Роман «Муравьиный бог: реквием» – новое пронзительное слово о детстве, оставшемся без защиты разумных взрослых. Ребёнок – принц лета и солнца, бог котов и букашек – оказывается обвиняемым на суде человеческой старости.
Тёплая, смешная история мальчика и бабушки из «Небесного почтальона Феди Булкина» раскрывается иначе. Язык романа восходит к Заболоцкому и Введенскому, дух – к Федору Сологубу и Леониду Андрееву.
Саша Николаенко – писатель, художник, автор романов «Небесный почтальон Федя Булкин», «Убить Бобрыкина» («Русский Букер»), сборника «Жили люди как всегда».
Думаю, уже по фразе из заголовка чувствуется, что стиль и ритмика в произведении своеобразные. Если вы ещё не знакомы с книгами Александры Николаенко, не начинайте с этой. Фразы, ложащиеся плавно и медлительно, будто пришедшие из гекзаметров Гомера, характерны для Николаенко, неизменны, встречаются постоянно. Мне этот стиль очень нравится, он даёт почувствовать именно течение мысли, слегка несвязное, когда слова могут и местами поменяться, и чуть неправильно звучать. Но в данной книге это очень усложняется нарочитым, я бы сказала, утрированным безграмотно-деревенским выговором бабушки, а это как-никак один из главных персонажей, перемежаясь с жуткой шепелявостью, когда бабуля отдыхает от зубных протезов…Итак, бабушка. Жуткий образ. Жутчайший. Она – только так про себя именует её восьмилетний Петя, уже три года круглый сирота. Бабушка – мать его отца, периодически у неё слегка сносит крышу, и тогда Петруша оказывается маленьким Ванечкой… Бабушка ежедневно, а то и ежечасно не устаёт напоминать мальчику о том, что он убил своих родителей. Очень долго непонятно, каким же это образом, потом выясняется ( не знаю, не будет ли это спойлером, но по-другому объяснить про бабушку не могу), что шестилетний Петя выпросил у бабушки лотерейный билет. Выиграли машину – для папы и мамы, а потом… Разговоры о смерти – основная тематика общения внука с бабулей. На любой вопрос примерно так:Можно. Дождись, как бабушка помрёть, недолго ждать.И много разговоров о Боге. Бабушка как бы и хочет мальчика приобщить. просветить, но в её исполнении библейские истории выходят такими, что Петя в итоге о Боге думает: это он всех убивает, и нас тоже убьёт. (Разительное отличие от книги, которую читаю параллельно: Иван Шмелёв – Лето Господне .) Поэтому фантазёр Петя ожесточается в душе. Представив себя богом для муравьев, может кинуть спичку в муравейник… Кота, который сожрал спасённого мальчиком воронёнка, хотел бы сам убить, но вышло только порадоваться, когда кто-то его удавил. При этом мальчишка удивительно чуток к красоте, он иногда видит в природе такое, о чём взрослые даже не задумываются… И чаще всего тоже с погребальным оттенком.Дожди, стирающие краски солнца с лет, прокушенный собачьими зубами мячик за беседкой, замок на две́ри, заколоченные ставни, стук молотка, вбивающего гвоздь; так далеко разносит осень этот похоронный стук. Тут лето умерло, такого же ещё уже не будет.
И вряд ли возможно иное. В их маленьком и бедном дачном домишке, за стенкой, в комнате, которую бабушка называет пустой или гробовиной, лежит дед, парализованный, почти не говорящий. Бабушка, ничтоже сумняшеся, зовёт его покойник…Пожалуй, только соседская девочка Сашка – отдушина для Пети. Конечно же, он в неё тайно влюблён, но дороже то, что она – друг. И поговорить с ней можно о всяком. О чём угодно:– Людей никто не ест.
– Едят.
– Чего – совсем? – И Сашка покрутила пальцем у виска.
– Сама. Их червяки в земле едят, а куры червяков, и рыбы червяков, а кур и рыб обратно люди. Поела курицу и стала людоед.Приблудный щенок, которого Петя поймал и подарил Сашке, когда пропала её собака, оказывается последним штрихом в картине Петиного мира, где он«я» на оборотном «я», подумал. Я – ещиводуч.Щенок оказался бешеным, а Саша…умерла. Сдохнешь за мою Сашку, тварь – слова её мамы…И руки обнимают пустоту…Внимание! Книга может привести к депрессии. А может омыть душу слезами жалости к растерянной детской душе…
Удивительное дело. «Убить Бобрыкина» мне понравился прежде всего своей ритмичностью, но и тема – особенный человек, мир которого полностью зависит от религиозной матери и определяется бедностью – тронула. Однако, как оказалось, сверх той истории в меня тексты Николаенко не лезут. «Федю» отложила после первого получаса, а «МБ» дослушала, надеясь, что если к финалу ведут так долго, то, наверное.. Нет. Для меня эта книга идет в одну подборку с «Маленькой жизнью» – герой также заперт в искусственной жути, только еще и гипнотически рифмованной. Автор с садистским удовольствием держит мальчика в крошечном душном, убогом и безумном мирке бабки из «Похороните меня за плинтусом» (который Николаенко иллюстрировала и, кажется, он ее не отпустил). Текст полностью подчинен ритму – и сюжет, который почти не движется, и герои, которые не изменяются не только в пределах одной книги, а, похоже, во всех текстах этого автора (которые я читала). Мальчик-сирота и религиозная старуха (+/-соседская девочка) – эта пара раз за разом даже не разыгрывает истории, а просто описывается в разных сеттингах. И с каждым разом сеттинг все подробнее и подробнее, на уровне каждой пылинки, это уже не описание, а инвентаризация. Никакой радости узнавания я не испытала, скорее желание промотать (не получится, вот вам про каждого муравья в муравейнике ). Помните, «У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса – вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе… Это мучительно.»?
