Алексей Борисов
Гостья из прошлого

Лицемеры

Писатель Квартальный понял, что у него паранойя. Или что-то вроде этого. Он абсолютно перестал верить отзывам о своем творчестве.

Отзывов было не слишком много, но и не так чтобы совсем мало. В основном их оставляли его друзья и знакомые.

Книжки писателя выходили в электронном виде. До бумажных версий дело пока ни разу не доходило. Квартальный, впрочем, сперва не впадал в уныние.

– Так бывает с каждым, – уверял его, исходя из богатого опыта, литературный агент Грызунов.

– Так уж и с каждым? – отвечал писатель.

Ни в каких союзах Квартальный не состоял, творил сам по себе.

– Временные трудности – обязательный этап. Когда продвинем твои произведения, отбоя от издателей не будет.

На эти слова агента писатель реагировал скептической ухмылкой. Ему казалось, что издателям вполне хватает бестселлеров Стивена Кинга и Джоан Роулинг.

Тем не менее, Квартальный упорно продолжал сочинять. Он был далек от сравнений себя с Кингом, однако до поры до времени считал, что и его сюжеты достаточно захватывающи, а уровень исполнения весьма недурен.

Такую убежденность в нем поколебали именно друзья со знакомыми. Они не ругали произведения Квартального – как раз наоборот, хвалили и стиль, и слог, и то, как выстроена интрига, как жизненны герои. В один прекрасный день он понял всю фальшь подобных заявлений.

– Нет, ребята, меня не проведете, – бормотал Квартальный, читая очередной положительный отзыв.

Он твердо уверился в том, что его писанину способны адекватно оценить только профессионалы, обитающие в издательствах и толстых литературных журналах. А какие профессионалы из лично знающих его людей?

– Расстраивать меня не хотите, понимаю. Добрые вы, – приговаривал Квартальный. – Люблю, ценю.

Для пущего вдохновения писатель предпринимал прогулки в близлежащий лесок. Его путь пролегал мимо заброшенного строительного забора из бетонных плит. На одной из них кто-то, видимо, из числа праздно шатающихся подростков намалевал без знаков препинания краткую надпись: «Катя лицемерка».

Определение показалось Квартальному идеально подходящим для его ситуации. Лицемерия он на дух не выносил.

– Ты потерпи немного. Не сразу Москва строилась, – убеждал Грызунов.

Деньги он взял с писателя совсем пустяковые, сказав, что рассчитывает на процент с договора о публикации. Только заключать договор на бумажную книгу с Квартальным по-прежнему никто не спешил.

– Лицемеры… Лицемеры… – повторял писатель, шагая от дома к лесочку и обратно.

Заброшенный забор как бы подтверждал его правоту.

– Может, хватит себя изводить? – спрашивала жена.

В талант Квартального она не верила, а он не давал ей читать написанное. Мир в семье от этого, правда, не страдал. На высказывания супруги о том, что надо писать, как Толстой с Достоевским, или не писать вовсе, Квартальный возражал, что и во времена классиков хватало достойных авторов.

– Кто-нибудь их помнит? – интересовалась жена.

– Современники ценили, – аргументировал писатель.

– Ах, современники…

Постепенно количественные изменения перешли в качественные. Квартальный утратил покой, стал нервным и раздражительным. Дома за ужином он ни с того, ни с сего наорал на сына, затем послал к чёрту Грызунова, который позвонил насчет продления агентского контракта, и даже шуганул кошку, взобравшуюся на микроволновку.

– Все врут, никто правды в лицо не скажет, – говорил он вслух, отмеряя привычные десять тысяч шагов по лесным тропинкам.

В обстановке тотального лицемерия жизнь превратилась в ад. Квартальный забросил очередную захватывающую повесть, не доделав ее до середины, и тупо валялся на диване. На отсутствие аппетита он обычно не жаловался, но тут ощутил натуральное отвращение к еде.

– Может, к психологу сходим? – предложила жена.

– Зачем нам психолог? Я что, чокнутый? – вопросом на вопрос ответил Квартальный.

