Алексей Анатольевич Кутырев
Огненные дороги
Часть 2
Охотничья база, куда лежал наш путь, находилась на территории заповедного лесничества. Добравшись до заповедника, мы пересекли мост через небольшую речушку. У моста я оставил секрет, в составе мотоцикла с двумя красноармейцами и орудийного расчета с пушкой калибром 45 мм. На самом кордоне стояла подозрительная тишина. Она показалась мне нехорошим знаком. Я остановил колонну и отправился на разведку.
Обойдя забор, я незаметно подобрался к двери. За ней послышался шум шагов. Я рванул дверь на себя и увидел человека в гражданской одежде, но с наганом в руке. «Бандит», – сразу промелькнуло в голове, и я без колебаний ударил его ножом в сердце. Распахнув следующую дверь, увидел шагнувшего на меня человека и снова пустил в ход нож. Третий противник подобрался ко мне слева. Поднять наган он не успел – я оказался быстрее. Размышлять было некогда, еще один бандит целился в меня из пистолета. Между нами был массивный обеденный стол. Я метнул в него нож и попал прямо в глаз.
Теперь можно было и оглядеться. На полу в луже крови лежал человек в милицейской форме, по-видимому, местный участковый. Рядом с ним женщина корчилась от боли. У женщины из живота торчал большой охотничий нож. Раненый в плечо лесничий и двое сотрудников ВОХР были связаны и избитые лежали на полу избы. Надо было срочно помочь раненым. Я вызвал по рации фельдшера. Он обещал прибыть в течение 20-ти минут.
Еще до прибытия фельдшера на кордон заехала телега, запряженная парой гнедых лошадей. С нее спрыгнул и подошел ко мне мужчина лет сорока. Про таких говорят: косая сажень в плечах. Ростом метр восемьдесят, весом, наверное, килограммов 140, он не казался толстым, скорее кряжистым. Им оказался местный кузнец Иван Васильевич Никонов. За свою недолгую службу на западной границе я все же успел узнать, что здесь все называют его «Белорусский Левша».
В разговоре с ним я попросил оценить техническое состояние всех пяти пароконных повозок, которые были в распоряжении нашего отряда, и рассмотреть возможность переделать тарантас, на котором бандиты приехали на кордон, в тачанку, причем мне хотелось использовать ее и зимой. Для этого колесная повозка должна быть легко переоборудована в сани. Кузнец обещал подумать над этим вопросом.
Наконец, появился фельдшер. Несколько часов он колдовал над ранеными и умудрился спасти всех, даже женщину, бухгалтера. Участковый рассказал мне, что он вместе с ней и двумя бойцами ВОХР вез ценный груз из банка – драгоценности на 12 миллионов рублей и четыре с половиной миллиона бумажных денег. В лесничестве на них напали бандиты и едва не убили. Он под расписку сдал все ценности моему заместителю по тылу.
После совещания со своими командирами я принял решение остаться на какое-то время на кордоне, чтобы подлечить раненых. У нас их оказалось около сорока человек. Здесь на кордоне «бил» лечебный источник, рядом с ним имелись лечебные грязи. Все это очень должно помочь заживлению ран.
Из своего разношерстного отряда мне предстояло сделать боеспособное подразделение, способное к успешным действиям в тылу врага. Нужно научить бойцов сражаться, довести их боевое мастерство до совершенства, научить управляться с вражеской техникой и оружием. В лесничестве находилось тридцать пять верховых лошадей. Здесь располагался небольшой конезавод для нужд лесхозов. Лошадей мы забрали для своей кавалерии, а лесничему написал соответствующую расписку.
Пока я находился на кордоне и воевал с бандитами, отличились мои кавалеристы. Конная группа, оставленная прикрывать раненых, получила информацию, что впереди, километрах в пятнадцати, немцы гонят колонну наших военнопленных, человек около 60-ти. Пятнадцать моих пограничников скрытно обогнали ее и устроили засаду. Перебив охрану, они освободили военнопленных, которые тут же влились в наш отряд.
Еще раньше к нам примкнул старший сержант, грузин, с семью кавказцами. Он пришел не с пустыми руками, а привел десять лошадей, впряженных в три пушки калибром 76 мм. Орудием такого же калибра пополнил нашу артиллерию старший лейтенант, командир группы из пяти бойцов, чей ЗИС-5, груженый снарядами, вместе с пушкой провалился в воронку от авиабомбы.
