Алексей Егоров
Корабль дураков

– Ты там? – спросил Назгал, прищурившись.

Он собирался подойти, разорвать плоть стен, увеличивая отверстие.

– Где совершенные? – повторил вопрос женский голос.

Обмануть Вестника не удастся. Он понимал, что это спросила уже другая женщина. Реагировать не стал. Зачем же позволять низшим смеяться над собой.

– Дшина! Так ли приветствуют Вестника? – Назгал покачал головой, упер руки в бока. – Я потратил много времени, разыскивая тебя.

– Время? Не ты ли говорил, что оно не властно над нами.

Дшина оказалась прямо перед Назгалом. Следы беременности еще рассекали ее живот, но кожа начала восстанавливаться. Излишки плоти втягивались обратно, оседая на бедрах и грудях. Назгал отвернулся, чтобы не глазеть на помощницу.

– Мир, снаружи который, – Назгал указал на заросшую нитями стену, – все еще живет по этим законам. Он вторгается в наши границы.

– Да. Я помню. Ты о таком говорил. Так где совершенные? Ты увел с собой лучших из нас.

Назгал повторил свою историю, красочно расписывая битву. Каждый шаг отражался задуманным планом. Дшина слушала, кивала, не перебивала. Ожидая окончания, она дергала украшающие ее тело костяные изделия. Так другой бы мог хрустеть костяшками или ковыряться в носу.

Назгал замолк, не закончив.

– Тебе не интересно? С чего бы, – он прищурился, сделал шаг вперед, нависая всем авторитетом над жалкой ведьмой.

– Не люблю вранье, – просто ответила женщина.

– Чего?!

Дшина улыбнулась. Указала на стену. Она напомнила, что наружу вышло два десятка общинников, а вернулся один. Этот один не привел с собой неофитов, он не принес еды, зерна. Он вернулся, как псина, поджавшая хвост.

– Я принес людям радость! – взревел Назгал, воздев руки со сжатыми кулаками.

Словно собирался обрушить два молота на маленькую головку женщины. Под его кулачищами этот черепок сомнется, позвонки развалятся, мозговое вещество брызнет во все стороны. Запах мочи и фекалий обозначит смерть презренной ведьмы.

– Радость, от которой нас стало еще меньше, – холодно ответила Дшина.

– Не в количестве дело.

Назгал прикусил язык, опустил кулаки. Он не собирался оправдываться, но привычка – эта естественная слабость. Победители никогда не оправдываются. Так победу можно изобразить иначе, представить ее в другом свете.

Он понял, что помощница собирается унизить его, осмеять победу и принесенную жертву.

Вздохнув, Дшина спросила:

– Ты видел внешний мир, он изменился?

– Да.

– Это твоих рук дело?

Вопрос ударил прямо в сердце. Даже те, сраженные воины, что преследовали чудовище, погибли не от его рук. Он убил нескольких, остальные остались навечно в гнезде.

– Твой рассказ звучит правдоподобно, потому что Эстиний его подтверждал. Он, видишь ли, обладает особой чувствительностью. Говорил, как прорицатель, что тебе удалось вплести в ткань гнезда два десятка чужаков. Но ты ли это сделал?

– Я их заманил, – оправдывался Назгал.

Дшина пожала плечами. Велика заслуга. Она поняла, что дальше на Вестника давить просто опасно. Он может вспылить, перейти от словесной защиты к кулакам. Убить не убьет, но повредить ей сможет.

В любом случае, ее план удался. Она смогла поставить Назгала на место, напомнить о том, что он всего лишь человек. И без свиты, даже этих низших тварей, ничего не стоит. Потому она заперла его верных служителей под землей.

Повинуясь жесту ведьмы, Назгал поплелся за ней.

Они прошли развалинами, по пути их оглаживали нити грибницы, оставляя на коже алые следы. Кровавый дождь отмечал их путь. Назгал обернулся, в темноте различая десятки светящихся глаз. Ведьмы не последовали за ними, остались в развалинах.

