Алексей Андреевич Саков
О духовной жизни, многозаботливости и молитве. По творениям свт. Феофана Затворника

Полная версия

Предисловие

Среди сокровищ святоотеческого наследия особое место занимают труды выдающегося церковного писателя XIX века, Феофана Затворника Вышенского. Пастырские наставления святителя, глубоко укоренённые в Священном Предании, примечательны своей неподдельной искренностью и самобытной простотой изложения. По наблюдению архимандрита Георгия (Тертышникова): «…язык его сочинений был народным, а в некоторых случаях даже простонародным»¹, что в сочетании с превосходным образованием позволяло окормлять людей различных специальностей и званий, облекая сложные богословские истины и духовные законы в наглядные аналогии, понятные каждому.

В настоящем издании собраны наиболее яркие высказывания преосвященного Феофана по актуальным вопросам христианской жизни. Выдержки из многотомных творений вышенского затворника объединены в связное и лаконичное повествование, где традиционное учение о спасении рассмотрено в контексте внутренней рассеянности современного человека.

Глава 1. О духовной жизни

1.1. Начало христианской жизни

«Жизнь христианская не есть жизнь естественная. Таково же должно быть и её начало»², – отмечает Феофан Затворник в одном из своих творений. Почему святитель называет эту жизнь неестественной? В Евангелии от Матфея есть эпизод, когда апостолы, услышав о высоких идеалах новозаветного учения, в недоумении воскликнули: «Так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф. 19: 25-26). В данном контексте следует понимать и утверждение преосвященного Феофана, поскольку жизнь по Евангелию превышает естественные возможности человека и для её начала необходима помощь Божественной благодати. Как влага и тепло, действуя на скрытый в семени росток попадают внутрь и сообщают семечку жизненную силу, так и Дух Божий, проникая в наше сердце, полагает в нём «желание и свободное искание» жизни духовной³. «Итак, желаешь начать жить по-христиански, взыщи благодати. Минута, когда низойдёт благодать и сочетается с твоею волею, будет минутою рождения жизни христианской – сильной, твёрдой, многоплодной.

Где обрести и как принять благодать, зачинающую жизнь? Стяжание благодати и освящение ею нашего естества совершается в Таинствах. Здесь мы предлагаем действию Божию, или приносим Богу свою непотребную природу, – и Он действием Своим претворяет⁴ её. Богу угодно было, для поражения гордого ума нашего, в самом начале истинной жизни, скрыть силу Свою под сенью⁵ вещества простого. Как это бывает, не постигаем, но опыт всего христианства свидетельствует, что иначе не бывает.

Таинств, преимущественно относящихся к началу жизни христианской, два: крещение и покаяние. Потому и правила касательно начала жизни истинно христианской собираются одни вокруг крещения, а другие – вокруг покаяния»⁶. «Крещение есть первое в христианстве Таинство, соделывающее человека-христианина достойным сподобляться даров благодати и чрез другие Таинства. Без него нельзя войти в мир христианский – сделаться членом Церкви»⁷. «Начало благодатной христианской жизни полагается в крещении. Но редкие сохраняют благодать сию; бо́льшая часть христиан теряет её… Все таковые не имеют уже в себе жизни истинно христианской; им снова надобно начинать её. Святая вера наша предлагает для сего Таинство покаяния… Согрешил ли, познай грех и покайся. Бог простит грех и опять даст тебе сердце новое и дух новый (Иез. 36: 26). Другого пути уже нет: или не греши, или кайся. Даже, судя по многочисленности падающих по крещении, надобно сказать, покаяние стало для нас единственным источником истинно христианской жизни»⁸.

Что же происходит с человеком в момент приобщения церковных таинств? Святитель Феофан отвечает на этот вопрос следующим образом: «Как крепко спящий, какая бы ни приблизилась опасность, не проснётся сам и не встанет, если не подойдёт кто сторонний и не разбудит его, так и тот, кто погружён в греховный сон, не опомнится и не встанет, если не придёт к нему на помощь Божественная благодать»⁹. Из приведённых слов следует, что действие благодати не нарушает нашей свободной воли, оно лишь указывает на отличие греховного сна от настоящей праведной жизни. При этом оступившийся вновь оказывается перед выбором: с одной стороны узкий путь ко спасению, с другой – широкая дорога страстей, ведущая в погибель. Однако грех уже не кажется таким приятным, он теперь не внутри, а как бы снаружи человека, всё ещё манит, но не имеет власти повелевать. В то же время причастник благодати видит всю полноту и достоинство жизни с Богом. Подобно блудному сыну из евангельской притчи он приходит в себя и говорит: «…сколько наёмников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наёмников твоих» (Лк. 15: 16-19). И Отец Небесный, принимая искреннее покаяние, обнаруживает Себя в непостижимом действии церковных таинств и словно отвечает кающемуся словами той же притчи: «…принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного телёнка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся» (Лк. 15: 22-24). Тем самым Господь показывает обращённому, что более не помнит его грехов, наполняя сокрушённое сердце особой радостью.

