– Мужчина, вы меня не пропустите? Мне только коробку конфет пробить, – хрустальным голосом поинтересовалась женщина, кивнув на внушительную коробку швейцарского шоколада, уже довольно продолжительное время томившуюся на полке и отпугивавшую местных жителей заоблачной ценой.
Мужик окинул ее оценивающим взглядом и молча кивнул. Женщина проскользнула мимо него и встала за спиной у Петра Никаноровича, крепко прижимая коробку к груди, словно готовая в любой момент отразить нападение. Марина грустно улыбнулась: попроси она мужика об аналогичном одолжении, наверняка в ответ услышала бы, что он торопится и пропустить никак не может.
– Нет-нет, Мариночка, ничего такого. – Старик тем временем не замечал происходящего вокруг и сгущающиеся над Марининой головой тучи.
Неспешно сложив продукты в потертую матерчатую сумку, с которой он всегда ходил за продуктами, пожилой мужчина дрожащей рукой начал искать в кошельке необходимую мелочь.
– Знаете, в юности я был убежденным атеистом, но вот теперь, когда конец все ближе, я начинаю верить в Божий промысел. Это Бог меня карает за мои грехи. Оставил в живых, чтобы я страдал и мучился ежедневно. А я слишком слаб и нерешителен, чтобы положить этому конец, – пожаловался он, ища сочувствия и оправдания и не находя его, потому что чувство вины слишком глубоко укоренилось внутри. Пустило густые вековые корни, проникшие в душу и сердце и ставшие их неотъемлемой частью. Реши кто сейчас это чувство вырвать, ему пришлось бы убить старика.
– Петр Никанорович, ну не верю я в такое жестокое наказание! – решительно отмела его предположения Марина, игнорируя острые взгляды, которые посылали в ее адрес и мужчина, и женщина. – Вы что, серийный убийца?
– Нет, что вы, Мариночка, я за всю жизнь и мухи не обидел, в прямом смысле этого слова, – вздохнул Петр Никанорович, тихонько перебирая губами и считая вслух, собирая нужную для оплаты сумму, – но, знаете, не обязательно убивать кого-то, чтобы тяжело согрешить. Список грехов человеческих весьма разнообразен.
Выпустив из вида торопящихся покупателей, Марина задумчивым взглядом окинула давнего знакомца. Слова про грехи и вину были чем-то новеньким. Обычно Петр Никанорович ограничивался горестным отчетом срока своего одиночества, словно внезапно сошедший с ума метроном, забытый в парадном зале старого дома на покрывшемся пылью старом рояле. Немного посетовав на жизнь и не дожидаясь ее ответа, старик неизменно желал ей хорошего дня и брел дальше. Про то, что его терзает чувство вины, Марина услышала впервые и попыталась окинуть старика свежим взглядом. Что-то случилось?
Выглядел Петр Никанорович хуже обычного: совсем отощал, сгорбился, словно грехи тянули его к земле. Глаза покраснели и слезились. Марина почувствовала острый укол жалости.
– Ну знаете, если бы Бог всех наказывал за грехи, мы бы жили в прекрасном мире. А так не бывает, что бандиты живут счастливо и процветают, а человек, может быть, и совершивший какую ошибку, медленно умирает и ни в чем не находит радости. – Марина протянула руку и погладила обтрепанный обшлаг рукава стариковского пальто.
– Девушка, вы скоро? – с легким презрением и нетерпением в голосе поинтересовался мужик, обменявшись с холеной женщиной понимающими взглядами.
– Что бы ни произошло, – мягко продолжила Марина, игнорируя бестактную реплику и нетерпеливых покупателей и полностью сосредоточиваясь на Петре Никаноровиче. Похоже, сегодня бедолаге помощь была нужна больше, чем когда-либо, – я уверена, что ничего ужасного вы не сотворили.
– Вы просто ничего не знаете, Мариночка, просто ничего не знаете, – покачал головой старик, борясь со слезами. – Все эти двадцать лет и восемьдесят четыре дня я чувствую себя проклятым Агасфером, бредущим в одиночестве и не находящим покоя.
