Александра Торн
Холодный огонь
© Торн А., 2022
© ООО «Издательство «АСТ», 2022
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Часть 1
Ледяная колыбель
Блэкуит, осень 1863 года
11 ноября
Покойник вмерз в озеро лицом вниз. Комиссар, засунув руки в карманы, хмуро изучал жертву. Над поверхностью выступали только подметки, покрытые тонким ледком. Дюжий полисмен багром простукивал лед вокруг тела.
– Ну так че? – наконец пробасил страж порядка. – Ломать?
– Угу. – Комиссар присел на корточки. Труп лежал не ровно плашмя, а под углом, погрузившись в лед на фут-полтора. Голова терялась в мутной глубине. Комиссар вздохнул. В конце октября неожиданно ударили такие морозы, что к ноябрю озеро Уир промерзло на ярд. Долбить придется долго…
– Бреннон! – прохрипели над головой комиссара. Он перевел взгляд с подметок усопшего на непосредственное начальство. Айртон Бройд, шеф полиции города Блэкуита, тяжело сопел и утирал пот с лица. Несмотря на мороз, долгая (без малого дюжина ярдов) дорога от берега к месту происшествия превратила толстяка в мокрую губку.
– Шли бы вы, – нелюбезно сказал комиссар Бреннон. – Схватите воспаление легких и помрете к чертям.
– Не дождетесь. – Отдуваясь, Бройд укрепил на переносице пенсне. – Это что?
– Труп. Утопленник. Надеюсь, – мрачно отрапортовал Бреннон и встал.
– Что значит – надеетесь?
– Уир промерз дней двадцать назад. А это уже четвертый недоумок, утопившийся в сплошном льду.
– Уже четвертый. – Шеф задумчиво огладил пышные бакенбарды. – Это нехорошо, Бреннон.
– Угу.
– За десять-то дней.
– Угу.
– Поэтому я привез вам консультанта.
– Угу… Чего? – вздрогнул комиссар. – Кого? В каком смысле – консультанта?
– В прямом, – сказал Бройд, невозмутимо глядя на Бреннона снизу вверх. – Он проконсультирует вас по данному вопросу. Если вам неясно, чем занимаются консультанты.
– Мне ясно, – процедил комиссар. – Ну и где он?
– Вот. – Шеф снял пенсне и указал им в сторону берега. Бреннон, онемев, уставился на консультанта и спустя минуту-другую, посвященную пристальному изучению, тихо, устало поинтересовался: – Вы что, издеваетесь?
– Нет. – Бройд постучал тростью по льду. – Он, конечно, прибыл недавно…
– Угу, – глухо вздохнул Бреннон, не в силах выразить чувства словами.
– Так мне ломать или нет? – спросил полисмен, в нетерпении ерзая вокруг трупа.
– Нет! – рявкнул комиссар, не сводя глаз с консультанта. Полисмен проследил за взглядом начальства и уважительно заметил:
– Во зверюга, сэр. Здорова, что бычок годовалый!
Пес был трех футов в холке. Он стоял на берегу, широко расставив мощные толстые лапы, и пристально смотрел на комиссара. Огненно-рыжая шерсть была настолько густой, что крупная вытянутая морда тонула в огромной шарообразной гриве. Впрочем, даже под пышной шерстью легко угадывались тяжелый костяк, широкая грудь и литые мышцы. На спине собаки трогательным бубликом лежал пушистый, как у белки, хвост.
Пес по-волчьи опустил морду и понюхал снег, исподлобья глядя на тело и группку людей вокруг него. Потом на миг оскалил клыки, спрыгнул на лед и потрусил к покойнику.
– У-у, тварища! – восхищенно прошептал полисмен. – Это ж он сразу целую руку оттяпать может!
Собака шла по льду как по мостовой, ни разу не поскользнувшись, и комиссар ей позавидовал. Сам он не навернулся только благодаря полисмену с багром. Пес добрался до трупа и приступил к делу – принялся тщательно обнюхивать подметки. Айртон Бройд приподнял шляпу, обращаясь к хозяину собаки:
– Доброго утра, сэр. Надеюсь, мы вас не разбудили?
– Нет, – ответил консультант мягким, низким голосом. – Я никогда не ложусь так рано.