Теперь в моем распоряжении имелось семь орудий калибром 76 мм, пять пушек калибром 75 мм, две «сорокапятки» и зенитная пушка калибром 110 мм. Кроме того, были еще четыре миномета калибром 120 мм. Теперь надо скомплектовать орудийные расчеты и потренироваться, чтобы добиться слаженности и меткости в стрельбе.
Мне также предстояло научить разведчиков рукопашному бою и метанию ножей. Чтобы бесшумно уничтожать часовых, Кузнец Иван Васильевич предложил сделать арбалеты и луки. Мне идея понравилась. Дополнительно я попросил его попытаться выковать сюрикены по имевшемуся у меня образцу и сделать из автомобильных рессор настоящие финские ножи.
Наш кавалерийский эскадрон насчитывал почти сто сабель. Кузнец уже сделал две тачанки с пулеметами «Максим». Я разделил кавалеристов на два отряда, дав каждому из них пулеметную тачанку. Они отправились в разведку. Простых граждан я обижать запретил, а вот у полицаев приказал отбирать лошадей, телеги, велосипеды и другую технику. Убивать их я пока не торопился, поскольку кто-то из них вполне мог быть оставлен нашими органами для работы в подполье. Это еще предстояло выяснить.
У меня образовался отряд из двадцати велосипедистов. Технику для него мы реквизировали у немецких связистов и посыльных. Все велосипедисты – отличные стрелки. Я позанимался с ними два дня. Кузнец снабдил этот отряд арбалетами и научил ими пользоваться. Эту группу я тоже отправил в разведку. Возглавил разведчиков лейтенант-пограничник, примкнувший к нам по пути.
Отряд из четырнадцати мотоциклов с колясками отправился в разведывательный рейд на дальние подступы к нашей базе. В составе каждого экипажа, кроме водителя мотоцикла, были еще пулеметчик и снайпер. Выходить всем разведчикам на радиосвязь я приказал раз в сутки в определенное время.
По данным вернувшейся с задания пешей разведки, в 70-ти километрах от лесхоза, у деревни Большая Сосновка, немцы расположили временный лагерь советских военнопленных. В нем содержалось около двухсот командиров и красноармейцев. Ходили слухи, что через пять дней лагерь ликвидируют, а всех пленных расстреляют. На совещании мы составили план операции.
На следующий день в четыре часа утра в сторону деревни Большая Сосновка выдвинулась колонна из пяти грузовиков. Недалеко от лагеря с военнопленными из машин вышли пятнадцать снайперов и незаметно заняли позиции в соседнем лесу.
Лагерь охраняли двенадцать немецких солдат: на каждой из четырех вышек два бойца с пулеметом, два охранника у ворот, еще один – в мотоцикле и один – под «грибком». Мои снайперы одним залпом сняли охрану. В это время наши разведчики бесшумно уничтожили всех дежурных на двух блокпостах, расположенных на въездах в деревню. Немецкая комендатура располагалась в здании бывшего сельсовета. Мои бойцы закидали ее гранатами. Это стало сигналом для общей атаки. Деревню очень быстро очистили от фашистов. Среди трофеев – три грузовых автомашины.
На грузовиках мы подъехали к лагерю. С помощью тросов снесли часть ограждения из колючей проволоки. Я построил всех бывших пленных солдат и командиров в шеренги по восемь рядов, и обратился к ним с вопросом:
– Кто готов вернуться в Красную армию и искупить свою вину перед Родиной?
Отказников не нашлось. Все хотели и дальше бить фашистов. Освобожденных пленных мы привезли в деревню, где после бани всем выдали новую форму и распределили по подразделениям. Я был уверен, что сведения об освобождении советских военнопленных дошли до немецкой комендатуры в городе Мценске. Поэтому в скором времени ожидал гостей. Их следовало встретить подобающим образом. В сторону Мценска я отправил велоразведку. Рядом с городом они должны были встретиться с нашими кавалеристами, и, объединившись, атаковать немецкие объекты в Ценске.
