо слышу, продолжай». Вот сейчас телезрительница звонит в студию, рассказывает, что зарыть собаку она решила на дачном участке. Возникает титр: «Зинаида. Пермь». А ведь, судя по голосу и по оборотам речи, Зинаиде этой лет под семьдесят. Но вот звонит в студию врач. Титр: «Галина из Перми». «Вот скажите Галина, как вы смотрите на эти вещи?» – бойко спрашивает ведущий. Какое неуважение к профессии! Ну, не принято у нас в России обращаться к врачам только по имени. Так же, как и к учителям.
Имя-отчество – это великая особенность русского языка. Она заполняет пробел между фамильярностью имени и официальностью фамилии.
Поэтому автор настоящего учебника рекомендует в различного рода интервью, вне зависимости от возраста собеседника, уважительно, как и следует на Руси, величать его «по батюшке».
Кстати, в коридорах «Останкино» я слышал и такую версию. Где-то произошло совещание основных каналов, на котором было решено, что «в целях единообразия» везде и всюду отчество отменить. Как там «у них»? Майкл, Билл, Джон…
И вот тут возникает один вопрос, на который, честно говоря, я даже и не знаю, что ответить. А ведь он имеет прямое отношение к жанру интервью.
Вы сели в маршрутку, достали деньги и хотите передать их водителю. Но… как окликнуть ту женщину, что сидит в кресле перед вами? «Девушка, передайте, пожалуйста» – не получится, возраст совсем не тот. «Женщина, передайте, будьте добры» – как-то неуважительно. «Гражданочка» – это напоминает знакомые по фильмам времена НЭПа. «Госпожа» – так и не привилось у нас, хотя в ранние ельцинские времена пытались возродить именно это обращение. Ну?
И вы, робко постукивая пальцем по плечу «гражданочку-госпожу», бормочите: «Это… в общем… отдайте ему».
Во всём мире есть господин, мистер, пан, сан. Только у нас… Ну да ладно, а нам-то, журналистам, как быть, как вести интервью? Сегодня в нашей студии… кто? Просто – Иван Петров, просто – директор рыбокомбината. Вот перед вами несколько собеседников. Поговорив с одним, вы хотите обратиться ко всем. «А вот ответьте мне, господа, сложно в вашем городе открыть малое предприятие?» «Господ» нет, и вы задаёте вопрос более витиевато: «Хорошо бы теперь узнать у всех у вас, у вас у всех, сложно ли»… ну, и так далее. Не знаю, как вы, а я сторонник того, чтобы во всех официальных бумагах, письмах, обращениях стояло бы «господину такому-то». Глядишь, через год-другой слово стало бы обиходным. И прибавилось бы в людях уважение к себе и к другим. А этого, согласитесь, очень не хватает нашему обществу. Кстати, «самоуважение» – неплохая тема для беседы, да?
Мы начали разговор с событийного интервью, то есть такого, которое журналист берёт или прямо во время события или непосредственно после него. Казалось бы, тут всё ясно, вот она, тема, бери её. Однако…
Вот ведущий сообщает о крушении самолёта. И буквально через несколько минут (скорее, скорее, пока зритель не отошел от телевизора) продюсеры выводят на экран по скайпу известного лётчика-испытателя. Ведущий, едва поздоровавшись, вопрошает: «Скажите, как могло такое случиться?» Лётчик-испытатель видывал всякое, его не смутишь. Но тут теряется даже он. «Понимаете… Я ещё не в курсе… Надо подождать, пока появятся хоть какие-то сведения…» Тут уже теряется ведущий: в самом деле, не бросать же только что начавшийся разговор. «Но всё-таки, – продолжает он загонять в угол и собеседника, и самого себя, – это мог быть теракт?» Слегка оправившейся лётчик понимает, что беседу надо выводить из штопора и привычно берёт ручку управления на себя. Он просто-напросто рассказывает, какие бывают причины падения самолётов – не привязываясь к сегодняшнему случаю, о котором он, действительно, пока ничего не знает. Понимаете? Крушение лайнера – это не тема интервью, это только информационный повод. А тему должен был продумать редактор, продюсер или сам ведущий. Ну, например, расспросить лётчика, не доводилось ли ему пилотировать подобные самолёты, а если да, то каковы их характеристики. Но уж никак не выпытывать у собеседника, что случилось – всего через полчаса после того, как это случилось.
Да, перед «событийным» интервью вы, может статься, не успеете наметить конкретные вопросы, драматургию беседы. Но!
