Наталья Александрова
Игра случая
– А где ты работаешь? – Я уже начинала терять терпение.
– Да так, по разным местам – заказы у меня, сейчас дома работаю.
– Тебя что, уволили?
– Нет, я сам ушел.
Я сильно удивилась: какой же дурак бросит работу в банке, там же так хорошо платят, но потом решила, что это не мое дело.
– И я хотел тебя попросить, – мямлил Борька, – нельзя ли мне пожить тут, в Лешкиной комнате, ненадолго? – Он просительно посмотрел на меня.
Хотя в глубине души я и догадывалась, к чему он клонит, не полная же я дура, но все равно подскочила на диване, как детский раскидайчик, забыв про коленку.
– Ты что? Ты это серьезно? Ты хочешь, чтобы я пустила тебя сюда жить? В эту квартиру?
– Да, а что? – Сказав самое главное, Борька успокоился, понимая, что хуже, чем сейчас, ему уже не будет.
А у меня просто не было слов от такой наглости.
– Послушай, а тебе не приходит в голову, что у меня может быть своя личная жизнь и ты мне в этой квартире абсолютно не нужен?
На самом деле на данный момент у меня не было никакой личной жизни, но Борьке знать об этом не следовало.
– Ну, я думал, что сейчас…
Понятно! Он все про меня знает, и про то, что с тем моим приятелем мы расстались еще перед Новым годом. Неужели он за мной следит? Я рассвирепела.
– Ну что ты ко мне привязался? Что ты торчишь тут бесконечно, Лешки уже полгода нет, а ты все тут? Ну дашь ты мне когда-нибудь пожить спокойно? Тещу боишься? Значит, либо убей тещу, либо снимай квартиру!
– У меня сейчас, чтобы квартиру снимать, и денег нет. Милка, у меня неприятности…
– Да у кого их нет? – отмахнулась я.
Он был прямо убит.
– Значит, не согласишься?
– Ни за что, – твердо ответила я. – Борис, ты сам подумай, не дело это, что ты будешь бегать туда-сюда, от одной жены к другой и обратно. Тебе самому-то не противно?
Он посмотрел на меня грустно, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел в прихожую. И тут зазвонил телефон. Это был Витькин приятель Антон, тот самый, у кого я узнавала Лерин адрес.
– Здравствуй, солнышко, ты не забыла, что мне обещала?
Что я ему обещала? Ах да, вот бабник несчастный, знает же, что у меня неприятности, не до свиданий мне сейчас, так нет, все равно лезет!
– Так я подъеду, Мила? Пообщаемся!
– Извини, дорогой, – злорадно ответила я, – сегодня никак не могу, муж дома.
– Какой муж? – удивился Антон. – Нет же у тебя никакого мужа!
– Теперь есть, – сказала я, делая знаки Борьке, выглядывающему из прихожей.
Он подошел и сказал басом в самую трубку:
– Мила, с кем это ты разговариваешь?
– Да так, дорогой, пустяки, это подруга, – сказала я фальшивым голосом и повесила трубку.
Закурив сигарету, я расслабилась и начала думать. Если я все-таки разрешу Борьке немного пожить здесь, что мне от этого будет? Соседи начнут сплетничать? Плевать на соседей! Жена его узнает? Конечно, узнает, но это их проблемы, пусть сами разбираются.
Я оглядела комнату и осталась недовольна. Сказать по правде, я порядочно распустилась после отъезда Лешки. Может быть, присутствие в доме мужчины меня дисциплинирует, я перестану разбрасывать лифчики по всей квартире и курить в комнате? А Борька отвадит таких наглецов, как Антон. И починит наконец бачок в туалете, а то уже неприлично, скоро придется ведром сливать. Конечно, мой бывший муж и домашнее хозяйство – две вещи несовместимые, но бачок я из него выбью, иначе сгоню с квартиры.
– Надолго твоя жена уехала?
– Недели на две-три.
– Ну ладно. Будешь жить в Лешкиной комнате, убирать сам, продукты покупать тоже сам. Две недели я выдержу. Лешке звонить – за свой счет. Иногда подвезешь меня куда-нибудь. Надеюсь, машину у тебя теща не забирает?
– Пока нет.