В скором времени разведчики сообщили, что в сторону Большой Сосновки движется колонна вражеской техники в составе трех мотоциклов, двух бронетранспортеров, восемнадцати танков и двадцати автомашин с пехотой. Я решил действовать по уже проверенной схеме. Немцы еще к ней еще не привыкли, а у нас первый раз все прошло хорошо.
Нашли подходящее место для засады: справа от дороги – лесистая возвышенность, слева – небольшой овраг, глубиной три-четыре метра, а за ним низкорослый густой лес. В нем я разместили артиллерию и пулеметы. Пятьдесят стрелков с «оптикой» разместились вдоль дороги. Снайперскому искусству приходилось учиться прямо во время боя. Не у всех был опыт стрельбы по живым мишеням, а это очень важный фактор. Для подстраховки прошу пулеметчиков стрелять короткими, по два-три патрона, меткими очередями.
Жора с тремя девочками-снайперами заняли позиции на возвышенности. Там же расположились три пулеметных расчета. Все повторилось как под копирку. Я застрелил шесть мотоциклистов, возглавлявших колонну. Жора с девочками-снайперами вывел из строя водителей и пассажиров бронетранспортеров. Артиллерия двумя залпами поразила все восемнадцать танков противника и две последние автомашины. Бой закончился полной победой. После него уцелело двенадцать немецких грузовых автомашин, остальные механик Тихонович разобрал на запчасти.
Кавалерийская атака на Мценск также оказалась успешной. Удалось захватить богатые трофеи: четыре грузовые автомашины, шесть мотоциклов с коляской и пулеметами. Кроме того, комсомольцы города сообщили, что на складах с остатками советского обмундирования немцы спрятали семь ящиков с художественными ценностями. Их тоже удалось отбить.
Я вызвал интенданта, и он принял все захваченные у немцев ценности, а заодно двести комплектов летнего обмундирования, двести шинелей, сто бурок, сто шашек и пятьдесят седел. Под шинелями находился пулемет «Максим» и два ящика с винтовками, оснащенными оптическими прицелами, двенадцать трехлинеек в каждом ящике.
Через три дня все группы собрались на базе, уничтожая по пути своего следования немецкие гарнизоны. После совещания с командным составом провели инвентаризацию своего военного хозяйства. Мотоциклов у нас теперь стало сорок штук. Теперь предстояло обучить совместным действиям их экипажи, в состав которых входили водитель, пулеметчик и снайпер. Всего 120 бойцов. У нас собралось больше двухсот сабель кавалерии. Вместе с экипажами десяти тачанок, которые сделал кузнец, численность кавалерийского эскадрона составила 250 человек. Мне хотелось довести его численность до 400 бойцов (эскадрон).
На одном из уничтоженных железнодорожных мостов мы завладели четырьмя зенитными пушками калибра 36 мм. Теперь наша артиллерия состояла из шестнадцати орудий, десяти крупнокалиберных минометов. Для всего этого хозяйства потребовалось шестнадцать автомашин. Вместе с водителями, артиллерийской разведкой, взводом управления и расчетами орудий общая численность артиллерийского подразделения составила 160 человек.
Кроме того, в отряд входили пятьдесят стрелков-велосипедистов, два взвода саперов общей численностью шестьдесят человек, комендантский взвод – тридцать человек, интендантский взвод: повара, механики, водители – всего двадцать пять человек. Шестьдесят самых метких стрелков составили два отдельных взвода снайперов. По списочному составу отряд теперь насчитывал 745 человек. Мы решили назвать его отдельной пограничной бригадой имени товарища И. В. Сталина.
Шел двадцать третий день войны. В 8 часов утра 15 июля мы услышали отдаленную стрельбу, взрывы гранат и орудийные раскаты. У меня под рукой был недавно сформированный отряд всадников из двадцати красноармейцев. Прихватив с собой трех мотоциклистов и три бронетранспортера, мы поехали на выстрелы. Оказалось, что это не очень-то и близко.
Проехав километров тридцать, у болота обнаружили две немецких грузовых автомашины, два бронетранспортера и два легких танка с небольшой охраной в восемь человек. Охрану быстро уничтожили. По рации я вызвал к себе людей на двух автомашинах. На базе в это время находилось около пятидесяти человек, с ними механик и кузнец.