Для меня – именно мучительно, до головной боли, хотя начитано (Александр Аравушкин) хорошо.
Если бы это была моя первая книга автора, наверное, я бы ее прочувствовала по-другому. Но в третий раз – нееееееееет.
– Смотри, Петрухин, так Земля: желток —ядро, белок – как мантия, а скорлупа – защитная кора…И, чайной ложечкой разбив кору земную, по целых две, бывало, что съедал за завтраком Земли. Александра Николаенко уникальное в современной русской литературе явление. Ее проза особым образом ритмически организована и пронизана внутренней рифмой. И еще, здесь совершенно особые отношения с языком. Прямой доступ к источникам народной речи, из каких черпали Лесков, Шергин, Писахов, Бажов, Кунгурцева. Это делает ее тексты потрясающе красивыми и одновременно не самыми комфортными для чтения глазами, аудиокнига – вот жанр, в котором эта завораживающая проза раскрывается полной мерой.Нечто витает в воздухе, наделенные особо чутким слухом люди улавливают это раньше других. Как иначе объяснить , что писалась эта книга в благополучном двадцать первом, когда главные баталии разворачивались между прививочниками и антипрививочниками, маска была у каждого, если и не на лице, так уж в кармане. А Саша Николаенко прошлым благостным летом постила кусочки этого текста про озлобленную несчастную мать-мачеху, что любя, душит, держит взаперти тех. кто от нее зависит, запугивая, внушая чувство неполноценности вины.Мальчик Петя все лето живет на даче с бабкой (назвать ее бабушкой никак не получается) и Покойником. Так, вслед за бабой Верой, зовут деда Данилу почти все. Живой, он почти полностью парализован, лежит в своей каморе, которую зовут гробом, не разговаривает, то есть может наверное, но единственное, что произносит: «Бьять!», коммуникации с миром осуществляет стуком руки, по загородке.А родители Петины что же? Он их убил, то есть это бабка постоянно повторяет, что мальчик погубитель матери с отцом. Я не могу раскрывать подробностей, они составляют изрядную долю интриги, которая держит читателя в напряжении почти до конца. Вопросы: что же все-таки сделал Петя и может ли шестилетний ребенок вообще сотворить что-то, столь разрушительное по последствиям, как смерть двух взрослых людей – надолго останутся без ответа.Представили ситуацию? Наверно не до конца. Лежачий больной, ребенок сирота, живет под косноязычно-обвиняющее бормотание старухи, перемежаемое кликушескими выкриками, крайняя скудость существования. Судя по некоторым деталям, время действия начало восьмидесятых, до распада Союза и гиперинфляции. Сиротство в любые времена не сахар, но за потерю кормильцев ему полагалась пенсия, меж тем скаредная Вера чуть не каждым куском внука попрекает.А раньше была такая чудесная жизнь. День сегодняшний романа перемежается Петиными воспоминаниями о маме и папе, подернутыми романтическим флером гайдаровских детских книг, в которых мама молодая и веселая, нежная и красивая, а отец не только самый умный, самый сильный, самый лучший, не только защитник и преданный мамин рыцарь, но старший друг сыну. Легко представить, что это Саша Шишин из букеровского романа Николаенко «Убить Бобрыкина», который вырос со скаредной, психически нездоровой матерью, вырвался из ее удушающих объятий и дал себе слово построить совсем иную семью, чтобы его ребенок не узнал всего этого.Хотели как лучше, а получилось как всегда. Но тут уж в дело вступают силы, над которыми человек не властен. Удивительно, но «Муравьиный бог» совсем не производит впечатления мраков_на_хромых_собаках (хотя собаки все же сыграют в романе роковую роль). Книга парадоксальным образом наполнена светом дачного лета и торжеством жизни, что врывается отовсюду, руша бабкины планы по «окультуриванию» этого участка в ее весьма странном понимании процесса.У Пети есть подруга, соседская девочка Сашка, есть трезвая рассудительность, которая не дает жестоким несправедливым обвинениям разрушить его изначально здоровую сущность. Есть огромный мир за пределами дачи, над которым Вера не властна. И это позволяет надеяться. Невзирая.