– Девушка, здесь, вообще-то, еще люди, – холеная женщина решила поддержать нагруженного мужчину.
– Я пойду, Мариночка, мешаю, – засуетился Петр Никанорович. Его руки дрожали сильнее обычного, и он не справился с монеткой, которую держал в руках. Та упала на ленту и с громким звоном покатилась по металлическому покрытию. Марина автоматически протянула руку, схватила беглянку и протянула старику.
– Никому вы не мешаете, – громко заявила она и строго взглянула на нетерпеливую покупательницу. – Женщина, я обслуживаю клиента, подождите, пожалуйста.
– А что у вас с руками? – задохнулась та, проигнорировав выпад Марины. – Вы что, больная? Где тут у вас администратор? Немедленно вызовите! Мало того что треплешься сидишь, так еще и заразу разносишь!
– Женщина, пожалуйста, не нужно мне хамить. Я ведь с вами на «ты» не переходила, – не выдержав, все-таки взорвалась Марина, уже понимая, что горько об этом пожалеет.
– Ох, Марина-Марина, подведет тебя этот дед под монастырь, – осуждающе покачала головой повар Зина, не забывая положить на поднос Марины вторую булочку к чаю. На обед та вышла раньше, выслушав разнос от Зои и объявление о том, что премии в этом месяце у нее не будет.
– Да ни причем тут дед, – буркнула Марина и кивнула Зине в знак благодарности. – Надоели эти фифы – хозяйки жизни. Две минуты подождать не могут. Ну что у нее случится-то за две минуты? Мир остановится? А для Петра Никаноровича это, может, единственная возможность поговорить с кем-нибудь!
– Да влюблен в тебя этот Никанорыч. Смелости хватило бы, так пришел бы с предложением, – это Танька, вечная пересмешница, хихикает. Не удержавшись, Марина улыбнулась, и дурное настроение испарилось. Взяв поднос и подмигнув Зине, она присоединилась за столиком к подруге.
– Глупости говоришь, – покачала она головой, – просто одинокий человек.
– Ну да, ну да, ты гляди, а то, может, еще раз замуж выйдешь, – снова хихикнула Татьяна, принимаясь с удовольствием наминать свежий суп, сваренный Зиной для сотрудников, – а то сейчас модно мужичков постарше в мужья брать.
– Был бы олигарх какой, так и за девяностолетнего не грех. – Это Нина кинула рядом с ними пачку сигарет и зажигалку, чтоб никто место не занял, а сама направилась к Зине за своей порцией. Столик, за которым обедали Марина и Таня, неизменно пользовался популярностью: здесь всегда было весело и душевно, поэтому и желающих отобедать с «девчатами», как ласково называли подружек-хохотушек сотрудники, всегда была масса.
– Ну нет, девяносто – это ты загнула, – сморщилась Танька, тихонько стреляя из пачки Нины сигарету. – Что с ним делать-то?
– Ничего не надо делать, и так хорошо! Помрет быстро, – захохотала Зина, и к ней присоединился весь обеденный зал, начинавший потихоньку наполняться людьми.
Плохое настроение улетучилось, как не бывало. Марина с аппетитом доела котлеты с вермишелью и оглянулась на Зину. Та кивнула, поняв подругу без слов. Каждый день она собирала для Марины небольшой тормозок из того, что осталось недоеденным, понимая, что подруге нужна помощь в еще одном благом деле.
– Да бросьте вы, девочки, – благодушно проворчала Марина, откидываясь на спинку стула и с удовольствием приступая к десерту – вишневому компоту и свежим булочкам, одну из которых она, впрочем, тут же завернула в салфетку и спрятала в карман униформы, – просто он одинокий человек, жаль мне его.
– Да мне тоже, – неожиданно поддержала подругу Таня, работавшая в мясном отделе и отвешивающая Петру Никаноровичу одну куриную грудку раз в три дня. – Интеллигентный дядечка такой, вежливый всегда, пару раз даже приятные слова написал в книге нашей. Вот прям такой он… – Татьяна задумалась, ища подходящее слово, – из благородных, что ли. А ты знаешь, чем он вообще по жизни занимался?
