– Здравствуйте, мама, – зять ввалился в квартиру тещи с походным рюкзаком за плечами.
Вера Степановна хотела ответить ему: «Виделись», но вспомнила, что виделись-то они вчера, а не сегодня, и поэтому сказала:
– Здравствуй, Славик. Ты чего с рюкзаком?
– Так я, это… – Славик по-хозяйски оглядел комнату и снял рюкзак с плеча. – К вам приехал. Пожить.
Теща с минуту пыталась понять смысл фразы, потом переспросила:
– Пожить?
– Ну да.
– Тебя, чего, Татьяна из дома выгнала?
– Почему выгнала? И разве к вам бы тогда заявился? Я же не такой наглый, как некоторые.
– Погоди-погоди, – перебила его Вера Степановна. – Ничего не понимаю. Ты зачем ко мне приехал? Может, по делам? Где Татьяна?
– Она дома осталась. В общем так, Вера Степановна, объясняю ситуацию. После того, как вы вчера от нас уехали, мы долго думали по поводу вашего предложения.
– Какого еще предложения?
– Ну как? Вы же всю неделю, что у нас жили, долдонили об этом. Требовали от меня, чтобы отпустил Таньку одну в Таиланд. По этой вашей горящей путевке, которую вам всучили знакомые. Отъезд, вроде, через десять дней?
– И чего? – Теща смотрела на зятя вытаращенными глазами, пытаясь вникнуть в суть.
– Мы еще сопротивлялись, говорили, что мы муж и жена, привыкли отдыхать вдвоем, – продолжал объяснять Славик. – Но вы убеждали, что, мол, ничего с нами не случится, нужно вашей любимой Танечке отдохнуть от семейного быта. И Танька вчера все-таки поддалась на ваши уговоры и согласилась.
– И чего? – повторила вопрос Вера Степановна.
– Вот, – зять сел на диван тещи. – Мы с ней придумали провести следственный эксперимент. Точнее, хотим проверить, сможем ли прожить какое-то время друг без друга и при этом не натворить глупостей. Так как у меня путевки никакой нет, и ехать мне в этом городе совершенно не к кому, мы с Таней решили, что поживу с недельку у вас, а она будет одна в нашей квартире.
– Сколько-сколько собрался здесь жить? – У тещи от возмущения даже перехватило дыхание.
– Всего неделю. А ничего, вы же у нас и больше живете. Терпим.
– Погоди! – опять перебила она. – А чего это ты ко мне приперся? У тебя свои родители есть, езжай к ним.
– Ну, во-первых, они живут в другом городе, тратиться на билеты туда и обратно ради такого эксперимента глупо. Во-вторых, они меня без Тани надолго не примут, по старомодным правилам живут. А вы у нас человек современный, так что потерпите. Чтобы вас по ночам храпом не будить, на кухне спать буду.
– На какой еще кухне? Даже и не думай. Я по ночам встаю и на кухне кушаю.
– Ах, да, – вспомнил он. – Точно! Вы же и у нас по ночам по квартире бродите. Ну тогда буду на полу спать, где-нибудь в углу, на коврике. Вы не беспокойтесь, вам мешать сильно не буду. Днем стану на балконе сидеть, вечером телевизор смотреть и с вами о жизни нашей с Таней сплетничать.
– Ты чего тут плетешь? – Вера Степановна от ужаса не знала, что предпринять. – Ты надо мной, что ли, поиздеваться приехал?
– Почему вы так обо мне плохо думаете? – удивился Славик. – Что вам, для меня еды жалко? Не бойтесь, я вас сильно не объем. Единственное, о чем бы попросил, сегодня дать мне возможность посидеть с моими друзьями на вашем уютном балкончике.
– С кем?
– С приятелями. У нас на работе такая традиция. Как кто-то в отпуск уходит, с друзьями собираемся и немножко гуляем. Таня знает. Кстати, можете дочке потом рассказать, кто и сколько чего выпил и все такое.
– Это что, я еще должна и твою компанию здесь терпеть? – У тещи внутри все закипело. – С какой кстати?
– А что такого? Вы же сами нам вчера рассказывали, что отпуска без веселья не бывает. Подумаешь, говорили вы, сходит Татьяна в бар какой-нибудь, выпьет с компанией туристов винца – и что? Она же не какая-нибудь вертихвостка. Было?
– Ну, допустим, говорила, – со злостью согласилась теща.
– Значит, и я имею право выпить винца, тем более под вашим надзором. Если что, и вам нальем. А вы нам закусочку приготовите.
– Ты совсем сдурел?
– Нормально, – легкомысленно махнул рукой Славик. – Вам в нашей компании понравится, еще и песню затянете. А жена пусть одна в квартире сидит, скучает, набирается терпения. Через десять дней у нее полная свобода начнется. Так что, решено. Я тут сейчас рюкзачок у вас оставлю и пойду в магазин, к нашему банкету чего-нибудь прикуплю. А вам советую сегодня же сгонять до моей Татьяны и отвезти ей эту вашу путевку. Потому что завтра у вас голова будет болеть от сегодняшнего вечера, а потом еще чего-нибудь может случиться.
– Ой, Славик, забыла тебе сказать! – вдруг воскликнула теща. – Я ведь ту путевку-то уже другому человеку отдала.
– Это как? – растерялся зять. – Зачем? Мы же уже настроились!
– На всякий случай, – с облегчением вздохнула Вера Степановна. – А вдруг наша Таня там все-таки чего-нибудь такого натворит. Отпуск в одиночку – это дело непредсказуемое, по себе знаю. Не дай Бог разрушится ваша счастливая пара, буду виноватая. Так что, Славик, эксперимент вам теперь не нужен, и дуй-ка ты со своим рюкзачком домой, до жены.
– Эх… – Славик выдохнул, встал с дивана, взял рюкзак и, недовольно сверкнув глазами на прощание, вышел из квартиры.
– Слава тебе, Господи, – перекрестилась теща.
– Пронесло, – перекрестился и Славик, закрыв за собой дверь.
На краю деревни на одинокой скамейке возле погоста сидел дед Федос.
Рядом с ним остановилась грязнущая «Нива», дверь машины открылась, и появился мужчина в пиджаке и джинсах.
– Привет, дед. Ты местный? – как можно приветливее спросил водитель.
– В каком смысле? – поинтересовался Федос.
– В смысле – живешь в этой деревне?
– Вроде до того жил здесь.
– Как понять?
– А так и понимай. – Дед внимательно посмотрел на собеседника. – Ты сам-то от меня чего хочешь узнать, мил человек?
– Меня интересует, жилая эта деревня или нет?
– И зачем тебе?
– Хочу металлоискателем на заброшенных участках поработать. Но боюсь, как бы местные не побили.
– Сапер, что ли?
– Да нет. Железо ищу, обычное железо. И цветное тоже. Короче, собираю металлолом, сдаю его в приемку и так деньги зарабатываю.
– Хорошо.
– Все меня за этот бизнес ругают, типа бездельник, мародер и все такое. А ты вдруг хвалишь.
– И я не хвалю.
– Так ты же сказал, что хорошо.
– Я сказал, хорошо, что ты сегодня тут появился.
– Почему?
– У тебя же металлоискатель есть? Так?
– Так.
– Вот. Скоро здесь появится одна женщина, и мы с тобой проверим, из чего сделан ее рабочий инструмент. Мне давно интересно, металлический он или из чего другого?
– Какой инструмент?
– С виду вроде коса.
– Какая коса?
– Похожая на ту, которой траву косят.
– Не пойму, дед, ты чего, прикалываешься? – Водитель тоже внимательно посмотрел на Федоса. – Неужели не понятно, что коса, которой косят траву, может быть только металлической.