Путь их пролегал по широким тоннелям, ведь в большинство из проходов, Назгал уже не помещался. В теле гнезда не произошло перемен. Все так же живой субстрат плодил грибы, которыми питались общинники. Воздух теплый и влажный, обещающий защиту.

Внизу их стало не больше, не меньше. Мир здесь действительно замер в безвременье.

– Как твои детки? – спросил Назгал.

Ответа не получил. Не видел этих существ с самого момента, что Дшина исторгла их в мир.

Она могла бояться, что Вестник хочет их сожрать, потому промолчала. Или же сама съела их. Ведьма в своем праве.

Назгал не видел Эстиния или его послушников. Где-то внизу существа грызли землю, прокладывая тоннели дальше.

– Где Эстиний? – спросил Назгал.

Лидер не может задавать вопросы. Он знает все, а помощники лишь подкрепляют его уверенность в себе. Теперь же Назгал ступил на зыбкую почву, когда мир вокруг движется против его воли. Существует сам по себе, по насмешке лишь иногда совпадая с предпочтениями человечка.

– Он ушел в сторону захода, – ответила Дшина.

Скрывать тут нечего. К бывшему священнику она не испытывала симпатии.

– Строит там какую-то штуку из дерева, – закончила она.

– Штуку?

Она сделала жест, что не понимает и не может объяснить увиденное. Не вдаваясь в детали, сказала, что эстиниевые послушники валят дерево, собирают топляк. Строят из этого большой дом на воде, скрепляя доски и бревна веревками из жил или костяными гвоздями.

Благо этого материала в избытке.

Описание подробное, но Назгал видел, что Дшина ничего не понимает. Впрочем, ответ укрывался от него самого. Эстиний не мог предать, зато он мог из глупости совершить нечто такое, что подорвет власть Вестника.

Одним словом перечеркнуть все сотворенное. Назгал поморщился.

Глядя на заросшие стены, поддерживаемые бугристыми балками, не поверишь в слабость задумки. Впервые Назгал столкнулся с силой простого слова, что способно уничтожить все крепости.

Тоннель оканчивался тупиком. Стена прогнулась вовнутрь, образовав выпуклый пуп. Назгал не сразу сообразил, но потом узнал форму кабаньего рыла. Именно за этой стеной Дшина скрыла свиту Вестника.

Она отступила в сторону, указала на стену.

– Бери. А затем выходи на поверхность. Мы отправимся к тем воинам.

– Я уже сделал все, что должно было, – огрызнулся Назгал.

– А я закончу начатое. Нам нужно мясо. Нужно зерно. Этого достаточно у чужаков.

Назгал возразил, но Дшина не собиралась его слушать. Прикоснувшись к стене, Назгал ощутил ее прочность, толщину. Спрятанные за ней существа не могли прорваться наружу, хотя пытались.

Вряд ли их присутствие принесло бы победу Вестнику. К тому же он сам не взял с собой свиту, оставив существ на кормежке. Тот же герольд едва перенес изменение, ему требовалось время, чтобы преображение завершилось.

Стена поддалась. Не обрушилась, не рассыпалась. Проход открылся, растянувшись в дыру. Дальше располагалась пещера, чьи стены были выскоблены когтями и клыками. Пол усеивала костная мука.

Прошло бы не так много времени, как они сожрут друг друга.

Назгал пригнулся и вошел в зал. Он сначала увидел ездовое существо, своего кабана. Преображение его завершилось давно. Тело покрывал жесткий нарост, отражающий природу существа. Длинная морда оканчивалась массивным клыком. Второго не было. Назгал прикоснулся к боку, из которого росли жгуты нитей.

Существо поднялось, всхрапнуло и радостно пошло к хозяину. Тварь дергала хвостом, отчего в воздух поднимались пылинки, частицы влаги. Назгал потрепал существо за ушами, поскреб ему горло. Внутри, под слоем жира и мышц скрывалось такое же горло. Наверняка оно ощущало вибрацию и радовалось вниманию, честной любви Вестника.