Было пять часов утра, когда комиссар прибыл на место преступления. Бреннон смерил консультанта недобрым взглядом. Эту породу двуногих комиссар презирал от всей души – хотя и не смог бы назвать консультанта конченым хлыщом, но лишь потому, что тот был слишком статен.
Комиссар смотрел свысока на бо́льшую часть человечества, но этот тип оказался выше Бреннона на полголовы. Неразумная мать-природа снабдила типа длинными ногами, сильными руками, широкой и мощной грудью атлета. Венчала все это физиономия вроде тех, что печатают на обложках романов, которые дюжинами поглощают сестры и племянницы комиссара. Изучив черную копну волос, высокий лоб, орлиный профиль, мужественный тяжелый подбородок и прочие благородные черты лица, Бреннон скорбно вздохнул. Он ненавидел дилетантов. А этот, одетый с иголочки, отутюженный и чистый до скрипа, принадлежал еще и к высшим слоям.
– Начальник отдела убийств и особо тяжких преступлений, – представил коллегу Айртон Бройд, – комиссар Натан Бреннон.
– Угу, – буркнул хлыщ.
– Мистер Джон Лонгсдейл, консультант по случаям вмешательства.
Консультант уставился на комиссара по-детски невинными голубыми глазами, рассеянно поморгал и спросил:
– Где бур?
– Какой еще бур?
– Мне нужны пробы льда и воды из озера. Для этого необходим бур.
– У нас его нет. Зато есть багор, – ответил Бреннон. – Ты! Отдай сэру багор!
Полисмен протянул хлыщу орудие труда. Пес отвлекся от тела и внимательно посмотрел на хозяина. Лонгсдейл взял багор, как трость, обошел труп и ударил по льду около головы. Мутная твердь брызнула мелкой крошкой и пошла трещинами.
– Вы планируете доставать тело? – вежливо осведомился консультант. Пока Бреннон подбирал челюсть, хлыщ нанес еще один удар в образовавшуюся лунку. В дырку плеснуло озерной водой. Лонгсдейл опустился около нее на колено, стянул перчатку, поддернул повыше рукав пальто, закатал манжет и невозмутимо погрузил ладонь в темные воды Уира.
– Ну как? – немного сипло спросил Бреннон, все еще переваривая демонстрацию силы.
– Гм, – отвечал консультант и с той же невозмутимостью сунул руку в лунку по самое плечо. Пес подпихнул к нему чемодан, который Лонгсйдел принес с собой.
– Будьте добры, откройте чемодан и приготовьте пробирки для проб, – велел Лонгсдейл.
– Ты! – Бреннон ткнул полицейского под ребра. – Давай!
Пока тот возился с застежками чемодана, Лонгсдейл выгреб из лунки полную горсть какой-то зеленой слизи, пробормотал:
– Надо же. Любопытно… – макнул в слизь палец и сунул его в рот.
– Господи, – с тихой тоской прошептал Бреннон. Он не мог так с ходу сказать, что хуже – консультант хлыщеватый или консультант помешанный, и только прерывисто дышал сквозь зубы – слышал от патологоанатома, что это успокаивает. Пока не помогало.
До своего кабинета Бреннон добрался часам к восьми утра. К озеру его вызвали в половине пятого; возвращаться домой и завтракать не имело смысла. Комиссар послал дежурного за кофе и пирогами в кафе напротив, вошел к себе и повесил на вешалку пальто. В мутном дверном стекле отразилась помятая физиономия; Натан вгляделся в нее без особого удовольствия.
Он уже много лет не носил формы и одевался у хороших портных, поскольку понимал, что с такой рожей его скорее примут за одного из тех, кто «Разыскивается! Особо опасен!». Бледный, как и многие очень рыжие люди, с выступающей вперед нижней челюстью, которую слегка маскировала короткая бородка; голубоватые глаза под редкими бровями – красноватые с недосыпу. Лицо у Бреннона было длинное и костистое, а нос, и без того не идеальный, чья-то ловкая рука еще в армии сбила слегка на сторону. Высокий, на вид худощавый, он в свои сорок девять еще мог согнуть кочергу и свернуть в бараний рог любого… кроме шефа, который таскает к месту преступления идиотов-консультантов, будь он проклят!
