– Владыка Эйлинон посчитал, что можете, – тихо ответил Роар, после чего я снова задумалась и замолчала уже надолго.
Вскоре после полудня на нашем пути попалось большое село. Собственно, за прошедший день это был далеко не первый и не последний населенный пункт, где можно было остановиться. Да и вчера, полагаю, я несколько таких упустила из виду, пока спала. Но волки, обогнув по дуге все прочие, решили остановиться именно здесь. Правда, ненадолго. Только чтобы прикупить провизии и показать местному кузнецу лошадь Нарана, которая полчаса назад отчего-то решила охрометь.
Пока Наран занимался невезучей конягой, Рокхет и Роар свернули к постоялому двору. Народу внутри оказалось не протолкнуться, поэтому в дом ушел только вожак. Мы же с рыжиком остались снаружи, а я и вовсе решила прогуляться, чтобы размять ноги. Ехать верхом, даже в такой фривольной позе, в какой большую часть дня путешествовала я, было не слишком-то удобно. Спина у лошади оказалась слишком широкой для моих скромных размеров, ноги пришлось по очереди подтягивать под себя и потихоньку разминать. Частенько вертеться, перенося вес с одной ягодицы на другую. Доставлять тем самым дополнительные неудобства оборотню. В конце концов мне пришлось снова усесться поперек и практически развалиться на руках у лохматого. Однако расслабиться, когда он так выразительно сопит и косится, оказалось непросто. Так что я порядком устала и небольшую остановку восприняла как спасение.
– Эй, красотка! – окликнули меня, стоило лишь на минутку отойти от Роара. – Никак ножки затекли? А хочешь, я их тебе помну?
Я обернулась и скептически воззрилась на вышедшего из конюшни рослого мужичину. Здоровенный, нечесаный, заросший жесткими черными волосами до самого подбородка. Только что с дороги, отчетливо пахнущий конским и крепким мужским потом. Фу. Это ж каким козлом надо быть, чтобы, будучи в таком виде, предлагать даме интим?
– Что, не нравлюсь? – оскалил в хищной усмешке зубы мужик. – А то не стесняйся. Закидывай ножки на меня, и я тебя всю помну. Сверху и до самого низа.
Я наморщила носик.
Ах вот с чего мальчик такой дерзкий. Оказывается, он тут не один – услышав голоса, из конюшни вышли трое приятелей немытого. А еще трое обернулись от самого крыльца. Одна шайка? Или правильнее сказать, свора, потому что, помимо всего прочего, ребятки оказались оборотнями. Причем не из благородной волчьей породы, а самые что ни на есть псы. Наименее любимый мною подвид лохматых, от которых не стоило ждать ничего хорошего.
И верно: стоило мне демонстративно шагнуть под прикрытие рыжика, как вся свора гулко расхохоталась. Конечно, вторая лошадь стояла с пустым седлом, и ее, вероятно, посчитали моей. Так что, по их мнению волк был один, молодой и еще не слишком опытный, а их против него целых семеро. Скверный расклад, правда? Само собой, они чувствовали себя уверенно. К тому же волки и псы издревле враждовали друг с другом почти так же, как мы и с теми, и с другими. Но, бездна, как же все это было некстати!
– Так что, красавица? – продолжал настаивать чернявый. – Давай не ломайся. Бросай своего волка и айда к нам. Уж мы тебя не обидим. Слово даю. Даже заплатим сколько скажешь. Все честь по чести.
Роар зарычал, услышав неприкрытое оскорбление, а я растянула губы в нехорошей усмешке.
Что, решили укусить парня через меня? Понадеялись, что один он с вами не справится, а когда вступится – а он не мог за меня не вступиться, – вы укокошите его прямо тут, у всех на виду, да еще с полным на то основанием?
Хм.
Может, у баскхов не самая лучшая репутация в мире и в другое время, стоило признать, гнусный намек этого урода вполне мог попасть в цель. Но, во-первых, не все кошки одинаковые. Во-вторых, даже если мы и любим менять половых партнеров, это сугубо наше личное дело. Наконец, в-третьих, никто не давал право дворовому псу называть меня продажной девкой.
Пожалуй, я могу себе позволить самую капельку на него рассердиться.
