Алексей Будищев
На палубе
Но еще через неделю я поехал к ней все же. Я застал ее одну и сказал ей, что уезжаю завтра же и надолго, на очень долго.
Ее милое лицо внезапно изменилось и стало бледными грустным. Она спросила:
– Куда? Зачем? Что с вами?
Я повторил хмуро:
– Надолго. В Египет. В Аравию. Куда-нибудь. Надолго.
Я увидел в ее потемневших глазах грусть.
– Зачем? – повторила она.
– Потому, что я люблю вас, – сказал я вдруг, с трудом преодолевая волнение.
Она точно вся сжалась, как от физической боли, будто мой ответ сбросил на ее голову камни. Я пошел от нее прочь.
Однако, в дверях против воли и желаний я остановился.
– А вы? Вы? Любите ли вы меня? – спросил я все так же сердито и хмуро.
Она с досадой и гневно отвернулась к окну резким движением, в то время как я поджидал ее ответа, весь замирая от мук, от страха.
– А вы? Вы? – повторял я, бесконечно страдая, как в кошмаре.
Она все так же стояла у окна, бледная, с досадой разглядывая сквозь стекло какое-то дерево, куст, цветок.
– Ну, что вам? – наконец, спросила она меня сердито и резко, не оборачиваясь ко мне и словно застыв в небрежной позе. – Ну, да, – добавила она вдруг тихо сорвавшимся голосом.
Я поспешно вышел из комнаты, и через сутки я уже сидел вот так же на тихой палубе парохода. Через год я получил от нее письмо, единственное письмо до востребования. Узнав мой адрес, от моего старосты, вероятно, она писала мне:
«Ну, да. Ну, так что же? Аравия, Египет, бедуины! Вам больно, а мне, вероятно, нет? Конечно, в Аравии много лучше, чем в Коноплянках! Пришлите же мне тех же самых лекарств, но только побольше!»
Но я не вернулся. Еще целый год я проскитался в горячих пустынях Аравии и Египта, как дикарь и авантюрист, старательно выкуривал из моего сердца пленительный образ той женщины. В конце концов мне как будто удалось это. Солнце юга словно выпило из меня всю мою любовь, как хмельную влагу. Я повеселел и направил мой бег из Аравии в Коноплянки.
Когда я вновь приехал, наконец, в дом моего друга, я увидел его сходившим с крыльца. Я облобызал его как брата и весело думал в то же время:
«Той женщины уже нет больше в моем сердце! Как я счастлив, как счастлив!»
Тот тоже обрадовался мне, и, отвечая мне на мои горячие приветствия, он радостно говорил:
