Александра Лисина
Темный мир. Возвращение

Глава 2

Рен Сорен ал Эверон в который раз покосился на темнеющее небо и с досадой признал, что снова не нашел ни единого следа пропавшего Белика. Для чего владычице понадобилось проявлять такое внимание к проблемам чужаков, он не знал и лишних вопросов, разумеется, не задавал, но когда получил приказ во что бы то ни стало разыскать пропавшего мальчишку, то почувствовал, как внутри снова поднялась волна глухого раздражения.

Проклятый лаонэ! Из-за него возникло столько проблем, что этого поганца стоило удавить еще во младенчестве. Или же сбросить в пропасть молчания, что испокон веков зияет возле северной галереи. Но искать… да еще привлекать к этому чуть ли не половину дворцовой стражи… честное слово, нелепо. Однако госпоже не откажешь, к ней не придешь теплым вечерком и не заявишь в сердцах, что она и так уделяет чужакам неоправданно много внимания.

Рен Эверон тяжело вздохнул.

Наверное, Создатели разозлились на него, раз поставили в унизительную зависимость от Белика, а потом сделали так, что леди Эланна возложила на своего верного слугу обязанность по поискам сопляка. Однако и этого им, видимо, показалось мало, потому что теперь весь личный состав стражи рыскал с утра до ночи по бескрайним садам, но при этом никто даже не увидел свежего следа!

Начальник личной стражи владычицы сжал кулаки.

Как… ну как могло случиться, что его следопыты в одночасье превратились в одураченных болванов, не умеющих отличить след простого человеческого мальчишки от отпечатка обуви какого-нибудь вельможи?! Как они могли за эту неделю целых семь раз расписаться в собственной беспомощности?!

Начальник дворцовой стражи едва не сплюнул, но вовремя опомнился: владыка Эоллара близко, его глаза и уши – духи леса – наверняка обо всем доложат. Так что следовало проявлять сдержанность и выполнять неприятное поручение госпожи. Не привлекая неумех, которых мерзавец Ортэ обозвал «длинноухими болванами» и «выскочками». Хотя в кои-то веки рен Сорен был готов с ним согласиться.

Однако истинной причиной его раздражения стали не нерадивые подчиненные, а тот факт, что за целый день он ни на шаг не приблизился к разгадке.

Рен Эверон, в который раз вернувшись на поляну с фонтаном, где, как он знал, мальчишка любил отдыхать, окинул ее обреченным взглядом и тихо выругался. Да что ж такое?! Где следы?! Погнутые или сломанные ветки, глубокие вмятины от каблуков?! Следы белобрысого полукровки – вот они! В глаза бросаются! Но он вряд ли стал бы специально топать по всей округе, чтобы испортить настроение начальнику дворцовой стражи! И вряд ли успел затоптать следы Белика, дабы быть уверенным в том, что его подопечного не отыщут!

Немного постояв и мысленно досчитав до сотни, рен Эверон с новым вздохом присел на корточки, внимательно изучая землю.

Так… вот тут стоял смертный. А немного поодаль топтались пятеро дикарей, которых гости называли охотниками. И если других признаков, кроме вмятин на земле, от них не осталось, то после Белика сохранился запах – легкий, едва уловимый, но на удивление приятный.

Эльф хорошо его запомнил, когда мальчишка пару раз оказывался рядом. И еще тогда подумал, что тот, вероятно, пользуется какими-то благовониями. Потом, правда, от этой мысли пришлось отказаться, потому что аромат был слишком ровным и всегда одним и тем же, однако кое-какие сомнения оставались. Вот и сейчас: почти неделя прошла с того дня, как пацан приходил к фонтану, но на бортике все еще можно было уловить легчайший намек на его присутствие.

Обычный эльф его бы не почуял – для этого требовались особые таланты. Но рен Эверон ощущал этот запах довольно отчетливо. Спасибо наследию предков и должности, ради которой ему пришлось поступиться честью и освоить нелегкую профессию нюхача.