Идея с консультацией у специалиста была похоронена. Писатель начал понемногу прикладываться к бутылке коньяка, которую держали для гостей.

Перспектива просматривалась совсем скверная. И тут Квартальный получил письмо от старинного друга, много лет назад осевшего за рубежом и преподававшего изящную словесность в одном из европейских вузов.

Оказалось, что друг следит за его творчеством. Раньше он молчал, как человек деликатный, а тут всё же не утерпел – решил по собственному почину выступить с рецензией.

«Прости, старик, истина мне дороже, – читал Квартальный в смартфоне. – Изучил твою последнюю повестушку. Картина печальная. Где ты выкопал такие характеры? Откуда такой язык? А вся история, якобы взятая из реальной жизни? Слабенький, притянутый за уши вымысел. Не то завещали нам светила отечественной словесности! Пример с Толстым и Достоевским, конечно, очень хрестоматийный, но я рискну привести его. Вот у кого следует учиться…»

Квартальный поймал себя на том, что улыбается от счастья.

– Друг… Настоящий друг. И в радости, и в горе, – сказал он, перечитав послание. – Один среди лицемеров!

Рецензия вернула его к жизни. Писатель встал с дивана и перестал прикладываться к бутылке. Перезвонил Грызунову, извинился и поблагодарил за проделанную работу. О продлении контракта обещал подумать.

Новая повесть быстро бежала к концу. В перерывах между написанием Квартальный бодро ходил по привычному маршруту, хитро подмигивая надписи на заборе.

Сомнений больше не осталось. Все его книжки – сплошная чепуха, но это еще не повод бросать начатое.

– Мне до пенсии далеко. Буду продолжать, авось повезет, – сделал вывод автор, не состоявший в союзах.

Для себя он твердо решил не беспокоить издательства с журналами по меньшей мере лет пять. За это время он наделся отшлифовать мастерство.

Больше Квартального радовалась только его жена. Отыскав через социальную сеть мужнина друга, именно она убедила его состряпать разгромный отзыв на книжку. Душевное здоровье супруга было ей ценнее любой литературы.

Руки прочь!

Левый хавбек Скорострелов попал в сложную жизненную ситуацию. Нет, очередной транш капнул на его карточку вовремя, и жена, эстрадная певица, мигом собравшись и накрасившись, выехала на шопинг по лучшим бутикам Москвы. Проблема была в другом. Какой-то гад слил в Интернет видео мужских забав, которым хавбек предавался в бане у приятеля.

В принципе ничего особенного Скорострелов не делал. Как говорится, время от времени все джентльмены делают это. Тем более, формально-юридически он ничего не нарушил. Однако это не уберегло прославленного футболиста от гневной реакции общества.

Общество отреагировало немедленно. В аккаунт к Скорострелову посыпались крайне эмоциональные комментарии. Спустя какой-то час там творился натуральный ад.

«В наше время такого не было!» – возмущался болельщик со стажем как у пенсионера-героя. «На немцах с испанцами отрываться надо!» – давал четкие указания фанат помоложе. «Что скажут дети?» – задалась вопросом одна из поклонниц хавбека, здесь же объявившая, что навеки отписывается от него.

Насчет детей Скорострелов был уверен, что нечто новое они для себя вряд ли откроют. Повторить содеянное с испанцами и немцами он тоже был не прочь, хотя до сих пор всё происходило с точностью до наоборот. Деду хавбек даже начал подробно отвечать, но потом бросил, проглядывая другие, еще более яростные отклики.

Друзья и коллеги Скорострелова, несомненно, изучали всю эту пургу в одно время с ним. Отзываться и вступаться за него, впрочем, не спешили. Данный факт особенно расстроил потерпевшего. Не удержавшись, он набрал номер правого хавбека Петухова, с которым раньше играл за один клуб.

– Видел? – спросил Скорострелов.

– Да уж… – глубокомысленно ответил Петухов.

– Чего молчишь? Написал бы свое мнение.

Повисла долгая пауза.

– У меня вторая линия. Перезвоню. Ок? – отреагировал наконец Петухов и убрался из эфира.