– Сколько скажу, значит? – переспросила я, оценивающе оглядев неумытого. Тот с готовностью осклабился. – Хм. Все до последней капли выплатишь? Я правильно тебя поняла?
– Слово чести. Да, парни?
Я немного подумала и была вынуждена признать:
– Заманчиво.
Вся свора в ответ радостно гоготнула. Рыжик, наоборот, помрачнел еще больше и потянулся к оружию, но я мягким движением его остановила:
– Не нужно. Думаю, мы договоримся. Не вмешивайся… пожалуйста.
Роар шумно раздул ноздри, ощетинился, в его зрачках метнулось недоброе пламя, но руку от меча он все же убрал.
Молодец. Чуйка на неприятности у него все-таки есть.
Я же тем временем подошла к скалящейся своре и, снизу вверх взглянув на рослого пса, который затеял эту нелепую ссору, хищно прищурилась. Затем краем глаза подметила, как из дома вышло несколько потенциальных свидетелей. Убедилась, что среди них нет нашего свирепого вожака, и громко сказала:
– Господа, поскольку вы изволили проявить настойчивость, то считаю себя вправе согласиться на ваши условия. Как вы и просили, я оставила своего спутника, и в самое ближайшее время все мое внимание будет всецело принадлежать только вам. Взамен вы готовы уплатить назначенную мною виру. Все верно?
– Да, – ухмыльнулся чернявый.
– И у вас не будет никаких претензий, если сделка свершится, как было озвучено?
– Абсолютно никаких.
Я обвела спокойным взглядом всю свору:
– Вы все так считаете?
Псы неожиданно заколебались, но азарт все же взял верх, и они с готовностью закивали, предвкушая славное развлечение. И вот тогда я улыбнулась. А когда чернявый попытался схватить меня за руку, молниеносно отклонилась и, выбросив вперед правую руку, одним движением воткнула ее в грудь клыкастому недоумку.
Хорошо так воткнула. До хруста. До победного воя радостно встрепенувшегося зверя. Так, что мои согнутые и увенчанные когтями пальцы без труда пробили ребра и, сомкнувшись вокруг судорожно дернувшегося сердца, так же быстро вернулись обратно.
От удара пес вздрогнул, неверяще распахнув глаза, и просипел что-то невразумительное. Его лицо мгновенно посерело, затем побелело и буквально закаменело, словно он никак не мог осознать случившееся. На какой-то миг наши взгляды встретились, и он снова открыл рот, словно собирался что-то крикнуть при виде моих пожелтевших глаз. Но перевел помертвевший взгляд на появившийся в моей руке окровавленный комок. Сдавленно захрипел, забулькал, захлебываясь хлынувшей горлом кровью. И в оглушительной тишине медленно завалился навзничь. Прямо под ноги оторопевшим подельникам, на глазах которых я только что вырвала еще живое сердце.
– Что здесь происходит?! – буквально на миг опоздал выскочивший на крыльцо Рокхет и непроизвольно замер при виде кровожадно оскалившейся меня.
Я же тем временем бросила сердце на развороченную грудную клетку. Демонстративно полюбовалась окровавленными пальцами, на концах которых заблестели немаленькие когти. И подчеркнуто медленно слизнув с одного из них еще теплую кровь, негромко мурлыкнула:
– Вира уплачена.
Из села нам пришлось уехать гораздо позже намеченного срока, но даже прибывший на место происшествия староста, одновременно исполняющий и обязанности судьи, был вынужден признать, что мои действия не противоречили закону.
Условия были дважды озвучены и дважды подтверждены. Ну а то, что больной на всю голову пес не признал во мне баскха и посмел оскорбить при свидетелях, или же то, что он не соизволил уточнить детали так называемой сделки, было уже не моей проблемой. Я поступила так, как считала нужным, и так, как лохматый того заслуживал.
После этого в нашей маленькой группе воцарилось некоторое – вполне объяснимое, надо признать, – напряжение, но я сделала вид, что не заметила, какими глазами на меня теперь смотрел Роар. Оно и понятно – баскхов в нашем мире, как я уже говорила, единицы, и мало кто мог похвастать, что знаком с кем-то из нас. Еще меньше тех, кто после этого сохранил здоровье, но в целом мы не особенно злые. Хотя, конечно, верили в это не все.
За ворота мы выехали все в том же гробовом молчании, провожаемые настороженными и откровенно испуганными взглядами селян. Но я не считала, что перегнула палку, хотя, конечно, сам факт частичной и почти мгновенной трансформации даже у них должен был вызвать искреннее непонимание.
Лесные тоже косились на меня с подозрением. А едва кони выбрались за пределы села, пришпорили скакунов, стремясь как можно дальше оказаться от места ссоры, скопления людей и до крайности недовольной собачьей своры, которую сегодня больно щелкнули по носу.
Единственным положительным следствием моего поступка было резкое изменение отношений с Рокхетом и его подчеркнуто вежливое обращение к моей жестокосердной персоне. Теперь, когда он своими глазами увидел, на что я способна, волк соблюдал максимальную осторожность и гораздо более цепко следил за тем, где лежат мои руки. Еще более внимательно он стал относиться к моим маленьким просьбам. И вообще стал вести себя как благоразумный оборотень, сумев до самого вечера ничем не огорчить впавшую в глубокую задумчивость даму.
К несчастью, лошадку Нарана нам пришлось заменить, потому что его коняшка все-таки умудрилась потянуть связку и была не в состоянии продолжать путь. Ее, разумеется, продали все в том же селе, купив взамен гораздо менее выносливую и совсем непривычную к оборотням клячу. Всю дорогу она испуганно косилась на седока, время от времени пыталась брыкаться, страшась мощного звериного духа. Само собой, быстро устала. Так что еще до наступления сумерек вожаку пришлось объявить привал, чтобы не остаться посреди леса всего с двумя живыми лошадьми вместо трех.
Это было разумное, хотя и не совсем уместное решение, ведь по большому счету до друидов мы могли пробежаться и в звериных ипостасях. Ну и что, что волкам долгое пребывание во втором обличье не рекомендовалось? Сколько тут бежать-то? Неделя? Полторы? Если побольше есть и поменьше спать, то еще и раньше управимся.
Однако Рокхет рассудил иначе, поэтому нам все-таки пришлось сделать привал.
Я и на этот раз в обустройстве лагеря никакого участия не принимала. Но мужчины и без меня распрекрасно справились. Обязанности между ними были давно распределены, еды они тоже купили достаточно, так что в охоте не было необходимости. Хотя я бы, если честно, не отказалась: тот дурак раззадорил моего зверя, и теперь кровожадная натура требовала крови. Без разницы чьей.
Интересно, если поутру кляча Нарана не захочет продолжать путь, мне позволят ее загрызть?
– Даже не думай, – буркнул Рокхет, перехватив мой выразительный взгляд в сторону кустов, за которыми стреножили лошадей.
Эх. Ну нет так нет.
– Куда-то собралась? – снова насторожился вожак, когда я гибким движением поднялась и выразительно принюхалась.
– На охоту. Ты против? Или, может, желаешь составить компанию?
Под моим насмешливым взглядом серый неожиданно смешался.
– Не стоит, дружище, – чуть ли не впервые за два дня подал голос Наран. – Что-то мне подсказывает, что, если добычи в лесу не будет, она тебя же первого и сожрет.
– Фи, как некрасиво в подобном тоне отзываться о даме, – кокетливо поправила волосы я. – Вообще-то я оборотнями не питаюсь. Честное кошачье.
– Ну да, – хмыкнул Роар. – Пока не успела проголодаться.
Я кинула на него недовольный взгляд:
– И ты туда же, да?
– Простите, миледи, – тут же повинился рыжик. – Ваше умение вырывать у людей сердца произвело на меня неизгладимое впечатление. Поэтому я заранее прошу прощения за все прегрешения, которые вольно или невольно успел сделать или еще сделаю за время нашего совместного путешествия.
Я прищурилась:
– Подлизываешься?
– Проявляю разумную осторожность, – поправил меня Роар, но в его глазах искрились смешинки.
Я милостиво кивнула:
– Тогда ладно. Прощаю. И даю слово, что в случае чего тебя буду кусать последним.
Рыжик от такого обещания поперхнулся лепешкой, Наран предпочел подвинуться так, чтобы лучше меня видеть. И только Рокхет на грубоватую шутку ничего не сказал. Но он вообще сегодня был на удивление молчаливым. Не говоря о том, что на охоту меня отпустили без возражений и ни словечка поперек не сказали, когда часа через два я вернулась. Угу. Снова – без одежды, зато сытая и вполне довольная жизнью.
– Миледи, можно вопрос? – осторожно поинтересовался Роар, когда я с удовлетворенным вздохом растянулась на чьем-то плаще и честно собралась подремать.
Пришлось приоткрыть один глаз:
– Какой?
– Все баскхи похожи на вас? – блестя глазами, спросил волчонок.
Я почесала затылок, но все же была вынуждена признать:
– Полагаю, что так.
– И все могут, как вы, трансформироваться частично и в любое время дня и ночи?
– Угу. Хотя раньше и остальные коты так могли, – ради справедливости заметила я. – Но любовь к сексуальным экспериментам лишила их этой привилегии, поэтому сейчас частичная трансформация доступна очень немногим.
– Значит, легенды не врут… – задумчиво протянул из темноты Наран и тут же спохватился: – Простите мой интерес, миледи, но нам до сих пор не доводилось сталкиваться с баскхами. Вы совсем не похожи на оборотня. Да и пахнете совершенно обычно.
Я снова угукнула: комментировать очевидные вещи было лень.
– А что вы еще умеете? – подавшись вперед, жадно посмотрел на меня волчонок. – Правда, что вы крупнее остальных кошек?
– Правда.
– И сильнее тоже?
– Да как сказать… среди горных котов тоже иногда встречаются достойные экземпляры, – невольно улыбнулась я и снова прикрыла веки. – Но, к сожалению, сейчас нечасто встретишь кота, который может сравняться в холке хотя бы с волком. Отец Ниал, к слову, в эту категорию попадает.
– А вы? – настороженно уточнил Наран.
– Моя вторая ипостась еще крупнее.
– Намного?
– Желаешь проверить?
Оборотень откровенно задумался, но потом все же мотнул головой:
– Пожалуй, не сейчас.
– Ну и правильно, – сладко зевнула я. – Ночь – это время зверя. А мой, в отличие от ваших, все еще не приручен. И поскольку вы для него чужие, то не стоит проверять его выдержку.
Волки беспокойно переглянулись.
– В каком смысле не приручен? – озвучил их общий вопрос Наран. – Хотите сказать, вы его не контролируете?!
Я снова зевнула:
– Ну почему же? Контролирую. Если договоримся. А если нет, то рядом с ним лучше не появляться. Все, что выходит за рамки его понимания, неизбежно трактуется как враждебное.
Волки переглянулись снова. На этот раз – совсем тревожно, но я могла их понять. Когда рядом с тобой день и ночь находится неадекватный сородич, не способный справиться со своим зверем, дело дрянь. Утративший контроль оборотень опасен для себя и других. Поэтому у себя в лесах волки таких убивают, считая это актом милосердия.
Проблема в том, что у нас с ними разный подход к восприятию вторых ипостасей. Лохматые годами приучают своих зверей к покорности. Сперва ломают им хребты и потом всю жизнь на них ездят, позволяя лишь минимум того, на что они в действительности способны. А мой зверь, как бы ужасно это ни звучало, до сих пор свободен. Гуляет где хочет. Делает что вздумается. За это он бесконечно мне благодарен, чаще всего соглашается проявить послушание, всецело доверяет моему мнению и позволяет без ограничений использовать его силу нам обоим во благо.
Вот, собственно, и весь невеликий секрет. Но волкам, как мне кажется, этого не понять. Даже коты – разнузданные, свободолюбивые и плюющие на ограничения коты – не рискуют делать то, что позволяют себе баскхи. Их зверь, хоть и чувствует себя вольготнее, чем у других видов, все же ощущает на шее невидимую удавку. Каждый день. Каждую ночь. Как неприрученный, но увечный зверь, чьим мнением никто не интересуется.
Меня это всегда раздражало, но и вмешиваться, по большому счету, я не имела права. Каждый из нас сам выбрал свою дорогу. И сам должен был решить, какой длины поводок отмерить живущему внутри зверю. Ниал, к примеру, сделал свой поводок настолько длинным, насколько вообще смог, за что и получил некоторые привилегии. А остальные… что ж, Иллари им судья.