Эльф коснулся кончиками пальцев земли и снова, как уже много раз до этого, двинулся по едва уловимому следу, стараясь больше ничего не напутать. В любом другом месте его было не найти – Эверон успел в этом убедиться. Однако у фонтана Белик появлялся довольно часто и только здесь был неосторожен настолько, что дал хоть за что-то зацепиться чуткому носу нюхача. В прошлый раз аромат кожи Белика привел начальника стражи к южному крылу, где проживали чужаки. Этот след рен Эверон сразу отмел – если бы мальчишка вернулся, то стражников бы не заставили искать стервеца посреди ночи.

Второй след вывел его к залу совещаний, и тоже мимо: Белик бывал там почти каждый день и вряд ли решил спрятаться в месте, рядом с которым неусыпно бдили эвитарэ владыки.

Третий раз рен Эверон дошел чуть ли не до западного крыла, однако вскоре повернул назад: та бойня у ворот хранилища ему еще долго будет сниться в кошмарах.

Четвертый след увел настойчивого стража на северную галерею, где испарился, достигнув низеньких перил, как будто проклятый пацан вдруг отрастил себе крылья или сиганул в пропасть.

Пятый закончился где-то возле Галереи великих, не дойдя до нее ста с половиной шагов. Однако потом снова появился на толстой ветке у дворцовой стены и только там окончательно рассеялся, в который раз оставив раздраженного эльфа с носом.

Шестой след оборвался, так и не начавшись, будто Белик, решивший зачем-то двинуться на восток, в последний момент передумал и помчался обратно, словно что-то забыл или почувствовал.

Наконец, седьмой след рен Сорен надеялся отыскать сегодня. И еще больше надеялся, что он не окажется пустышкой, как предыдущие, на каждый из которых, между прочим, ему пришлось потратить почти сутки напряженной работы.

Слегка прикрыв глаза, эльф осторожно втянул ноздрями прохладный воздух.

Где же ты, Белик? Куда отправился, дрянной лаонэ? И почему только здесь твой запах сохранился почти неизменным, тогда как в других местах его оказалось невозможно поймать? Оттого ли, что здесь ты проводил больше времени? Оттого ли, что на камне до сих пор белел след твоей ладошки? Оттого ли, что это с носом эльфа что-то не в порядке, поэтому он способен уловить твой аромат лишь здесь, рядом с залом совещаний, где ты так долго всем досаждал?

Рен Эверон неожиданно вздрогнул: есть! Есть седьмой след!

Его губы расползлись в хищной усмешке.

Он быстро поднялся и, старательно держа нос по ветру, двинулся прочь. Он даже не смотрел, куда именно идет, полностью сосредоточился на ощущениях и опомнился лишь тогда, когда вечерний ветерок принес с собой другой запах – легкий, чарующий и ужасно знакомый.

– Госпожа? – удивленно моргнул эльф. Мгновение он колебался, качнулся в ту сторону, чтобы убедиться в собственной правоте, и… тут же потерял след мальчишки! – Проклятье! Как не вовремя!

Рен Эверон дернулся влево, вправо, даже присел, пока нос не утратил чувствительность, однако ничего не добился – аромат владычицы был так силен, что полностью перебил слабый запах Белика. И пока госпожа не уйдет, пока ее собственный запах не выветрится полностью, вернуться сюда не получится. Увы. Придется или возвращаться к фонтану, или умолять леди Эланну погулять где-нибудь в другом месте.

Рен Эверон в сомнении прикусил губу, но рассудил, что последний вариант его вполне бы устроил, так как позволял надеяться, что проклятый аромат все же не испарится за следующие сутки. Поэтому эльф поднялся, внимательно запомнил ориентиры и двинулся по новому следу.

Разумеется, тот привел его на северную галерею – владычица любила это мрачноватое место. Чем уж оно ее привлекало, было непонятно, но рен Эверон не раз заставал ее здесь. Вот и сейчас он безошибочно определил, к какой из колонн прислонилась повелительница, и вполне мог представить, как она, прикрыв глаза, слушает поющий над ущельем ветер, смотрит на отсветы далеких звезд, рассеянно гладит мраморные перила и слабо улыбается, будто в неслышном шепоте луны действительно есть слова, которым стоило подарить чарующую улыбку.

