Александра Ишимова
История России в рассказах для детей

Полная версия

Глава XXXII
Россия до Петра

После своей поездки Петр Алексеевич стал вводить в России все иноземное, что было для нее полезно. Но чтобы дать понятие о тех переменах, какие он сделал, я расскажу, что было в Русской земле до поездки его в чужие края. Городов в ту пору было гораздо меньше, чем ныне, и города были укреплены: около многих были стены, редко где каменные, а больше деревянные или земляные. Если случалось, что нападали неприятели, то люди из окрестных селений уходили в город со своим имуществом и там оборонялись от неприятеля. В иных городах было и по несколько стен, например в Москве: царские палаты, монастыри Чудов и Вознесенский, соборы Успенский, Благовещенский и Архангельский, колокольня Ивана Великого и дома некоторых бояр были в крепости, которая называлась Кремлем и была обведена каменной стеной, кроме того, были еще стены вокруг частей Москвы, называемых Китай-городом, Белым городом и Земляным городом. Подле городов обыкновенно были селения, которые назывались посадами. Жители их назывались посадскими и были все равно что ныне мещане.

Из купцов самые почетные назывались гостями. Крестьян в старину называли смердами. Крепостных называли рабами и холопами. А в бумагах государю всякий называл себя холопом, хотя бы то был самый знатный человек. В то время люди самые знатные были князья и бояре. Княжеское достоинство переходило от отца к сыну, а боярином государь жаловал. Много было поэтому и таких князей, которые еще не имели боярского звания. Ниже бояр были окольничие, ниже окольничих – дворяне. Бояре и окольничие составляли царскую думу, назывались думными. Письменные дела вели дьяки и подъячие. Ближними боярами назывались самые важные из них. Один из таких бояр назывался конюшим и был самый знатный человек, например при Федоре Иоанновиче конюшим был Борис Федорович Годунов. При царском дворе были особые должности: стряпчие, стольники, спальники, кравчие, постельничие, ясельничие, дворецкие. При царях находились еще красивые мальчики в богатой одежде с серебряными топориками, которых называли рындами.

Над всем духовенством начальствовал патриарх. Он был в великом почете и после государя считался первым человеком в государстве. Ему были подчинены все архиереи, из которых старшие назывались митрополитами. Ниже митрополитов были архиепископы и епископы. Некоторые монастыри, особенно самые важные, которые назывались лаврами, были подчинены самому патриарху. Прочие же монастыри и духовенство находились в зависимости от архиереев. У патриарха были свои бояре и придворные. Архиерейским домам, монастырям и церквам принадлежали не только земли, но и крепостные люди. Многие монастыри были очень богаты и укреплены лучше городов, например Сергиевская лавра, Кириллов-Белозерский монастырь.

Войско разделялось обыкновенно на большой полк, правую руку, левую руку, сторожевой и запасный полк. Начальник каждой части назывался смотря по тому, над чем начальствовал: воевода большого полка, воевода правой руки, воевода сторожевого полка; воевода большого полка был вместе с тем и главным начальником всего войска. Постоянными военными людьми были только стрельцы, казаки, пушкари да иноземные офицеры и солдаты, а прочие собирались тогда, когда начиналась война. Лучшими воинами из этих собиравшихся в случае войны были дети боярские; они жалованья не получали и должны были вооружаться и содержаться за свой счет. Вместо жалованья им государь давал поместья.

До Бориса Годунова крестьяне в поместьях не были крепостными, а могли переходить от одного барина к другому. Такие переходы обычно делались в Юрьев день, то есть в праздник св. великомученника и победоносца Георгия, который бывает дважды в году весной и осенью, почти за месяц до Рождества.

Богатые помещики часто к себе переманивали от бедных всех людей, так что дети боярские не могли доставать работников для своих земель и жаловались, что поэтому не могут исправно являться на войну. Борис Федорович издал закон, чтобы крестьяне от одного господина к другому не переходили, а оставались прикрепленными к земле: оттого они и названы крепостными.

Даже посадским запрещалось переходить из одного посада в другой. Это делалось для того, чтобы удобнее было собирать с них подати. Подати собирались не с душ, а со дворов. Так и случалось, что с одного посада народ разбежится, а в другом его очень много прибавится, а число дворов и податей останется в том и другом посадах прежнее, но в первом посаде, оставшемся посадским, будет уже очень тяжело платить подати, а во втором посаде, напротив, слишком легко. Подати собирались не только деньгами, а иногда и хлебом, и разными припасами. Также и жалованье выдавалось припасами. При царском дворе было такое большое хозяйство, что почти ничего не покупалось; хранилось в кладовых множество хлеба и других съестных припасов, одежд, полотен, материй и прочего. И у всякого зажиточного хозяина было запасено всякой всячины на многие годы. Ели в то время много и сытно, так что за царскими и боярскими столами по праздникам подавалось кушаньев по пятидесяти и больше.

