– Воображаю, – вздыхает Авдотья Семеновна и тоже бросает свой чулок на диван. – Язык – это наша защита. Вот, например, на той неделе во вторник Иван Иванович пожал мне во время кадрили ногу. Я, конечно, приподняла плечи и сказала: «гадкий!» Но чтобы было, если бы у меня не было языка?
– Это какой Иван Иваныч, – спрашивает Татьяна Михайловна, – тот самый, который в прошлом году сломал себе ногу?
– Нет, казначей Иван Иваныч. Так вот, что бы я сделала, если бы у меня не было языка? Хотя, знаешь ли, можно говорить веером. У нас все дамы так разговаривают, есть особенный такой язык; если хочешь я тебя выучу. Это не трудно. Веер раскрыть – «безумный, чего ты от меня ждешь?» Закрыть – «противный, за нами наблюдает муж!» Полузакрыть – «не доверяйте Агафье Павловне!» Агафья Павловна, это жена следователя, ужасная сплетница, – поясняет она. – Вот и все!
Авдотья Семеновна умолкает. Говорить начинает Татьяна Михайловна.
– Голубушка, если ты только никому не проболтаешься, я расскажу тебе, как я целый час была однажды без языка. Это просто ужасно!
– Милочка, я слушаю…
– Только, пожалуйста, никому!
– Но разве это можно…
– Никому, никому в жизни! Так вот, слушай. В третьем году зимой мы поехали с мужем в Москву на неделю; муж взял отпуск; и нас провожал Павел Петрович. Ты ведь знаешь Павла Петровича?
– Ну, еще бы!
– Жгучий брюнет, страстные глаза, в пенсне и на носу родимое пятнышко.