Дойдя до предпоследних деревьев, за которыми начиналась узкая, продуваемая всеми ветрами галерея, начальник дворцовой стражи почувствовал еще один запах и резко замер.

– Добрый вечер, леди, – донесся до него мягкий баритон. – Вам тоже не сидится спокойно?

– Лорд Тирриниэль?

– Не возражаете?

– Нет, конечно, – вроде бы даже растерялась владычица, но тут же собралась с мыслями и учтиво кивнула. – Простите, я не ожидала вас здесь встретить.

Рен Эверон недобро уставился на чужака: темный лорд стоял к нему спиной, облокотившись на парапет и устремив взгляд в сторону бесконечно далекого горизонта, где уже исчезали последние солнечные лучи. Белоснежные волосы чужака были небрежно отброшены за спину. Черный камзол сидел как влитой. Ненормально широкие плечи неприятно резали взор, а обманчиво тонкие пальцы с такой легкостью снимали с перил крохотные каменные чешуйки, что спину стража окатило морозом.

– Красивое место, – вдруг кивнул Тирриниэль.

Эланна, настороженно застывшая в нескольких шагах от него, удивленно обернулась:

– Вам нравится?

– Здесь чувствуется величие и спокойствие вечности. Биение жизни и дыхание смерти. Гибель и возрождение. Стремительный полет ветра и медленное угасание солнца… это действительно красиво.

Эланна покосилась на него совсем странно:

– Я не знала, что северная галерея понравится кому-то еще.

– Что поделаешь, – темный владыка неопределенно пожал плечами, – бывают порой и еще более странные совпадения.

Он по-прежнему смотрел в сторону – суровый, невозмутимый и загадочный, но Эланне почему-то показалось, что он улыбается краешками губ. Хотя, конечно, она не была уверена, потому что не решилась разглядывать его слишком долго.

– Бел еще не вернулся? – спросила она, поддавшись безотчетному порыву.

– Нет.

– А как Таррэн?

Тирриниэль чуть опустил плечи.

– Когда Бел далеко, он неспокоен. А с нашей магией… сами понимаете – ему это не на пользу. Но не волнуйтесь, вашему дому ничто не грозит. Таррэн умеет сдерживаться.

– В тот день он был слишком резок, – прикусила губу владычица. – Из-за этого Бел ушел, да?

Владыка Темного леса ответил не сразу.

– Думаю, что не только. Таррэн не говорит об этом, а мы стараемся лишний раз не напоминать. К тому же они с Бел давно научились понимать друг друга.

– Таррэна долго не было дома, – совсем тихо уронила она. – Бел много лет пришлось обходиться без него. И за это время Траш… ваши кошки… они оставили в его душе глубокий след.

– Да. Это было неизбежно.

– Это… имеет отношение к тому, что происходит сейчас? – с замиранием сердца спросила владычица. – То, что из-за нашей оплошности ваш сын задержался, а разум Траш оказался слишком силен? Могло ли это повлиять на решение Бел?

Эльф только вздохнул:

– Мне бы хотелось думать, что нет. Но когда Бел не хочет, чтобы его нашли, это никому не под силу.

– Даже вам?

Тирриниэль наконец повернул голову и внимательно посмотрел на обеспокоенную эльфийку.

– Да, леди. Я не всесилен.

– Что же теперь? – Ее голос опустился до тревожного шепота.

– Будем ждать. И надеяться на то, что Бел, как всегда, остынет.

– А позвать его как-то нельзя? – нерешительно поинтересовалась она. – Ведь были же узы…

Тирриниэль усмехнулся:

– Теперь их нет. Я же сказал, когда малыш не хочет быть найденным, никто не сумеет его отыскать. Что же касается уз, то он научился с ними работать еще тогда, когда Таррэн его знать не знал и понятия не имел, что малыш существует. Со временем же Бел отточил свои умения так, что теперь, пожалуй, ни в чем не уступит даже мне. А кое в чем, возможно, и превзойдет.

– Неужели ничего нельзя сделать? Я ведь вижу, как Таррэну трудно: у него каждый день глаза горят, как у пересмешника. Все время кажется, что еще немного и он просто сгорит!