Но как отличить действие благодати от «самодельного воодушевления»¹⁰, когда руководствуясь житейской логикой мы только изображаем христианское благочестие? «Самодельная жизнь, как бы она не была красна на вид и как бы ни держалась форм христианской жизни, никогда не будет христианскою»¹¹, – предупреждает святитель. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3: 8). Следовательно, благодатное переживание всегда внезапно, к нему нельзя подготовиться, нельзя запланировать. Оно возникает неожиданно и, обнаруживая безобразие порочной жизни, привлекает к жизни праведной. «Заметь, сколь необходимо сие действие благости Божией на пути освобождения души из области греха. Цель возбуждения благодатного и сила его – в том, что оно извлекает человека из уз греха и поставляет на точке безразличия между добром и злом. Весы воли нашей, в которых она склоняется то на ту, то на другую сторону, должны теперь стоять в уровень. Но этого не будет, если не дать грешнику вкусить хоть в предощущении сладость добра. Если не дать сего, то сладость греха, как уже изведанная, сильнее влекла бы его к себе, нежели добро, и выбор всё падал бы на сторону сего последнего, как и бывает в задумываниях переменить жизнь без благодатного возбуждения. Ибо то общий закон; ignoti nulla cupido, то есть чего не знаешь, того не желаешь. Но когда, в благодатном возбуждении, дается ему вкусить сладость добра, то и оно начинает привлекать его к себе, как уже изведанное, ве́домое и ощущаемое. Весы равны. В руках человека полная свобода действия.

Таким образом, как блеском молнии, освещается всё и в человеке, и вокруг него при благодатном возбуждении. Он вводится теперь сердцем, на одно мгновение, в тот порядок, из которого изгнан грехом, вставляется в цепи творения в ту связь, из которой самовольно исторгся грехом. Оттого это действие благодати всегда почти обозначается испугом и мгновенным потрясением, как спешно идущего в задумчивости потрясает внезапно услышанное ”стой!”. Если смотреть на это состояние по понятиям психологическим, то оно есть не иное, как пробуждение духа. Собственно, духу нашему свойственно сознавать Божество и высший некоторый мир или порядок вещей, возвышать человека над всем чувственным и уносить в чисто духовную область. Но в греховном состоянии дух наш теряет свою силу и срастворяется с душевностью, а чрез неё с чувственностью до того, что будто исчезает в них. Вот теперь благодатью он извлекается оттуда, поставляется, как на свещнице, во внутренней нашей храмине и светит всему там сущему и оттуда зримому»¹².

1.2. Что такое духовная жизнь

Сочетавшись с нашей свободной волей, призывающая благодать полагает начало новой, христианской жизни. Но как узнать, в чём она заключается и по каким законам протекает? Преосвященный Феофан определяет понятие духовной жизни, как постоянное памятование о Боге: «Надо довести сие до того, чтобы мысль о Боге сроднилась и срастворилась с умом и сердцем и с сознанием нашим. Чтобы утвердилась такая память и такая мысль, надо потрудиться над собою неленостно… ибо это и есть духовная жизнь»¹³. «Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11: 12). И в первую очередь необходимо усилие, чтобы прогнать отлагательство. «Всякий говорит: ”Ещё успею”, – и остается в старых порядках привычной недоброй жизни. Итак, пришла благая мысль исправиться – ухватись за неё, займись тем, чего ради она послана к тебе; и с сею целью гони отлагательство»¹⁴, – призывает святитель и на примере очнувшегося от сна человека переходит к описанию следующего искушения. «Подобно тому как пробудившийся, пока думает ещё только встать, всё в теле у него спокойно. Но лишь только положит он встать самим делом и мало напряжёт мышцы – все боли в теле, которые дотоле не беспокоили, теперь дают о себе знать и поднимают жалобы»¹⁵. Так начинают сопротивляться страсти взявшемуся за дело подвижнику. Среди всего многообразия страстей святитель Феофан выделяет 4 главных – это саможаление, чувственность, человекоугодие и пристрастие к земному. Остановимся коротко на каждой:

Саможалением является пагубная привычка уступать собственным прихотям и греховным желаниям. «Человек-грешник обходится с собою, как мать с нежно любимым детищем: жаль в чём-нибудь отказать себе, в чём-нибудь поперечить; не может одолеть себя, чтобы в чём-нибудь поднять на себя руку»¹⁶.