– Понятия не имею, – пожала плечами Марина, – но мне кажется, он был учителем. Речь грамотная, и голос хорошо поставлен.
– Эх, лучше б был актером каким, – пробасила с набитым ртом Нина. – Что с того учителя взять? Пенсии копеечные.
– Да ничего я брать не собираюсь, – снова запротестовала Марина.
– Ну ты посмотри на нее, мужиками разбрасывается, – не удержавшись, Зина снова включилась в беседу, воспользовавшись краткой паузой между клиентами. – Такая уж наша бабья доля: после сорока только мумии и смотрят. Хотя тебе чего жаловаться, у тебя-то вообще-то муж есть.
– Ага, муж, – легко кивнула Марина соглашаясь, – объелся груш.
При мысли о муже стало тоскливо. Залпом допив компот, Марина кивнула подругам и, отказавшись от традиционной послеобеденной сигаретки, вернулась в зал, к покупателям.
– Зина-Зина, – покачала головой Таня, относя грязную посуду к мойке.
– Ну чё, Зина, виновата я, что она со своими мужиками разобраться не может? – буркнула повариха, ловким движением кладя порцию макарон на тарелку охранника Максима и отвечая на его тоскливый взгляд: – Добавки сегодня не будет!
– Так, стоп! – резко распорядился Борис и поднял руку вверх, прекращая игру. – Ты почему такая рассеянная?
Вместо ответа Кира опустила голову.
– Иди сюда, – приказал тренер, – в таком настроении мы далеко не уедем. Что случилось? Выкладывай!
– Да ничего, Сергей Валентинович двойку влепил. – Кира решила не юлить, зная, что Борис все равно добьется правды. Тот нахмурился. С самого начала у них с Кирой была договоренность: до первой серьезной победы на международном соревновании учеба не должна страдать от тенниса.
– Двойку? – кратко переспросил Борис, подталкивая Киру продолжить рассказ.
– Да, за то, что уснула на уроке. – Девочка отвела взгляд и уставилась на носки новеньких кроссовок, которые Борис без лишних объяснений презентовал ей сегодня утром, объяснив это рабочей необходимостью. Кира коротко сказала: «Спасибо» – и всю послеобеденную тренировку носилась как на крыльях, не замечая усталости (так ей казалось). Но ее заметил Борис.
– Кира, ты же в курсе, что у нас впереди национальный турнир?
Вместо ответа Кира кивнула.
– Я видел Аню на последнем матче, – без лишних сантиментов продолжил Борис, – на зимних каникулах она была во Франции в теннисной академии Муратоглу.
Кира быстро взглянула на тренера, и у того на секунду перехватило дыхание. Худенькая до синевы: наверняка не доедает. Потертая футболка и растянутые штаны, под ними – костлявое тело. Синяки под глазами. Ее бы к доброй бабушке в деревню да на парное молоко и домашние пироги, может, хоть немного стала бы похожа на человека. Но бабушки в деревне у нее нет, а у матери нет средств на парное мясо и домашнее молоко. Поэтому то, что он собирается сейчас сказать, вдвойне жестоко, но выбора у него нет: на таких высотах спорт добрым и сочувствующим не бывает.
– Так вот, академия дала Ане очень многое, в частности возможность сыграть с сильными соперниками из другой системы. На своих она уже достаточно потренировалась, как и ты. Ты ведь в стране всех знаешь и всех успешно побеждала, включая Аню. Но она сейчас сильнее только потому, что смогла поиграть с иностранцами. Это то, чего тебе очень не хватает, Кира. Ты можешь быть гениальным игроком, но без сильных спарринг-партнеров далеко мы не уедем. На данный момент тебе в рамках страны просто некуда двигаться. Как и Ане, тебе нужно набить руку на иностранцах, это выведет тебя к чемпионату на нужный уровень. И в идеале лагерь тебе нужен уже на этих каникулах.