Голкипер Прыгунов находился, по его словам, на процедурах в барбершопе, и говорить ему было неудобно. А двухметровый центрфорвард Тянитолкаев прислал смс, известив, что участвует в съемках рекламного ролика.

Слово «съемки» ранило теперь хавбека, будто острый нож. Он посмотрел статистику: счет комментариям в аккаунте повалил на тысячи. Скорострелов глубоко вздохнул и удалился из социальной сети.

Чтобы отвлечься, он включил телевизор. Самый народный канал показывал ток-шоу «В нашем ведре». Его ведущий ходил по студии с помойным ведром и вынимал оттуда бумажки с темами.

– А вот сейчас… внимание… новая тема! – взвыл шоумен так, будто его кастрировали без наркоза. – Что действительно делал в бане футболист Скорострелов?

В глазах у хавбека потемнело.

– Мы связались с бывшей невестой Скорострелова, которая живет в поселке Забытом на севере Хабаровского края, – продолжал ведущий с ведром.

Скорострелов нажал красную кнопку на пульте. «Может, не увидит всё-таки», – подумал он о своей жене, вообще не смотревшей телевизор. «Подруги подскажут», – неумолимо возразил внутренний голос.

Телефон завибрировал, и левый хавбек поспешно схватил трубку. Звонил главный тренер сборной. Ей в следующее воскресенье предстоял проверочный матч с командой Лихтенштейна. От определения «товарищеский» руководство отказалось как от демотивирующего и расхолаживающего.

«Это же провокация. Так и скажу», – решил Скорострелов, но наставник национальной команды опередил его.

– Отдохни, подлечи нервишки. Понял? Вместо тебя вызываем Дровосекова, – сообщил он.

– Как… – поперхнулся хавбек.

– Займись самоподготовкой, – отрезал главный.

Вернувшаяся с покупками супруга застала Скорострелова на кухне. Еще одним ударом для титулованного игрока стал звонок от только что созданного общественного движения «Руки прочь!» Оно уже подало заявку на проведение массовой акции возле Кремля. Его участники, а вернее, участницы, рвались отстаивать право заниматься чем угодно в банях и саунах.

– Вы оплатите изготовление плакатов и аренду звуковой установки? – деловито спросила общественница.

Ни слова ни говоря, Скорострелов отключил телефон.

– Нарушаешь? – поинтересовалась жена при виде початой бутылки виски.

Потерпевший поднял на нее глаза, полные вселенской тоски. Он уже наизусть выучил первую фразу, с которой следовало начать трудное объяснение, но она застряла в горле.

– Плюнь ты на этих клоунов, – неожиданно мягко сказала его вторая половина. – Плесни-ка и мне рюмку.

Скорострелов ушам не верил.

– Надо же платье обмыть, чтобы носилось, – пояснила жена.

Домик золотой рыбки

Сказка для взрослых

– Уверен, что вы придете, – сказал загадочный человек, и Егор ясно ощутил, что так и будет.

Он думал об увиденном и услышанном всё время, пока шагал до остановки, ехал в маршрутке, а потом снова шел пешком. Яна позвонила на мобильный метров за сто до подъезда, чтобы напомнить про хлеб и батон. «Да, хорошо», – рассеянно ответил Егор, поворачивая обратно к киоску.

В средние века или раньше это, конечно, назвали бы чудом. Сегодня весь мир, с точки зрения тогдашнего человека – одно сплошное чудо. Наверное, можно было потребовать подробных объяснений, строго научных аргументов, но со своим гуманитарным образованием он вряд ли понял бы их. По большому счету, оставалось верить или не верить – так же, как пятьсот или тысячу лет назад.

Среди застройки начала семидесятых одноэтажный домик из бурого кирпича, с печной трубой над зеленой треугольной крышей, и во времена детства Егора мог считаться памятником старины. Он притулился к липовой аллее, которая вела в сторону гастронома с высоким крыльцом. В гастроном Егор еще до школы бегал за мелкими покупками, и в те годы у входной двери домика, где не было никакого крыльца, висела вывеска «Ателье».