Он так обрадовался, что я пустила его жить, что готов был согласиться на что угодно. Я полезла в шкаф за постельным бельем, а Борька включил телевизор. Передавали вечерние новости. То, что я услышала, заставило меня сначала застыть на месте, потом я вскочила, ударилась головой о полку, так что искры из глаз, а шкаф чуть не рухнул. Борька бросился ко мне, но я знаками показала ему, чтобы сделал погромче.
– Сегодня в результате рейда транспортной милиции в товарном поезде на платформе была обнаружена сумка, в сумке находился труп молодой женщины.
Камера показала платформу, каких-то людей рядом, они открывали клетчатую сумку, в каких «челноки» возят вещи. Лица женщины, конечно, не показали, но бежевое пальто объяснило мне все. Это было Лерино бежевое пальто, и это Лерин труп ее муж засунул в клетчатую сумку и бросил на открытую платформу. Вчера вечером я видела это собственными глазами. Борис смотрел на меня выжидающе. Надо сейчас же ехать к этому типу, Лериному мужу. Никто, кроме меня, не знает, что он причастен к исчезновению Леры. Я прижму его к стенке, и пусть он наконец объяснит, зачем он ее убил, куда дел деньги и как Лерин паспорт оказался в кармане какого-то постороннего избитого мужика!
Я позвонила в дверь Лериной, вернее, бывшей Лериной, квартиры. Надо сказать, что дверь эта мне за последнее время порядком надоела, а видеть ее мне приходилось чаще, чем свою. И опять дверь не открывали, и опять я чувствовала, что там за дверью кто-то есть. То есть не кто-то, а известно кто – этот самый чертов муж. Мне все эти игры осточертели, и я гаркнула на всю лестницу:
– Открой дверь! Я слышу, как ты там сопишь!
Дверь тут же открылась, он и правда стоял на пороге и зашипел на меня, как гадюка:
– Тише вы! Ну что вы кричите, соседи же услышат!
– А что мне соседей бояться? Я ничего преступного не сделала! – И нарочно голос еще больше повысила, чувствую, он уже и так на грани истерики.
Он меня тащит в глубь квартиры, сам весь трясется и кричит шепотом, если такое возможно:
– Я вас умоляю, тише. Не кричите, да перестаньте же!
Я по всем законам самообороны использую движение противника в своих целях, то есть он меня тащит от дверей, а я еще сильнее на него напираю, чем его окончательно деморализую, и с ходу его огорошиваю:
– Ты Леру, жену свою, зарезал или задушил?
Тут он от меня отскочил как ошпаренный и завизжал тонким голосом:
– Не убивал я ее!
– Как это – не убивал? Я своими глазами видела, как ты сумку огромную отсюда волок и на железнодорожном переезде на платформу закинул, а что в этой сумке было – это в новостях телевизионных очень красочно показали!
Тут этот козел – ну не подобрать для него другого слова! – рухнул на диван (что характерно, на пол не стал падать, а прицельно на мягкий диван плюхнулся) и зарыдал, как обиженный ребенок. Я ему выдала без всякого снисхождения:
– А-а! Пришил жену, а теперь рыдаешь! Раньше рыдать надо было!
– Не убивал я ее! Это Нинка! Нинка ее… мальчиком!
– Какая Нинка? Каким еще мальчиком?
Я уже подумала, что он свихнулся от переживаний, и теперь я ничего не узнаю. Тут меня осенило. Я подсела к нему на диван, вспомнила все свои материнские навыки и стала его, как маленького, гладить по спине и утешать:
– Ну-ну, не плачь, расскажи (чуть не сказала – маме), как все было. Ты ее не убивал? Ну вот и славно. А кто же ее тогда оприходовал?
Глажу его, ласково приговариваю, а самой и смешно, и противно. А на этого типа мой голос подействовал, он успокоился немного и начал рассказывать:
– Она… она пришла, неожиданно так, мы не ждали, мы тут с Ниной… ну… это, а она, Лера-то, она никогда раньше днем с работы не приходила, да и вечером тоже поздно… я же знаю, она с этим вашим Витькой… я видел, как он ее на машине куда-то… мы с ней поссорились… ну, я тут с Нинкой…
– Ага, понятненько. Жена – на работу, а ты бабу притащил. И она вас тепленькими застала. Чудненько. А дальше?