Основную тему обсуждения вы обязаны определить заранее, как бы некогда вам ни было.
Хотя бы за три минуты до эфира.
Не надейтесь, что всё получится «по ходу дела». Не всем же везёт на находчивых испытателей.
Конечно, тема гораздо проще обозначается тогда, когда о событии известно заранее. К примеру, это может быть какое-то постановление, которое приняла сегодня Государственная дума или Законодательное собрание вашей области. Тут, естественно, есть время определить, кто же будет у вас собеседником, и представить, что именно хотел бы у него выяснить телезритель.
А заранее корреспондент может узнать о событии в том случае, если он сам постоянно следит за той или иной областью общественной жизни.
Многолетняя практика показывает, что в правильно устроенной новостной редакции должна быть специализация корреспондентов. Кому-то поручается освещать вопросы экономики, кому-то – науки, кому-то дана на откуп культура. Уже само появление на экране того или иного корреспондента ассоциируется у зрителя с определённой тематикой. А то как получается? Вот целое лето журналистка ведёт репортажи из Киева. За это время достаточно изучила непростую украинскую реальность, мы ей, безусловно, верим, она не ошибётся ни в произношении фамилий-должностей, ни в нюансах парламентских стычек. Но вот она возвращается в Москву и тут – ба-бах! – в эфир выскакивает её репортаж из магазина, где люди ещё с вечера занимают очередь за какими-то необыкновенно дорогими и чудаковатыми кроссовками. Я не шучу. Да вы, может, и сами видели этот материал. Я сначала думал, будто здесь какая-то связь с Украиной. Что корреспондентка сейчас покажет очередную пару и объяснит: вот такую продукцию выпускают теперь в Харькове. Или там в Хортице.
А потом её окунули в какую-то ещё странноватую тему, потом ещё… И вчера, когда она вновь появилась на балконе где-то в районе Крещатика, я сразу подумал: а ведь пора в магазин бежать, кроссовки начисто истоптались.
Ещё один пример, не такой забавный, но зато более выразительный. На Олимпиаду в Рио-де-Жанейро наряду с профессиональными спортивными комментаторами отправили журналистку, которая запомнилась зрителю сугубо политическими репортажами и интервью. Причём интервью эти по своей форме были всегда агрессивно-наступательными. Естественно, журналистка в незнакомой атмосфере почувствовала себя неловко, и недостаток спортивных знаний пыталась компенсировать свойственной ей напористостью. В результате её голос, и без того плохо поставленный, сбивался на визг, а в торопливом потоке слов проскакивали такие фразы, как: «С минуту на минуту наши девушки появятся за нашей спиной». Так и представляю российских синхронисток, одна из которых говорит другой: «Слушай, где там спина этой журналистки? Надо бы за ней показаться. Синхронно». Но главное даже не это. Просто-напросто в тот момент, когда она берёт интервью, в её вопросах, по привычке, ищешь какой-нибудь подвох, издёвку, стремление узнать то, что собеседник тщательно скрывает. Вот она подходит к нашей спортсменке, которая только что оказалась обладательницей бронзовой медали – это при том, что она твёрдо рассчитывала на золотую. Спортсменка – вся в слезах, а корреспондент с задорной улыбкой спрашивает: «Катя, вы счастливы, тяжело было?»
Точно такое же недоумение возникает, когда журналиста, уже получившего известность в одном жанре, перекидывают на другой. Он несколько месяцев подряд берёт интервью у гостей студии, и вдруг поручают ему чтение информации. Ошибка, граничащая с невежеством – со стороны того, кто «перекидывает». Журналист чувствует себя не в своей тарелке, да и зрители по привычке ждут, что вот-вот он закончит оглашение первой новости и скажет: «А вот что по этому поводу думает эксперт Иван Иванович?» Камера отъедет, обнаружится сидящий за тем же столом Иван Иванович, и начнётся привычное интервью. Ан нет, неожиданно для зрителя ведущий читает следующую новость, потом ещё одну. И почему-то кажется, что всё это ему неинтересно. А, значит, неинтересно и тем, кто по другую сторону экрана.
В редакции «Маяка» за мной «закрепили» авиацию и космонавтику. В архиве сохранился снимок, где я в московском аэропорту беру интервью у вернувшихся из заграничной поездки космонавтов Валерия Быковского, Валентины Терешковой, Андрияна Николаева. (Публикуется впервые)
В телепрограмме «Время» и в радиопрограмме «Маяк» в восьмидесятых – девяностых годах прошлого века работа была построена так: почти каждый корреспондент имел свою информационную сферу, он знал все события, которые здесь произошли, происходят или ещё произойдут. Взять интервью у соответствующих специалистов или руководителей он мог в любое время, никому в голову не приходило, что для этого нужны какие-то продюсеры.