Он подошел к объемной сумке, оставшейся еще с прежних, чемпионских времен. Пожалуй, единственная вещь кроме ракетки и формы, которую он оставил из прошлой жизни: уж больно удобной она была. Фирменный красный цвет давно выцвел, а ткань на сумке порядком поистрепалась, как и его собственная жизнь, но Борис все не решался расстаться с верной подругой, прошедшей с ним столько испытаний. Собственно, других друзей-то у него и не было.
Из бокового кармана, который он расстегнул с большой осторожностью, Борис достал распечатку с информацией о лагере, в которой были указаны цены.
– Кира, – он попытался поймать взгляд девочки, – я понимаю, что сейчас речь идет о больших деньгах, но у нас наверняка есть люди, поддерживающие талантливых детей. Может, стоит обратиться в администрацию, в отдел спорта. Или же поговорить с отцом, возможно, он поддержит? Тебе очень нужен этот лагерь.
Борис протянул Кире распечатку, та, не глядя, чтобы не разрыдаться прямо при Борисе, свернула ее и засунула в боковой карман школьного рюкзака.
– Мы с мамой разберемся, – сдержанно, как взрослая, ответила она.
– На сегодня все, – немного подумав, заключил Борис. Девочка была истощена и измотана, уснула на уроке. Завтра он сам принесет на тренировку яблоки и гранаты, пусть хотя бы немного восполнит недостаток сил и витаминов.
– Придешь домой – поспи, это приказ тренера, – сурово распорядился он. – Жду тебя завтра в обычное время.
– Хорошо, – кивнула Кира.
Пожав ему руку и накинув куртку прямо на спортивную форму, она направилась к выходу из спортзала, на ходу набирая номер матери.
– Мамочка? Я уже закончила, ты дома? Хорошо, я тебя встречу на остановке, помогу с пакетами.
Антон, по обыкновению, ждал их возле дома. Перетаптываясь с ноги на ногу и держа в руках огромный бумажный сверток. Первой он увидел Киру и, приветливо махнув, поторопился ей навстречу. Марина автоматически отметила, что муж довольно неплохо выглядит: бодрый, подтянутый, веселый, с румянцем во всю щеку, который был не в силах скрыть даже тусклый свет фонарей, тщетно пытавшихся разогнать темноту. В нем Антон выглядел лет на десять моложе, и Марина с трудом подавила горестный вздох: время благоволит мужикам. Ведь она сама даже в кромешной тьме не тянет на двадцать пять, а вот Антон – вполне. Вот что значит человек нашел свое призвание и цель в жизни. В отличие от нее, пустившей свою судьбу под откос.
– Кируся! Как дела? – Антон быстро подошел к дочери и клюнул ее в щеку, одновременно протягивая увесистую поклажу. – Это тебе, доченька, вот, гостинцев принес. Тебе витаминки нужны, поешь.
– Спасибо, папа. – После недолгого колебания Кира все-таки взяла пакет, предварительно бросив быстрый взгляд на мать и заметив ее едва заметный кивок.
– Мариша, ты все тащишь и тащишь, давай помогу! – В любой ситуации Антон оставался джентльменом, за это она его, наверное, и полюбила в свое время.
Ей, выросшей в рабочем районе, где мужчины были не приучены открывать перед женщинами двери, пропускать их вперед, дарить цветы без повода и брать на себя часть их ноши, Антон показался чем-то сродни английского принца. И после свадьбы он ничуть не изменился. Так и оставался хорошим, милым чудаком.
– Антон, ты зайдешь? Чаю попить, – автоматически предложила Марина.
– Мариша, – привычно запротестовал муж в ответ. Но Марина уже нашла необходимые слова:
– Антош, надо хоть раз в день нормально поесть, не дело это – без горячего. Я твои взгляды уважаю, поэтому принесла тебе то, что у девочек в столовой оставалось. Все равно на выброс собирались отдать, а так всем хорошо.
Кодовая фраза «на выброс» оказала магическое воздействие на Антона. Расправив и без того прямые плечи и проведя рукой по коротким волосам, он по-военному быстро кивнул и затрусил к подъезду. Марина посмотрела на загрустившую дочь и ласково потрепала ее по плечу, прочитав нехитрые Кирины мысли. Та мрачно зыркнула на мать, но Марина ей улыбнулась и пожала плечами, призывая дочь не сердиться. Родителей не выбирают.