– Ну, не знаю. А вдруг у нее не так?
– У кого – у нее?
– У этой. Которая ко мне каждый день приходит. Привязалась, понимаешь. Даже не стесняется, уже в открытую по деревне ходит. Правильно, чего ей стесняться? В деревне же мужского пола никого, кроме меня, больше нет. Подходит, значит, подмигнет, говорит: «Собирайся, пошли». Но что странно – как-то не настойчиво она меня зовет.
– Куда зовет?
– На погост. Куда меня еще можно звать? Я вон уже сижу, жду, когда она заберет по-настоящему.
– Чего? Хочешь сказать, что за тобой эта, что ли, потусторонняя приходит? – Водитель почему-то стал опасливо оглядываться по сторонам. – Которая с косой?
– Наконец-то понял, – обрадовался дед. – Думаю, она в каком-нибудь заброшенном доме поселилась в деревне. Чтобы далеко за мной не ходить. Так что, мил человек, давай с тобой договоримся: как только она из-за угла с косой выйдет, сразу включай металлоискатель. Кстати, где он у тебя?
– В машине.
– Доставай быстрей. По времени она скоро уже будет.
– Кто?
– Она. Ты чего, опять не понял? – Дед весело подмигнул собеседнику. – Да ты не бойся, сапер, она за мной придет. Хотя, кто ее знает? Может, я ей особо и не нужен. Может, она от безысходности ко мне привязалась? План у нее горит. Ведь давно бы уже забрала меня, если был для нее подходящий. Но почему-то каждый раз прощает. Тебе сколько полных лет?
– Сорок пять, – испуганно ответил водитель. – А что?
– Хорошо, – кивнул дед. – Сорок пять теперь – самый ходовой возраст. Может быть, ты ей и больше понравишься.
– Ты чего, дед, опять прикалываешься? – Водитель зачем-то оглянулся на машину. – Шутишь, да?
– Конечно, шутю я, мил человек, – кивнул Федос. – Давай, доставай.
– Чего доставать?
– Металлоискатель. Да поторапливайся. Она уже, вон, ползет.
– Где?!
– Да вон же.
Ошарашенный гость посмотрел в ту сторону, куда кивнул дед, потом воскликнул: «Ах, твою…», молниеносно заскочил в «Ниву» и рванул с места.
– Чего-то ты задержалась, мать, – заворчал Федос, когда баба Нюра с косой подошла к скамейке. – Тебя только за смертью посылать. Уже час, как оградку и у твоих, и у своих покрасил. Сижу, тебя жду, время зазря теряю. А жизнь-то идет.
– Надо было косу сразу взять, – заворчала бабушка. – Я же тебе говорила, что тут травы много.
– Да кто же знал, что погост так зарастет? Да. Теперь-то я один здесь – косец на погосте. Ладно, давай косу и иди обратно. Да скоро не жди. Когда я тут управлюсь?
– Да, вроде бы, вы нам подходите, – Тамара Яковлевна вертела в руках заявление Сергея о приеме на работу. – Но вот одно меня беспокоит. То, что вы в сорок лет не женаты.
– А что такого? – Сергей удивленно посмотрел на потенциальную начальницу. – Вам разве не все равно, женатым у вас будет наладчик швейных машин или холостым?
– В том-то и дело, что не все равно, – задумчиво сказала та. – У нас швейное производство. На нашем предприятии все работники без исключения – женщины. Вы будете один мужчина. И вдруг – холостой. Понимаете, чем это грозит?
– А, понял, – заулыбался Сергей. – Вы боитесь, что у вас с моим приходом здесь лямуры всякие начнутся. Любовные многоугольники.
– Вот-вот, – озабоченно кивнула Тамара Яковлевна. – Служебные романы на предприятии очень дурно влияют на производительность. Это я точно знаю.
– Тамара Яковлевна, можете не заморачиваться, – Сергей вдруг сделал хмурое лицо. – У меня от любви такая прививочка, ее мне на всю жизнь хватит. Любая женщина для меня теперь – лицо почти что неодушевленное.