Многие очень неумеренно пили. До Бориса Годунова было позволено простому народу делать вино только по большим праздникам, а от казны вино не продавалось. Но со времени этого царя началась продажа вина в кабаках, и пьянство очень увеличилось. Кроме вина, употреблялись на пирах пиво и мед. Русские меды славились в иностранных землях и были очень сладки и крепки.

Небогатые люди составляли для пиров братчины, или братства, то есть складчины.

В западных городах, когда они были под властью Польши, братства составлялись не только для пиров, а и для того, чтобы защититься от притеснений католиков. Там братства помогали монастырям и церквам, заводили школы и делали много добра.

В восточных городах братчины только одними пирами занимались. Даже знатные люди на пирах очень много пили. Для питья употреблялись иногда огромные кубки. Ныне в Москве в Оружейной палате хранится кубок царя Иоанна Васильевича Грозного в сажень вышиною, весом пуд и 8 фунтов.

Духовные старались своими поучениями искоренить пьянство, но не успевали, хотя в то время все очень уважали духовенство и народ был благочестив.

Многие бояре, дворяне и богатые люди имели в своих домах церкви. А где церкви не было, там по крайней мере была особая горница, где стояло много образов и куда все живущие в доме сходились молиться. В праздники все, кроме тяжко больных, бывали у заутрени и обедни. Кто и в будни не был занят работой, тот ходил в церковь. И дома усердно молились утром, вечером, перед обедом, перед ужином и после. Всякое дело начинали благословясь.

Богатство всего больше выказывалось в конской сбруе: чепраки были из дорогих материй, седла обиты сафьяном и бархатом, под морду лошадей подвешивали ожерелья из ремней с золотыми и серебряными бляхами, к уздам привешивали серебряные цепочки, к ногам лошади – колокольчики, а к седлу маленькие литавры, тоже серебряные. В санях ездили не только зимой, но иногда и летом, особенно духовные лица. Сани у богатых людей обивались атласом, покрывались медвежьей шкурой, а на спинку их клали персидский или турецкий ковер. Боярыни ездили летом в колымагах, зимой в каптанах, которые были закрыты, как нынешние кареты. Внутри колымаги и каптаны были иногда обиты бархатом. У боярина Морозова карета снаружи была обложена золотом, внутри обита дорогими соболями, а колеса окованы серебром. Лошадей запрягали гуськом, ездили тихо, потому что по сторонам кареты шли прислужники, которых называли скороходами. Царица выезжала на двенадцати лошадях белой масти. Царь Федор Алексеевич запретил всем, кроме бояр и духовных лиц, ездить больше чем на одной лошади.

Покрой платья был одинаковый у всех, от царя до простолюдина. На рубашку надевали зипун, узкое платье до колен, иногда с рукавами из другой материи, иногда вовсе без рукавов. На зипун надевали кафтан до пят или до икр. Рукава кафтана были до земли, К рубашке приставлялось шитое ожерелье, к зипуну – обнизье, а к рукавам кафтана – зарукавья, тоже шитые. Дома голову покрывали тафьей, то есть шелковой шапочкой; широкие шаровары заправляли в цветные сапоги. Когда выезжали со двора, то надевали меховую шапку с бархатным верхом, золотыми кистями, дорогими запонками и алмазными перьями. На кафтан надевали ферязь, длинное, широкое платье из бархата или иной дорогой материи, без перехвата, с длинными рукавами, застегнутое сверху донизу дорогими пуговицами; сверх того, летом – опашень, или охабень до пят с четырехугольным, разукрашенным воротником, осенью – однорядку из сукна, а зимой – шубу. Боярыни тоже носили шубы, опашни, ферязи, телогреи, на голове кики, повойники, треухи, покрывала.

Русские тогда считали грехом брить бороду, и все самые знатные люди носили ее. Петр, воротясь из-за границы, ласково принимал бояр и, разговаривая с ними, иной раз сам обстригал у них бороды. Другие, видя, что это нравится царю, тоже стали бриться и одеваться в немецкое платье. Потом царь указами запретил носить бороды и старинное русское платье. Впрочем, охотники до старины могли сохранять свои бороды, только приходилось дорого платить за это. Заплатившим положенные деньги выдавались особые медные бородовые знаки, на которых с одной стороны были вычеканены усы и борода, а с другой слова: «Деньги взяты».