Спустя двадцать минут вся семья собралась на миниатюрной кухне, где Марина принялась раскладывала еду по тарелкам, предварительно ее разогрев. Антон еще раз сурово осведомился, точно ли то, что ему предлагают, должно было сегодня отправиться на помойку, и, получив утвердительный ответ, с удовольствием принялся за горячий ужин.
Кира молча последовала его примеру, но спустя пару минут Антон засуетился и, достав из кармана видавший виды телефон, включил на нем допотопную камеру и принялся снимать содержимое тарелки. Затем протянул телефон жене.
– А ну сними, как я ем.
Жизнь с Антоном научила ее не задавать лишних вопросов, чтобы избежать дополнительных травм. Марина принялась покорно снимать, как муж показательно ест на камеру. Спустя несколько минут он сделал ей знак прекратить съемку и вернуть телефон.
– Кстати, Марин, ты умница, такую тему подала. Я ведь про общепиты еще ничего не говорил, – сообщил он жене, засовывая телефон в карман потертых брюк и тщательно подъедая остатки на тарелке. – Сколько же всего там пропадает! И, насколько я знаю, остатки запрещают передавать нуждающимся. Интересно, почему? Мне стоит поднять эту тему!
– Папа, мне нужно поехать в теннисный лагерь во Францию, – тихо сообщила Кира, аккуратно заканчивая свою порцию и ставя тарелку в мойку. Обернувшись, она уставилась на отца, ожидая ответа. Тот сделал вид, что не услышал ее реплику.
– Господи, да мы же можем устроить пикет под администрацией и потребовать, чтобы все эти ваши супермаркеты, столовые, рестораны и проклятые кулинарии обязали отдавать излишки нуждающимся! Это же преступление против человечества – выбрасывать столько всего на помойку! – продолжил разглагольствовать Антон.
– Папа, – Кира повысила голос, прерывая поток отцовского красноречия, – мне очень нужно поехать в этот лагерь до того, как я буду играть национальное первенство. Без него у меня нет шансов.
Делать вид, что он не расслышал, больше не представлялось возможным. Антон откашлялся и отвел глаза куда-то к окну, словно пытаясь рассмотреть за ним ответ на неудобный вопрос.
– Дочь, через пять лет наша планета пройдет точку невозврата, – после затянувшейся паузы сообщил он, – о чем ты вообще думаешь?
– Я думаю о том, что мне нужно выиграть национальный турнир. Если мне повезет, то после выигрыша мне дадут вайлд-кард на какой-нибудь крупный международный турнир. И если я там проявлю себя, то наконец-то смогу начать зарабатывать деньги. Часть из которых я отдам на благотворительность.
Марина с трудом сдержала улыбку гордости. Она отвернулась, чтобы Антон ничего не заметил и не догадался, что им пытаются манипулировать. Ее дочь так быстро и незаметно повзрослела и до стольких вещей дошла самостоятельно, что она и ахнуть не успела. Поняла, какой единственно верный аргумент она может использовать, чтобы убедить отца.
– Но до этого ты проделаешь несколько дыр в атмосфере, загрязнишь ее ездой на автомобилях и поеданием всего того шлака, который вам дают спонсоры, и тем самым поощришь этих преступников-рекламодателей, провоцирующих мир на избыточное потребление! – визгливо возразил Антон.
– Папа, я могу поехать на перекладных, а по пути питаться тем, что ты для меня раздобудешь, – тут же нанесла ответный удар Кира, и Марина снова отвернулась, чтобы громко не рассмеяться.
Антон, вопреки обыкновению, тоже заметил издевку в словах дочери.
– Ну знаешь ли, – забормотал он, выскакивая из-за стола, аккуратно складывая салфетку, предложенную ему Мариной, и пряча ее в карман. Спустя минуту хлопнула входная дверь, а мать и дочь переглянулись, в очередной раз молча вспоминая, почему теперь они не живут с Антоном.