Внутри чинили обувь, продавали шнурки, вшивали молнии и делали фотокарточки на разные случаи жизни. Там у Егора была первая в жизни съемка, которую он помнил необычайно четко. Сниматься его привела мама – то ли очень поздней осенью, то ли зимой. На улице вдруг установился лютый холод, вдобавок дул резкий, пронизывающий ветер. Мама укутала сына в шубку ниже колен, обмотала вязаным шарфиком и напялила ему на голову плотную шерстяную шапочку с помпоном и завязками. Из того, что осталось торчать наружу, выделялись только пухлые, румяные щеки.

– Какая девочка симпатичная, – оценил мамины труды фотограф, пожилой мужчина с морщинистым лицом, на котором белели длинные обвислые усы.

Егорке мигом стало душно в натопленном помещении с толстыми стенами, и от таких слов его дополнительно бросило в жар. Он уже начал ходить в детский сад, где у девчонок были свои игры, а у ребят свои. Разница полов сказывалась на их содержании: одни возились с куклами, другие – с солдатиками.

– У нас мальчик, – поправила мама, разматывая шарфик.

– Прошу прощения.

Пока мама снимала с Егора шапочку и шубку, торопливо причесывала его, фотограф отрегулировал треногу, на которой стояло орудие труда. Духота отступила. Чуть освоившись, Егор принялся с любопытством разглядывать студию. Кроме аппарата со стеклянным зрачком объектива, его внимание привлек круглый аквариум на высоком столике. Столик с аквариумом располагался на фоне стены, которая была разрисована ярко-алыми и синими цветами, заменяя собой декорацию. В воде плавала настоящая золотая рыбка, отчего у малыша ёкнуло сердце.

Рыбка была сказочно хороша. Вся как будто из переливающегося драгоценного металла, подсвеченная электрической лампочкой, с ажурными плавниками и веерообразным хвостом, она покоряла воображение. Он смотрел на нее широко распахнутыми глазами, не сходя с места, пока не услышал глуховатый голос седого мастера.

– Молодой человек, будьте любезны.

Для Егора была приготовлена специальная подставка, на которую его водрузили прямо в сапожках. С аппарата свисала черная ткань, и под нее шустро подлез фотограф. Мама, стоявшая рядом, приобняла сына за плечи. Но отвести глаза от рыбки было совершенно невозможно.

– Внимание! Сейчас отсюда вылетит птичка.

Лишь эти слова заставили Егора повернуть голову на камеру. Раздался сухой щелчок…

– Как родители себя чувствуют? – спросила Яна, забрав у него пакет с буханкой «Бородинского» и батоном.

– Более-менее, – отозвался Егор, снимая ботинки.

– Может, почаще приезжать надо?

– Может.

Вместе с женой он в последний раз навещал родителей три года назад, когда сильно занемог отец. Ее кандидатуру они откровенно не одобрили еще на стадии знакомства, однако Егор пренебрег их мнением. Сложившиеся затем отношения скорее напоминали вооруженный нейтралитет. Мама даже порой вспоминала его первую супругу, и сравнения были не в пользу второй. Яна никого ни с кем не сравнивала, вежливо, но настойчиво проводя свою линию. Сын ездил к дедушке и бабушке вдвоем с папой, а у нее всякий раз находились другие заботы. Попытка примирить обе стороны Егору не удалась, и он махнул на всё рукой по принципу «Лишь бы хуже не стало».

– Будешь есть?

– Спасибо, я перекусил, – ответил Егор.

– Ну, тогда Артёма дождемся и поужинаем, – Яна накинула на плечи куртку и удалилась на балкон – выкурить сигарету, пока не видит ребенок.

Ребенку в сентябре исполнилось тринадцать, и он учился во вторую смену. Яна выполняла свои задания, получаемые от издательства, на дому, а у Егора вчера начался отпуск. Так что семье выпала возможность подольше побыть под одной крышей.