Конница прошла вперед и догнала еще группу из тридцати фашистов, которую сопровождали автомашина с пушкой калибром 75 мм, два бронетранспортера, оснащенные пулеметами и двумя минометами калибром 120 мм. Уничтожили и эту группу. Через пять километров мы обнаружили пять завязших в болоте легких танков БТ-5 и БТ-7, оснащенных полуавтоматической пушкой калибра 45 мм и двумя спаренными пулеметами. На командирском танке БТ-7 имелась рация. Один танк был неисправен.
Рядом завязли в грязной жиже броневик с двумя пулеметами и две противотанковые пушки калибром 45 мм. На островках в болоте стояли чудом спасшиеся семь лошадей, они были запряжены в орудия. Прочесав все болото, мы больше никого не обнаружили. Стали вытаскивать технику. Я попросил Тихоновича починить неисправный танк БТ-5. Мне мыслилось оставить броневик для своего штаба, а танки перевести на колесный ход. В таком положении БТ-5 и БТ-7 развивают скорость более 70 км/час.
Вернулась конная разведка, направленная мною вперед на поиски танкистов, отражавших нападение немцев. Ребята исследовали весь лес, но тоже никого не нашли. Зато они заметили колонну немцев, двигающуюся нам навстречу. До нее было еще более пятидесяти километров. Часа полтора чинили танк, за это время пообедали, а также подобрали экипажи к танкам как к трофейным немецким, так и к нашим. Скомплектовали орудийные расчеты.
Тем временем из болота вышли три танкиста – экипаж одного из разбитых советских танков. По их рассказам выходило, что бой с немцами принял отряд, численностью около взвода красноармейцев, усиленный имеющимися на вооружении четырьмя орудиями калибром 45 мм, пятью танками и броневиком. Командовал этим отрядом майор, фамилию танкисты не запомнили. Сам же майор погиб в самом начале боя. Во время столкновения бойцы разбежались, многие погибли на месте.
Разведчики по рации сообщили, что приближающаяся немецкая колонна состоит из двенадцати танков и десяти автомашин. Проанализировав эти данные, я принял решение уничтожить врага. Выбрав место для засады, я как всегда разместил артиллерию и танки вдоль дороги вне зоны прямой видимости, а стрелков и пулеметчиков – ближе к обочине. На всякий случай в кустарнике на другой стороне дороги поставил два пулемета.
Предупредил наводчиков о том, что на каждую цель у них есть только один выстрел. Включая танковые, у нас в наличии имелось 10 орудийных стволов. Первым залпом необходимо было вывести из строя сразу десять танков противника. Вторым залпом надо уничтожить остальные боевые машины и добить уцелевшие. Задача снайперов – перебить водителей и старших в грузовиках. Пулеметчики добивают пехоту.
Как только головной немецкий танк поравнялся с нашим первым орудием, мы открыли огонь. Вся операция заняла пятнадцать минут. Добив раненых фашистов, мы собрали трофейное оружие. Вражеские танки оставили на месте потому, что все они были на гусеничном ходу. А скорость передвижения при войне в тылу противника очень часто имеет решающее значение. Справедливости ради следует отметить, что трофейные танки, которые мы использовали в бою, были французскими.
Я попросил Тихоновича снять с одного из подбитых танков пушку, чтобы потом установить ее на штабной броневик. Он снял не только пушку, но и несколько пулеметов, объяснив это желанием приспособить их на тачанки.
Пока шел бой, к нам присоединилась группа красноармейцев в количестве одиннадцати человек во главе с лейтенантом Григорием Славиным. Я оставил его командовать своими бойцами, выделив для усиления группы семь танков, три бронетранспортера и три мотоцикла. Разумеется, вместе с экипажами.
В деревне Большая Сосновка часто мылись наши бойцы, не занятые службой. Интендант выдал всем красноармейцам и командирам новую форму. Я распорядился, чтобы командирам, не имеющим при себе документов, до окончания проверки начальником особого отдела, знаки отличия не носить. Я считал это справедливым.
Ближайшие к нашей базе немецкие гарнизоны были разбиты. Наступило некоторое затишье и, пользуясь этим, мы с Жорой тоже решили попариться в деревенской баньке. Тихонович починил трофейный грузовой «Мерседес» и сделал из него для меня утепленный фургон с рацией. На нем мы и отправились в Большую Сосновку. Машину под охраной водителя оставили за деревней в небольшом овраге. Жора взял с собой винтовку с оптическим прицелом.