Бреннон швырнул сюртук в кресло и подошел к окну. Департамент полиции города Блэкуита занимал красное квадратное здание в четыре этажа на Роксвилл-стрит, в двух шагах от центра. Рядом располагались парк и кафедральный собор, и, глядя на снующие туда-сюда толпы горожан, комиссар нередко приходил к ценным мыслям. Но сейчас толп не было, не было и мыслей. Откуда им взяться в такую рань? Натан смотрел с высоты третьего этажа на пустынную улицу: очертания домов терялись в мутных, как стекло на двери, утренних сумерках.
Вчера трупов было три. Два из них еще оттаивали: Френсис Кеннеди, патологоанатом, хрупкий бодрый старичок лет ста двадцати, заявил в весьма цветистых выражениях, что возраст и здоровье не позволяют ему вместо вскрытий заниматься выпиливанием тел из ледяных глыб. Что же до первого несчастного, то, пошарив на столе, Бреннон нашел отчет о вскрытии. Чтение, в принципе не слишком радостное, привело комиссара в такое состояние, что дежурный, принесший кофе и пироги, ступил в кабинет с опаской, словно неопытный дрессировщик в клетку с тигром.
– Сэр…
– Где этот костоправ?!
– В гробу, сэр.
Комиссар влил в себя кофе, накинул сюртук и, гневно кипя, направился в гроб – подвальную холодную комнатку, отделанную белым кафелем, обитель патологоанатома.
– Это что значит?! – рявкнул комиссар и шлепнул бумаги на пустой стол для аутопсии. Френсис Кеннеди поднял голову от нового отчета и снял пенсне.
– Это причина смерти.
– Вы шутите?
– Молодой человек, я никогда не шучу такими вещами. Легкие и сердце моего пациента превратились в лед. Тем самым…
– И как это произошло?
– Не могу знать, юноша. Наука пока не всеведуща, – пожал плечами патологоанатом.
Бреннон снова вчитался в строки отчета. Смерть наступила вследствие полного оледенения легких и сердца. Трещины в ребрах… Перелом носа… Мягкие ткани лица вмерзли в лед и восстановлению не подлежат…
– Значит, установить его личность мы тоже не сможем.
– Это мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, ростом пять футов с четвертью, сложение плотное, состояние печени свидетельствует о хроническом алкоголизме.
– Отлично, – буркнул Бреннон, – у меня таких – две трети из списка пропавших. И вам везут четвертого.
– Судя по его одежде, – Кеннеди меланхолично протер пенсне, – он был из мелкой буржуазии. Это чаще всего люди тихие, очень приличные. К тому же одет он чисто, аккуратно, не без щегольства. О нем явно кто-то заботился.
– А то я не понял, – пробурчал комиссар. – Это что?
– Шесть ножевых. Студент из кампуса. Я закончу к десяти.
– Угу. – Бреннон подошел к столу для разделки, как боязливо называли его в департаменте. В конце концов, убийства, грабежи и изнасилования тоже не ждут, и комиссар на время выбросил из головы оледеневших покойников.
К полудню Бреннон разобрался с накопившимся с вечера делами, запер в камеру пару молодчиков, которые устроили поножовщину в кабаке, и наконец выпроводил рыдающую матушку студента. Как бы он ей ни сочувствовал, но голод одолевал его все сильнее. Комиссар повязал запасной галстук, надел шляпу и отправился за провиантом.
Открывая свою пекарню прямо напротив полицейского департамента, вдовая миссис ван Аллен не прогадала. Поток полицейских, служащих ратуши и банка, преподобных отцов из собора и прочих голодающих оказался так велик, что вскоре заведение превратилось в небольшое кафе с едой навынос и маленьким обеденным залом. Бреннон оценил кулинарный дар миссис ван Аллен первым и пользовался ее особой благосклонностью как постоянный клиент.
Нередко, глядя на вдову, мать пятерых детей, комиссар думал, что у них могло бы что-то получиться, не будь он закоренелым холостяком. В свои сорок шесть белокурая, с безмятежным взглядом, Валентина ван Аллен сохранила фигуру, которой позавидовали бы многие молодые дамы: высокая, статная, с пышными, округлыми формами. Однако сегодня прекрасная вдова была чем-то обеспокоена. Она лично завернула комиссару пирог с корицей, отсчитала сдачу и спросила:
– Мистер Бреннон, если вы не слишком заняты, не могли бы вы ответить на один вопрос?