– Ну… она сразу в комнату, скандалить стала… Нинку за волосы, та тоже ей поддала…
– Я себе представляю! Жаль, не присутствовала!
– А потом… они уже совсем прямо стали как ненормальные…
– А ты-то куда смотрел? Не мог их разнять? Мужик же все-таки, посильнее их будешь.
– А она, Лерка-то, прямо как с цепи сорвалась, как будто сама не такая. Чуть Нинке глаза не выцарапала, тогда Нина ее мальчиком, случайно это вышло…
– Господи! Каким еще мальчиком? Что еще за мальчик такой?
– Вот. – Он ткнул пальцем в сторону тумбочки.
На тумбочке стояла здоровенная такая хреновина – то ли статуэтка, то ли пресс-папье в форме кудрявого мальчика, не то херувима, не то ангелочка – я в них не очень разбираюсь, но увесистый такой ангелочек. Таким по голове хряпнешь – мало не покажется. Да так, собственно, и получилось. У меня было первое движение этого мальчика в руку взять, взвесить, но потом я про отпечатки пальцев вспомнила и воздержалась. А он – вдовец этот безутешный – увидел, как я мальчика разглядываю, и говорит:
– Мы его помыли… Я то есть его помыл потом. Он весь в крови был.
– Аккуратный ты мужик, – говорю, – чистюля. А дальше-то что было?
– Ну… Нина ее, значит, мальчиком…
– Да хватит тебе про этого мальчика! Надоел уже!
– Да-да… Лера и упала… кровь, немного правда…
– Кровь тоже ты потом вытер?
– Ну да… Лера упала, я послушал – а сердце не бьется… – Последние его слова перешли в стон.
– Прекрати ты! Ладно, досюда более-менее понятно. Дальше что было?
– Я Нинке говорю: «Ты же ее убила…» А она стоит столбом, а потом, пока я тряпку под Леру подкладывал, чтобы кровь не на ковер, Нинка в коридор, вещи свои подхватила и бежать, я и моргнуть не успел.
– Ну а дальше что?
– Дальше… дальше я ее, Леру, то есть труп… в сумку запихал и в кладовку… не знал, что мне делать.
Я представила, как он запихивает в клетчатую сумку еще не остывшее тело жены, и мне стало нехорошо.
– Потом вы пришли, сначала вы одна, а потом с этим… с шефом вашим.
– Встретил ты нас, надо сказать, довольно бодро. А перчатку Лерину ты ведь только потом убрал?
– Да, а вы и перчатку заметили?
– А как же!
– А потом, ночью уже, я ее на машине отвез, хотел подальше в лес куда-нибудь, а тут состав на переезде, я и подумал, что ее увезут подальше, а там никто концов не найдет…
– Это я видела. А состав-то не в ту сторону пошел! Не повезло тебе! Но ты мне лучше скажи, куда ты деньги дел?
– Деньги? – В его голосе прозвучало неподдельное удивление.
– Да, деньги, те, которые были у Леры в сумке. Деньги фирмы.
Он резко сел на диване, чуть не столкнув меня на пол. От удивления он совершенно перестал стонать и всхлипывать.
– В Лериной сумке?
– Ну да! Ты идиота-то не строй! – Я начала нервничать и разозлилась зверски. – Где деньги?
Он сорвался с места, помчался в коридор, порылся в стенном шкафу и вытащил Лерину сумку. Я вырвала сумку у него из рук и вытряхнула содержимое на диван. Косметичка, кошелек, детектив в яркой обложке, калькулятор, еще какая-то дребедень – и больше ничего. Я оглядела сумку. Застежка была на месте, а сама сумка была какая-то не такая, похожа на Лерину, но не та: ремешок поуже, кармашек в другом месте… Я посмотрела на этого козла так, что он присел на диван, ноги его не держали.
– Ты что мне подсовываешь? Это не ее сумка, и денег, как видишь, там никаких нету!
– Как – не ее? А чья же тогда? Господи! – Он схватился за голову. – Да ведь это Нинка сумки перепутала. Она вместо своей Лерину схватила!