– Да? – Будущая начальница с удивлением уставилась на Сергея. – Неодушевленное?
– Ага. Вы не обижайтесь, но это так. И знаете почему?
– Почему?
– Потому что в любви что главное? Душа, правильно? А если женщина говорила тебе, что тебя любила, и всего за месяц смогла разлюбить, значит, что из этого следует? А то, что нет у женщины души. И никогда не было.
– Значит, вы были женаты?
– Тьфу-тьфу-тьфу, не успел, – наигранно весело сказал Сергей. – Хоть все и шло у нас к этому, но потом, как в кино: бац-бац, и мимо.
– Мимо?
– Стоило мне уехать в командировку на месяц, как появился откуда-то молодой офицерик, лейтенант с голубыми погонами, и увез мою ненаглядную в края далекие. – Сергей говорил все это так легко, что казалось, рассказывает историю не про себя. – Так что можете не волноваться за своих швей-мотористок. Сердца их разбивать не стану, потому что разбивать у них, увы, нечего.
– Да почему вы так говорите? У каждой женщины в груди бьется сердце. И у каждой есть душа.
– Может быть, может быть, – протянул Сергей. – Но мне их души теперь не интересны.
– А что вам интересно? – спросила вдруг Тамара Яковлевна.
– Все, кроме женщин. Потому что их раскусил. Я, вообще-то, университет окончил, факультет прикладной математики. А наладчик сейчас, потому что мама когда-то была сотрудницей швейной фабрики, а я там подрабатывал. И увлекся этим делом. Люблю в сложной технике копаться. Что, успокоил вас по поводу женщин?
– Почти, – кивнула Тамара Яковлевна. – Правда, у нас в коллективе есть такие красавицы, что, мне кажется, ни один мужчина перед ними не устоит.
– Ой, Тамара Яковлевна, зря так думаете. Мужчина мужчине рознь. И если боитесь, могу вам любую бумагу подписать, с обязательством, что никаких любовных историй с моей стороны не допущу.
– Разве такое можно гарантировать?
– Нельзя, но гарантирую, – смело сказал Сергей. – Потому что знаю, с чего все начинается.
– Что все?
– Любовь. Знаю, когда обычная симпатия перерастает в то самое чувство, когда мужчину и женщину начинает как магнитом притягивать друг к другу. И если этого не допускать, то ничего между ними не произойдет.
– Не допускать чего этого? – В глазах у начальницы загорелось любопытство.
– Не допускать той самой ошибки.
– Какой?
– Невинной, казалось бы. Люди ведь думают, что любовь возникает просто так, из ниоткуда. От взглядов, вздохов и мечты. А это смешная чушь. У начала любви есть конкретная отправная точка. Действие. Пункт «А», из которого и начинается движение состава под названием «Любовь».
– Да что вы говорите? Как интересно, – восторженно воскликнула Тамара Яковлевна. – Заинтриговали.
– Вам правда это интересно? – довольный, спросил Сергей.
– Очень. Так что же это за действие?
– Телесный контакт.
– Какой?
– Любой. Самый невинный. Прикосновение друг к другу. Вот, например, дайте мне вашу ладонь.
Тамара Яковлевна не задумываясь протянула ему руку, и он положил на ее кисть свою ладонь.
– Вот, казалось бы, такое невинное, легкомысленное прикосновение, – продолжил он. – И если допустить, что мужчина и женщина до этого друг другу просто немного симпатизировали, то после такого прикосновения в девяноста случаях из ста рождается любовь.
– Да вы что? – Тамара Яковлевна испуганно отдернула руку. – Откуда вы это взяли?