– Да, мэм, конечно, – отозвался комиссар, усилием воли укрощая зверский голод. Между бровями миссис ван Аллен пролегла тревожная морщинка.
– Скажите, вы думаете… на озере сейчас безопасно?
Бреннон подобрался.
– С чего вы усомнились?
Голубые очи вдовы затуманились.
– Мальчишка молочника видел, как с берега озера везли на подводе тело.
Мельком подумав, что мальчишка теперь станет героем дня для всей уличной оравы, комиссар вздохнул. Иногда он жалел, что не работает посреди глухой тайги или мазандранских джунглей.
– А почему вы спрашиваете? Об озере?
– Но ведь рождественские и праздничные гулянья! А на озере всегда делают каток. Разве вы забыли?
Комиссар мысленно проклял свою тупость. Вот что бывает, когда один рабочий день закончился в полночь, а следующий начался в четыре утра. Приближающиеся День независимости и Рождество напрочь вылетели из головы.
– Я вовсе не выпытываю у вас детали расследования и не собираюсь сеять панику в обществе, но мои дети хотят пойти на каток, и я волнуюсь…
– Вы же понимаете, что я не могу вам ответить, – сказал Бреннон, но продолжил уже помягче: – Но если вы уговорите ваших детей воздержаться от прогулок у озера, то это будет к лучшему.
Владелица кафе благодарно улыбнулась, но комиссар понял, что тревога ее не унялась. Он вышел из «Раковины» через полчаса, окутанный ароматом корицы и горячего медового напитка. Натана обволакивало чувство приятной сытости, и даже замороженные покойники не могли отравить этот миг немудреного счастья. Он уже собрался перейти улицу и вернуться в департамент, как вдруг заметил странное оживление около одного из домов.
Роксвилл, главную улицу Блэкуита, спроектировал архитектор, который, вероятно, с детства крайне пессимистично смотрел на жизнь. Прямая стрела Роксвилл-стрит пронзала город с севера на юг, сжатая высокими оградами из серого камня. Иногда они прерывались черными коваными решетками, а за ними виднелись квадратные, тяжелые, приземистые дома, темно-синие, черные и темно-серые. По улице вечно гулял пронизывающий ветер, а по ночам комиссару иногда казалось, что он бредет во тьме по кладбищу.
Среди прочих особо выделялся дом восемьдесят шесть – двухэтажный особняк, снизу густо-синий, сверху сизо-серый, под черной крышей. Решетка в каменной ограде состояла из острых, как когти, углов, а за ней начинался густо заросший сад. Когда-то здесь случился пожар, в котором погибла вся семья. Потом один из городских богачей купил дом, отремонтировал, но жить там не смог и съехал. Особняк несколько лет стоял пустым. Но сейчас перед распахнутой решеткой выстроились три телеги с чьим-то добром, а некий сухощавый тип в черном руководил снующими туда-сюда грузчиками.
Комиссар остановился рядом и, сунув руки в карманы, внимательно оглядел дом, телеги и сухощавого типа. Тот был молод – лет двадцати пяти или двадцати шести – и, вероятно ради солидности, отрастил черные бородку и усы – пожалуй, только их и удавалось разглядеть в тени от слишком широкополой шляпы. В целом же костюм молодого человека был безупречен, так обычно одеваются дворецкие из хорошего дома. Правда, для дворецкого господин казался слишком юн и тощ – Бреннон чаще встречал дворецких весом в двести пятьдесят фунтов и убеленных сединами.
– Въезжаем, а? – сурово спросил он у парня.
Тот взглянул на комиссара через плечо; из-под шляпы блеснули черные глаза.
– Комиссар Бреннон, полиция. – Натан предъявил значок. – Что это тут?
– Мистер Лонгсдейл переезжает в купленный им дом, сэр, – глуховато отозвался дворецкий.
«Да?!» – удивился комиссар и чуть было не спросил: «А зачем?» Казалось бы, если у человека есть столько денег, почему бы не купить милый особнячок на окраине, в хорошем районе, среди таких же сливок общества… и не путаться под ногами у полиции.