– Слушай, друг, но ведь врешь же все! Все у тебя Нина: и жену убила, и деньги сперла! Нина у него, видишь ли, злодейка, а сам он – херувим святой! – Я покосилась на того самого массивного ангелочка, которым приложили Леру. – Ищи, козел, деньги где хочешь!
– А большие деньги-то?
– Для нас с тобой – очень большие, пятьдесят тысяч баксов.
– Не знаю я ни про какие деньги, может, там и не было ничего.
– Не было? А что я тогда к тебе хожу? Слушай, мне твоя Лера до лампочки, отношения у нас были так себе, я по ней горевать не стану.
Нехорошо было, конечно, так говорить про покойницу, но человек, который способен собственную жену запихать в сумку и кинуть черт-те куда, вызывал у меня только отвращение. Ну надо же, две в общем-то нормальные бабы разодрались, да так, что одна другую убила из-за этого барахла! И ведь абсолютно ясно, что этот козел не был нужен ни жене, ни любовнице. Так чего же они тогда дрались? Нет, правильно говорят, что у народа крыша совсем поехала. Между тем этот тип, Лерин муж, поглядывал на меня злобно.
– Но-но, ты на мальчика-то не поглядывай или что там у тебя еще есть, гантели? Хочешь и меня, как жену? Ишь, разохотился! Имей в виду, меня внизу человек ждет в машине. И если я через двадцать минут не выйду, он сам сюда придет, так что оставь пресс-папье в покое, оно тебе не понадобится. Так вот, я тебе еще раз повторяю, что в сумке у Леры было пятьдесят тысяч баксов, твоей-то жене уже все равно, а мне моя голова нужна на плечах, а не где-то. Эта твоя Нина кто такая, где ты ее взял?
– Ну, мы работаем вместе.
– Где работаете?
– В туристическом агентстве.
– Значит, вчера, в понедельник, вы с ней вместо работы пошли сюда, потом она слиняла с Лериной сумкой и больше ты ее не видел?
– Все так, она сегодня на работу не пришла.
– И где эта твоя Нина живет?
– Я не знаю, я у нее не был.
– Что? Сам с ней спишь, а где живет – не знаешь?
– У нее квартира новая, недавно они переехали, я телефон только…
– Давай сюда телефон.
Я набрала номер, но никто не снимал трубку.
– Я же говорю, я ей звоню, а дома никого нет…
– Кто там еще у нее в квартире?
– Муж должен быть.
– Мужа как зовут, не знаешь?
– Не знаю, а ее фамилия Березина, Нина Березина.
– Ну ладно, сегодня уже поздно, а завтра с утра поедем туда к Нине этой Березиной, надо ее найти. А может, она на работу выйдет, тогда ты сразу мне звони. Ты пойми, у тебя сейчас с милицией неприятностей будет достаточно, на тебя первого подозрение упадет, так что с нашей фирмой тебе надо все уладить.
Раздался звонок в дверь. На пороге стоял Борис. Я взглянула на часы: все точно, как договаривались, ничего не перепутал. Я посмотрела на него почти с нежностью, так как после общения с этим чучелом, Лериным мужем, Борька казался мне чистым золотом. Борька грозно взглянул на этого охламона, вжавшегося в спинку дивана, потом взял меня за руку и увел.
В машине мы молчали, а дома, пока он ставил машину на стоянку, я быстро умылась, почистила зубы и легла. Увидев, что у меня в комнате темно, Борька не посмел постучать, хотя, как я понимаю, хотел задать мне множество вопросов и получить на них вразумительные ответы.
Среда, 24 марта
Получив очередной сигнал в «Заре», Мастер позвонил по нужному номеру.
– Телемастера заказывали?
– Заказывали.
– Какой у вас телевизор?
– «Панасоник».
– Как – «Панасоник»?! – Мастер почувствовал легкое волнение. – «Панасоник» же уже отремонтировали! Теперь вы должны оплатить ремонт.
– Что вы несете! Только сейчас сложилась подходящая обстановка для «ремонта»!
– Ваш адрес не на улице Смирницкого?
– Какой еще Смирницкий? Наш адрес – улица Руднева, дом 5, квартира 15.
Мастер стоял в телефонной будке, лихорадочно обдумывая ситуацию. Одно из двух: или заказчик пытается играть с ним, с Мастером, пытается уклониться от оплаты или получить два заказа вместо одного – или… или произошла чудовищная ошибка, и он проделал никем не заказанную работу. В первом случае заказчик должен быть обязательно наказан. В этом нет ничего личного, ничего эмоционального – Мастер при его профессии не мог быть человеком эмоциональным; это было необходимо для сохранения репутации. Каждый потенциальный заказчик должен знать, что дела с ним можно вести только честно. Во втором случае в общем-то никто не виноват, просто цепь нелепых случайных совпадений, – и тогда заказ надо выполнять. Правда, жизненный опыт приучил Мастера верить только в один вид случайных совпадений – в совпадения, хорошо подготовленные. Но за версию случайности говорили два факта: показавшийся ему странным предыдущий разговор с заказчиком и явное несходство голосов. Голос, конечно, можно изменить…
Решения надо было принимать немедленно. Все размышления заняли не больше секунды, Мастер продолжил разговор совершенно спокойным тоном:
– Время?
Перед работой я позвонила этой Нине по телефону-автомату возле метро. Трубку снял мужчина.
– Доброе утро, могу я попросить Нину?
– А кто ее спрашивает?
– Это подруга, а Нина-то дома?
– Представьтесь, пожалуйста, – сказал мужчина официальным голосом.
– Валя, – брякнула я первое попавшееся имя.
– Нет, назовите имя, фамилию и отчество.
– Пошел ты. – Я повесила трубку и вылетела из будки.
Что-то тут не так, голос мужской может только мужу принадлежать, а мужья так не разговаривают. Что же у них там происходит?
На работе я застала только Сергея. Витька с Натальей Ивановной уехали в налоговую разбираться с документами. Я села за компьютер и нашла программу базы данных ГУВД, с помощью которой можно было выяснить по телефону и фамилии человека его домашний адрес и вообще все паспортные данные. Так, Березина Нина Алексеевна, год рождения, домашний адрес, это где-то в Выборгском районе, муж, тоже Березин, детей нет. Я записала адрес, в это время зазвонил телефон. Это был все тот же Лерин муж, вернее, бывший муж. Умирающим голосом он сообщил мне, что на работу звонила какая-то Нинина родственница и сказала, что Нину с мужем вчера нашли в их квартире убитыми и что, похоже, муж Нину убил из ревности, а потом – сам себя, потому что соседи слышали жуткий скандал.
– А больше ничего не известно? – Я намекала на деньги.
– Пока ничего. – Я различала в трубке стук его зубов.
Да, влетел мужичок здорово, с одной стороны – мертвая жена в сумке, с другой – мертвая любовница, он вроде бы никого не убивал, но подозрения против него сильнейшие и там, и тут. Вот на чьем месте я не хотела бы сейчас оказаться; впрочем, мне и на моем несладко.
– Сиди тихо, от всего отпирайся. Не видел, не знаю. Я сама с тобой свяжусь. Все, отбой.
Витька с Натальей вернулись из налоговой. Штрафов, конечно, насчитали, но не смертельно, но Витька, как всегда, был на взводе. Наорав на нас, обозвав дармоедами и кое-чем похлеще, он выскочил в магазин и там обложил продавцов. Наталья в это время тихонько рассказала нам, что, если бы этот урод, она имела в виду Витьку, вел себя в налоговой по-другому, то штрафов насчитали бы вполовину меньше. Понемногу все вошло в привычную колею, а после обеда началось.
Приехали двое из милиции, заперлись с Витькой, долго говорили, а потом стали вызывать всех нас. Уж не знаю, как за такое короткое время, но они определили, что мертвая женщина в клетчатой сумке – это наша Лера. Витька сказал им, что отпустил нас с Лерой поработать над товарным отчетом, а про налоговую инспекцию мы ничего не знали. Я со своей стороны рассказала про троллейбус, про то, как свалилась и в доказательство предъявила забинтованную коленку. И про первый визит к Лериному мужу я тоже рассказала. Ничего не сказала я работникам милиции только про то, что видела, как муж увозил Лерин труп в сумке, про его Нину, этого еще не хватало, про избитого на помойке человека и про Лерин паспорт, который я нашла в кармане его куртки. Словом, уголовная ответственность за дачу ложных показаний мне была обеспечена. Менты сказали, что Лериного мужа уже допрашивали, он говорит, что домой зашел случайно, Леру не видел, не приходила она домой. Что ж, пока этот козел держится правильно, вопрос, надолго ли его хватит?