Второй же раб не свыкся с судьбой. Он сжался в комок, сидя на корточках в дальнем конце зала. Приди хозяин позже, кабан сожрал бы слугу.

– Поднимись! – приказал Назгал.

Раб подчинился. У него не оставалось выбора. Судьба исказила его черты, оставив в напоминание о человеческой сущности только руки и ноги. Пальцы уменьшились на две фаланги, почернели. Ладони разбухли и больше напоминали булаву. Занимательней всего была морда этого раба.

На месте рта зияла рана, из которой вырывался воздух. Трахея и гортань соединились в нечестивом ритуале. Каждый выдох завершался выплевыванием черной мокроты.

Нижняя часть существа напоминала бурдюк с водой. То были внутренние органы, опустившиеся вниз, поддерживаемые только натянувшейся жировой сеткой. Стоит ткнуть в живот, и на землю вывалятся сизые кишки.

Это новое творение, свежая задумка Назгала. Он назвал его герольдом. А чтобы подчеркнуть особый статус – раб носил головной убор. Полоса ткани, свернутая вокруг черепа приросла к коже, слилась с волосяным покровом.

– Не молчи!

– Слава Вестнику! – слова четко различимые, но голос не естественный.

Не имея нёба, зубов, языка, существо говорило иначе. Звук рождался внизу тела, в переплетении органов, а форму звукам придавали мышцы, натянутая вокруг отверстия кожа. А так же беловатая жижа, выплескивающаяся во время общения.

Назгал улыбнулся. Существо времени зря не теряло, оно училось пользоваться предоставленным набором инструментом. Ведь теперь его жизнь – есть служение хозяину. Зря он пытался сопротивляться.

Поманив существ за собой, Назгал пошел обратно на поверхность.

Пора послушать, что надумала Дшина. Если уж без нее не обойтись, так хотя бы можно возглавить поход ведьм.

Они выбрались наверх, где на открытом месте, в окружении заросших домов, собрались ведьмы. Не известно откуда они появились, не слетелись ведь на шабаш. Больше двух десятков особей, Назгал сбился со счета. Вроде бы их количество не уменьшилось.

Женщины выглядели различно, но всех их объединяла любовь к украшениям. Кровь не текла из отверстий, оставшихся от проколов. Лишь при ходьбе воткнутые в подкожные карманы ножи тревожили плоть.

Многие ведьмы носили большие животы, из которых выпирал пупок. Кожа натянулась, сизые пучки вен ясно очерчивались по всей поверхности. Казалось, что узор движется, постоянно меняется.

Глядеть на эти животы Назгал не хотел. Не потому что видел гипнотическое движение узора или соблазнительно открытые формы. Под слоем кожи, жира, мышц скрывалось то, что сам Назгал не мог сделать.

В его доме хранилось улучшение, которое он старался приспособить. Но как бы часто Назгал не прикладывал срезанную часть к себе, она не могла окрепнуть и вздернуть взгляд к небу. А ведь отрезок пустил корни, питался из субстрата.

Собрание ведьм ожидало выступления Дшины. Сама она не появлялась, как умелый пастырь создавала напряженность в толпе последователей.

Назгал распрямился, выпятив грудь и живот. Он пошел прямо через толпу, собираясь выйти в середину. Ведь ему суждено возглавить поход ведьм против неверных.

Ни одна ведьма не расступилась. Конечно, Назгал мог сдвинуть их плечами, оттолкнуть рукой. У него хватило бы сил, чтобы убить каждую, раздавить, втоптать в землю так, чтобы лопнули черепа и животы. Красная с примесью жидкость будет течь по улицам, впитываясь в мицелий.

Назгал так не поступил. Он остался за спинами ведьм, опустив плечи. Позади стонал герольд, явно собиравшийся обозначить прибытие Вестника. К счастью, он промолчал, запутав слова в завитках трахеи.

В одночасье Назгал лишился ореола славы, что заставляла низших склоняться пред ним. Ведьмы косились на стоящего позади. Ведь именно им – ближайшим к нему, достанется первый удар.