– Вы правы, – неохотно кивнул Тиль. – Бел – единственное существо, которое умеет сдерживать моего сына, когда это необходимо. А Таррэн, как ни странно, единственный, для кого малыш это делает. Так уж они живут. Такими их создали. Иногда мне кажется, что, если бы не Бел, мой род исчез бы с Лиары целиком, и это – очень трудное знание, леди. Трудное даже для меня, несмотря на то что Бел оживил и мою душу.

Владычица изумленно дрогнула:

– Вам трудно?

– Безумно, – неслышно согласился владыка. – В каком-то смысле способности Бел – это моя заслуга и мое же горе. Усилия, которые для этого потребовались, оказались не соизмеримы с результатом. А то, что малышу пришлось перенести, я никогда не забуду. Но смотреть на него и каждый день думать, что ничего этого могло не быть, невыносимо. Сомнений так много, что они готовы разорвать мою душу. И никому не знакомому с магией рун не постичь глубины того, что останется навсегда похороненным в наших с ним воспоминаниях.

Эланна прикусила губу.

– Магия рун – это исконно магия Создателей.

– Это и наша магия тоже.

– Да, – кивнула она. – С некоторых пор.

– Вы не одобряете нас за это? – неестественно ровно уточнил эльф.

– Не знаю, – после томительной паузы отозвалась владычица. – Я еще не слишком хорошо понимаю причины.

– Имеете в виду наше «предательство»? – мягко спросил Тиль, краешком глаза следя за собеседницей, и Эланна, словно почувствовав это, поспешила отвернуться.

– Не ваше, ллер. Просто прошлое.

Тирриниэль понимающе кивнул:

– Я слышал вашего летописца, в его изложении прошлое выглядит довольно неприглядно. Но я склонен с ним согласиться, что наша сила, включая рунную магию, была получена от Создателей – для этого есть все предпосылки: «Огонь жизни», его неожиданная для Алиары мощь, наша общая ярость, которую порой нелегко держать в узде…

– Создатели были вспыльчивыми существами, – неохотно согласилась владычица. – Однако их сила, отданная в руки ушедших, привела к катастрофе.

– Вы о войне?

– И о ней тоже. Говорят, когда ушедшие… а тогда их называли просто Ищущие… изменились…

Тиль болезненно поморщился.

– Они созвали совет старейшин, чтобы предстать перед владыкой и показать новые умения. Владыка ответил, что в силе Создателей слишком много непознанного и той ярости, которой не противостоит такая же могучая сила созидания. Поэтому было бы опрометчиво использовать ее, не умея контролировать.

Владыка Темного леса нахмурился.

– Иными словами, им отказали?

– Да, – ровно отозвалась Эланна. – И это было мудрое решение, потому что вмешиваться в естественный ход вещей – неправильно. Ищущие получили силу от Создателей – это верно. Но как это случилось, никто из нас доподлинно не знает. Сами они утверждали, что это был дар, однако то, что произошло впоследствии, заставляет сомневаться в правдивости этих слов. Более того, Создатели во всеуслышание заявили, что обряд был проведен без ведома и согласия стаи. Без благословения Матери. Именно поэтому было принято решение о вашем изгнании… но это случилось немного позже. Когда же закончился первый совет и было решено, что больше никто из нас не коснется этого сомнительного дара, отступники пришли в ярость. А потом мы воочию увидели, как сильно они изменились и как пагубно сказалась на их разуме дарованная сила. Мой дед, который правил Алиарой в то время, именно так и заявил, за что был обвинен главой рода Ираэль в трусости.

– Гм… – неопределенно кашлянул Тиль. – Насколько я понимаю, по итогам этого разговора между нашими родами произошла довольно серьезная ссора?

Владычица холодно на него посмотрела:

– Вставал вопрос об отречении, ллер. Полагаю, вам не нужно объяснять, до какой степени был взбудоражен совет, если все зашло так далеко?

– Мне почему-то кажется, что одними обвинениями мои предки не ограничились.

– После их ухода наш дворец превратился в руины. Хотя, к счастью, никто не погиб.

