Алексей Алексеевич Жуковский
Философия идиотизма
Двух трубадуров выловили в долине Смерти, отняли у них неуклюжие стихи, написанные на плохой мятой, с кляксами, бумаге, надели наручники на грязные руки и направили под усиленным конвоем в ближайший суд, где уже их ждал приговор к испытательному сроку жизни за оскорбление невинных чувств лучшей половины нашего общества.
Это наглядный и поучительный пример всем романтикам, мечтающим втайне о возрождении непрактичного отношения к жизни. Хватить трубадурить! Прекратить дуть в трубы и будить мирных и добропорядочных граждан! Трудитесь на благо народа, и будет вам воздано по заслугам вашим! Не безобразничайте! Хватит!
Но хорошо, что история не стоит на месте! Она, как трактор, роет себе ходы подземные, наземные, воздушные. История везде: каждый миг, каждая секунда, каждая улыбка превращаются в скопление фактического исторического материала – история Рима, история создания паровой машины, история любви О. и К. , история одного города, обыкновенная история, скучная история, давнейшая история, революционная история…История скачет как прыткий жеребец и копытами своими отбивает такт времени – тракт истории, по которому движутся божьи твари, оставляя на пустынной горной влажной тернистой плодоносной земле материальные отпечатки своего пребывания.
После романтического века наступает век рационализма. Лица изменились: вместо розовощёких пухленьких романтиков, любивших проводить вечера в окружении миленьких дам где-нибудь в укромном местечке – на берегу прекрасного озера, под сенью вековых деревьев – на авансцену исторических подмостков поднялись бледные с пронзительными глазами типы, любящие покурить трубку и поиграть в шахматы, покритиковать европейскую кухню и съездить на каникулы куда-нибудь на отдалённый Север. Теперь, когда неприятные типы заполнили все щели общественного устройства, бессознательное стали трактовать на новый лад: сам по себе человек не может перейти в бессознательное положение без веских причин – либо это серьёзная болезнь, либо кто-то, недоброжелательный, намеренно в полном сознании ударил сознательного человека, вследствие чего последний был обнаружен без сознания. Расследование неминуемо. Причина должна быть установлена в любом случае.
Начинается расследование: бесконечные вопросы, догадки, прозрения, неудачи, ошибки, находки, потери, приобретения; опрашивание тысяч подозреваемых, уличённых, споткнувшихся, зазевавшихся… Затем на этой удобренной рационалистами почве родилась великая наука современности –Социология, объединяющая своими безумными цифрами миллионы людей, стирающая границы между государствами и выводящая средний закон потребления сыра, водки, телесных удовольствий, физических упражнений, бесконечных теле– радиопередач, песен, фильмов, книг, газет, спортивного снаряжения, спортивной обуви, шампуня и мыла.
Но одна великая заслуга рационализма, за что ему стоит воздвигнуть восьмое чудо света в виде хрустально-воздушного замка с подвесными мостами, с огромными залами для танцев и увеселений, обширными садами с фонтанами и золотыми рыбками с бриллиантовыми глазками в прозрачных прохладных прудах, тенистыми аллеями с укромными уединёнными беседками для лёгкого флирта, целования, нечаянного обжимания и говорения ласково-щекотливых комплиментов, огромными павильонами, где можно было бы попраздновать, не боясь дождей, ураганов, гроз, наводнений, в кругу друзей премилых, в среде бесед умильных – заключается в умении ставить вопрос и отвечать на него, выносить приговор и исполнять его.
Многие высказывания рационалистов, на которые не хватило бы и двадцати томов, обогатили наш ум, усилили наши способности и создали новую оболочку вокруг нашей планеты – между облаками и поверхностью земли, – где мысль человеческая, славя народ земной, обрела пространственную протяжённость. Вот она мудрость, незапятнанная никакими недобродетельными делами: слово и дело едины без сознательного бессознательному не бывать голова продолжение тела тело продолжение души без плохого хорошему не бывать мужчины нет без женщины без удобрения нет урожая без воды человек жить не может без воздуха человек задохнётся рыба не может жить на суше негру всегда быть негром белый останется белым всё рождается всё умирает звёзды падают некому держать всё притягивается к единосущному, чтобы разбежаться в разные стороны при первой опасности апостолы деньги зло, – но без них жить нельзя, – за каждой революцией следует контрреволюция рождение смерть пробуждение завтрак опорожнение заполнение жизнь…. Верится, что не за горами то время, когда кроме протяжённости человеческая мысль обретёт долгожданный вес, чтобы обрушиться всей тяжестью на головы дурней, простофиль, балбесов, словно обоюдоострый меч правосудия, демонстрируя мощь силы гравитации человеческого разума. Natura nihil facit frustra. Experientia docet. Cogito, ergo sum. Habent sua fata libelli. Et cetera.2
Ну, что ж! И мы в каком-то смысле потомки рационалистов: “with one auspicious and one dropping eye,// with mirth in funeral and with dirge in marriage ,// in equal scale weighing delight and dole…”3 Оценим по достоинству заслуги рационализма, поклонимся ему в ноги и коснёмся, дети мои, лбом дощатого пола, сложим руки в немом восхищении и произнесём в унисон: “Je suis seul sans toi. Je suis malade sans toi. Je suis comme un orphelin dans un dortoir sans toi.4 Ощутили благодарность? С этого всегда начинается всякое великое дело: “Can you speak English?” 5 – А именно: “ Deus ex ratio”.6
Боже, как я любил рацио ( так мы называли рационализм между собой: друзьями )! Как мы обожали собираться вместе – я и мои верные Санчо-панчесы – и обсуждать, и подсчитывать, и рассчитывать, и строить планы, и вырабатывать методы, и обосновывать их. Сколько вечеров и ночей провели мы вместе в бурных приливах и отливах дискуссий! Мы поели огромное количество бутербродов с красной икрой, с сырокопчённой колбасой, с копчёнными окороками, с самой изысканной солёной и несолёной, речной и не речной рыбкой и рыбёшкой, осушили бесчисленное количество бутылок белого и красного вина, сухого и полусухого шампанского, домашних наливок, народных самогонных заквасок, водки белочистолимонной, шнапсу баварского, виски шотландской, какого-то пойла, вонючего и липкого, привезённого уроженцем отдалённой страны на берегу Ледовитого океана. Но, к сожалению, задор молодости постепенно за застольем угас. Всё труднее заснуть и проснуться: мучают кошмары. Только иногда, вечерами, когда догорает пламя камина, вспоминается незабываемый вечер на Воробьиных горах, где мы, молодые и счастливые от хмеля и съеденного, взявшись за руки, чтобы крепче почувствовать землю, клялись никогда не предавать друг друга и, следовательно, не изменять тем мыслям и планам, и расчётам и подсчётам, и выкладкам, к которым пришли сообща в полумраке холодных отрезвительных казематов под бешенную бестактную музыку, доносившуюся откуда-то сверху. К огорчению, с молодостью прошла верность клятвам. Где вы теперь, друзья?!
Вы догадались, терпеливые читатели, что рационализм свойственен молодости. Не зря у физиков есть золотое правило: не женился до двадцати семи лет – так никогда и не женишься.
Почему? Да. Шут его знает! Перерос, значит, и всё: за рубежом двадцати семи лет рационализм ставит на тебе крест.
Крестов, кстати, рационализм наставил уйму. Куда ни глянешь – кресты, кресты… Додумались ставить их на здания: пусть будут видны издалека; молодое поколение нужно приучать к мысли о краткости их пребывания в сфере разумного. Делают их, я имел в виду кресты, неугомонные рационалисты из чистого золота, украшают бриллиантами, изумрудами, рубинами. Самый большой и тяжелый – в России, как, добавим, и самый большой самолёт, самое глубокое озеро, самая холодная зима, самое жаркое лето, самые красивые женщины, самые отважные мужчины, самые ловкие вши, самые надоедливые клопы, самые быстрые тараканы. Вылил этот крест мастер-самоучка Ванька Криворукий на собственные деньги и в свободное от работы время ( в России что-то великое всегда создавалось в свободное от работы время ).
Легенда гласит: с детства Ванька был какой-то особенный: с детьми не играл, шалостями и проказами не занимался; когда Ваньке стукнуло пять лет, то ни с того ни с сего стал читать летописи деревенской жизни, хотя до этого ни одной буквы не знал; родителей слушался очень: бывало разобьёт что-нибудь – так сразу к мамке бежит докладывать о своей провинности; в четырнадцать лет Ванька ушёл из дому с табором цыган; бродил по всему свету: побывал возле Тихого, Ледовитого, Чёрного, Каспийского, Индийского морей и океанов; научился многим ремёслам, как то: лепить из глины разных забавных зверюшек, подражать шорохам, крикам, пискам лесных, болотных, озёрных, степных обитателей, скатывать из хлебных крошек тарелки, ложки, чернильницы, бутылки; в сорок лет внутренний голос приказал Ване: “Следуй за мной и повинуйся!”, пришёл он, волочась за духом своим, в город стольный Москву – матеньку тогдашней России, – подошёл к самому большому человеку и стал челом бить: “Так и так, мол, добрый человек, должен я в вашем славном граде крест отлить – небывалый, сверкающий, слепящий, горящий. Почему должен это делать – не знаю! Прими раба твоего послушного, славный обширный человек!”; смилостивился большой и важный, тучный и серьёзный, солидный и задумчивый, толстеющий и худеющий на диете, зоркий в ночи и слепнущий при ярком свете – и принял оборванца в услужение к себе; долго важный человек испытывал Ваньку Криворукого: то поесть не даст, то ненароком ногу отшибёт ему, а то и руку, а может и голову, то жену свою постылую подложит в солому к нему, чтобы, значит, терпение его русское, прославленное многими необычайными подвигами, проверить, то вдруг выгонит из дому, то обратно с улицы подберёт – так, говорят русские, приучают их с детства к суровым местным нравам и долой нескончаемой зиме; много времени прошло или мало – никто не знает! – но видит почётный и важный человек, что Ванька вернее пса, пресмыкалистее любого пресмыкающегося, преданнее кошачьей верности, лишнего слова не скажет, лишней песни не споёт, лишнего не съест и – главное! – лишнего не попросит, ибо в ту пору сложности случились у большого человека: денег стало не хватать – разрослась семья: старшая дочь аж за самого Нептуна замуж собралась, – средняя, от гордости во всё иностранное разодетая, знающая как на всех языках о любви говорить, намерилась посвятить себя служению искусству, для чего, бес ей в ребро, выписала по каталогу всех известных художников, поэтов, архитекторов, литераторов, философов, математиков, парикмахеров, дударей, лошадников, оде вальщиков, раздевальников-охальников, портных, генералов, адмиралов для того, чтобы, пропади они пропадом, Москву – столицу третьего Рима, гряди десница твоя, о, Отец наш земной и небесный! – превратили в просвещённейший город , – третья, самая толстая и солидная, в двенадцать лет уже требовавшая помощи для вставания с постели ( так велика и внушительна красота её была ), полюбила принца Заморского, но только дорогу туды следовало построить по требованию этого замухрышки – принца Заморского, ибо другим путём к его отдалённому болотистому и заросшему лесами государству не добраться; – а про сыновей и говорить стыдно: как выросли так и поженились, как поженились так и давай смуту сеять: одной жене подавай одно, другой другое, у третьей муж – дурак, у четвёртой – слишком умный; в общем, сыновья давай деньги делить, а дочери их проматывать; вот потому-то не чаял души почётный и важный человек в Ваньке: ничего не надо Криворукому кроме креста отлитворящего; но так как деньги большому человеку самому нужны, то послал он Ваньку деньги собирать от своего имени на крест; долго ли мало ли, но собрал деньги горе-мужик и принёс властелину своему; и увидел великий человек могущество деяний своих и славу их, и повелел на деньги те отлить крест златой, чтобы увековечить именем своим помыслы славные, – а Ваньке за терпение его назначить ежедневно выпивать два литра креплёно -ядрёной самогонки и закусывать солёным огурчиком для весёлого и радостного настроения – и всё, заметьте! – бесплатно. На том и закончилась история эта. Наша, наоборот, продолжается!
Мы пришли с вами вместе, дражайшие мои, к ясному и логическому окончанию рационализма. Если вы мне не верите, то прочтите ещё раз написанное: рационализм закончился вместе с нашей молодостью.
И снова мы никому не верим, всех подозреваем, ожидаем худшее, слышим не лучшее, пожираем несвежее. Успокаивает одно –везде одно –рождение, взросление, старость, смерть. Каждое общество, сообщество, содружество, объединение, соединение, уплотнение, товарищество проходит фазы становления, развития, планирования, прогнозирования и упадка. В начале все куда-то убегают ( это по -научному называется страстью к движению ), затем что-то приносят обратно, обкладывают себя этим со всех сторон и начинают ожидать ещё лучшего. Вот здесь их и поджидает худшее :молодость разом сменяется старостью и одряхлением. И никто не может ответить толково, доходчиво, а не докучливо, расхоже, а не похоже, – почему людям надо улыбаться всю жизнь, когда поводов для увеселения слишком мало. Один известный французский писатель так и назвал своё рождённое в присутствии жены дитя искусства “Улыбающийся француз не похож на француза”. Пожалуйста, цитата из этой огромной книги в одну тысячу шестьсот страниц: “Он прожил всю жизнь, и прожил улыбающимся. А почему? Разве умный человек сможет ответить на этот вопрос?”. И кто ответит нам на тысячу других вопросов? Миллионы почему.
Почему мы приходим в сознание из бессознания? И наоборот. Почему молодость утверждает молодость, красота описывает красоту, безобразие безобразность, деньги делают деньги, бедность порождает бедность, обезьяна рождает обезьяну, червь производит червя? А ведь загадка в другом, и именно она не даёт спать спокойно никому :как, живя в бедности, стать богатым, как без ракеты долететь до Луны, как без ушей слышать, без глаз видеть, без волос быть привлекательным, как мужчине найти женщину, хищнику – добычу, кририку – критикуемое, наркоману – наркоманящее, токсикоману – токсивоняющее, поэту – окрыляющее, дождю – увлажняемое, падающему – упавшее, божественному – обожествлённое.
Слава богу, мы не можем ответить на все эти вопросы, – а то бы человечество перестало развиваться и начало загнивать как переспевший плод: – человечество только и прогрессирует благодаря неизвестному – своей противоположности: богатство питается бедностью, злоба мстит доброте, вера критикует безверие…, умирание одного говорит о возрождении другого.
Смерть рационализма в ранней молодости не обескуражила людей, хотя, может быть, они и не сразу пришли в себя после столь значительной утраты. Но всегда найдётся какой-нибудь умник, для которого родственные связи – ничто. Одним поминки – другим ужимки.
Во Франции жил один бедный почтальон. С раннего утра до позднего вечера разносил он по кривым парижским улицам письма, телеграммы, переводы, записки, отписки. Занятие это было скучным и не очень прибыльным, а потому любил он пофилософствовать на досуге, когда город после трудового дня погружался в тяжёлое ночное забытьё. Ночные бдения сказались на поведении почтальона: стал он каким-то рассеянным; на все вопросы отвечал невпопад и делал всё не так: ему говорят “да” – он отвечает “нет”, его бьют – он убегает, от него убегают – он бьёт, нужно идти – он бежит, следует говорить – он молчит… Сначала на него смотрели как на дурака. Даже вызывали врачей для освидетельствования его придури* ( придурь – уменьшительно-ласкательное от идиотизма ). Врачи осмотрели и сделали официальное заявление: “Данный больной, осмотренный и изученный сего года этой недели настоящим числом при свидетелях и терпящих моральные убытки потерпевших, опасности для города, а, тем паче, для безопасности страны не представляет. Мысли и идеи свои он основывает на наших, только везде прибавляет отрицательные частицы “не”, “ни”, “нет”. Возможно, что трансформация личности произошла в раннем детстве по вине родителей, которые заставляли младенца слишком много делать. Вот он и стал ко всему отрицательно относиться. Врач местной больницы, сын известного в своё время врача, по рекомендации друга своего врача и близкого родственника одновременно. Подпись врача заверяет его отец. Диагноз подтверждают: доктор медицины обер-полицейский городского штурмового отряда Кадилкин Роберт Веронович , академик медицинских наук главный по надзору за сохранностью медицинского обмундирования барон Переделкин Иисус Иосифович, заведующий домом лишений и милосердной скорби Жуликов – Бандитов Рвач Петрович. Печать. Подписи заверяю: начальник отдела по доставке помощи нуждающимся Жмотиков Счастье Восходович. Число. Год.” Так во Франции, благодаря тонкости и изяществу французского языка, открылась новая страница в книге человеческой мудрости.
Известно, что многие гении в детстве были дебилами* ( дебил – научно– медицин. выражение: человек не похожий на остальных ):Ньютон, Спиноза, Кант, Гегель, Маркс, Ленин, Лейбниц, Гёте, Шекспир, Гюго, Гоген, Моцарт, Бах, Бетховен, Яшка– лимончик, Коппола, Аристотель, Диоген, Платон, Сенека, Цицерон… Нет окончания этому списку! И как сказал один хороший знакомый из Вашингтонского Университета стратегических исследований околоземных пустот и движений интегральных частиц при спектральном взрыве черной дыры Дру Друз Круз: “Если бы не было дебилов, парень, то планета лишилась бы лучших умов и мы до сих пор бы крутили хвосты свиньям и гоняли на пастбище овец…” . Дру Друз Крузу верить можно, поверьте мне: он хорош собой и в компании любит поесть, выпить, охоч до женщин, жаден к жизни, весел в быту, несколько мрачен, правда, в похмелье, но этот недостаток легко исправим, если вы не всё пропили предыдущим днём.
Теперь пришло время раскрыть тайну и назвать виновника появления на свет нового племени людей – иррационалистов. Фамилия ему Раагрик, а имя Осс. Родился в Дании в семье рыболова в начале века. Детство провёл детское: играл, лепил, шалил, читать не хотел, считать не умел, сладкое обожал, друзей колошматил, девочек за косы драл. Окончил с отличием деревенскую предначальную школу. Единственную четвёрку имел по пению, единственную тройку по рисованию и единственную двойку по прилежанию. Поступил сразу в десять университетов: Парижский, Лондонский, Итальянский, Египетский, Малайский, Африканский, Таитянский, Американский, Русский, Европейский. Окончил университеты и сразу стал профессором, а через месяц и лауреатом Скаутской организации. Написал двадцать романов, одно стихотворение, два рассказа для журнала “Ньюйоркец” и брошюру “Почему я почтальон”. Последняя и принесла ему мировую славу. Умер в глубокой старости, задавленный тяжестью годов. После себя оставил обширное наследство: двадцать дочерей, которые в свою очередь родили сто мальчиков и сто девочек, а те образовали новый народ Раагриков .О нём вы можете прочитать у весельчака Франсуа Рабле, француза и дворянина, бросившего карьеру ветеринара-косметолога ради лёгкой литературной наживы.
Брошюрка “Почему я почтальон” сейчас лежит у меня под рукой. В этой книжонке всего две страницы и я не поленюсь их просто-напросто переписать. Так и мне легче оставаться правдивым до конца, да и читатели подчерпнут знание прямо из первоисточника. Заранее предупреждаю: Осс Раагрик – прирождённый стилист и орфографист, знаток своего родного языка и местного диалекта.
“ Опять не тошнит. Что же я вчера не ел? Не помню. На работу не ходил. Холодильник не открывал. С кровати не вставал. Сегодня ветра нету. Нехорошо. Может, даже дождя не будет. Неплохо. Не люблю оставаться один. Но не скушно. Правда, не весело. Хорошо, что жены нету. И детей нету. Но ничего, что ничего нету. Я ещё не видел, кто бы мог удовлетворить моим потребностям. И, вообще, ничего нет хорошего в жизни. Вот лежу и ни о чём не думаю. Тяжело не мечтать! Почему? Не понимаю. Может немечтание тяжело сказывается на работе печени!? Душа и не душа. Зачем мне думать не о душе? Душа – всё, а не душа – ничто. Ничто обитает не на земле. Оно живёт не во мне, а вне меня. Я – не Я. Я– это тот, который мечтает, а не-Я – тот, который мечтает моим Я. Неинтересно. Никакой ответственности. Чуть что, – так не-Я, не-Я… Противоположность и непротивоположность. Это не чушь, это не пустота, это ничто моей мысли. Ничтожество. Боже, не говори ничего! Всё равно я ничего не слышу! Опять не поел. Нужно не забывать. Здоровье не прежде всего, но важно. Главное – не курить, не простывать, не болеть, не чихать, не есть слишком много, не спать слишком часто, не думать о плохом, не смотреть на плохое, не говорить о плохом. Не отвлекайся, когда ешь! Тогда внутренний, живительный сок не течёт как попало, а в нужном направлении. Опять я ничего сегодня не написал. Ну ничего! Ведь обеда ещё не было. Я не люблю писать до обеда. Я люблю не вставать до обеда. Как будто бы лежишь и не лежишь. Здесь и не здесь. Не густо, но и не пусто. Вчера не поговорил насчёт. Не нужно этого делать. Ведь у неё даже названия нету. Книга без названия. Названия нету, зато сам роман есть. Ну и что, что главного героя нету, зато другое есть. Женщин нету – неженщины вместо них выходят на сцену. Как на востоке. Я не устал от жизни. Жизнь не утомила меня. Не читаю газет. В них написано о том, чего нету: нет денег, нет умных программ, нет умных людей, ничего нету. Я это знаю и не читая. Почему-то в стране стало неспокойно. Надо же, аппетита всё нет и нет! Правительство не может решить элементарное. Не хочет. Не может. Нечего народ обманывать! Хорошо, что можно поесть, не вставая. Не очень вкусно. А на второе не котлеты – жаль. Не люблю, когда на третье компот. Что-то неладное в желудке. Наверное, давно не ел. Кажется он совсем перестал переваривать…Сколько не набивай, а газов нету! Я не могу есть очень жирную пищу. Не могу водку без закуски. Сырое молоко – не могу. Не брезгую. Не могу. Не нравится мне эта страна. Не нравится моя квартира, улица, город, зарплата. Не нравятся мне книги, которые читаю, люди, с которыми я разговариваю, дни, которые провожу, облака, которые летают надо мною, птицы, которые щебечут, ветры, которые дуют… Фу, – устал! Тяжёл труд писателя! Опять не доел. Не вкусно. Не сыт, но и не тошнит, слава тебе Всевышний! Вчера тоже не тошнило. И позавчера не тошнило. А завтра будет не тошнить? Буду завтра писать роман о не-Я. Он некрасив, неумён, не умеет играть в футбол, карты, не умеет делать комплименты дамам, не говорит, однако пакостей, не умеет обижать маленьких, играть на пианино, барабане, не хочет быть богатым, не думает о своём будущем. В– общем, – отрицательный. Ничего толкового не придумал. Мало думал. Что-то в этом есть. Ничего нет под солнцем, о чём бы Господь не знал! Не интересно почему, а зачем! Ещё не голоден. Не хочется. Желудок не совсем полный. Ничего не понимаю. Надо же, не помню ни одного моего стихотворения! Проза – не поэзия. Проза – ерунда. Когда не думаешь, то лучше получается. Вчера вот не думал, а какое стихотворение получилось. Где оно? А-а-а вот!
Не надо нам слов,
Не надо нам жалости
Не надо оков,
Не надо нам вольности,
………………………….
………………………..7
А надо не думать, -
Не надо платить,
Что б нас, уязвлённых,
Напрасно не злить.
Не слышу мелодий,
Не вижу людей;
Одни обезьяны!
Не надо речей!
Диоген ходил не с фонарём, а с бочкой. Искал он не людей, а собеседников. Есть не хочется, а надо. Опять невкусно. Как будто и не ел. Не пусто, но безвкусно. По телевизору ничего нет. Нет интересных фильмов. Читать не хочу, – ведь сам пишу. Остальное дрянь. Портные своей одежды не носят. Парикмахеры совсем лысые. Крестьяне с голоду умирают. Рабочие – безработные. Цари не у дел. Спать не хочется, а надо – завтра не встать. В комнате не холодно. Постараюсь завтра не проспать. Я и не-Я. Где не-Я? Смерть – не сон, что-то другое. Не прощаюсь. Не с вами. При вас. Не понимаете? Неплохо…”.
Великолепное замечательное необыкновенное произведение. Публикация его вызвала много откликов зарубежных и отечественных. Франция бурлила. На улицах Парижа возбуждённые французы, поддержанные бургундской, шампанской областями, распевали Марсельезу, готовые к штурму любых препятствий, если таковые возникнут. Правительство вынуждено было признать срочным государственным декретом Раагрика Осса лучшим почтальоном года и вручить ему почётную ленту солдата полка имени Парижской коммуны. Через три дня волнения утихли. Париж перестроили на всякий случай. Старые названия улиц сменили на новые. Правительство ушло в отставку. Президент с семьёй уехал отдыхать в Латинскую Америку. Наступила пора для работы истинных учёных, мыслителей, художников, поэтов, певцов, артистов. Эпидемия иррационализма расползалась с ужасающей быстротой.
Скоро наступило время всеобщей и беззаговорочной победы иррационализма. В то время не признать себя иррационалистом – значит попасть в опалу, а ещё хуже в долговую яму, так как всех неиррационалистов признавали в суде должниками. Париж опять стал модной столицей. Паломники со всего света спешили в мировой город за славой. На чердаках, в подвалах, в скверах. На вокзалах, в Болонском лесу – везде слонялись, спали, писали, ели, творили, рвали, сходили с ума, предавались отчаянию творческие натуры, поставившие на карту свою судьбу, ждущие своей удачи до седых волос. Сколько было падений, сколько взлётов! Приезжало много, очень много и никто, практически, не уезжал.
Канули в безвестность имена, поступки и лица. Кому не хватило денег, кому смелости, кому сил. Все умерли в Париже. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, постаревшие красавицы приносят цветы на знаменитое французское кладбище, где покоятся души усопших. Поговаривают, с двенадцати часов до первых петухов бродит по кладбищу среди безымянных могил призрак Иррационализма, чем-то отдалённо напоминающий инвалидную коляску, и будит творческий дух усопших, призывая их на новые подвиги ради собственной персоны.