– Ты так ничего и не понял, – раздался женский голос.

Назгал вздрогнул, обернулся. Он увидел Дшину, что подошла с той же стороны. Она улыбнулась, поглаживала живот, оттягивая складку. Кожа восстановилась не везде, растяжки сохранялись. Возможно, Дшине это нравилось.

Учитывая, какая судьба ей была уготована, символичность беременности и рождения подарила ей железные крылья.

– Нам не требуются эти атрибуты. Эта власть. Выдумка. Сам же говорил. Или уже забыл? – она прищурилась.

– Ты же сама сказала, собраться тут, – Назгал развел руками, попробовал улыбнуться.

– Я ли? Ты что-то путаешь. Мои подруги готовы идти хоть сейчас. А ты хотел, чтобы они тебе ноги целовали.

Назгал потупил взор. Да, он хотел. Пусть не так откровенно бы это назвал. Почитание вызывало восторг. Он начал привыкать к восхитительному чувству. Словно обожествленный при жизни. Чужая вера даровала ему такие силы, что даже поражение выглядело невероятной победой.

А люди Дшины отказались от подобных атрибутов. Не потому что они более сознательные или действуют на эмоциях. Без Дшины эти ведьмы утонули бы в том же блефе, что остальные общинники.

Они зависимы. Только зависимость иная.

Но со стороны это выглядит иначе. Назгал испугался, не знал, что сказать. Стоит ли вообще открывать рот. Порой молчание приносит больше пользы. Если люди готовы обмануться, они начнут интерпретировать любой, самый незначительный жест, как подтверждение заблуждений.

Назгалу уверился, что получится их обмануть. Дшина перестала его воспитывать, обернулась к подругам, кивнула им. Слова не требовались, они лишние. Ведьмы повернулись и направились к стене, где образовался выход из гнезда.

С ужасом Назгал ожидал, что женщины будут двигаться в унисон. Возможно не только идея их объединила. Мысль рождалась не во вне, а в каждой. И эта мысль должна быть единой.

Все же они двигались хаотично. Вскоре женщины разбежались по городу, игнорируя выход. Ни стены, ни запертые ворота их не удержат.

– Ты идешь? – спросила Дшина.

Назгал кивнул, щелкнул пальцами. Вместе со звуком с руки посыпались частички семени.

К нему подошел кабан, присевший перед Вестником на передние конечности. Склонился как в поклоне. Назгал схватился за шерсть на загривке и взобрался на спину кабану.

В том месте, где ягодицы касались хребта твари, образовалась ложбина. Идеальное седло для Вестника. Шерсть существа колола кожу, отшелушивая чешуйки. Назгал покинул гнездо через раззявленное отверстие в стене. В этот раз со свитой, но из всего воинства его сопровождала только Дшина.

Назгал озаботился, последовали другие ведьмы за ними или нет. Их не видно. Конечно, с десятка шагов уже мир утопает в сыпучем мраке. Солнце язвенным пятном глазело с неба. На огненном его оке красовались потеки сыпучего семени.

Землю покрывал мягкий, толстый слой семени. Слишком плотный, чтобы здесь могло что-то вырасти.

Дшина утопала по щиколотки в грибном семени. Зато ее кожа оставалась чистой. Прилипающие частички стекали вниз, подхваченные струйками пота. Женщина потела так сильно, что через сотню шагов должна свалиться от обезвоживания. Ее это нисколько не пугало.

– Я не вижу твоих подруг, – повторил Назгал. – Все-таки меня воспитывал воин. Был такой умелый воитель, у него я в учениках ходил.

– Где же он? – без особого интереса спросила Дшина.

– Остался в деревне, зачарованный ведьмовским колдовством.

– Это таким же?

Она остановилась, чуть присела и раскорячила ноги. Бедра все равно закрывали щель. Чтобы раскрыть эту рану, пришлось бы завалиться на спину, задрав ноги к грудям. Назгал понял смысл. Он кивнул, не желая вдаваться в подробности.