Не говоря ни слова, Кира вышла вслед за отцом в коридор, а затем вернулась с преподнесенным им пакетом. Распаковала, задержав дыхание, и, открыв мусорное ведро, выбросила не глядя все содержимое. Немного подумав, запихнула в ведро и сам пакет. Марина, подойдя к дочери и немного отодвинув ее в сторону, достала с небольшой полочки, где хранила чистящие средства, очиститель на основе хлора, открыла мусорное ведро и щедро залила подарок мужа. Затем ловко закрыла мусорный мешок, вышла из квартиры и отправила его в мусоропровод, чудом уцелевший в их доме.
Вернувшись и тщательно вымыв руки, Марина перевела взгляд на дочь, потупившую взгляд.
– Рассказывай.
Вздохнув, Кира принесла матери распечатку, которую передал ей Борис. Та перечитала ее несколько раз, прежде чем подняла глаза на дочь.
– Мам, я могу и не ехать. Ты же знаешь, я до финала дойду скорее всего и так, просто в финале Аня, а она была в этом лагере на зимних каникулах… – начала оправдываться Кира, а Марина подняла руку, останавливая поток красноречия дочери.
– Ничего, доченька, я что-нибудь обязательно придумаю. Надо – значит, надо. Найдем деньги. Я кое-что откладывала на твой день рождения, если что займу, на работе поговорю, – храбро затараторила Марина, тщательно следя за тем, чтобы в голосе не проскользнула нотка отчаяния.
Она перевела взгляд на карту желаний, которую они с дочерью смастерили под новый год и повесили на кухне, регулярно пополняя ее понравившимися картинками из журналов. Недолго думая, прикрепила к ней информацию, переданную Борисом. Конечно, она не была столь наивна, чтобы верить, будто бумажка на стене поможет Кирусе отправиться во французский лагерь, но помешать она точно не помешает.
Стараясь не выдать собственной растерянности и замешательства, Марина коротко попросила дочь:
– Поставь чайник, Кируся.
– Мама, а что у тебя с руками? – Широко раскрытыми глазами дочь уставилась на материнские руки, которые из-за тусклого света лампы не сразу бросились ей в глаза. Выглядели они и правда неважно: красные, опухшие, покрытые странной сыпью вперемешку с созревшими волдырями. Марина мысленно чертыхнулась – зачем выставила на обзор?
– Ничего, это тетя Валя мне новый крем подогнала, – сочинила она на ходу, – а мне он явно не подошел, теперь вот аллергическая реакция. Но пара дней, и все будет в порядке, не переживай.
– Правда? – усомнилась Кира.
– Правда, – бодро соврала Марина, борясь с желанием почесать распухшие руки и опустить их в лед. Потом, когда Кира уснет.
– А теперь своими словами, что это за лагерь такой? – потребовала она.
– Он принадлежит Патрику Муратоглу. – Успокоенная материнским враньем, Кира быстрыми привычными движениями заварила чай и принялась разливать его по чашкам. Марина тем временем пристроилась на своем любимом месте возле холодильника.
– Что за зверь такой? – хихикнула Марина. Несмотря на внезапно обрушившееся на голову известие, которое, несомненно, влекло за собой новые хлопоты, хорошее настроение возвращалось. В этом была вся Марина, неспособная грустить дольше десяти минут.
– Это не зверь, – улыбнулась дочь, расслабляясь и успокаиваясь: мама в хорошем настроении, значит, непременно что-нибудь придумает. – Это тренер Серены Уильямс.
Ночь она, ожидаемо, провела без сна, чувствуя себя единорогом на эмоциональной радуге. Разнообразные оттенки чувств и эмоций сменяли друг друга, заставляя то плакать, то смеяться, то корить себя, то подбадривать. Из ямы отчаяния она вдруг взлетала на вершины оптимизма, пыталась себя успокоить и мыслить трезво, но не получалось. Проворочавшись до полуночи на диване, внезапно ставшим жестким и неудобным, Марина тихонько вышла из комнаты и отправилась на кухню. Тщательно притворив за собой дверь, она достала из заначки спички и сигареты, а из холодильника банку— варенья. Включила чайник и, заварив крепкий чай, принялась размышлять.