– Провел собственное расследование, Тамара Яковлевна, множество опросов среди знакомых мне мужчин. Они подтверждают мои догадки, что даже простое дружеское рукопожатие способно возбудить чувство любви. Видимо, когда происходит между мужчиной и женщиной телесный контакт, совершается обмен какими-то секретными, пока еще не разгаданными наукой импульсами. Поэтому женщин теперь стараюсь вообще не касаться. За нас с вами не боюсь, потому что вы женщина замужняя, и никаких симпатий у нас друг к другу быть не должно.
– С чего вы взяли, что я замужняя? – категорично воскликнула начальница.
– А разве нет? – с опаской спросил Сергей. – Хотя, меня это, Тамара Яковлевна, не касается, и касаться не должно, – добавил он торопливо.
Затем заволновался и отвел глаза в сторону.
– Давайте, говорите уже последнее слово. Берете меня на работу или нет?
Тамара Яковлевна смотрела на него очень внимательно и о чем-то лихорадочно думала.
– Да, – сказала вдруг решительно. – В наше время наладчики со стажем на дороге не валяются. Тем более с высшим образованием. Думаю, мы с вами сработаемся.
Она протянула ему руку.
– Поздравляю вас, вы приняты на работу.
Сергей, через долгую паузу, с опаской пожал ее нежную теплую руку и тут же почувствовал, как какой-то импульс больно ударил его в сердце.
Когда Вася пришел домой со службы, собранный чемодан уже стоял у порога, а жена сидела на диване с надутыми щеками.
– Опять? – спросил он спокойно.
– Не ерничай, пожалуйста, – резко ответила Галя. – Лучше скажи, почему я опять должна тебя ждать дольше обычного?
– Пробки же везде.
– Опять у него пробки. Каждый вечер – пробки. Все. Надоело. Я собрала чемодан.
– Вижу, не слепой, – кивнул муж. – Позвольте полюбопытствовать, на этот раз кто из нас от кого уходит, ты от меня или я от тебя?
– В этот раз ухожу я! – отрезала Галя. – От тебя ухода не дождешься. Опять же скажешь, что уйдешь утром, потому что вечером большие пробки. А еще что на ночь уходить – дурная примета. Так?
– Конечно. Мужчины из семьи уходят утром, со свежей головой. Тогда уж будет точно – раз и навсегда. А сейчас, действительно, пробки кругом. До мамы ты точно не доедешь, а на улице ночевать – не бездомная же. Так что жди до утра.
– Знаешь, что, – жену бесило в муже все. – До утра еще дожить надо. А уходить надо сразу, как решила. Все. Пора это заканчивать.
Она напрягла тело, чтобы встать с дивана, но почему-то не встала. Наверное, помешал вопрос мужа.
– Что пора заканчивать-то?
– Мои мучения. Скажи, за что мне судьба всучила именно тебя?
– Сама знаешь, за что, – пожал плечами муж.
– Ты на что намекаешь?
– На то, что ты меня на себя женила.
– Я? – Галя чуть не задохнулась от возмущения. – Женила?
– Конечно. Ты же первая мне намекнула.
– На что?! Мы были с тобой просто друзья. И вдруг попал, понимаешь, в больницу. Подумаешь. Я тебя просто пожалела. Принесла покушать. Ничего я не намекала. Это все ты.
– Что я?
– Съел то, что приготовила, и похвалил. Кто тебя просил хвалить глупую девушку? У нас от похвал, знаешь, как крышу сносит? Поэтому все и закрутилось.
– Ты, кажется, чего-то, перепутала, Галюня, – насмешливо сказал Вася. – Сначала ты меня накормила в моей общаге. И меня через час скрутило. Да так, что в больницу попал.
– Да?
– Да, да. И хвалил тебя не я, а врач за то, что честно призналась, чем меня накормила. Он еще сказал: «Хорошо, что не цианидом». Помнишь?
– А ты-то откуда это помнишь? Ты же с зеленым лицом лежал на этой своей общаговской кровати.
– Мне ребята рассказали. Все общежитие потом еще месяц смеялось. Когда вспоминали твои «домашние» в кавычках пельмени. Ты их, оказывается, на рынке купила. Догадалась.