«На что ему этот гроб?» За минувшие годы дом не стал ни светлее, ни приятнее. Лонгсдейл Натану не нравился почти так же, как и сам особняк, и все же – жить в таком месте?.. Но продолжить допрос комиссар не успел – раздался цокот копыт, стук колес, и мимо Бреннона проехал экипаж. Он остановился напротив департамента, и изнутри, как шар, выкатился Айртон Бройд. Следом наземь спрыгнул огромный рыжий пес, потом – Лонгсдейл и, наконец, вылез Френсис Кеннеди. Все скрылись в здании, и Бреннон поспешил к месту службы.
Он вошел, когда шеф, собрав большую аудиторию, произносил пылкую речь об отцах города, мэре и епископе. На фразе «скопище слабоумных кретинов» Бреннон громко кашлянул. Поскольку полицейские внимали начальству в благоговейном молчании, это прозвучало словно выстрел из пушки. Пес повернул морду и окинул комиссара долгим оценивающим взглядом. Лонгсдейл рассеянно осматривал комнату и происходящим не интересовался.
– Да, Бреннон? – раздраженно спросил Бройд.
– Насколько я понял, сэр, мэр отказал вам в отмене гуляний на озере?
– Да! Они не видят в происходящем ничего опасного! Подумаешь, четверо замерзших алкоголиков! Они…
– Они не алкоголики, – вдруг сказал Лонгсдейл. – По крайней мере, сегодняшний. Он одет очень хорошо, а в руке у него – крест. Скорее всего, этого кто-то из числа служителей собора. Миряне не носят таких больших крестов.
Повисла напряженная тишина. «Глазастый сукин сын», – подумал Натан.
– С чего вы взяли? – пробурчал Бройд. Лонгсдейл удивленно посмотрел на него.
– Разве вы не заметили? Вокруг руки, в которой крест, во льду образовалась полость. Кроме того, лед довольно прозрачен. Все видно.
– Бреннон…
– Результаты вскрытия первого покойника у меня в кабинете, сэр.
– Все ко мне, – велел Бройд.
– Я хочу увидеть первый труп, – заявил консультант.
– Он все еще в разделочной… простите, я хотел сказать, в морге, сэр, – добавил Бреннон, адресуясь к начальству. Пес понюхал пол и потопал к лестнице, ведущей в подвал. Консультант (черт знает по каким вопросам) невозмутимо зашагал следом.
– Эй! – крикнул Бройд, но его вопль остался без ответа.
Бреннон с удовольствием проследил за тем, как начальство медленно багровеет, и поинтересовался:
– Вернуть его, сэр?
– Я не помню, чтобы разрешал этому юноше играть в моем морге, – холодно заметил мистер Кеннеди. Шеф полиции шумно задышал и устремился в разделочную.
Лонгсдейл уже скинул пальто и сюртук на свободный стол для вскрытий и задумчиво изучал тело первого утопленника, начав с головы. Пес, упираясь передними лапами в край стола, обнюхивал усопшего снизу вверх.
– Что вы себе позволяете! – вскричал мистер Кеннеди. – Немедленно уберите собаку!
Лонгсдейл скользнул по старичку по-детски прозрачным взглядом.
– Насколько я понял, вы извлекли сердце и легкие?
– Э… да, – несколько смешался патологоанатом. – Там наблюдалось интересное явление, которое я определил как причину смерти.
– Легкие и сердце полностью оледенели, – перевел для шефа Бреннон.
Бройд снял шляпу и провел по лбу платком. Его гнев легко разгорался, но и утихал так же быстро.
– Значит, вмешательство, – заключил он.
– Никаких вмешательств не бывает, – проворчал Кеннеди. – Бывают алкоголики, которые сперва зальют глаза всем, что горит, а потом видят фей, леших, призраков… Куда?!
Закончив исследование тела, пес уверенно двинулся к камере для хранения внутренностей и лапой повернул ручку. Лонгсдейл нырнул в помещение. Теперь уже мистер Кеннеди залился краской негодования.
– Бройд! Что это за тип?!
– Консультант, – меланхолично отвечал шеф, – по вмешательствам. С той стороны.
– Какого черта он…
Консультант вернулся. Он успел натянуть хлопковые перчатки и бережно держал полностью оледенелые легкие и сердце. Бреннон изумленно заморгал. Он впервые такое видел. Прочитав отчет, комиссар решил, что лед просто покрыл органы сверху, но теперь оказалось, что легкие и сердце будто выточены из него целиком.