Чувственность проявляется привязанностью к изысканным вещам, вкусной пище, питью, дорогой одежде, комфорту и удовольствиям. «И действительно, в грехолюбце качествует чувственность: не имеет он вкуса к невидимому и духовному, а всё чувственное так известно и так переиспытано»¹⁷.

Человекоугодие поставляет нас в зависимость от общественного мнения, вынуждая стыдиться добра и правды перед лицом окружающих. «Живёт обычно человек этою ненарушимостью заведённого вокруг порядка или установившихся отношений, оттого робеет поколебать их и для поддержания их готов бывает скорее покривить душою, нежели сделать кому-либо что наперекор, не уважить, войти в неприятности»¹⁸.

Наконец, пристрастие к земному сопряжено с притуплением веры в будущую жизнь, когда вечность видится чем-то далёким и нереальным и все силы уходят на добывание короткого земного счастья. «Живёт обычно человек на земле, будто тут вечно жить, а о будущем забывает; знает счастье только земное, и все цели сходятся у него в одном, как бы здесь хорошо прожить, а что дальше будет, о том и думки нет»¹⁹.

Обнаружив восстающие на человека страсти, Феофан Затворник предлагает и средства борьбы с ними, а именно «противочувствия» коренным требованиям греха²⁰. Другими словами, чтобы победить ту или иную страсть, необходимо развить в себе противоположную ей добродетель. С саможалением, например, следует бороться «самопротивлением»²¹, поступая наперекор своим греховным прихотям. Человекоугодию противопоставить «отвращение от всех недобрых обычаев и связей»²². Чувственность связать целомудрием, воздержанием в пище и питье. Пристрастие к временной жизни обличить памятью смертной, мыслью о странничестве человека на земле и Небесном Отечестве, к которому необходимо стремиться.

Поскольку всё вышесказанное представляется довольно трудным для исполнения, святитель Феофан задаётся справедливым вопросом: «…пусть и знает кто путь, и путь сей освящён, – что пользы в сем знании, если нет сил идти по нему?»²³ И сам же отвечает: «…не смущайтесь! Все Божественные силы, яже к животу и благочестию (2 Пет. 1: 3) – заготовлены уже нам Господом… и всякому верующему подаются в святых таинствах Церкви… в таком обилии, сколько кто желает и может вместить. Крещение возрождает, миропомазание укрепляет, святое причащение преискреннейше соединяет с Господом Иисусом Христом, святое покаяние восставляет падшего, который падает снова по крещении, и прочее. Всякое таинство дает особую Божественную силу, нужную человеку на пути в Царство Небесное»²⁴.

Помимо участия в церковной жизни, преосвященный Феофан предлагает ещё одно средство привлечения помощи Божьей – это так называемое тайное поучение. Тайным поучением святые отцы именовали частое воспоминание «…какого-нибудь предмета из духовного мира или возбуждение духовного чувства посредством какого-либо слова Священного Писания, или слова отеческого, или молитвенного»²⁵. Так, для одних благотворна память о смерти и неизбежности Суда, другим полезно самоукорение, третьим более подходит короткая молитва: молитва мытаря из евангельской притчи или молитва Иисусова. В пользу последней епископом Феофаном написано немало похвальных слов. В частности, он обращает внимание на то, что святые отцы «…первое между подвигами место давали молитве Иисусовой. Она просвещает, укрепляет, оживляет, всех врагов, видимых и невидимых, побеждает и к Богу возводит»²⁶. Однако никакое тайное поучение, в том числе молитва к Спасителю, не поможет в духовной борьбе, если будет совершаться без внимания ума и сочувствия сердца. «Молитва Иисусова не талисман какой. Сила её от веры в Господа и глубокого с Ним сочетания сердца и ума. При таких расположениях, призываемое имя Господа оказывается многодейственным. Одно повторение слов ничего не значит»²⁷, – пишет святитель и предлагает поступать следующим образом: «На языке пусть будет молитва Иисусова, в уме – предзрение Господа пред собою, в сердце – жажда Бога, или общения с Господом. Когда всё сие будет постоянно, тогда Господь, видя, как нудите себя, подаст просимое»²⁸.