– Так ты же голодный был. Тебя нужно было накормить.
– Накормила?
– Ну и пусть. Все равно вышла за тебя из-за жалости. Я же виноватой себя чувствовала. А теперь расхлебываю. Все, пошла.
– А пробки? – Вася достал мобильный телефон. – Сейчас посмотрю, сколько там баллов. Может, они уже рассосались.
– Что? – усмехнулась Галя. – Ждешь не дождешься, когда уйду?
– Да нет. Просто не хочу опять ехать за тобой среди ночи. Помнишь, последний раз, когда ты опять уходила, где тебя нашел?
– Ну и что?
– Ты зачем на человека в форме набросилась?
– Из-за жалости к собаке. Он же эту собаку ногой пнул.
– Это была его собака. Служебная. Он ее так воспитывал. Она на человека кинулась, а он ее пнул. Так надо было.
– А ты откуда опять все знаешь?
– Так мне же там в отделении сотрудники и рассказали. И угорали со смеху, когда тебя из клетки забирал.
– Подумаешь, забирал он. Ну, что там твои пробки?
– Сиди пока. Жди. Девять баллов.
– Что за жизнь пошла!? – Жена вдруг вскочила с дивана, схватила собранный чемодан у порога и зашвырнула его на шкаф. – И все из-за жалости. Пожалеешь кого-нибудь, так тебя или в клетку, или замуж. Уйти из семьи захочешь – пробки кругом. Когда это все закончится?
– Утром и закончится, – пожал муж плечами.
– Что?
– Все. И твои страдания закончатся. Утром голова будет свежая, мысли ясные, обиды покажутся глупыми. Ты мне лучше скажи, поесть дома чего-нибудь есть?
– Конечно. Пельмени. Домашние.
– Не на рынке, случайно, купила?
– Я тебе сейчас как дам, – жена, вдруг, хмыкнула. – Да. А вот если бы тогда в этой общаге тебе неотложку не вызвала, что бы тогда с нами было? Интересно.
– Что, что, – Вася тоже улыбнулся. – То же самое и было.
– Почему это?
– Потому что мужчины из общаги, знаешь, какие живучие? Мы еще и не такие пельмени на рыках покупали. Синего цвета. А твои-то просрочены были всего лишь на неделю.
И тут Васю с Галей пробило на гомерический хохот.
Сначала Федос услышал, как в сенях раздался гневный голос главы сельсовета.
– Где он, этот старый хрыч? – кричал Никанор Никифорович.
Тут же раздался не менее гневный голос бабы Люси:
– Стой! Куда намылился в грязных ботинках? Сначала ноги вытри.
Тут же дверь в избу распахнулась, и ввалился человек в забрызганном грязью плаще и резиновых сапогах. Увидев старика Федоса, вошедший завопил:
– Вот ты где, кровопийца! Рассказывай, чего ты опять против меня придумал? Ну!
Федос не успел сказать и слова в ответ, как на пороге появилась его супруга Люся и опять закричала на гостя:
– Ты почему обувь не вытираешь? Ведь не посмотрю, что ты у нас глава. Ухватом огрею!
– Отстань от меня, бабка, я на службе, – закричал на нее Никанор Никифорович, но на всякий случай стал лихорадочно вытирать обувь о половик. При этом он с ненавистью уставился на Федоса, который спокойно сидел за столом возле самовара и попивал чай из чашки. – Признавайся, старик, правду люди говорят?!
– Смотря по поводу чего говорят, – хмыкнул Федос. – Чай пить будешь, Никанор Никифорович?
– Да пошел ты со своим чаем. Скажи, Федос, когда прекратишь надо мной измываться?
– А где я измываюсь? – все так же спокойно спросил старик. – Я не измываюсь.
– Как не измываешься? Люди говорят, ты мне памятник придумал установить в нашем селе? Или врут?