Егор переодевался и мыл руки, продолжая размышлять и собирать воедино свои впечатления от визита. Точнее, от той его части, которая последовала за расставанием с родителями. Мэрия города изменила схему движения транспорта, и приехать в микрорайон теперь можно было по одной улице, а уехать из него – по другой, пролегавшей вдоль старой липовой аллеи. Остановку оборудовали рядом с бывшим гастрономом, где после капитальной реконструкции открылся сетевой супермаркет. По пути к ней Егор и замедлил шаг возле памятного ему домика.

Опустевший в начале девяностых, домик, как рассказывали местные жители, был кем-то приватизирован то ли под офис, то ли под склад, но у его хозяев что-то не сложилось. Простояв лет десять с заколоченными окнами и запертой железной дверью (единственным улучшением, которое внесли собственники), он приютил в своих кирпичных стенах распивочную, а потом игровые автоматы. Тотальная ликвидация игорного бизнеса привела к его новому закрытию. На смену вынужденному простою чуть позже пришла овощная лавка, зачахшая незадолго до возвращения Егора из очередной командировки.

И вот домик снова ожил. Кто-то убрал с его фасада все следы присутствия лавки, отдраил от грязи и пыли кирпичи, сменил подоконники, покрасил металлический козырек над входом, а дверь обшил натуральным деревом. Сквозь новенькие белые жалюзи на окнах пробивался свет, около двери появилась аккуратная вывеска. «Ателье», – прочел Егор, и разом накатили воспоминания.

Возможно, это было глупо, но его потянуло войти и посмотреть, кто поселился тут. Естественно, он не ожидал увидеть седого фотографа – люди столько не живут, и всё же… Рука сама взялась за ручку. В глубине домика мелодично прозвенел колокольчик.

Предбанник без мебели, оклеенный обоями в полоску, вызвал у Егора ассоциацию с обыкновенной городской квартирой. Стрелка на стене указывала направо. Да, именно туда они с мамой свернули без малого полвека назад перед тем, как отворить вторую дверь, обитую дерматином. «Еще не поздно уйти», – подумал Егор, берясь за другую ручку.

В голове не сложилось никакой первой фразы для начала беседы, когда он переступил порог бывшей студии. Комната, как и тогда, была надвое разгорожена ширмой. За нею в тот раз помещался кабинет фотографа и отдельная каморка, где мастер светописи колдовал над пленками. О том, что она скрывает сейчас, Егор не успел подумать.

– Здравствуйте, – сказал человек у стены, которая давным-давно служила декорацией.

Стена была белой, в тон жалюзи на окне. От нарисованных цветов, разумеется, не осталось и следа. Зато столик стоял на том же месте, и такой же аквариум на нем, и золотая рыбка неподвижно висела в воде, едва уловимо шевеля хвостом.

За окном постепенно темнело. Егор полез в шкаф-купе, где наряду с одеждой и обувью хранился его старый, потертый на углах кофр от ноутбука, и вывалил его содержимое на диванчик в прихожей. Коричневый ежедневник с золотым тиснением на кожаной обложке отыскался быстро. То был подарок от приятеля, ковавшего прибыль в инвестиционной компании, – кажется, по случаю дня рождения. К нему прилагалась бутылка виски, которую они уговорили в один присест. После того как свободного места в нем больше не осталось, ежедневник стал частью архива. Егор берёг его, сам толком не зная, зачем. Сегодня он тоже увидел в этом своего рода перст судьбы.

– Потерял что-то?

Егор, не услышавший, как сзади мягко подобралась Яна, вздрогнул.

– Проверить одну фигню хочу, – вполне правдиво сказал он.

Яна коснулась богатой обложки.

– О, год нашего знакомства.

– Да, пятнадцать лет…

Впервые они встретились в компании общих друзей, в страшно модном в ту пору кафе «Коза-дереза». Визит туда не значился в планах Егора на вечер пятницы, но ситуацию изменил звонок Юли Павловой из рекламного агентства «Салют». С ней он общался со времен стажировки на телевидении. Воды потом утекло немало, обстоятельства развели их по конкурирующим организациям, и тем не менее товарищеские отношения продолжились. Под товарищескими не подразумевалось ничего личного, только периодический трёп на посторонние темы.