А то пришлось бы объяснять, почему у него нет яиц и он теперь возглавляет какой-то странный культ. Назгал не хотел давать ведьме повода посмеяться над ним.

Поимев какого-никакого самоуважения, он не собирался расставаться с ним.

– Нам следует идти единым фронтом. Там целый лагерь. Вооружены огненным колдовством. А еще железо и множество врагов, – говорил Назгал.

Дшина кивала, улыбалась и ничего не объясняла.

Видать, решил Назгал, настолько уверена в себе, что не боится встретиться с чудовищным огнем. Таким же наивным был сам Назгал. Желания победить не хватило. Ведь воины по ту сторону огня так же хотели победы.

Они добрались до места позорного триумфа назгалового отряда.

С неба все так же сыпался теплый снег, скрывающий то солнце, то звезды с луной. Постоянный сумрак был приятен для глаз, скрадывая загнивающие очертания внешнего мира. Не осталось вечно умирающих и думающих только о пропитании животных. Не видно покосившихся домишек, где кормили блох десятки человеческих созданий.

Заброшенное поле тонуло в мареве, тревожимом только одиноким ветерком. Дшина взглянула на отяжелевшие от урожая колосья, протянула в их сторону руку, но отдернула, не закончив движения.

Судя по всему, уже осень. Но воздух постоянно теплый, влажный. Легкие отягощены осевшей пылью. Дышать все равно приятно, ведь с каждым глотком воздуха, общинники чувствовали сладость мяса, свежесть человеческого тела, пропитанного соленым соком.

– Это те поля, про которые говорил? – спросила Дшина.

– Ага.

– Что ж, ты прав, колосья следует срезать и обмолоть.

Она решила потрафить Вестнику, сохраняя баланс унижения и уважения. Балансирующий на грани пророк принесет больше пользы, чем восседающий на троне из объедков безумец, оторванный от мира.

Здесь, в сумрачном мире, он видит больше, знания его простираются далеко. А что увидит он, когда зад прирастет к плоти гнезда? Только то, что ему захотят сообщить. Дшина понимала опасность, хотя не могла оформить мысль красивыми словами. Фразы в голове не строились, но гнило чувство тревожности.

Ведь она сама начнет скармливать Вестнику ложь. А вдруг, она поверит в собственные выдумки.

Это может погубить общину.

Не то, чтобы она беспокоилась о судьбе низших. Или о судьбе ведьм-подруг. А вот ее статус пошатнется. Уже не будет жирного мяса, мягких лепешек, танцев и свежей плоти, которую следует выдоить.

За это приходится бороться. В основном с самим собой.

За полем начинался спуск к лагерю воителей. Тех самых, что разгромили победоносный отряд, заставили Вестника отступить, поджав хвост.

– Ха! – воскликнул Назгал. – А ты мне не верила!

Он радовался как ребенок, увидев, что лагерь отсутствует.

Уцелела часть линии частокола, но боевые проходы обвалились. Привратная башня покосилась, к подгнившим бревнам прицепился труп. Тело разбухло, из глаз, рта у него торчали плодовые тела. В районе сопряжения нижних конечностей виднелось утолщение, словно покойник славно испустил дух. Скорее всего, там проросли грибы, но выглядело это забавно.

Назгал захихикал.

Обвалившаяся часть стены чернела на фоне бледно-зеленого марева. Священная грибница брезговала обгоревшим деревом, пропитанным невиданным колдовством. Земляное масло не нравилось мицелию.

Из-под бревен торчали обугленные руки, едва тронутые чахлыми проростками. Подойдя ближе сектанты смогли лучше рассмотреть погибших. Даже плодородные тела совершенных не в состоянии вскормить грибницу. Настолько они осквернены колдовством.

Огонь – страшное оружие, которым вооружены неверные.

Назгал соскользнул со спины кабана. Особенно медленно это делал, ощущая, как жесткая щетина скрипит в промежности, между ягодиц. Надо радоваться маленьким удовольствиям, коих в жизни больше всего.

– Сгреби завал! – приказал Назгал.