Главная забота царя была о войске. Он учредил постоянные солдатские полки. В солдаты нашлось множество охотников, большею частью из дворовых людей, но в офицерах был недостаток, потому что многие поступившие немцы из прежде живших в России оказались пьяницами и неспособными к службе, а русские еще плохо знали иностранное строевое ученье.

Иностранцы, которых сам царь принял на службу, поступали больше во флот. Но где было действовать русскому флоту? Откуда вести переговоры с Англией, Голландией. Германией, Францией, торговать с ними и получать все нужное? Сухим путем туда можно было проехать только через Польские и Шведские земли, но Россия часто с обеими этими землями была во вражде, поэтому они могли мешать нашим отношениям и торговле.

По Белому морю плавание опасно; там нельзя было завести значительных связей с иноземцами. Да притом из города Архангельска, где приставали иноземные корабли, путь в Москву был далек и тяжел. Петр сперва хотел завоевать у турок какую-нибудь гавань на Черном море; но увидел, что на помощь немцев в войне с турками нечего полагаться, что они помирятся, когда им будет выгодно, а о России и не подумают, одному же ему тяжело будет воевать с султаном. Притом, хотя бы русские и владели гаванями и флотом на Черном и Азовском морях, но проехать оттуда в европейские земли можно не иначе, как мимо Константинополя и сильной турецкой крепости Дарданеллы, следовательно, турки всегда могли мешать нашим сношениям и торговле.

Самое выгодное для нас море было Балтийское; но шведы в тяжелые для нас времена завладели нашими землями по берегу этого моря, Карелией и Ингрией, и у нас не было во власти ни одной гавани на нем, даже граница наша не доходила до моря. Поэтому Петр решился отнять у шведов старинное русское достояние, а поводом к войне были поступки шведского губернатора в Риге Далберта с нашим посольством. Нашлись Петру и союзники: польский король Август II, которому хотелось отнять у шведов Лифляндию, и датский король Фридрих IV, хотевший завладеть землями Голштинского герцога, родственника шведскому королю. Петр, Август II и Фридрих IV составили союз против Швеции; нашлись им помощники и между шведскими подданными. Незадолго до этого были несправедливо отобраны шведским королем Карлом XI в казну имения многих лифляндских дворян. Один из них, Рейнгольд Паткул, очень смело защищал их права перед королем, был за это осужден на смерть, но убежал из Швеции и после разных странствий поступил на службу к польскому королю. Он уверил Августа II, что Лифляндия охотно ему покорится, рассказал ему, как недостаточны рижские укрепления и гарнизон, и придумал средство внезапно овладеть этой крепостью.

Но Петру нельзя было начать этой войны, не помирившись прежде с Турцией. Россия в это время еще не в состоянии была воевать сразу с двумя государствами. Притом Турция и Швеция тогда были несравненно сильнее, чем ныне. Шведскому королю принадлежали тогда земли Финляндии, Ингрия, Карелия, Лифляндия, Померания, и войско его было одним из лучших в Европе. Петр сумел напугать турок своим флотом. С десятью кораблями, построенными в Воронеже, он отправился к устью Дона. Турки были уверены, что по мелководью корабли не могут выйти из этой реки в Азовское море. Но Петр дождался прилива и, когда поднялась вода, вышел в море. Подойдя к турецкому городу Керчь, он заставил турок пропустить в Константинополь русского посланника Украинцева на русском военном корабле. Украинцев заключил с турками мир, по которому Россия получила Азов, и крымцы отказались от ежегодных подарков.

Как только заключили этот мир, тотчас была объявлена война Швеции. В этой войне Петру нашелся достойный противник. Шведский король Карл XII еще был очень молод, до того времени мало занимался делами, но чуть только получил известие, что три государства начинают с ним войну, собрал войско и пошел с ним на датского короля. Одним из первых он ступил на Датскую землю. Ядра и пули свистели кругом. Карл XII сказал: «Отныне это будет моей музыкой», побил датчан и заставил Фридриха IV заключить с ним мир.