Так что в данном случае новым может оказаться хорошо забытое старое.
Всё это, безусловно, относится к чисто информационным службам. Но ведь есть редакции, которые строят программу на темах актуальных, прямо не связанных с сегодняшними, сиюминутными событиями. Здесь, конечно, специализация просто ни к чему. Наоборот, журналист должен быть «универсальным».
На Общественном телевидении России с некоторых пор появилась программа «Отражение», которая как раз специализируется на таких интервью. Название чрезвычайно удачное, потому как не только выражает задачу программы – показывать, отражать жизнь страны – но и содержит в себе аббревиатуру ОТР.
Идёт она в эфир каждый будний день в самое смотри-бельное время, с 17 до 21 часа. За четыре часа ведущие успевают обсудить с гостями студии пять – шесть различных тем. Причём диву даёшься, как точно создателям программы удаётся эти темы подобрать. Смотрится всё это просто «взахлёб».
Ну, вот сейчас, например, в эфир прошла беседа об… огнетушителях. По-настоящему они должны быть в каждом автомобиле, в каждом дачном домике. Но по ходу интервью становится ясным, что, даже если огнетушители и «наличествуют», ими почти никто не умеет пользоваться. «Отражение» – программа интерактивная, и вот ведущие выясняют, что, по крайней мере, никто из опрошенных телезрителей не представляет, «как это включается». Есть и ещё одна проблема, на которую сетует приглашённый в студию специалист. Он ставит прямо на стол несколько огнетушителей и объясняет, что половина из них – бракованные, показывает, на что обратить внимание при покупке.
Согласитесь, что тема – важная и свежая (в смысле – до этого никто на неё не обращал внимания). Но вот к какому виду интервью это отнести – честное слово, не знаю; оно, конечно, не событийное, да ведь и актуальным его не назовёшь – нынешним летом, слава богу, никакой эпидемии пожаров не было. Или, например, только что прошло в эфир интервью на тему «должны ли дети, достигшие восемнадцати лет, жить отдельно от родителей». Интересно? Безусловно. Однако, опять же, никакого повального ухода детей а-ля братья Стругацкие в «Гадких лебедях», за последнее время не наблюдалось.
Ладно, оставим теоретикам возможность всё разложить по запылённым теоретическим полочкам.
Когда эта книга ещё только задумывалась, я решил свой собственный опыт интервьюера дополнить опытом других практиков жанра. Поэтому, естественно, приехал в редакцию «Отражения», спросил, как они сами сформулировали бы свой принцип тематического отбора.
«Знаете, тут важна даже не сенсационность темы, ведь по-своему могут быть интересными и всякие крушения-затопления, – ответили мне. – Мы, по определению, являемся телевидением общественным, для нас главное – именно общественная значимость материала. К тому же любую проблему можно повернуть так, что люди только всплеснут руками: «Какой ужас!» А мы стараемся выяснить, что можно самим сделать в той или другой ситуации, подсказать чиновникам, как улучшить положение в той или другой отрасли».
«А кто же у вас так снайперски находит эти «общественно-значимые темы?» – спросил я и получил ответ неожиданный: «Все». – «Это как?» – «У нас каждый день в 12 часов – летучка. На ней, как правило, присутствуют редакторы, продюсеры и, конечно, ведущие. И вот каждый вносит своё предложение. А мы все вместе или это предложение принимаем или отклоняем. Кстати, вместе с темой, как правило, намечается человек, который будет давать интервью в студии, да и те люди, которые появятся в процессе беседы по скайпу. Таким образом, формируется список тем «на завтра» и заодно ещё раз уточняется список тем «на сегодня».