– Зачем? – спросил я.
– Пусть будет. Береженого Бог бережет.
Специально баню мы не выбирали, они все были теплые. Зашли в первую попавшуюся на пути. Подложили дровишек, разделись и стали мыться и париться. Время пролетело незаметно. Разомлевшие от пара, мы с Жорой вышли из бани и присели на стоявшую рядом скамейку. Неожиданно с улицы послышался треск мотоцикла и гул автомашин.
Выглянув за калитку, мы увидели, что к деревне приближаются два мотоцикла и грузовая автомашина. Чтобы немцы не заметили нас за невысоким забором, мы с Жорой сняли свои зеленые фуражки. К нам вышла хозяйка бани, я попросил ее спуститься к нашей автомашине и сообщить водителю, чтобы он вызвал помощь. Пока же решили действовать самостоятельно.
Я ждал фашистов на правой стороне улицы, а Жора – на левой. Въехавшая в деревню немецкая колонна остановилась на центральной площади. Из автомашины вышло двадцать пять немецких солдат и пять полицаев. Мотоциклисты остались за рулем, а из колясок выскочили офицеры. Капитан и лейтенант пошли на площадь и разместились на стоявшей там трибуне. Полицейские также остались на площади, а солдаты пошли по дворам.
Десять фашистов двинулись в сторону Жоры, пятнадцать пошли по дворам на моей стороне улицы. Немцы заходили в дома по два-три человека. В мою калитку зашли три солдата. Я встретил их в два ножа. Несколько секунд, и немцы лежат мертвые. Я прыгнул через забор в соседний двор, где встретил еще двоих. Их постигла та же участь. Так, перебираясь из одного двора в другой, я расправился со всеми фашистами, находившимися на моей стороне.
У Жоры было тихо. Офицеры болтали на площади, полицейские сбились в кучу и ждали указаний. Через пять минут раздался легкий свист, и я заметил, что справа на крыше дома засел Жора с винтовкой.
Вытащив два своих пистолета «ТТ», я быстро вышел на улицу, где сразу же застрелил мотоциклистов и ранил обоих офицеров. Жора открыл огонь по полицаям, прикрывая меня, и перестрелял их всех.
Неожиданно мне пулей обожгло руку. Я резко оглянулся и увидел стоящего у туалета полицая. Он торопливо перезаряжал винтовку. Я выстрелил ему в лоб. Оказалось, ему «приспичило» и пока мы расправлялись с его коллегами, он сидел в сортире. Выйдя из него, он не придумал ничего лучшего, как выстрелить в меня, за что и поплатился жизнью.
В деревню залетела моя конница. Кавалеристы прочесали деревню, но живых немцев больше не нашли. Все было хорошо. Для оказания мне медицинской помощи фельдшер приехать не мог, наша основная база находилась далековато.
Жора обработал мне рану, но сделать аккуратную повязку не мог. Заметив, как он мучается, к нам подошла девушка, хозяйка бани, с аптечкой в руках. Она пригласила меня в свой дом. Я расположился на кухне. Девушка достала инструмент, обработала мою рану каким-то обжигающим раствором и вынула застрявшую в кости пулю. Затем она еще раз обработала и перевязала мне руку.
В ходе разговора я выяснил, что девушку зовут Алеся, фамилия – Петрович, ей двадцать один год. До войны она окончила ветеринарный техникум и работала в колхозе зоотехником. В тридцать девятом году Алеся вышла замуж, но с мужем ей довелось пожить всего неделю. Его призвали в армию, а в феврале 1940 года на него пришла похоронка. Он погиб на Финской войне. С тех пор девушка жила одна. Я предложил ей пойти с нами. Она с радостью согласилась. Пока я лазил по дворам, весь испачкался. Алеся сказала, что пойдет протопит баню и наносит воды. Я же решил часик отдохнуть после проведенной ей операции.
Алеся – красивая девушка. Не худая и не толстая, как говорят в народе, в самом соку. Ростом около 170 сантиметров, ее русые волосы, заплетенные в косы, на солнце кажутся огненными. Глаза у нее огромные, голубые. Нос возможно великоват для ее лица, но он ее не портил, а скорее подчеркивал какую-то свою, особенную красоту.