Ей нужно четыре с половиной тысячи евро, чтобы отправить Киру в лагерь на две недели. Да, у нее есть жалкие сбережения. Валентина наверняка займет еще несколько сотен. Антона надо будет потрясти основательнее. Принципы принципами, но на кону будущее дочери. По подружкам можно будет стрельнуть, но этого все равно не хватит. Где и как она может заработать? На панель ее явно не возьмут – Марина хихикнула от одной мысли. В тридцать пять лет она ощущала себя полностью вышедшей в тираж.
Она взглянула в окно, которое сгустившаяся на улице тьма превратила в зеркало. Оттуда на нее смотрела симпатичная худенькая блондинка средних лет. Распущенные на ночь светлые пушистые волосы, добрые грустные глаза – окно не отражало их цвет – светло-серый. Тонкий нос и красиво очерченные губы. Из-за усталости и недоедания щеки давно впали и очертили высокие скулы. Марина критически осмотрела собственное отражение. Нет, безусловно, есть разные извращенцы, но на них она и сама не согласится. Должен же быть какой-то другой способ для честной женщины заработать несколько тысяч евро?
Кредит она брать боялась: отдавать вместе с долгами подругам будет просто не из чего. Зарплата кассира в супермаркете и то, что она зарабатывала уборкой, практически полностью уходили на их скромные повседневные нужды и оплату турниров, которые регулярно играла Кира. До определенного времени теннис – это только расходы.
На гонорары дочери пока что рассчитывать не приходилось. За редким исключением юниоры ничего не зарабатывают, деньги начинают приходить, лишь когда игрок оказывается в первых двух сотнях. Но Кира ни за что в жизни туда не попадет, если не будет тренироваться на международном уровне.
Собственно, выхода у нее было два. Просить Ксению и Глеба об увеличении объема работ и, соответственно, зарплаты и сделать все возможное, чтобы ей выплатили эту повышенную зарплату авансом. В конце концов, она у них работает уже много лет, наверняка они ей доверяют и не откажут.
А второй – это посыпать голову пеплом, поговорить с Зоей и пообещать ей больше никогда не разговаривать с клиентами. Марине тут же стало грустно: почему из-за ее неспособности заработать деньги должен страдать несчастный старик? Марина попыталась прогнать эти мысли. Ей пора, наконец, подумать о себе и перестать жалеть всех на свете.
К четырем утра банка варенья опустела, от количества выкуренных сигарет мутилось в глазах и голове, но мышление было на удивление ясным и четким. Возможно, помог адреналин. Она знала, что нужно делать.
Отварив рис, закутав его и оставив под подушкой, она быстро приняла душ, подкрасилась и отправилась в Приусадебное на первом же автобусе.
Заспанная экономка шепотом сообщила ей, что хозяева еще спят, но они с Мариной могут выпить кофе в тишине и спокойствии и немного поболтать. Марина чуть было не поддалась соблазну, тем более что сегодня она осталась без традиционной чашки кофе (так и не пополнила запасы), но сумела совладать с собственными желаниями и, перемотав зудящие и опухшие руки эластичным бинтом и натянув сверху две пары перчаток, принялась за уборку новыми средствами.
К моменту, когда Ксения спустилась вниз, все сияло от чистоты. Хозяйка не ошиблась: новые средства действительно давали чудодейственный эффект, плохо было лишь то, что Марина с трудом дышала и ощущала, как руки раздулись еще больше, и ей казалось, что с них в режиме реального времени слезает кожа. Но хозяйке ни в коем случае не стоило об этом говорить, тем более в свете всего происходящего.
– Марина, вы сегодня так рано? – тихо прошелестела удивленная Ксения, запахивая эфемерный халатик, подчеркивающий бесконечные стройные ноги, и тщательно принюхиваясь к запаху после уборки.