Другой союзник Петра, польский король, действовал неудачно. Его генерал Флемминг не сумел овладеть Ригой в краткий срок и должен был ее осадить; но осада шла худо. Петр собрал до 40 тысяч войска и осадил город Нарву. Шведский полковник Горн в ней очень храбро оборонялся. Осада уже продолжалась две недели; в русском войске недоставало припасов и снарядов. Царь отправился в Новгород, чтобы ускорить подвоз, совсем не полагая, что скоро к Нарве подступит шведское войско. В свое отсутствие Петр оставил начальником войска герцога де Кроа, потому что Лефорт и Гордон умерли еще до войны со шведами.

Герцог де Кроа служил прежде австрийскому императору, отличался храбростью, и император посоветовал Петру принять его на службу как отличного генерала. Де Кроа только что приехал и совсем не знал русского войска. Карл XII с пятнадцатью тысячами шведов приплыл на кораблях, высадился и пошел к Нарве. Проводник из эстских крестьян провел его по тропинке, не известной русским, к месту, где были главные начальники нашего войска, и шведы захватили в плен де Кроа и других русских генералов. В это время была сильная метель, так что русские увидели шведов только тогда, когда они были уже близко. Русское войско было очень нехорошо расположено, и шведы расстроили его ряды. Солдаты не доверяли иноземным офицерам и не слушались, считая их изменниками. Все русское войско было побито наголову, кроме Преображенского и Семеновского полков, которые с честью отступили. Семь тысяч русских было убито, все пушки и знамена их взяты; в плен шведы взяли множество, и король велел отпустить некоторых пленных, считая русское войско никуда не годным и полагая, что с ним легко будет справиться.

В числе русских генералов, взятых в плен под Нарвой, был князь Яков Федорович Долгорукий. Впоследствии его вместе с другими пленными отправили в Швецию морем, Русских пленников на корабле было больше, чем шведов. Однажды на праздник русские стали петь стихиры, которые поют за всенощной. Князь Долгорукий научил их, что делать, и когда запели: «Дерзайте, люди Божии», русские бросились на шведов, одних убили, других обезоружили, завладели кораблем и ушли на нем в русские владения.

После победы под Нарвой Карл XII пошел в Польшу, шесть лет воевал там в Саксонии, а Петр между тем не терял времени, снова устроил войско и начал войну со шведами, которых Карл оставил для защиты своих владений по эту сторону Балтийского моря. Прежде всего он послал в Лифляндию своего генерала Бориса Петровича Шереметева, который и победил там шведского генерала Шлипсенбаха при местечке Эрретфере и Гуммельсгофе. Петр очень обрадовался, сказал: «Слава Богу! Мы наконец можем бить шведов!» и пожаловал Шереметева фельдмаршалом.

Глава XXXIII
Северная война

Недалеко от Балтийского моря есть очень большое и бурное озеро Ладожское. Оно соединяется с Финским заливом (частью Балтийского моря) рекою Невою, на которой Александр Ярославич победил шведов. Петр задумал покорить эти дикие места. На невском острове близ Ладожского озера была шведская крепость Нотебург. Там было только 500 шведов; но начальник их подполковник Шлипсенбах чрезвычайно храбро оборонялся. Петр послал на приступ Преображенский и Семеновский полки под начальством подполковника князя Михаила Михайловича Голицына; но лестницы, которые русские должны были приставить к проломам крепостной стены, оказались на полторы сажени короче. Петр, узнав об этом, велел отступить. Но Голицын отвечал: «Скажите государю, что я теперь не Петров, а Божий», и велел оттолкнуть от берега лодки, на которых русские подплыли к крепости. Солдаты бросились к ней, бились 13 часов и наконец взяли крепость. Петр назвал ее Шлиссельбургом, что по-русски значит ключ, потому что эта крепость была будто ключом всей невской стороны.

Русские войска пошли вниз по Неве и недалеко от устья ее осадили крепость Шанцы при городе Ниен; целый день палили в нее, и она сдалась. В это время шведский адмирал с кораблями подошел к устью Невы и стал стрелять. Шереметев, командовавший русскими войсками, велел стрелять из крепости в ответ. Шведский адмирал подумал, что Шанцы еще во власти шведов, и велел двум кораблям с припасами и снарядами войти в Неву. Ночью Петр на тридцати лодках с Меншиковым и гвардейскими солдатами напал на эти корабли. Шведы храбро оборонялись, но в конце концов оба корабля были взяты. Остальной шведский флот ушел. Петр заметил, что место при устье Невы очень удобно для постройки гавани и в 1703 году заложил тут город Санкт-Петербург. Нева при устье разделяется на несколько рукавов, между которыми находятся острова. На одном из них, Лусть-Эйланде, Петр устроил Петропавловскую крепость; на ближних к нему двух больших островах тоже были разные строения, адмиралтейство, то есть место, которое распоряжается флотом, и другие. На одном из островов войском командовал гвардейский офицер Василий Корчмин. Петр часто писал к нему: «Василью на остров». От этого ныне остров называется Васильевским, а место, где были первые строения при Петре, ныне называется Петербургскою стороною.