– Что это за черт? – пробормотал он и осторожно ткнул легкое кончиком пальца. Оно было совершенно ледяное на ощупь.
Лонгсдейл рассматривал сердце на просвет. Бреннон мельком подумал, что с консультанта станется его облизать – и не успела эта мысль толком оформиться в разуме комиссара, как Лонгсдейл действительно лизнул оледеневший комок.
– Вы что, вконец рехнулись?! – рявкнул Натан, выхватив сердце, пока этот идиот не решил его погрызть.
– Причиной смерти было не оледенение, – произнес консультант. – Судя по всему, покойный скончался от инфаркта. Впрочем, повреждение миокарда легко списать на последствия оледенения, поэтому…
– Инфаркта? – спросил Бройд. – Но почему у него, черт побери, случился инфаркт?
– Я полагаю, от страха, – невозмутимо отвечал Лонгсдейл.
– Ест слизь из озера, – живописал Бреннон. – Лижет сердца трупов. Вламывается без приглашения в морг. Таскает за собой пса размером с годовалого барана. Сэр, вы уверены, что у него кукушка в порядке?
– Какая кукушка? – устало спросил Бройд.
– Голова, сэр. Мозги. То место, где у нормальных людей разум, сэр.
– Господи, Натан, оставьте его в покое! Он консультирует по случаям вмешательства! С чего ему быть нормальным?
– Логично, – признал комиссар. – Сэр, мэру вряд ли это все понравится.
– Мне плевать, понравится мэру или нет, – грозно отвечал шеф полиции, – даже если его вырвет на парадную рясу епископа. Тем не менее застуженные до льда легкие и сердце – это уже аргумент. Это то что надо. По крайней мере, я смогу выложить их на стол и убедить этих ослов, что на озере опасно. Натан, обхаживайте этого консультанта… Обычный человек такого не сделает.
– Чего?!
– Того. Я хочу, чтобы вы вытрясли из Лонгсдейла, кто на такое способен и как этого гада прижать. Даже если консультант захочет лизать сердца, грызть лед или пить кровь – немедленно всем обеспечить. Он нам нужен.
– Зачем?
– Затем, что какая-то тварь разбрасывает по озеру обледеневшие трупы и я хочу свернуть ей шею. Ясно?
– Ясно, сэр, – угрюмо кивнул Бреннон и ушел.
В столе у него была припрятана фляжка с виски, и он стремился к ней всей душой. Кеннеди, узнав, что в его морге будет шастать посторонний, высказал негодование в выражениях, которые могут прийти на ум только всесторонне образованному, эрудированному ученому. Комиссар, человек подневольный, вынужден был терпеть. А потому очень сложно описать те чувства, которые он испытал, обнаружив в своем кабинете Лонгсдейла: консультант сидел в кресле комиссара и читал отчет о вскрытии, почесывая носком ботинка загривок пса.
– Какого черта вы тут делаете?! – зарычал Бреннон.
Консультант и пес посмотрели на него с таким одинаковым выражением, что Натану на миг стало не по себе.
– Я читаю, – кротко ответил Лонгсдейл.
– Отлично. Читать умеете. Рад за вас. Проваливайте из моего кресла!
– Извините, – чуть слышно пробормотал консультант.
Бреннон занял насиженное место и вспомнил, что незваного гостя велено обхаживать.
– Ну как, интересно? – осведомился комиссар. – Захватывающее чтиво, а? Наверняка в конце выяснится, что убийца – дворецкий.
– Какой еще дворецкий? Дворецкий здесь ни при чем. И вряд ли, – подумав, добавил Лонгсдейл, – тот, кто это сделал, считает себя убийцей.
– А кто это сделал?
– Пока не знаю.
– И я не знаю, – мрачно сказал Бреннон. – Поэтому шли бы вы домой и не мешали работать.
– В отчете сказано, что первый убитый страдал от алкогольной зависимости. Пьяницы, особенно горькие, часто видят то, что не видят другие.
– Еще бы. Зеленых сов, желтых карликов, красных слонов. Мой дядя видел чертей с вилами, бегал по двору и палил во все, что шевелится.
Пес фыркнул, и Бреннон неожиданно ощутил симпатию к бессловесному животному. С таким-то хозяином…
– Славная псина. Породистая. Как зовут?