Тирриниэль отвел глаза: кто-кто, а он-то отлично знал, на что способен «Огонь жизни». А «Огонь жизни» в руках неопытных магов… о-хо-хо. В роду Л’аэртэ каждый мужчина тратил годы только на то, чтобы научиться им управлять. Для этого юных магов тренировали, учили жить с мыслью о постоянном контроле над эмоциями, часть которых способна стать воистину смертоносными. Такие как ярость, злость, ненависть…

Вероятно, те из Создателей, кто рискнул поделиться с его предками силой, не предполагали, к чему это приведет. И не слышали мудрой поговорки, что оружие бога никогда не должно попасть в руки смертных. И пусть Создатели не боги, но, умея создавать и разрушать миры, они должны были подумать о последствиях. Предположить, что разум молодых эльфов окажется недостаточно стоек. И догадаться, что этот разум может просто-напросто угаснуть в тот момент, когда неистовствующий «Огонь» захватит его целиком.

В то, что дар Создателей достался ему не по праву, Тиль не верил: никаких иллюзий по поводу собственных возможностей он не питал. Ни пятьсот лет назад, ни тем более сейчас. А вот с рассуждениями Белки был согласен, потому что в те далекие времена ни у кого из его предков не было и не могло быть шансов, чтобы безнаказанно потребовать, получить обманом или украсть этот самый дар.

Истинная же проблема состояла в другом: подвергнувшиеся изменению эльфы (возможно, не все, а лишь некоторые из них) вполне могли возгордиться новыми способностями. Не удержаться от соблазна и, не получив признания сородичей, противопоставить себя совету старейшин и владыке. А то и начать раздумывать о смене правящей династии. «Огонь жизни» – весомый аргумент в пользу завышенной самооценки. И он становится еще более весомым, когда речь заходит о собственном превосходстве. Искушение могло быть слишком велико. А соблазн поддаться амбициям и вовсе непреодолимым.

– Как повели себя наши предки после ссоры? – осторожно покосился Тирриниэль на Владычицу.

– Им было запрещено пользоваться силой. На их умения наложили заклинания ограничения. Главы трех родов на время были лишены статуса старейшин и отстранены от заседаний в совете. Однако до отречения дело не дошло: для правящей ветви… а тогда они были очень близки к ней… все-таки сделали исключение. Но запретили появляться во дворце до тех пор, пока не истечет срок, в течение которого им давалась возможность одуматься. Таково было условие совета: пятьсот лет без права пользоваться магией. Временное изгнание. И вместе с тем полная изоляция от народа.

– Судя по всему, мои предки вскоре нарушили запрет? – так же ровно осведомился Тиль, ничуть не сомневаясь в ответе.

– Да, – кивнула Эланна. – Через двести лет после ухода они покинули выделенный им остров и, вопреки приказу владыки, вернулись на Эоллар.

Владыка кивнул. Все правильно: как только эльфы осознали, чем владеют, и поняли, что теперь для них никто не соперник, то могли так озлобиться, что решили отомстить. Возможно, намеревались сперва попугать, а потом…

Тирриниэль снова покосился на владычицу.

– Вероятно, эта встреча прошла не слишком спокойно?

– Главы трех ваших родов вернулись с множеством невыполнимых требований. Угрожали совету и владыке. Пытались запугать придворных, кого-то даже сожгли…

«Похоже, ошалели от собственного могущества, – спокойно заключил Тиль. – Вполне могу их понять – то ядро, что стало основой нашей магии, действительно способствует усилению инстинктов. В том числе зависти, мстительности… а уж если за годы отлучения эльфы научились ненавидеть сородичей, то вполне вероятно, что после их возвращения на Эолларе произошел небольшой апокалипсис».

– Они никого не пожелали слушать, – с горечью продолжила Эланна. – Посчитали, что имеют право делать все что угодно. Они посмеялись, когда владыка сказал, что они потеряли души. «Огонь жизни» свел их с ума и превратил в чудовищ! А когда владыка разгневался и потребовал отречения, они… они выпустили свою магию на свободу…

Она отвернулась и до боли сжала кулаки.