Кабан принялся подкапывать рылом бревна. Обуглившиеся, но не сгоревшие, они отяжелели от влаги, навалившейся сверху земли. Грязь эта имела не земное происхождение. Назгал провел пальцем по бревну, растер грязь. Явно сажа, оставляющая жирный след, но так же нечто иное. Знакомое, отдаленно пахнущее мясом. Будто вытопленный жир.

Оседающее на бревна семя умирало. Оно образовало толстый слой на поверхности.

– Сколько ж нас тут не было, – пробормотал Назгал.

У них не существовало такого ресурса, как время. Мог пройти день, седмица, вечность.

Оглянувшись, Назгал заворчал на герольда. Чего он стоит, когда другие работают. Пусть уродец так же помогает разгребать завал.

Из окружающего сумрака появились ведьмы. Все в том же количестве, не хватит рук, чтобы пересчитать. А к нижним пальцам Назгал не мог согнуться.

Ведьмы держали свежие трофеи. Где-то раздобыли срезанные плодовые тела. Дикие грибы наверняка вкуснее, но делиться найденным женщины не собирались. Они обзавелись новыми украшениями. К коже прилипли насекомые, что приспособились к изменениям леса. Эти твари утонули в капельках тягучего пота, законсервированы, как в янтаре: сколопендры, крупные блохи и клопы, комары.

Назгал не помнил этих тварей, никто не беспокоил его кожу неприятными прикосновениями. Возможно, кровососущие предпочитали женщин или сбегались на запах крови и гноя.

Погибшие совершенные превратились в обуглившиеся остовы. Их лица почернели, глаза вытекли, сизые языки безмолвно кричали от радости. Смерть не заставила совершенных плакать, молить о пощаде. Но некоторым не повезло умереть раздельно.

Назгал взгрустнул, видя, как развалились сросшиеся люди. Это печальная участь. Не в силах сдержаться, Назгал заговорил о спутниках, припоминая каждого, о ком не мог вспомнить. Казалось, его речь тронула всех. В том числе рабов, заточенных в извращенной плоти.

Женщины плакали и бросились вынимать из канавы убитых собратьев. Они разрывали тела, раскидывая обугленные куски вокруг.

– И все же, их смерть послужила великому делу, – согласилась Дшина, прикоснувшись к Вестнику.

Ее ладонь обожгла холодом горящую плоть Вестника. А затем по его телу пробежала дрожь, заставившая подкожный жир вибрировать. Назгал хмуро кивнул, ругая себя за слабость.

Враги оставили укрепления. Отступили. Бросили раненных, что умерли от удушья.

Разбросав останки погибших общинников, ведьмы вошли в лагерь. Шалаши покосились, заросли белым мхом. Из некоторых укрытий доносились голоса. Заглянув внутрь обнаруживали трупы, что выдыхали накопленные в полостях тела газы.

По раздувшимся шеям видно, что оставленные умирали от удушья. Воздух отравил их, вызвал шок. Агония их длилась долго, пока в организме не осталось ничего, готового исторгнуться. Наконец-то душа свалилась в болотную бездну.

Вокруг были разбросаны истлевающие бочонки, на дне которых еще плескалась огненная жидкость. Не та, что приносит боль, а другая – вызывающая радость и агрессию. Ведьмы накинулись на остатки пойла, не беспокоясь о том, что на поверхности жидкости плавала какая-то тина.

Больше в лагере ничего не осталось. Назгал все же победил и вновь приосанился. Дшина зря над ним смеялась, не верила в триумф своего Вестника. Взглянув на помощницу, Назгал медленно кивнул, вкладывая в жест столько значений, что можно запутаться в смыслах.

– Они ушли дальше, отодвинутые завесой сладостного дождя, – томно ответила Дшина. – Что ж, мы их будем преследовать.

И она первой, не дожидаясь приказа Вестника, сделала шаг по направлению к беглецам. Никто не уйдет от своих спасителей. Им не удастся отказаться от шанса на избавление. Ни железо, ни колдовской огонь не помогут им.