– Миледи, а вы не боитесь, что он возьмет верх? – после долгой паузы все же рискнул задать новый вопрос Роар.
Я, не открывая глаз, фыркнула:
– Не больше, чем тебя.
– Но ведь это опасно!
Я скривилась, однако на этот раз отвечать не стала.
Опасно держать зверя на поводке, наивно считая, что он никогда не сорвется.
Опасно ломать ему волю к жизни и потом ждать, что он сумеет оказать какую-то помощь.
Больные и увечные оборотни, не сознающие собственной ущербности, – вот настоящий бич нашего мира. Его самое больше горе и его же проклятие. Но я, к сожалению, ничего не могла изменить и уже давно не испытывала ни малейшего желания спорить. Хотя для тех, кто захотел бы попробовать жить иначе, была готова помочь всем, чем могла.
– Чужие, – вдруг встрепенулся почти затерявшийся в темноте Рокхет, когда я уже почти задремала, а волки надолго задумались.
– Что? – недоверчиво принюхался Роар, а Наран просто молча потянулся к оружию.
– Где-то недалеко чужие, – после напряженной паузы повторил вожак, расправляя плечи и поднимаясь на ноги. – Вставайте. Разбирайте оружие. Кажется, поспать этой ночью нам не дадут.
Рокхету я поверила сразу: у волков даже в человеческом обличье гораздо более чуткое обоняние, чем у нас. А вот насчет оружия это точно не ко мне, потому что такие, как я, кроме зубов и когтей, ничего при себе не носили. Зато лохматые, наоборот, привычно ощетинились сталью, достали из сумок кожаные доспехи и быстро облачились, к моему искреннему недоумению. Зачем, спрашивается, оборотню железки и броня, когда о нем уже природа позаботилась?
Впрочем, спорить я и сейчас не стала. Только отступила в сторонку. Пока волки были заняты собой, быстренько поменяла форму и ускользнула в темноту, чтобы лишний раз не искушать заскребшегося в нетерпении зверя.
«Тихо сиди, – велела я, тенью метнувшись за кусты и по-быстрому обежав поляну. – Когда понадобишься, позову. И будь добр, не забудь, что мы не одни».
Тлеющий в моем сознании посторонний комок, в котором пряталась звериная сущность, понятливо умолк. Сейчас в его свирепости и силе мы не нуждались – на охоте в первую очередь требовались рассудительность, осторожность и умение анализировать. А это, как ни крути, свойства человеческого разума, так что зверь не протестовал. Но на всякий случай приготовился ко всему.
Вскоре ветер донес до моего носа шесть посторонних запахов.
Увы. Именно шесть, и ни одним меньше. Похоже, свора того шелудивого пса все же решила поквитаться. Хотя, если честно, не знаю, на что они надеялись, если один волк без преувеличения стоил троих таких неумытых, а вместе со мной псам и вовсе ничего не светило. Разве что они приготовили для нас неприятный сюрприз?
Опустившись на брюхо, я прижалась к земле и дальше принялась подкрадываться медленно, осторожно, таясь, словно рядом с дичью на охоте, и не производя ни малейшего шума.
Псы, как и ожидалось, шли от дороги. Благо ветер дул как раз в ту сторону и они могли не опасаться, что будут обнаружены раньше времени.
Как я и подозревала, все они находились в человеческих ипостасях, но почему-то шли, практически не скрываясь. Хотя нет… шли по лесу всего пятеро, с арбалетами наперевес. Тогда как шестой… а где, кстати, шестой? Я же учуяла его запах, но пока не увидела за деревьями! Ах вот он, родимый. Топает чуть в стороне и тащит в руке какую-то железку.
Что ж, удачный выбор. Тяжелых кольчуг лохматые не носили, а против кожаной брони арбалетный болт что остро заточенная игла против тонкого шелка – прорвет и не заметит. Но сейчас мы на них не нападем. Просто потому, что мне по-прежнему непонятно, в чем подвох. Даже с наличием арбалетов силы были явно неравны, и псы не могли не сознавать этого очевидного факта. Однако они все-таки шли к нашему лагерю. Причем уверенно. Нагло. Напрямик. И мне очень хотелось знать, что за козырь у них припрятан в рукаве.
Позволив им пройти мимо, я не в первый и не в последний раз порадовалась, что не имею характерного для обычных оборотней запаха, и двинулась следом, внимательно присматриваясь и прислушиваясь. В преддверии грядущей бойни даже ветерок, казалось, тревожно утих. Листва на деревьях перестала шептаться. А на удивление ярко святящая луна пугливо спряталась за набежавшее облачко.
Когда же псы добрались до поляны и встретили стоящих спина к спине волков, я раздраженно поморщилась.
Вот и ответ, отчего псы вели себя так беспечно, а волки, наоборот, опасно промедлили. У лохматых имелась масса положительных сторон: верность слову и долгу, умение четко выполнять приказы, сила, скорость, прекрасные способности к владению холодным оружием. А еще трепетное отношение к самкам и совершенно бесподобное, местами даже немыслимое для нелюдей благородство. Но тут-то и крылась самая главная проблема. Из волков с их своеобразным понятием чести получались прекрасные спутники жизни, заботливые мужья, великолепные отцы, умелые защитники и надежные охранники, но, к моему великому сожалению, скверные разведчики и стрелки. Арбалетами волки принципиально не пользовались – это, видите ли, неблагородно. Просто пойти и прирезать кого-то тихой темной ночью – это им тоже было не по душе. Мохнатым эстетам, понимаешь ли, только честный бой подавай. Чтобы лицом к лицу, глаза в глаза…
А псы такими мелочами не заморачивались.
Надо лежачего ударить – пожалуйста. Пырнуть ножом безоружного – вообще не проблема! За это их частенько называли не псами, а шакалами. За это же их породу мало кто уважал, но в определенных кругах их таланты ценились на вес золота. В этом смысле волки с их строгими принципами и никому не нужным благородством, как бы это помягче сказать, морально устарели. За что и будут сегодня расплачиваться. Если я им, конечно, не помогу.
А вот псы не боялись, что еще больше настораживало в плане подвоха. О том, что их встречают, тоже, естественно, догадались, но почему-то позволили себе подойти почти вплотную и демонстративно наставили на идейных противников заряженные арбалеты.
В один-единственный миг мир словно замер, давая нелюдям последний шанс одуматься и остановиться. Миг абсолютно мертвой, воистину оглушающей тишины, во время которой никто из присутствующих не сделал ни одного движения.
А потом тишина буквально взорвалась, и всего за один-единственный удар сердца произошло сразу несколько вещей.
Во-первых, волки одним слаженным движением рассыпались в стороны, чтобы арбалетный залп не лег слишком кучно и дабы иметь достаточное пространство для маневра.
Во-вторых, украдкой выглянувшая из-за облачка луна ненароком подсветила головки нацеленных в лохматых болтов, посеребрив их до отвращения знакомым блеском.
В-третьих, стоящий от меня дальше всех урод незаметно начал приподнимать свою непонятную железку, целясь Роару в грудь.
Наконец, в-четвертых, до меня все же дошло, что в деле участвует магия, а это, в свою очередь, моментально возводило невооруженного и неопасного с виду пса в ранг чрезвычайно важной цели. Быть может, даже важнейшей цели, которую устранять надо в первую очередь. Потому что если серебро нас всего лишь ранит и, застревая в телах, не позволяет совершить полноценный оборот, то магия убивает.
Вот почему псы вели себя настолько беспечно. И вот по какой причине волки не стали менять ипостась раньше времени: если серебряное оружие застанет их в человеческих телах, то лохматые всего лишь временно утратят способность принимать звериную форму. А если они будут в волчьих ипостасях, то велика вероятность, что зверь попросту сойдет с ума. И тогда в мире появятся еще несколько полоумных нелюдей, шансов вернуть которых к нормальной жизни будет катастрофически мало.
Я об этом, к сожалению, не подумала, потому что в последние годы слишком мало интересовалась людскими делами и позабыла, что такое оружие уже давно вошло в обиход, причем не только в королевской армии. А вот волки помнили. И не зная, кто именно и с какими «подарками» решил пожаловать, предпочли не рисковать.