– Кого?
– Собаку.
– Какую?
Натан с тоской вспомнил про виски.
– Хорошо, – произнес он, смирившись с присутствием консультанта в кабинете. – Вот карта. Тела были найдены тут, тут, здесь и сегодняшнее – там. Второго, четвертого, восьмого и одиннадцатого ноября. Это даты обнаружения. Смерть наступила за шесть-десять часов до этого. У первого…
– Неважно, где их нашли, – задумчиво сказал консультант. – Важно, как они туда попали.
– Думаете, наш типчик морозит людям легкие, а потом стаскивает тела в озеро?
– Я не думаю… А где остальные отчеты? Где тела?
– Оттаивают. – На лице консультирующего хлыща отразилось такое недоумение, что Бреннон не смог отказать себе в удовольствии. Он накинул пальто и поманил ценного специалиста за собой: – Пойдемте. Покажу.
К некоторому разочарованию комиссара, Лонгсдейл не стал ни грызть лед, ни даже лизать. Он обошел все три вырубленные глыбы (две старые жертвы плюс новая), поразмыслил и предложил их разморозить.
– Кеннеди против, – покачал головой комиссар. – Говорит, что если лед растопить, то это повредит тела. У нас и так первая жертва без лица осталась…
– Но у вас же есть череп.
– И что?
– По черепу можно восстановить лицо.
– Чего?!
– Антропологическая реконструкция, – терпеливо пояснил Лонгсдейл. – Ею уже занимаются Шрайбер в Линденне, Леруа и Стейнберг, Госсел в вашем столичном университете…
– Хорошо, хорошо! – торопливо вклинился Бреннон. Сначала он решил, что консультант опять мелет чушь, но цепочка имен хотя бы доказывала, что это не его собственная идея. – Я поговорю с Кеннеди. Без его ведома…
– Череп нужно очистить…
– Да-да.
– Провести измерения… – продолжал консультант.
– Конечно!
– Нанести метки…
– ХОРОШО!
Консультант наконец на миг умолк.
– А лед, – чуть слышно пробормотал он, – лед растопить…
К удивлению Бреннона, патологоанатом не наложил вето на затею Лонгсдейла. Старик глубоко задумался, однако с неохотой признал, что о таком методе слышал.
– Правда, результаты не всегда удовлетворительные. Однако, поскольку без опознания лежать этому джентльмену в безымянной могиле, думаю, худа не будет, если мистер Лонгсдейл попробует.
– Правда? – воспрянул комиссар. Наверняка это дело долгое, консультант перестанет мельтешить перед глазами дня на три…
– Но под моим строгим контролем! – добавил Кеннеди.
– Уж конечно…
Спровадив Лонгсдейла в морг, Бреннон свистнул полицейского художника и увел его к ледяным глыбам на заднем дворе.
– Ну и рожи, – заметил студент, скептически оглядывая всех троих.
– А ты не разглядывай, – посоветовал Бреннон.
Он подошел к сегодняшней жертве и пристально всмотрелся. Одну руку покойник прижимал к груди, стиснув в кулак. Над пальцами виднелись перекладины креста, вокруг которого образовалась шарообразная полость. Комиссар уткнулся носом в лед. Крест был крупный, тяжелый, из золота, украшен камнями. На черном рукаве мертвеца Бреннон заметил обрывок золотой цепи. Такую же разглядел на плече.
Около кабинета комиссара уже поджидали полисмены, опросившие жителей деревушки на берегу озера. Как всегда, никто ничего не видел, не слышал и вообще ни сном ни духом. Впрочем, на это Бреннон и не рассчитывал. Чтобы подчиненные не расслаблялись, он велел им дождаться художника, получить портреты безвременно почивших и обойти дома всех, кто сообщал о пропаже друзей и родственников. Сам же комиссар прошелся щеткой по пальто, сюртуку, шляпе и направил свои стопы к оплоту духовности.
Кафедральный собор Девы Марии возносил купола над площадью Восстания, в паре шагов от полицейского департамента. Нищие на паперти, едва завидев Бреннона, с руганью бросились врассыпную. Бодрее всех уматывал паралитик. Комиссар фыркнул. До допроса этих сливок общества дело еще дойдет. Сейчас он хотел видеть епископа.