– Ты где? – сходу осведомилась Юля.

– Из офиса иду.

– Поворачивай к нам.

– Куда?

Она в двух словах объяснила, куда и зачем. Юля пила шампанское с двумя своими коллегами. А еще, по ее словам, с минуты на минуту в кафе должна была пожаловать девушка редкой красоты.

– Прямо-таки редкой? – съязвил Егор.

– Сам увидишь.

Яна действительно очаровала его с первого взгляда. Стройная брюнетка с голубыми глазами, щеголявшая в красном платье и черных ботфортах, оказалась также остроумной собеседницей. Она находилась в стадии развода с мужем и не скрывала, что не прочь познакомиться надолго – быть может, с серьезными намерениями. Детей у нее не было – правда, предстоял раздел имущества: судя по всему, не без скандала.

– Есть у меня ушлый адвокат, могу порекомендовать, – дал понять Егор, заказав еще шампанского и фруктовую закуску.

Будущая истица улыбнулась так, что сомневаться в общих перспективах не приходилось. Их предсвадебный роман был быстрым и бурным – гораздо быстрее, чем тот, который завершился первой женитьбой Егора. Дальнейшие годы, в общем, тоже не дали поводов для сожалений. Вернее, все дальнейшие, кроме последних двух. Егор впервые ощутил прохладу в отношениях после своего долгого, на три с лишним месяца, отъезда.

Дела позвали его в древний город на Волге и здорово задержали там вопреки первоначальному плану. Проведать папу Яна с Артёмом не смогли: на носу был учебный год. Вернувшись, Егор буквально с порога порадовал жену известием о том, что контракт с ним продлен.

– Опять укатишь? – не разделила его восторг Яна.

– Я ведь для нас стараюсь, – заметил он.

Приподнятое настроение тотчас улетучилось. Вместо ответа Яна только рукой махнула.

– Давай не будем с порога сцены устраивать.

Эту его просьбу она сопроводила недовольной гримасой и уклонилась от поцелуя. Егор сделал вид, что подобная реакция ему безразлична, однако еле справился с приступом горечи. Он так спешил домой, что взял билет на ранний утренний поезд из Москвы, с сидячими местами – хотя мог спокойно погулять по столице до обеда и отчалить на более удобном фирменном. Проезд ему в любом случае оплачивал наниматель.

Прохлада не исчезла сама собой. Их совместная жизнь после той командировки стала походить, скорее, на вежливое общение двух британских джентльменов. Из нее ушло былое доверие, при котором и слов почти не требуется – впрочем, со стороны могло показаться, что у Егора и Яны всё по-прежнему замечательно. В некоторые моменты ему чудилось: стоит нащупать нужную интонацию, и утраченная теплота вернется. Увы, это была иллюзия…

Андрей Вьюнов, его друг со школьной скамьи, с которым Егор поделился своей печалью, имел особое мнение. «Прости, но у нее хахаль завелся. Сто пудов», – припечатал он. В версию Андрея верилось с трудом: Яна почти всё время работала дома, раз в неделю посещая планерки в издательстве, и, значит, практически постоянно оставалась у кого-нибудь на виду. Егор между выездами в другие города сидел на очень гибком графике, возвращаясь домой в разное время, а то и совсем никуда не выбираясь. Вести двойную жизнь в таких условиях жене было крайне сложно.

Когда Яна дотронулась до ежедневника, Егор вновь решил, что у них появляется шанс. Сказав про пятнадцать лет, он сознательно взял паузу, надеясь услышать продолжение вроде: «А давай начнем заново?» Вместо этого она кинула взгляд на настенные часы и совершенно ровным голосом, без эмоций, произнесла:

– Закругляйся с проверками. Тёма написал, что их с последнего урока отпустили.