Естественно, я поинтересовался, как выглядит в результате такой график. И порадовался тому, насколько профессионально (и коротко) в нём дан перечень будущих бесед. Ну, например: «Минтранс России призвал регионы сделать всё возможное для сохранения трамваев и троллейбусов – самого экологического вида транспорта. Только в 2016 году пути разобрали в восьми крупных городах страны. Однако автобусы там так и не стали действенной альтернативой, отмечают наблюдатели». Далее в соответствующей графе назван специалист, который будет давать интервью – научный сотрудник Института экономики транспорта и транспортной политики Егор Мулеев, а в другой рубрике стоит пометка – «стрит-ток», и перечислены города, в которых этот стрит-ток (проще говоря, уличный опрос) проводился: «Нижний Новгород, Воронеж, Владивосток». Стало быть, в студии пойдёт беседа с Егором Юрьевичем, а по ходу дела, подряд или в разбивку, зрителю покажут уже заготовленные видеозаписи. Никаких дополнительных интервью по скайпу в этом случае не предусмотрено, хотя во многих других случаях «Отражение» к такому приёму прибегает – ну, например, если нужна другая точка зрения, нежели у специалиста в студии. Здесь нет никаких указаний и по поводу интерактивного включения телезрителей – по той простой причине, что ведущим это и так понятно, они обязательно дают им слово по мере поступления звонков или по мере того, как в беседе возникает необходимость свежего вопроса.
«Интерес к бумажной литературе не падает, зайдите к нам в любой день, народу – полно!» Директор «Дома книги» на Арбате Надежда Ивановна Михайлова увлечённо рассказывает о своём любимом деле, в то время как ведущие выискивают наиболее интересные вопросы зрителей…
…которые, иногда озадачивают…
…иногда забавляют…
…но неизменно являются поводом для содержательных ответов
…так что в конце беседы Оксана Галькевич удивляется: «Тут ещё масса вопросов, но… время-то истекло! Приходите к нам снова»,
Мне, к сожалению, не довелось увидеть этот материал. ЕЕоэтому я не знаю, свели ведущие всё дело к чисто экономическим и экологическим соображениям или всё-таки вспомнили о том, что, например, троллейбус значит для москвичей, какое количество встреч и разлук связано с ним, поездки в школу, институт, на работу, на свидания, вспомнили военную хронику, где троллейбусы пробираются в прогалы между «ежами» и баррикадами, перевозят раненых, упомянули о том, что самый близкий к центру столицы, отчаянный бой разгорелся 16 октября 1941 года на Ленинградском шоссе, в том месте, которое называли «троллейбусным кругом», вспомнили знаменитое окуджавинское: «Когда я невмочь пересилить беду, когда подступает отчаяние, я в синий троллейбус сажусь на ходу, последний, случайный»… Да что Москва? А Крым с его самой длинной в мире троллейбусной дорогой – 96 километров! Я видел, как радовались в Симферополе и Ялте, когда удалось прорвать энергетическую блокаду и «рогатые» вновь пошли через Ангорский перевал, где установлен – опять же, единственный в мире! – памятник: троллейбус на пьедестале.
Около 70 % этого экологичного транспорта сосредоточено в российских городах, и недаром троллейбус на Западе как-то связывается с образом России…
Лично для меня Москва без троллейбусов – не Москва. А ведь, не дай бог, уберут. Чиновники, которые не чувствуют города нашего, его душу, для которых Москва златоглавая – это просто набор улиц и переулков.
Нет, журналист не только тот, кто видит зорче других. Журналист – тот, кто способен сам переживать за состояние дел и умов в стране, кто способен передать другим эти переживания.
В недельном графике «Отражения», который мне довелось изучить, я насчитал три темы, напрямую связанные с селом. Самое удивительное, что этому приходится удивляться. Деревня начисто исчезла с отечественных экранов. И это в России-матушке, где сельских жителей – 25 процентов! Стало быть, каждый четвёртый зритель обитает в деревне. И даже больше, потому что здесь смотрят телевидение куда чаще, чем в городе, самому доводилось жить в бревенчатом доме возле околицы, знаю… Какое бы интервью вы ни вели, какую бы тему ни выбрали – всегда помните о сельчанах. Вот идёт на экране интервью с синоптиками. Молоденькая ведущая заявляет: «Уже с завтрашнего дня погода испортится, снег пойдёт». Цыпочке на каблучках невдомёк, что снега этого, как манны небесной, ждут на селе, что ещё немного – и озимые, ничем не укрытые, окончательно вымерзнут. «Испортится».. Да и вообще, все каналы, как сговорившись, стращают нас оранжевыми, красными или какими там ещё уровнями опасности. Только что февраль наступил, а с экрана уже несётся: «Ежегодно весенние поводки наносят России огромный экономический ущерб». И в тоне – столько тревоги, что хоть из дома не выходи: а вдруг на пути до гаража паводок смоет. В этой книге я несколько раз перехожу от прозаической речи к стихотворной, мне кажется – так точнее, рельефнее и даже короче можно донести до читателя ту или иную мысль. Поэтому здесь привожу стихотворение из недавно выпущенного издательством «Алгоритм» моего сборника «Первоначальное желанье»:
С утра прокаркают с экрана,
Пророча кризис, кары, крах.