Очень показательна для иррационализма история двух великих художников данного направления – Гугу и Гага. Ни тот, ни другой за всю свою неспокойную жизнь не заработали ни гроша ломанного. Оба рисовать не умели и едва могли поставить свою подпись в книге регистраций. Гугу начал не уметь писать приблизительно в тридцать лет, и в течении последующих десяти лет не создал ничего стоящего за исключением статуи непорочного мальчика для английского музея восковых фигур. В сорок один год он написал картину “Потребители пива на Баварской земле”. Именно этой картине он обязан своему грандиозному успеху у искушённой столичной публики. Толпа зевак рукоплескала красным потным лицам, огромным пивным кружкам, изображённым рукой мастера на дранной простыне, украденной в дешёвой гостинице. Немецкое объединение пивопотребителей Баварии посчитало картину за отличную рекламу своей деятельности и сделало Гугу членом своей обширной организации. До мировой славы Гугу не дожил: через месяц его не стало. Другой – Гага, из небедной семьи, не знал, чем ему заняться лет до семидесяти. После смерти родителей он получил огромное наследство и, как водится, от безделья воплотил свою мечту детства. А детство у него было трудное! Учителя не признавали за ним каких-либо талантов. Если бы не влияние и обаяние его родителей, умевших потакать человеческим порокам с изяществом и мастерством, то просить бы ему милостыню на улицах Нью-Йорка, Рима, Барселоны, Лондона, Москвы. Его бродячая жизнь и неуёмная жизненная сила породили множество легенд, в которых вымысел соседствует с голой неприглядной правдой. Распускают слухи, что он скупил музеи мира и превратил их в частные галереи, чтобы пропагандировать своё “ дикое искусство”. Но это неправда! Гага был очень честным человеком и хроническим алкоголиком. Его денег едва хватало на закуску и дешёвую ночлежку в обшарпанной части города; выпивка требовала огромных финансовых затрат. Если он не был пьян, то трудился над созданием шедевров в поте лица, как писано в Библии: “Да получит бог богово, а человек своё…” Писал он свои картины при помощи бригады маляров. Дело происходило так. Покупался огромный участок земли, строилось огромное здание без окон и дверей, а затем на стенах расписывались картины; управлял он малярами посредством рации; чтобы маляры не боялись, им завязывали глаза и кололи наркотики. Труд художника Гага был тяжёлым. Погибло у него на стройплощадке изрядное количество маляров от удушья, падений, вредных привычек, старости. – Искусство его, восхищающее и поныне туристов из многих стран, останется навечно.
В то время великим можно было стать без особого труда, а вот заурядным, бытовым человеком очень сложно. В этом, видимо, и заключается коренная причина восстания масс. Средний человек одрях и чрезмерно ослабел от непосильного бремени, которое возложила на него слепая история. Великие плодились так быстро, что в них захотелось плеваться. Первое общество, объединившее массы против гениев, и носило название “Плевок простого человека из толпы подобных в противное лицо гениальной личности”. Собирались они в кабаке, на окраине Парижа, где проводили свободное от работы время, развратничая, пьянствуя и харкая в огромный портрет учителя Иррационализма, от чего последний превратился в неподражаемое произведение поп-арта. Через какой-то неопределённый историками промежуток времени восставшие начали издавать различные газеты, проповедовавшие массовость в протест против диктата гениальности.
Лицо массового человека – испито-жёлто-сине-буромалинового кривого – вы можете увидеть на полотнах художника Ван Гога, воспевшего чувства и ощущения оборванного, скитающегося в беднейших уголках стран, художника. Писал он – словно плевал! Так объяснил его творчество знаток Древней Греции и раннего периода Египта Обдурахман Миллер: “Когда смотришь на картины этого художника, то приходит на ум внезапно догадка: краски изрыгались из лона краскозачатия!”. А вообще-то, более подробно описал, расписал и выписал героя массовидности испанский затейник коррид, где в качестве быков выступают рогоносцы, а в качестве ответчиков неизвестные молодые люди, хорошо танцующие и поющие под гитару звонкие серенады, Отрыла-и-Гасит. Книга озаглавлена “Массовое нудистское купание в реке Стикс”.
После выхода книги Отрыла-и-Гасита художественной богеме стало ясно: что-то будет! А ничего не случилось! Гениев развелось так много, что они сами организовали массовое движение “Плевок – это что! А мы вас по морде!”. Две силы столкнулись в противоборстве.