Спустя примерно час, Алеся вернулась и сообщила, что баня готова. Моя раненая рука почему-то стала болеть сильнее. Я надеялся, что в бане боль пройдет. Алеся предложила помочь мне раздеться и помыть спину. С одной рукой это сделать было непросто, поэтому я подумал и согласился.
С помощью Алеси я разделся и прошел в парную, где лег животом на полог. Следом за мной зашла Алеся. Девушка была в длинной белой сорочке. Она намылила мочалку и стала тереть мне спину. Я так расслабился, что даже забыл о том, что идет война.
Закончив со спиной, моя помощница предложила мне перевернуться. Я машинально согласился и выполнил ее просьбу. Девушка стояла в полный рост, сорочка на ней намокла и красиво облегала девичье тело. Вдруг Алеся прильнула ко мне и стала жадно целовать. Я машинально ответил на ее ласки. Мы стали любить друг друга жадно и долго. Один раз, потом второй и третий. Наконец мы немного насытились и оторвались друг от друга.
Алеся принесла из предбанника холодного кваса. Мы пили его и разговаривали. Я рассказывал о себе, Алеся – о себе: о том, как училась в техникуме, как вышла замуж, как осталась одна, как жила почти полтора года без мужа. Она еще раз прильнула ко мне, и я не смог просто так от нее оторваться. Когда мы закончили, в дверь постучали. Это был Жора. У меня сложилось впечатление, что он все время стоял за дверью, как на посту.
Жора доложил, что меня ждут мои заместители. Я сказал Алесе, чтобы она собиралась с нами. Поживет пока у девушек-радисток. Свои отношения мы договорились до поры до времени не афишировать. Решили пока присмотреться друг к другу. Хотя, честно сказать, я был бы не против жениться на этой девушке. Но Алеся не соглашалась. Идет война и видимо она боялась снова остаться одна.
Мы собрали местных жителей и при всех допросили пленных немецких офицеров – капитана и лейтенанта. Они признались – приехали, чтобы расстрелять жителей и сжечь деревню. Видя, какой оборот принимает дело, я предложил жителям деревни уйти в лес и организовать партизанский отряд. Оружием и радиостанцией мы их обеспечим. Все собравшиеся на площади люди меня поддержали. Иного выхода у них не было. Красноармейцы стали помогать эвакуироваться жителям приютившей нас деревни. После собрания я провел совещание со своими заместителями. Разведка доложила, что на расстоянии четырехсот километров от нашей базы немцы строят аэродром дальней авиации. Предполагается, что на нем будет базироваться приблизительно сорок самолетов.
Было решено провести семисоткилометровый рейд вперед, навести «шорох» и незаметно вернуться назад к аэродрому. В моем отряде насчитывалось двадцать пять сбитых летчиков. Пока они воевали как пехотинцы. Захват аэродрома давал бы им возможность вспомнить свою основную военную специальность.
Когда я учился в академии, ходил заниматься в аэроклуб, где научился основным навыкам пилотирования. Как говорят летчики, взлет – посадка. Когда выпадало свободное время, ребята-летчики занимались со мной теорией. Я вроде с их слов даже немного преуспел в этом деле. Теперь хотелось бы получить еще и практику.
В ходе глубокого рейда ребята основательно пошумели – взорвали пять мостов, уничтожили пять немецких гарнизонов, разбили пять узловых железнодорожных станций. Поначалу мы хотели накрывать узловые станции минометным и артиллерийским огнем, но потом поняли, что в таком случае останемся без трофеев: боеприпасов и провианта.
Поэтому мы стали действовать по-другому. Снимали часовых, потом уничтожали комендатуру и комендантский взвод, забирали снаряды нужного калибра, необходимое оружие, фураж, продовольствие, бензин. Оставшийся бензин мы обычно разливали вдоль составов и поджигали. Это давало потрясающий эффект. Вагоны с боеприпасами взлетали на воздух и разносили всю станцию.