Реклама не соврала – средства почти не пахли, но проветрить все равно не помешает. Она немного подумала, не открыть ли ей окно прямо сейчас, но толком еще не проснувшийся мозг отчаянно сопротивлялся. Ей хотелось побыть в тепле и одиночестве: Глеб снова поздно лег и храпел немилосердно, она не выспалась! Все, что ей нужно, – это чашка кофе и лента со сплетнями о светской жизни. Принесла ж нелегкая эту Марину с утра пораньше. Ксения с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться, но Марина словно прочитала ее мысли и заторопилась:
– Ксения Львовна, вы извините, если беспокою, я просто хотела узнать, может быть, я могла бы делать еще какую-то работу для вас? Все, что вы скажете. Могу приезжать пораньше и готовить. Сейчас весна, может, в саду что-нибудь сделаю? У меня с растениями хорошо получается, – забормотала Марина, злясь на саму себя. Сегодня ночью она составила убедительную, как ей казалось, речь, даже написала ее на бумажке и попыталась выучить по пути на работу, но измученный терзаниями мозг просто отказался слушаться, и вместо стройных логичных фраз в голове образовалась жуткая каша.
– Вам что, нужны деньги? – слегка поморщилась Ксения, прерывая поток красноречия. Хорошенькая головка начинала болеть, и хотелось, чтобы прислуга убралась с глаз долой. Вот же ж настырная и нечуткая какая! Неужели не видит, как ей плохо?
– Да, нужны, – просто кивнула Марина и уставилась на хозяйку, невольно любуясь ее красотой.
Наверное, они ровесницы, но Ксения на порядок роскошнее и холенее. Ну до чего же хороша – загляденье! Хоть сейчас на обложку журнала. Марина не испытывала ни малейшей зависти и была уверена, что у Ксении наверняка тоже есть собственные проблемы, ведь идеальной жизни не существует. Но она не могла отказать себе в желании полюбоваться такой красотой, как произведением искусства. Хотя дышать ей становилось все труднее. Как и Ксении, ей хотелось вырваться на свежий воздух и глубоко вдохнуть, чтобы немного проветрить легкие.
– И на что же они вам нужны? – не удержалась Ксения. Интересно, какие мечты и желания могут быть у прислуги? Купить в кредит недорогую иномарку? Взять ипотеку? Нет, скорее всего, поехать в Турцию.
– Мне нужно отправить дочь в дорогой спортивный лагерь, – бесхитростно призналась Марина.
– Спортивный лагерь? – Ксения наконец-то проснулась. Она ожидала услышать что угодно, но только не это. – Ваша дочь, что, спортом занимается?
– Да, – кивнула Марина и улыбнулась, – теннисом. Она сейчас первая юниорская ракетка страны.
Ксения открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и застыла, переваривая услышанное. Дочь поломойки первая ракетка страны? Да быть того не может, откуда у нее деньги? Марина продолжала улыбаться, глядя на нее, и Ксения поняла, что выглядит нелепо. Прикрыв рот, она нерешительно кивнула и после недолгого раздумья предложила:
– Хорошо, я думаю, вы могли бы и на втором этаже чистить туалеты и ванные.
В последнее время она была не очень довольна тем, как ее горничная справлялась с работой, а эту Марину можно будет заставить чистить сантехнику зубной щеткой хоть каждый день.
Вчера она допоздна смотрела британское шоу, в котором одна любительница чистоты именно так поступала со своим унитазом и даже лично облизнула его на камеру в конце чистки, доказывая, что ни один микроб не выжил после хлорки и зубной щетки. Вначале это вызвало чувство гадливости, а потом восхищения: какая же, должно быть, у этой сумасшедшей атмосфера чистоты!
Сама Ксения, может, и хотела бы, но просто не могла себе позволить сутками убирать и начищать фаянс, ведь надо было беречь руки и вообще соответствовать тому обществу, в котором они с Глебом вращались. А в нем хозяйки понятия не имеют, как зовут прислугу, чистящую унитазы. Но Ксения, помешанная на контроле, втайне от подруг держала весь процесс под неусыпным надзором. Сама отбирала персонал, сама закупала средства, задавала требования и контролировала результат. Такие вещи, как чистота и стерильность, нельзя пускать на самотек.
– Спасибо вам огромное, Ксения Львовна, – расцвела Марина, с трудом удерживаясь от того, чтобы кинуться на шею работодательнице и расцеловать ее, – вы не пожалеете!