Соборная жизнь шла своим чередом, особой паники или беспокойства Бреннон не приметил. Он выловил в нефе пару юнцов из хора и потребовал отвести его к епископу Уитби. Юнцы пришли в смятение, но в конце концов комиссар оказался перед тяжелой дубовой дверью. Он только занес кулак, чтобы постучать, как в районе его лопатки раздалось неприязненное «Гкхм!». Бреннон оглянулся.
Саймон Уитби был изрядно ниже комиссара и явно не получил никакого удовольствия от встречи. Епископу исполнилось шестьдесят, и он относился к тем столпам общества, которые все еще считали полицейских чем-то вроде золотарей или поломоев. Поэтому, обнаружив одного из этих отбросов около своего кабинета, его преосвященство сердито раздулся и холодно осведомился:
– Что вы тут забыли? Милостыню раздают по пятницам.
Самый его тон подразумевал, что отброс устыдится и уползет в свою клоаку. Но Бреннон и не ждал сравнения с нежным цветком, чужая враждебность трогала его так же мало, как неурожай риса в Марандзане.
– Я повожу расследование убийства, жертвой которого стал один из служителей церкви. Подозреваю, что этой церкви. – Комиссар обвел пальцем коридорчик.
– Ваши гнусные намеки…
– Намеки здесь ни при чем. Сегодня утром мы обнаружили на озере труп одного из священников. В руке у него был крупный золотой крест, украшенный зелеными и красными камнями. Такой вряд ли найдется в обычной приходской церквушке. Как только художник закончит портрет, мы объявим этого человека в розыск… Не правда ли, лучше поделиться своими соображениями со мной приватно, чем оповещать весь город о том, что священники воруют кресты и мрут нехорошей смертью?
Епископ утер платком покатый лоб. Бреннон был невысокого мнения об уме этого святоши, но все же аргументы его проняли. Уитби отпер дверь и резким жестом пригласил Натана войти.
– Отец Джозеф Тайн, – отрывисто сказал епископ. – Один из моих викариев. Он отвечает за сохранность церковной утвари. Из креста выпало несколько камней, и отец Тайн должен был отнести святыню к ювелиру. Насколько я понял, он договорился с ван Шпеером, что зайдет вечером, после закрытия его мастерской. Соблазн для мирян, сами понимаете.
Говоря это, епископ перебирал бумаги в ящике секретера. Вытащив какую-то папку, он сунул ее комиссару.
– Прошу. В соборе хранится столько ценных предметов, что я тщательно проверяю всех, кто имеет к ним доступ. Отец Тайн трудился на благо веры в моем соборе больше восьми лет. Ни малейшего подозрения, ни единого проступка…
– Поэтому, когда сегодня он не явился к вам отчитаться о сохранности креста, вы не стали беспокоить полицию?
Уитби брюзгливо насупился.
– Полиция нынче влезает без мыла туда, куда раньше ее не пускали далее порога! Но, чтоб вы знали, отец Тайн – чистейший, кристально честный человек! У меня и мысли не возникло, что он сбился с пути, присвоил крест и пустился в загул… Где он, кстати?
– В морге, – отвечал Бреннон, изучая досье.
Епископ нетерпеливо отмахнулся:
– Я имею в виду крест! Это ценнейшая реликвия, которой…
– Я и отвечаю. – Комиссар бросил на святошу взгляд исподлобья. – Крест в морге. Вмерз, понимаете ли. Но как только мы сможем отделить его от усопшего – то сразу вернем вашу святыню.
– В… в… вмерз? Куда вмерз? Как?..
– В тело. – Бреннон захлопнул папку. – Мы будем держать вас в курсе дела.
– Но послушайте!..
– Кстати, где вы были вчера и когда последний раз видели преподобного Тайна?
Епископ задохнулся от негодования. Однако поскольку его гневную речь Бреннон слушал без всякого интереса, то волей-неволей его преосвященству пришлось вернуться к неприглядной реальности.
– Вчера я покинул собор около пяти часов вечера. Отец Тайн заглянул ко мне незадолго до этого, уведомил о намерении посетить ювелира и ушел. Насколько я знаю, он собирался до шести находиться в соборе, а потом – идти к ван Шпееру. Они договорились о встрече в половине седьмого.