Наконец пришла очередь аэродрома. Его еще не достроили, зато пригнали туда два транспортных самолета и пять истребителей. Один из транспортников был большим, второй – маленький итальянский самолет, способный перевезти двенадцать человек или полторы тонны груза. Почему-то он был красного цвета. Транспортные самолеты мы решили захватить, а истребители – уничтожить, потому что на них не долететь до линии фронта.
Отряды из рейдов собрались под деревней Озера, в пятидесяти километрах от аэродрома. Разведка доложила, что на нем уже находятся тридцать пять бомбардировщиков дальней авиации. Они прилетели туда вчера вечером.
Мы уже определили день и время для атаки на аэродром, когда разведка доложила, что все тридцать пять бомбардировщиков улетели в неизвестном им направлении. Это было досадно, но все же нападение на аэродром мы решили не откладывать, чтобы захватить хотя бы транспортные самолеты и на них переправить пленных немецких офицеров в Москву. Их у нас набралось уже 35 человек и вполне вероятно, что кто-то из них располагал весьма ценными сведениями.
В назначенный день во время обеда, когда обслуга и охрана отвлеклись для приема пищи, наши стрелки заняли позиции вокруг аэродрома. Разведка сняла из арбалетов часовых у въездных ворот. В них заехали сорок мотоциклистов и шесть бронетранспортеров. Техника рассредоточилась по аэродрому. В это время прозвучал залп наших стрелков. Пулеметчики и снайперы добили персонал и остальную охрану.
Техники проверили заправку самолетов, состояние оружия и стали закрашивать кресты припасенной для этого краской. На их место с помощью заготовленных заранее трафаретов были нанесены красные звезды. Пять истребителей приготовили к уничтожению. Небольшой итальянский транспортный самолет – биплан красного цвета, я решил оставить для нужд бригады. Самолетик из красного превратили в зелено-бурый. Тихонович поставил на него дополнительный топливный бак и установил два пулемета.
Лететь в Москву было решено на большом транспортном самолете. Пилотировать его я доверил капитану Селину. Нам нужно прилететь на один из Московских аэродромов. Я считал, что с нами адекватно будут разговаривать только в Москве. Мне хотелось верить, что нас примет представитель Генерального штаба.
Я подготовил докладную записку на имя Л. П. Берия, так как именно он возглавлял на тот момент пограничные войска. В ней подробно изложил обстановку и планы нашего дальнейшего будущего. Я предложил Лаврентию Павловичу назвать наш отряд Отдельной пограничной бригадой имени товарища И. В. Сталина.
Вылет назначили 11 августа 1941 года в 18.00. Погрузили в самолет всех пленных офицеров. Бывший начальник штаба авиационного полка капитан Селин Иван был мною проинструктирован, как себя вести и с кем разговаривать. Капитан улетел, а мы стали ждать от него сообщений.
В бою за аэродром нам достались неплохие трофеи. Наша артиллерия пополнилась четырьмя зенитными пушками калибром 88 мм и двумя спаренными зенитками калибром 36 мм. Также нам достались два бронетранспортера и шесть мотоциклов.
Для встречи возможного нападения врага я разделил наш отряд на две части, придав каждой из них равное количество пулеметов и артиллерийских орудий. Но немцы на помощь своим не спешили и мы, прождав четыре часа в засаде, покинули аэродром, забрав с собой два заправленных под завязку бензовоза, несколько бочек с маслом и шесть автомашин.
Через пять дней по нашему шифру, отправленному с капитаном Селиным, из Москвы пришла радиограмма. В шифровке сообщалось, что к нам вылетел самолет с радистом и приказом о дальнейших действиях. В назначенном месте мы встретили парашютиста и груз. Радистом оказался парень двадцати пяти лет, коренастый, с темно-русыми волосами и голубыми глазами. По званию он был старшиной пограничных войск и имел необычную фамилию – Засядьволк. Звали его Федором Кузьмичом.
Он доложил, что прислан к нам радистом-шифровальщиком. Предоставив необходимые документы, старшина передал мне приказ о том, что наша бригада зачислена в состав Красной армии, а именно в пограничные войска. Название бригады оставили без изменения, меня утвердили ее командиром с присвоением звания майора пограничной службы. О наградных листах, которые я послал с Селиным, в приказе не было ни слова. Но старшина сообщил о том, что о наградах в штабе пока не думают, отступаем по всем направлениям.