– Это было страшно, ллер. Я видела, что случилось, в памяти отца. Тогда он был молод и не претендовал на трон, потому что наследовал лишь в третью очередь после старших братьев. Однако в тот день из всей нашей ветви уцелел только он. И дед, который усилиями лекарей прожил еще несколько столетий, прежде чем обрел покой. В тот далекий день Эоллар пострадал от магии отступников. Земля покрылась пеплом по щиколотку. Тысячи погибших, многие тысячи раненых, над Алиарой несколько месяцев полыхали пожары… весь народ взялся за оружие, чтобы остановить безумцев. А с нами – люди, гномы… все, кто посчитал своим долгом помочь. Но наших сил все равно не хватило, чтобы остановить их, поэтому мы… мы проиграли, ллер. Мы ничего не смогли им противопоставить, и именно это было страшно!

Она прерывисто вздохнула.

– Я не стану вас утомлять подробностями. Достаточно сказать, что из мужчин нашего народа в той войне уцелела лишь треть. Мы потеряли почти всю правящую ветвь. На Алиаре из одного материка образовалось сразу четыре, морское дно на большем своем протяжении опустилось, а где-то, напротив, сильно поднялось. То, что было построено, оказалось разрушено до основания. То, что жило, оказалось безвозвратно уничтоженным. Нам пришлось начинать все заново. Да и то лишь тогда, когда в войну вмешались Создатели, потому что только с их помощью войну удалось остановить.

– Значит, потом был суд? – недобро прищурился Тирриниэль. – Судили тех, кто уцелел в той войне?

– Да. На Скальных берегах, где испокон веков обитали Создатели, – тихо ответила Эланна. – Но это было еще одной ошибкой. Правда, уже не нашей, а Создателей.

– Почему вы так считаете?

– Никто из нас не присутствовал на суде, ллер, – твердо посмотрела на Тиля владычица. – Однако зарево над Скальными берегами было так велико, что его видели даже на Бравегоне. Конечно, мы не знаем, что именно там случилось, но именно в тот день Скальные берега оказались разрушенными. А Создатели покинули Алиару, и больше их никто не видел.

– Вы тоже полагаете, что это – наша вина?

– Не ваша, – устало отвернулась эльфийка. – Поверьте, я понимаю разницу. Это вина ваших далеких… для вас – далеких, конечно… предков, которых мы искренне считали погибшими. Однако, как недавно выяснилось, какая-то их часть сумела выжить и смогла уйти в другой мир.

– А теперь вернулась, – хмуро закончил Тиль.

Эланна тяжело вздохнула.

– Я должна была вам это рассказать, чтобы вы лучше понимали, почему нам так трудно. С тех пор на Лиаре прошло много времени… много даже для бессмертных. Вы стали другими. Сумели найти равновесие со своей силой. Обуздали «Огонь жизни» и сохранили разум. Однако для нас время текло иначе. На Лиаре в это время прошли многие сотни эпох, за которые не осталось никого из тех, кто принес сюда великое горе… у вас сменились многие поколения бессмертных, в чьей жизни не осталось даже памяти, не говоря уж о былой неприязни… а в этом мире минуло лишь шесть тысячелетий. Совсем немного для тех, чей век исчисляется десятками эпох.

– Мне жаль, – неожиданно обронил темный владыка. – Жаль, что наш приход означает для Алиары возрождение старых страхов. Жаль, что он принес вам лишь горькие воспоминания. И еще больше жаль, потому что я не могу сказать, что они совсем беспочвенны. Однако мне бы не хотелось, чтобы они встали между нашими народами неодолимой стеной и подтолкнули к неверным решениям. За годы изгнания мы многое забыли, но и многое обрели. Мы научились ладить со своим «Огнем». Мы нашли новый дом, леди. Настоящий дом, и нам нет нужды зариться на ваш. Ведь в некотором роде мы – это не те ушедшие, которых вы так боялись. К тому же вернулись сюда мы, а не они. Мы – понимаете, леди? Я не хочу сказать, что мои предки не совершали ошибок, и не имею в виду, что мы совсем за них не в ответе, однако сегодня мы все же здесь. И пришли в том числе для того, чтобы показать – мы не враги Алиаре.