Милиционеры ушли, магазин Витька закрыл, продавцов отпустил. Наталья с Серегой закончили свои дела и тоже ушли. Мне Витька велел остаться. Был он какой-то непривычно тихий, жалел Леру, может быть, действительно она ему так сильно нравилась? Он завел меня в кабинет, усадил и спросил:
– Ну, говори быстро и подробно, что там случилось?
Я только открыла рот, чтобы наконец рассказать ему всю эту невероятную историю, но он вдруг зашипел на меня:
– Говори, сука, что ты с ней сделала?
Я так и села на месте.
– Витя, да ты что, что я могла сама с ней сделать?
– Знаю, что не сама, говори, кто тебе помогал, кого наняла и с кем деньги поделила?
– Витька, да ты что? – Я уже начала злиться, понятно, в горе человек, но не до такой же степени, надо же своим словам отчет отдавать! – Витя, да ты не на меня ли думаешь?
– А на кого же мне еще думать? Тебя с ней последний раз видели, а потом она пропала вдруг. А денежки-то пятьдесят тысяч баксов – тю-тю! Для тебя это сумма, ты нищая, мужиком брошенная, ходишь вон чуть не с голым задом, вот и польстилась на денежки.
– Да ты что? Как ты можешь? Да мы же с тобой больше двадцати лет знакомы! Мы же с тобой к Ленке в роддом вместе ходили, когда дочка твоя родилась!
– Ну и что? – спросил он равнодушно, и я поняла, что для него все мои аргументы – тьфу!
– В общем, так. Деньги ты мне все эти вернешь. Все до рубля. В память о нашей прежней дружбе не буду с тебя проценты брать. А потом, когда деньги вернешь, я подумаю, какое тебе наказание назначить за мой моральный ущерб.
Тут я поняла, что, если расскажу ему все в подробностях, он все равно мне не поверит.
– Где же я возьму эти деньги? У меня их нет.
– Твои проблемы. Квартиру продавай.
Ах, сволочь какая! Значит, верит он мне, знает, что не брала я этих денег, а все равно требует.
– А если я не отдам их?
– Есть способы, сама знаешь какие.
Я заглянула ему в глаза и поняла, что он действительно напустит на меня своих отморозков с утюгами и паяльниками, и я отдам им все, что у меня есть, и квартиру в придачу. Витька усмехнулся, как-то странно оскалив зубы.
– Разные есть способы, как от женщины деньги получить. Дети, например.
Я похолодела, а Витька все понял по моему лицу.
– Думаешь, Америка далеко? Теперь все близко, самолеты всюду летают. В общем, сроку тебе две недели. Теперь иди.
Я шла к метро спотыкаясь и ничего не видя перед собой. Врет, все врет этот подонок. Станет он кого-то нанимать, чтобы Лешку в Америке убить. Тоже мне, мафиози нашелся. На самом-то деле наш Витюша мелкая сошка, но строит из себя! Женщину беспомощную напугать до полусмерти – это он может. Господи, за что мне все это?
Дома Борис ждал меня с ужином. Есть абсолютно не хотелось, я отказалась, тогда он стал меня воспитывать, что нужно нормально питаться, а то я заболею. Как раз сейчас вовремя! Борька глядел на меня жалостливо и готов был кормить чуть ли не с ложки. Я сказала, чтобы он оставил меня в покое, а если уж совсем нечего делать, то пусть займется бачком, а то мигом сгоню с квартиры. Он обиделся. А я хлопнула дверью и легла. Сон, естественно, не шел, какой уж тут сон!
Все рухнуло, теперь я останусь ни с чем, придется отдать квартиру, Витька не оставит меня в покое. Деньги, судя по всему, пропали, теперь не найти. И все мои планы рухнули как карточный домик.