Человек в студии не имел ничего общего с фотографом из детства. У него была осанка отнюдь не старого, полного сил мужчины без лишнего веса, высокий рост и гладко выбритое лицо. Нигде не просматривалось ни намека на седину, поскольку голову он также побрил до последнего волоска. Редкие брови неопределенного цвета топорщились над глубоко посаженными карими глазами. Прямой нос, тонкие губы, прижатые уши прямоугольной формы – этим, пожалуй, исчерпывался список примет. На незнакомце хорошо сидел современный темно-синий костюм с однотонной белой рубашкой без галстука, явно не из павильона вечных скидок. Туфли тоже были не с распродажи. «Всё-таки офис?» – мысленно предположил Егор.

– Вы зашли из-за вывески?

Голос у человека был уверенный, с легкой хрипотцой. Глаза не мигали.

– Э-э… Здравствуйте. В какой-то степени, – ответил Егор.

– Но не только поэтому?

– Знаете, любопытно стало. Вспоминать начал, ностальгия и всё такое.

«С какой стати я перед ним отчитываюсь? – Егор почувствовал раздражение. – Хоть представился бы».

Загадочный человек улыбнулся одними краями губ.

– Называйте меня Николаем Николаевичем, здесь мои владения.

– Зоомагазин?

Улыбка на лице Николая Николаевича сделалась чуть шире.

– Нет, экспериментальная площадка. Или лаборатория, если хотите.

Какие эксперименты можно проводить в скромном домике из бурого кирпича, Егор и представить себе не мог. Тем более, что в его поле зрения до сих пор не попало ни одного прибора. В той половине комнаты, где находился он с незнакомцем, был один столик с аквариумом. Даже стула или табуретки никто не принес. Может, за ширмой?

– Я вам всё расскажу и покажу, – продолжил Николай Николаевич, будто услышав его мысли.

Он говорил настолько веско и убедительно, что у Егора не возникло и тени желания развернуться и уйти. Наоборот, им овладела твердая уверенность в правоте странного владельца странной лаборатории. Егор никогда не подвергался воздействию гипноза, хотя читал о нем, и тут его посетило похожее ощущение. «Если я думаю, что это гипноз, на самом деле это не гипноз?» – успел предположить он, и Николай Николаевич заговорил снова.

– Только наука, ничего сверхъестественного, – предупредил он.

Суть заключалась в следующем. Оказывается, ученые, исследуя свойства материи, давно пришли к выводу, что теории об альтернативных мирах имеют под собой почву. В этих мирах действительно существуют наши двойники. Но события там могут течь не совсем как в мире, известном нам – а порой совсем иначе. Более того, наука нашла способ проникать в альтернативные миры, притом не затрачивая массу энергии. Перемещения возможны как между мирами, так и во времени. То есть, выбираете некую дату, пока только в прошлом, и – вперед, в другой мир, где обитает ваш двойник.

Одна часть сознания Егора, пока он слушал монолог Николая Николаевича, твердила, что это бред сумасшедшего. Другая почему-то была уверена в подлинности сообщаемой информации.

– А далеко в прошлое можно проникнуть? – спросил он.

– К сожалению, не слишком. Специалисты занимаются этой проблемой, – признался Николай Николаевич.

– Насколько? Секрет?

– Максимум на двадцать лет. Но вам, если соберетесь, я бы советовал немного опустить планку. Для надежности.

– Я? Соберусь?

Улыбка на лице загадочного человека растянулась до максимально возможной ширины.

– Конечно. Уверен, что вы придете.

Егор невольно взглянул на рыбку в аквариуме, и (он готов был поклясться) та подмигнула ему.

Планерка в издательстве начиналась в одиннадцать утра. Яна, как обычно, вызвала такси минут за сорок, чтобы успеть покурить и неформально поболтать с народом. Артём без энтузиазма отправился на дополнительные занятия по английскому, после которых его ждала школа. Он вел себя подчеркнуто самостоятельно и отвергал малейшую опеку. Сын, вообще, вырос неожиданно быстро. Егору всё чаще казалось, что за многочисленными разъездами упущено что-то важное, происходившее с ребенком. Малыш перестал быть малышом, вдвоем с которым он так классно, с выражением, читал сказки и пересматривал мультики из собственного детства. Нынешние интересы Артёма лежали в сфере компьютерных игр, куда не было доступа никому, кроме узкого кружка его ровесников.