Эланна слабо улыбнулась:

– Мне бы хотелось в это верить.

Тиль серьезно кивнул:

– Мне бы тоже хотелось, чтобы вы поверили.

Она ненадолго замолчала, нервно теребя тонкими пальцами кружевной платок и изучая клубящуюся темноту под ногами.

– Я видела ваш мир, ллер. Не скажу, что было легко на это решиться. Но когда я пришла в Золотой лес, то подумала, что прошлое действительно осталось для вас далеко позади. Я долго сомневалась, наблюдала, изучала вас, сравнивала с образами из памяти рода, что подарил мне отец… но Лиара цветет рядом с вами. Одаривает, как собственных детей. Вы сумели полюбить ее, а она за это приняла вас. Это чудо, ллер. Самое настоящее чудо, раз те, кто нес с собой только смерть, вдруг научились ценить жизнь.

Тиль благодарно поклонился:

– Я рад, что вы сумели это увидеть. Но таковы законы мироздания, и их не обойти никому. Признаться, я много думал об этом. Особенно в последние несколько дней, потому что в вашем мире меня почему-то стали посещать очень странные…

Тирриниэль осекся и прислушался. Какое-то время стоял неподвижно, с силой стискивая похрустывающие от такого напора перила, но потом на его лице появилось непонятное выражение, а из груди вырвался долгий вздох.

– Что не так? – беспокойно повернулась Эланна, едва не позабыв, о чем сейчас говорила.

– Таррэн…

– А что с ним?

– Вы не слышите?

Рен Эверон обратился в слух. Какое-то время он ничего не понимал, потому что вечер слишком уж сильно полнился шелестом листвы, стрекотом цикад, порыкиванием эолларских львов. Но потом что-то изменилось в воздухе. Неуловимой тенью пронеслось над притихшими садами, заставляя крикунов умолкнуть, шебуршащихся у корней грызунов – неверяще замереть на месте. А самых чутких и понимающих – изумленно привстать на задние лапы и всем существом потянуться в сторону южного крыла, из которого полилась мелодия эльфийской флейты.

Рен Эверон ошеломленно моргнул.

Бездна… Неужели чужаки играют?! Неужели среди них нашелся кто-то, кто способен разбудить музу и упросить ее спеть для ценителей этого чуда?!

Леди Эланна, мгновенно растеряв свою холодность, ахнула:

– Как это, Таррэн?! Он что, поет?!

Тиль прикрыл глаза:

– Он играет… для Бел.

Леди Эланна оторопела. Точно так же, как оторопел растерянный и почти раздавленный новым знанием Сорен ал Эверон. Потому что это было невероятно… невозможно… немыслимо! Но темный лорд действительно играл! Тихую, печальную песнь, в которой только недалекий глупец мог не распознать тщательно укрываемого отчаяния!

Голос невидимой флейты будил странные чувства. Мелодия звучала во внезапно наступившей тишине, делясь своей болью с каждым, кто мог ее понять. Она беззвучно шептала в замершем от неожиданности лесу. Заставляла ветер сочувственно вздыхать. Молча вычерчивала в небе огненные знаки, настойчиво зовя за собой, обещая, умоляя. Она, как живая, разговаривала с миром. И, как путеводная ниточка, указывала дорогу к той, для которой была предназначена.

– Как красиво, – зачарованно прошептала Эланна, завороженная магией песни. – Что это, ллер? О чем он играет?

Тирриниэль поколебался, но потом все же решился и тихо, стараясь не перебить мелодию еще звучащей флейты, запел:

 
По серым дорогам в обрывках одежд
Бродит без сна одинокий скиталец.
Когда-то живой, полный сил и надежд,
Способный на песнь и чарующий танец.
 
 
Когда-то давно был он молод, красив,
Обласкан вниманием юных прелестниц.
Когда-то горяч был, безумно ревнив
И верил, что может познать бесконечность.
 
 
Он был на вершине, великий Творец,
Но вдруг это все потеряло значенье
Лишь оттого, что однажды во сне
Дыханием чуда был нежно овеян.
 
 
Она появилась из грез, как луна,
Возникла из мрака прекрасным виденьем.
Богиня. Волшебница. Чудо. Мечта.
Всевышнего знак и его откровенье.
 