Дело в том, что я задумала оставить Лешку в Штатах. Нечего ему делать здесь, у нас. После окончания университета кем бы он стал? Нищим физиком или безработным. А там, в Штатах, ученые не бедствуют. Но мое сокровище пожелало, видите ли, учиться если там, то только в Массачусетсском технологическом институте. Там, и только там, он может получить серьезное образование, ну и у нас, конечно. А остальные колледжи и университеты – это ерунда. Пожалуйста, если бы у меня были деньги – ради Бога! Этот институт там очень котируется, поэтому стипендию моему сыну не дадут. Зачем тратить деньги, когда можно взять на его место студента, способного оплатить обучение! Но Лешка был непреклонен: или он поступает в этот институт, или возвращается домой. За первый год обучения надо было платить 10 тысяч долларов.
Мой план был такой. Заработки в Витькиной фирме были неплохие. Мне удавалось откладывать в месяц долларов 200–250, конечно, при жесткой экономии. Поэтому Витька и издевался надо мной, что я хожу как бомж, я действительно не могла позволить себе покупать дорогую одежду. Таким образом, к лету, когда надо было вносить деньги, у меня было бы три тысячи. Две тысячи я собиралась вытрясти из Борьки, он неплохо зарабатывал, а если нет денег, то пусть попросит у свекрови, у нее есть кое-какой антиквариат, бриллианты. В конце концов, Лешка – ее единственный внук! Итого получалось пять тысяч. А за остальные пять я собиралась продаться Витьке душой и телом, занять их у него на год и отработать помаленьку. А потом там, в Массачусетсе, поймут, какой Лешка гениальный, и дадут ему стипендию.
И теперь все полетело псу под хвост! И Лешка вернется сюда, а где он будет жить, если даже квартиру придется продать?! Я почувствовала, что плачу. Слезы текли и текли, я не могла остановиться, облегчения не было, хотелось рыдать громко и со вкусом, но я боялась, что услышит Борька за стенкой. От этой мысли мне стало еще хуже: вот, в собственной квартире даже пореветь не могу в свое удовольствие. Я разозлилась, перестала сдерживаться и зарыдала от души. Дверь открылась, Борька подошел, молча меня обнял, стал гладить по голове, а я рыдала не переставая – было очень себя жалко и удобно на широкой мужской груди.
Через какое-то время понемногу я успокоилась и заметила по некоторым признакам, что его мысли приняли другое направление, не совсем утешительное, скажем так. Я сделала слабую попытку освободиться из его объятий, он не пустил, меня охватила какая-то невесомость, он уже целовал меня в лицо, в шею… в самом деле, какого черта! Я не зазывала его к себе, не соблазняла, он все сам. И пускай его стерва там, на своей Мальте, сгорит в уголья!
М-да-а, надо признать, что за эти два года он многому научился. Все было прекрасно, но это совершенно не решает моих проблем! Но думать о неприятностях не хотелось и разговаривать с Борькой тоже не хотелось. И пока он шептал разные ласковые слова, я тихонько свернулась калачиком и заснула так крепко, как давно уже не спала.
В среду же утром на лестнице раздалось бодрое «гав-гав». Надежда открыла дверь. Симпатичный скотч-терьер стоял на площадке и хитро поглядывал на нее глазами-бусинками.
– Ой, Тяпочка, золотце, ты что – один?
– Да иду я, иду. – Соседка Мария Петровна поднималась по лестнице. – Опять лифт не работает. – Она остановилась отдышаться. – А ты что, сегодня не на работе?
– Да у нас отопление отключили за неуплату. Так что до тепла будем дома работать, раз в неделю только в институт приходить. Зарплату задерживают, так что дешевле дома сидеть, деньги на проезд не тратить.
Мария Петровна подошла поближе и, понизив голос, кивнула на дверь соседей:
– Что творится, а?
– Да, ужас!
Соседей по площадке, недавно въехавшую довольно молодую пару, вчера нашли мертвыми в собственной квартире. Мария Петровна была пенсионеркой, жила с убитыми соседями через стенку, имела массу знакомых собачников – словом, все всегда знала. Надежда хотела расспросить ее подробно не просто из праздного любопытства, поэтому пригласила:
– Заходите, Мария Петровна, кофейку выпьем.
– Да я еще не завтракала.
– Вот и позавтракаем.
– А твой-то где? – Это она про Надеждиного мужа Сан Саныча, которого она не то чтобы не любила, а немножко стеснялась.