Все эти мысли промелькнули в моей лохматой голове практически одновременно. Но еще до того, как они окончательно оформились, выпущенный на свободу зверь стремительно прыгнул, а пятеро псов практически одновременно спустили арбалетные скобы.
К несчастью, урод с магической железкой стоял слишком далеко, чтобы я избавилась от него прямо в прыжке. Пока арбалетные болты искали свои цели, я все еще летела ему наперерез. И лишь в самый последний момент, когда этот гад уже порывался нажать виднеющийся сбоку рычажок, я сбила его с ног, вмяла в траву и одним движением откусила голову.
Дальше раздумывать было некогда, поэтому, выронив из пасти чужую башку, я снова прыгнула, не обращая внимания на раздающиеся тут и там вопли. Кто орал, было неважно. Но вот что я успела заметить, это то, что Роар все-таки упал. Наран, кажется, увернулся от залпа. А пятеро оставшихся в живых псов отбросили ставшие бесполезными железки и один за другим начали трансформироваться.
Вы когда-нибудь видели, как происходит оборот у обычных нелюдей?
Ну и хорошо, что не видели, потому что зрелище, надо признать, не для слабонервных. Хруст костей, выламывающая тело боль, жутковато изогнутые конечности и стремительно вытягивающееся, страшновато деформированное лицо, которое прямо на глазах обрастает шерстью и превращается в звериную морду.
Обычно этот процесс проходит тяжело, до крайности болезненно и неоправданно долго, что не только неудобно, но порой и опасно. Однако сегодня ни у волков, ни у псов не было времени на раздумья, поэтому смена формы происходила бурно, с воем, рыком, брызгами крови и летящими в стороны ошметками плоти, которые стали ценой за ускоренную смену ипостаси.
Не успев толком опомниться, псы рванули к отчего-то замешкавшимся противникам. Правда, одного из них я успела зацепить когтями, поэтому в атаку ринулись уже четыре оборотня. Но для ощетинившегося сталью Нарана и этого было слишком много. Тогда как Рокхет…
А где, кстати, Рокхет?
– Ур-р-р! – с ревом метнулся наперерез псам успевший принять боевую форму вожак, и у меня немного отлегло от сердца.
Значит, серебро его не зацепило. Отлично, плюс одна боевая единица в отряде.
«Свой», – на всякий случай шепнула я зверю, но тот уже ничего не слышал. С ревом и хрустом врубившись в ряды смешавшихся псов, он безостановочно рвал зубами и когтями все, что только попадалось под руку.
Пепельно-серый волк от него не отставал, и на совсем короткий промежуток времени на поляне воцарился полный сумбур. В котором испуганно ржали стреноженные неподалеку кони. Жалобно выли заживо раздираемые на части псы. Бешено хрипел отчаянно сражающийся за жизнь седой вожак. И победно выл мой беснующийся от крови зверь, которого вид умирающих врагов подчас превращал в настоящего монстра.
Все закончилось в считаные мгновения – круговерть оскаленных пастей, брызжущие во все стороны кровяные фонтаны, крики, вой… а потом на поляну вновь опустилась тишина. Причем настолько полная, что раздавшийся в ней щелчок сдвигаемого с места рычажка показался мне оглушающе громким. После чего я тревожно обернулась. Зверь, почуяв неладное, метнулся в сторону недобитого, уже успевшего принять человеческую ипостась обрубка, который каким-то чудом сумел подтянуться на руках и добраться до брошенной первым уродом металлической палки. Я еще успела осознать, что ее острие, на котором уже вспух и метнулся через всю поляну неприятного вида черный шар, нацелено мне точно в грудь. А потом…
Что-то с невероятной силой врезалось мне в бок, отбрасывая с траектории удара.
Я негодующе вскрикнула, больно приложилась затылком обо что-то твердое. Непроизвольно зажмурилась, когда на поляне ослепительно полыхнуло. А после того как в глазах перестали плясать черные точки, я обнаружила, что все еще жива, не ранена. Только башка гудит от мощного удара о дерево. А возле моих ног стремительно съеживается, возвращаясь в человеческое обличье, обнаженное мужское тело с безобразным черным пятном на груди, расплывающимся с ужасающей скоростью.