 
Любовь закружила его до утра,
Крылами надежды его наделила.
Заставила сердце пылать без огня
И верой мятущийся дух озарила.
 
 
Он счастлив был ею, безумен до слез,
Желая кружить ее в медленном танце.
Смеялась Любовь, говоря, что из грез
Способна не раз для него возрождаться.
 
 
Не зная отказов и страстью гоним,
Он ринулся к ней невозбранно и смело,
Желал подхватить, но опасно забыл,
Что чудо не может жить в клетке из тела.
 
 
Едва лишь коснулся рукою мечты,
Как вскрикнула муза и с болью упала.
«Зачем? – прошептала беззвучно. – Ведь ты
Мог счастлив быть здесь…» И ее вдруг не стало.
 
 
Он замер, неверяще шаря по тьме
Пустыми, лишенными света глазами.
Но не было больше любви в этом сне.
Ушло упоенье ее чудесами.
 
 
Осталась лишь горечь на серых губах,
Осталась лишь рана на сердце умершем.
Осталась лишь мука в потухших глазах
И боль от ошибки его сумасшедшей.
 
 
С тех пор так и бродит по царству теней
Невидимый призрак, не зная покоя.
Живущий единственной мыслью – о ней,
Несчастный безумец с пустою душою…^[1]
 

Рен Эверон судорожно вздохнул. Разве он мог подумать, что чужаки сумеют сохранить наследие своих родов?! Разве мог хотя бы на миг предположить, что хоть кто-то из них окажется не просто магом, а творцом?! Творцом слов, создателем рифмы и настоящим богом почти утерянного искусства, которому на Алиаре были готовы поклоняться, как исчезнувшим в веках Создателям?!

Он во все глаза уставился на того, в ком никогда бы не заподозрил такого творца: лорд Тирриниэль… непримиримый, насмешливый, суровый, жестокий… и вдруг – творец?! А его сын – не только сильнейший и опаснейший маг своего мира, не только прямой потомок Изиара, но еще и созидающий?! Лорд Таррэн?!

– Это старая песня, – донесся до его затуманенного сознания бархатный голос темного владыки. – Еще с тех времен, когда не было Изиара и расовых войн, в которых он потерял разум. Ее сочинили светлые эльфы, леди. А пару лет назад нам снова напел ее проснувшийся Лабиринт.

Эланна подняла подозрительно блестящие глаза:

– Это очень красивая песня, ллер. Благодарю, что исполнили ее для меня.

– Честно говоря, давно этого не делал, – неловко кашлянул Тиль. – Поэтому прошу прощения, она не стала лучшей в моей жизни.

– Нет, – медленно покачала головой эльфийка, – вы не правы, это восхитительная песня. Я не знала, что Таррэн умеет так играть.

– Бел тоже умеет, – со вздохом признался Тиль. – Так что, надеюсь, оценит ее по достоинству. Если услышит, конечно.

– Да, за такую песню… я бы, наверное, простила все.

Он не ответил. Только посмотрел на печально замершую владычицу, которая подошла к нему совсем близко, и смотрел так долго, внимательно, что она неуловимо порозовела. А потом едва не утонула в мерцающих изумрудах глаз, в которых снова, как и в прошлую их встречу, взволнованно закружились огненные снежинки. В какой-то миг они оказались так близко, что кожу на лице Эланны едва не обожгло этим пламенем. Но все закончилось так же внезапно, как и появилось, потому что Тиль вдруг вздохнул и отвернулся.

– Прошу прощения, – тихо сказал он, отойдя на шаг. Юная владычица наконец опомнилась и тоже отстранилась. – Со мной все еще опасно находиться рядом.

– Опасно даже мне? – попыталась улыбнуться она, с некоторым трудом приходя в себя, и вздрогнула, потому что из его глаз на мгновение проступила алая бездна.

– Любой огонь может нести тепло. Но это не значит, что он стал безобидным: пожары случаются даже в благополучных домах. И при определенных обстоятельствах наш «Огонь» может быть опасным. А мне бы не хотелось, чтобы кто-то пострадал.