В конце добавят о буранах,
Потом про оползни в горах.
Вот завели себе привычку!
Как будто тишь да благодать,
А тут влетает синоптичка,
И ну погодою пугать.
Она расхаживает цаплей
Вдоль наших речек и лесов,
Везде разбрызгивая капли
Липучих вредоносных слов.
«В Сибири – жуткие морозы,
Поволжье снегом занесло,
Бушуют на Кавказе грозы,
Спалили целое село.
И в Подмосковье – просто ужас:
Зима за осенью идёт!
Погода с каждым днём всё хуже,
Повсюду лёд и гололёд».
И переполнится копилка
Тревог, волнений и обид.
Один потянется к бутылке,
Другой в аптеку побежит,
А третий… Он найдёт отмычку, —
Мухлёж нехитрый просечёт
И злую птичку-невеличку
Надёжно в ящике запрёт.
И будет жить себе на радость
Забыв про язву и мигрень,
В морозы снегом обтираясь,
Дождём и ветром восторгаясь,
Считая чудом каждый день!
Показательно, что в тот момент, когда и впрямь надо было ударить во все колокола, предупредить людей о нависшем катаклизме, телевидение ограничилось невнятицей об «оранжевом уровне опасности». Я имею в виду ураган, который пронёсся над Москвой 29 мая 2017 года. Ведь никто же не прервал передачу, кинофильм, концерт, не возник на экране со словами: «Внимание! Не выходите на улицу! Позовите детей со двора! Предупредите родственников и знакомых!» Да и кому «возникать»? Если телеканалы типа «Россия 24» всё-таки имеют ведущих, которые почти не покидают студию, то на остальных каналах их просто нет как нет. Передача идёт за передачей, всё межэфирное пространство напрочь забито рекламой.
И тут я обращаюсь к тем моим читателям, которые намереваются стать (или уже стали) продюсерами, организаторами телевизионного дела. Постарайтесь возродить замечательную традицию отечественного телеискусства: пусть снова появится на экране хозяин (хозяйка) эфира. То есть человек, который весь вечер, весь день или утро общается со зрителем «глаза в глаза», объясняет, что было сейчас в программе, что ещё предстоит, читает срочные новости, отвечает на вопросы зрителей, а если надо – предупреждает о всяких опасностях. Старшее поколение хорошо помнит, как люди спрашивали друг у друга: «Кто сегодня – Ниночка или Анечка?» – имея в виду любимцев зрителей Нину Владимировну Кондратову и Анну Николаевну Шилову.
Но вернёмся к «Отражению». В графике той же недели помечена и такая тема:
«Всего за несколько месяцев в стране уволились около 50 тысяч санитарок и 16 тысяч фельдшеров и медсестер. Параллельно идёт процесс оптимизации стационарного звена в медучреждениях. Сокращения приводят к тому, что большая нагрузка ложится на плечи врачей, это касается, например, бумажной работы. В итоге у медиков меньше времени на лечение пациентов».
Опять же – не привелось мне увидеть передачу, был как раз… в нашей поликлинике на Новоясеневском проспекте.
«Заходите, Алексей Евгеньевич, – говорит мне знакомый терапевт, – заранее извиняюсь, у нас всего 15 минут». – «Да мне-то только курортную путёвку подписать, а вот как же вы с остальными?» – «Представьте, вышло такое постановление: на каждого больного четверть часа. Вот и крутись, как хочешь». – «Но ведь у вас теперь и медсестры нет?» – «А она – видали? – в коридоре сидит. Одна на несколько врачебных кабинетов».
Моя мама была врачом-терапевтом в поликлинике маленького подмосковного города. Вот на полке её фотография: Ольга Петровна ведёт приём, рядом с ней что-то записывает неизменная медсестра, одна и та же в течение многих лет; с полуслова понимает, кому какое лекарство выписать, кому и на сколько дней бюллетень дать, кого до подъезда проводить, успокоить. Тогда, в не очень-то сытые пятидесятые годы, никому в голову не приходило отнимать у врача его первого помощника, да ещё отводить на приём больного 15 минут. Знают ли обо всём этом наши молодые журналисты? (В данном случае я имею в виду журналистов вообще, а не только тех, что в ОТР). Где они сами лечатся? В «Кремлёвке»? За границей?