– Нет, не врут. – Глаза у Федоса хитро заблестели. – Ты же у нас стал такой великий, что на людей уже не обращаешь внимания. И значит, без памятника тебе не обойтись. Только поистине великим людям памятники при жизни ставят. Так ведь?
– Им разве такие памятники ставят? – нервно спросил глава. – Ты же мне, гaд, деревянный памятник придумал установить! Из дуба.
– Какой человек, такой ему и памятник, – пожал плечами Федос.
– Чего? – Глава угрожающе сжал кулаки. – Чего ты говоришь, старик?
– Говорю, если ты профинансируешь наш народный проект, то мы сможем тебе и каменный памятник смастрячить. И даже мраморный. Но ты ведь не только камень на памятник, ты и щебенку на ремонт нашей дороги пробить не можешь.
– Ууу… – застонал вдруг Никанор Никифорович. – Опять ты со своей дорогой? Будет вам скоро дорога. Я же обещал.
– Обещанного три года ждут, а время прошло с твоего обещания уже десять лет. Так что, Никифорыч, скоро на въезде в нашу деревню будет стоять памятник, огромный такой, с твоей фигурой. Одной рукой ты будешь показывать на нашу раздолбанную грунтовку, мол, вот я какой заботливый председатель. А другой рукой – фигу в сторону нашего села. Такой эскиз мы заказали одному резчику по дереву.
– Какому резчику? – набычился глава.
– Не важно, какому. Мне сын в городе его адресок нашел. Мы этому скульптору уже и аванс проплатили. И он нам клятвенно пообещал, что к майским праздникам все будет готово. Так что в праздничный день Первомай в нашем селе состоится торжественное открытие твоего персонального памятника.
– Фиг вам, а не открытие! – взвился глава. – Как глава сельсовета разрешение на установку памятника на территории поселения не дам. Я распоряжаюсь местной землей, понятно вам? И все мероприятия в селе должны проходить только после согласования со мной. Так что, накось, выкуси!
– А нам, Никифорыч, твои разрешения и согласования не нужны. Мы же памятник тебе установим на личном участке Семеновых. У них огород как раз на границе нашего села вдоль дороги стоит. Вот там, в уголке ихнего огорода, скоро вырастет постамент, на котором будет возвышаться пятиметровая скульптура Никанора Никифоровича. Чтобы все проезжающие мимо нашего села знали, кто довел эту дорогу до такого состояния. Знали и строчили на тебя жалобы.
– А я ночью залезу в этот огород и сожгу к чертям этот памятник!
– Не посмеешь, товарищ глава. Ведь мы уже и газетчиков, и с краевого телевидения журналистов пригласили на это открытие. Так что, если ты на памятник покусишься, тогда это будет скандал на всю страну. И какие последствия могут быть, тебе лучше других известно.
– А если я к майским праздникам дорогу начну ремонтировать?
– Начать – еще не значит, что закончить, – хмыкнул Федос. – После стольких лет ожидания народу нужны твердые гарантии.
– Гарантии! – Глава опять застонал, но уже от безысходности. – Давай, Федос, договоримся так. Ежели до конца июня асфальтированной дороги в деревне не будет, тогда и устанавливайте этот памятник. Но клянусь, через неделю деньги на ремонт дороги найду! Я их там, в районе, всех на уши поставлю. По рукам, Федос?
– По рукам, – заулыбался тот. – Тогда скульптору позвоню, чтобы с работой повременил.
– А аванс он вам вернет?
– Про аванс ты не переживай, Никифорыч, – заулыбался Федос. – У нас ведь, сам знаешь, какой может быть аванс. Резчик его, наверное, уже выпил весь. Но, люди говорят, мастер он знатный. Если что, он за несколько дней любой заказ выполнит. Так что ты, Никанор Никифорович, сильно-то не расслабляйся.
Глава тяжело вздохнул, отчаянно махнул рукой и, не прощаясь, вышел из избы.