Муж у Надежды был второй, старше ее на пять лет, то есть сейчас ему было уже за пятьдесят. Человек он был серьезный, положительный, посторонним казался даже немножко суховатым и занудливым; и, разумеется, такие простые мужские радости, как валяться в воскресенье перед телевизором в майке и старых тренировочных штанах, попивая пиво, были ему абсолютно недоступны. Дома он всегда ходил очень аккуратно, в чистой рубашке и чуть ли не в галстуке. Мария Петровна Надеждиного мужа уважала, но зайти по-соседски всегда предпочитала, когда он отсутствует.
– Да нет его, ушел сегодня пораньше.
– Ну ладно, сейчас Тяпку запру и приду.
Надеждин рыжий кот Бейсик относился к Тяпе по-соседски неплохо, хотя собак, естественно, не любил, но в собственной квартире, охраняя, так сказать, свою территорию, мог устроить скандал. Надеждин муж Сан Саныч, имея взрослого сына, невестку и внука, живущих отдельно, всю свою нерастраченную нежность перенес на кота и обожал его, по мнению Надежды, даже слишком сильно. Наглый котяра этим пользовался и абсолютно распустился.
Надежда сварила кофе, сделала бутерброды, поставила на стол вазочку с печеньем, усадила Марию Петровну поудобнее и приготовилась слушать. Долго молчать о вчерашних событиях соседка не могла, ее переполняли чувства.
– Подумай, Надя, что на свете творится, такие приличные люди и такое с собой сотворили!
– А как все случилось-то?
– Вчера утром сижу я дома, только с Тяпкой погуляла, вдруг слышу крики ужасные. Я сначала не поняла, думала, что телевизор кто-то врубил на полную мощность, а потом думаю – что же это за фильм, почему я не смотрю? Я включила, пощелкала – нет ничего похожего. А потом чувствую – за стенкой это орут.
– А что кричали-то?
– Мужской голос все больше, да ты такая-сякая, сука, да я тебя с твоим хахалем видел, да я давно все знаю, да у тебя, говорит, совести нет совсем, на кого меня променяла, а дальше совсем нехорошими словами. А она ему отвечает, что видеть его не может, осточертел он ей, и готова она хоть голая от него уйти, так он ее достал. И что в постели от него никакого толку, так по ее разговорам получается, что вообще он не мужик.
– Ну уж!
– Вот я тебе говорю все как есть! Мне так даже неудобно стало, как будто я подслушиваю, а куда денешься, если в наших домах слышимость такая! А потом там крики такие начались, она орет: «Гена, Гена, не надо, что ты, больно мне», – видно, он ее бить начал. И грохот такой, посуда бьется. Я прямо не знаю, что и делать, а потом стон раздался женский, потом возня какая-то – и все стихло.
Мария Петровна перевела дух и отхлебнула остывший кофе.
– И бежит вдруг Валентина с пятого этажа, что над ними в квартире живет. Ее с работы сократили, она сейчас с внуком сидит, а невестка работает. Звонит она ко мне прямо с ребенком на руках, что-то там, говорит, нехорошее случилось, такие крики, у меня Дениска проснулся, дома одной страшно. Послушали мы еще немного, там тишина. Она и говорит, давайте в квартиру позвоним. А я говорю, неудобно, может, там люди отношения выясняют, а мы тут припремся. Позвонила туда по телефону, трубку никто не берет. Тогда Валя звякнула им в звонок. Полная тишина в ответ. Ну что делать. Позвонила я участковому нашему Павлу Савельичу. Все ему рассказала, он говорит, подождите еще немного, я потом подойду. Пришел он где-то через час, звонил-звонил в дверь, потом Иван Иваныч из ЖЭКа подошел, замок сломали, нас-то милиция не пустила, но Павел Савельич говорит – кошмар! Она на кровати лежит зарезанная, а Гена, муж-то, – на полу. И кровищи кругом! Зарезал он ее, а потом – сам себя. Вот такая история. Прямо фильм ужасов.
– Выпейте еще кофейку, Мария Петровна.
– Спасибо, налей. Вот ты скажи мне, Надя, раз у них такие отношения были плохие, зачем им было с обменом заводиться, квартиру ремонтировать, ведь такие деньги на ремонт вгрохали! Ведь стену одну полностью сломали между комнатой и кухней, ты помнишь, выносили прямо глыбы бетонные!