– Пока-пока, – Яна помахала мужу перед тем, как захлопнуть за собой дверь и спуститься к подъезду.

Егор тоже ограничился устным прощанием. Как только, по его расчетам, такси выехало со двора, он начал собираться в путь. Для перемещения между мирами не требовалось никакой спецодежды или особых предметов. По словам Николая Николаевича, в упрощенном виде процесс представлял собой ментальное копирование человеческого «я» и переброску оцифрованной копии в сознание двойника. На вопрос, что произойдет с двойником, загадочный экспериментатор ответил: «Он ничего не заметит. Просто, начиная с определенного момента, будет воспринимать всё и действовать в точности, как вы».

– Выходит, это буду не совсем я… в их мире? – уточнил Егор.

– Почему не вы? Телесная оболочка – не главное, сами понимаете. К тому же она будет идентична вашей.

– Хм…

– Что-то еще беспокоит?

Егора беспокоила участь оригинала, с которого будет снята копия, о чем он и высказался без затей.

– Оригиналу не стоит волноваться, – заверил Николай Николаевич. – В ходе эксперимента вы будете одновременно находиться и там, и тут. Я имею в виду ваше сознание.

– А куда денется моя ментальная копия потом?

– После вашего возвращения оттуда она превратится в единицу информации. Мы не собираемся хранить или как-то использовать ее. Дадим официальную расписку и сотрем с носителя.

От будничного «сотрем» Егору на секунду стало не по себе.

– Но я буду помнить то, что произойдет с моим двойником? Внутрь которого пересадят мое «я»?

– Конечно. Лично я даже не использовал бы слово «двойник». Это будете вы. Тоже вы.

Оставалось до конца прояснить тему безопасности в процессе путешествия в пространстве и времени.

– У нас было несколько несчастных случаев, – сказал Николай Николаевич. – Не с добровольцами, как вы. С сотрудниками.

– Они погибли?

– Нет.

– Пострадали физически… или как-то еще?

Золотая рыбка в аквариуме больше не висела неподвижно, она энергично плавала туда-сюда, взмахивая плавниками. Ее владелец впервые чуть стушевался.

– Про несчастные случаи я не вполне верно сформулировал, – наконец ответил он. – Эти люди захотели остаться.

Егора будто пустым мешком огрели.

– Такое возможно?

– В принципе да. Есть контрольный срок, в течение которого необходимо вернуться. Один час по времени нашего мира.

– Я что-то не пойму. Разве там свое, другое время?

– Свое, – кивнул Николай Николаевич.

– И что стало с вашими сотрудниками? – спросил Егор чуть охрипшим голосом.

– Мы потеряли с ними связь. Вернее, с их копиями.

– Но оригиналы, с которых снимали копии…

– Оригиналы не помнят ничего, что касается эксперимента. Как отрезало. В остальном никаких отклонений, здоровье в норме.

Еще один вопрос напрашивался сам собой.

– То есть, где-то в альтернативных мирах продолжают жить их точные двойники со здешней памятью и сознанием? Они – и в то же время не совсем они?

Николай Николаевич усмехнулся. В его карих глазах проскочила мимолетная искра.

– Вам не кажется, что они в иных мирах – это в большей степени они по сравнению с теми, кто пережил эксперимент здесь?

– Переселение душ, – пробормотал Егор.

– Нетривиально! – одобрил Николай Николаевич. – Итак, что? Готовы?

После теплого офиса Егора сразу пробрало морозцем. Кожаную куртку пора было сменить на что-нибудь другое, по сезону. В этом мире на улице уже стемнело, зажглись фонари и огни реклам. По центральному проспекту медленно, то и дело замирая на светофорах, полз поток машин. Завершив трудовую неделю, все жаждали разойтись и разъехаться по домам или разнообразным заведениям. Им предстоял отдых, ему – эксперимент. Дорога назад не откроется, пока в голове не прозвучит сигнал…