Там доныне сохраняется дворец Петра. В нем стоит образ Спасителя, с которым Петр был во всех походах, и туда собирается множество людей помолиться и посмотреть Петров дворец. В этом дворце всего-навсего три маленькие комнаты. Были у Петра два других дворца в Петербурге, тоже небольшие: летний, который доныне сохраняется в Летнем саду, и зимний. Он вообще расходовал на себя очень мало; употреблял на все свои расходы только то, что получал с одного поместья в Новгородской губернии меньше, чем в тысячу душ, да свое жалованье, и часто говорил: «Мне мотать не из чего: заслуженного жалованья у меня немного; я должен в них отдать отчет Богу». Он одно платье носил по году и по два и часто ходил в заштопанных чулках и башмаках с заплатами. Летом он носил бархатный картуз, французский кафтан из толстого сукна, тафтяный камзол и панталоны, цветные шерстяные чулки и башмаки на толстых подошвах и высоких каблуках с медными либо стальными пряжками. Зимой вместо картуза надевал шапку из калмыцких барашков, кафтан красный, подбитый спереди соболями, а сзади и в рукавах беличьим мехом, и сапоги из оленьей шкуры мехом вверх.

Петр был необыкновенно красив и величав, ростом два аршина четырнадцать вершков, смуглый лицом, с черными волосами и бровями. Силу имел необыкновенную: раз в беседе с польским королем свернул в трубку две серебряные тарелки, а между ладонями сплющил серебряную чашку. В Амстердаме во время ветра рукой остановил ветряную мельницу, чтобы рассмотреть ее.

Ездил он летом в одноколке парой, а зимой в санях в одну лошадь. Он запретил падать перед ним на землю или на колени, а велел просто кланяться, и даже не любил, если кто, встретя его, остановится. Таким людям он говорил: «У тебя свои дела, а у меня свои: ступай своей дорогой».

Он вставал всегда в три часа пополуночи, значит, до рассвета, с час ходил у себя по комнате, читал иностранные книги и газеты и отмечал, что оттуда следует переводить на русский язык, потом шел осматривать работы. Как-то он пригласил к себе одного посланника в четыре часа. Посланник, не думая, что он встает так рано, явился в пять часов, но государь уже был на верфи, то есть на месте, где строят корабли, и работал на мачте большого строившегося корабля. Услыхав, что пришел посланник, он сказал: «Пусть потрудится сюда взойти, если не сумел меня застать в назначенное время». Посланник взобрался по лестнице, и Петр на бревне принял его грамоты и вел переговоры.

Часов в шесть или семь с построек царь уходил в разные присутственные места и там занимался делами. Потом ему подносили рюмку анисовой водки и крендель. До полудня он принимал просителей в Летнем саду. Самые бедные люди могли приходить к нему, и он большей частью тут же решал дела коротко, ясно и справедливо. В полдень обедал, причем подавались самые простые кушанья. Потом опять читал, отдыхал час или два, а в четыре часа приходили к нему главные сановники, Из них только Ромодановский и Шереметев могли входить без доклада.

Вечер Петр Алексеевич проводил в обществе. Он перенес столицу из Москвы в Петербург и очень любил этот город.

Построить Петербург было очень трудно, потому что место там болотистое. Каждый год там работало до 40 тысяч человек. Случалось, что Петр приказывал посылать туда каменщиков со всех концов России. Но зато Петербург принес великую пользу, а трудов Петр не боялся и сам трудился больше всех. Он сказал одному морскому офицеру: «Надо трудиться, братец: я и царь ваш, а у меня на руках мозоли, все для того, чтобы показать вам пример и хоть под старость увидеть в вас хороших помощников мне и слуг отечеству».

В Петербурге он был как отец в своей семье, часто разговаривал с простыми матросами, солдатами, ремесленниками; крестил у них детей, при этом всегда роженицу целовал в голову и клал рубль на зубок, пировал на свадьбах и ходил за гробом у самых простых людей.

Он был мастер во всех ремеслах. На фабриках, которые заводил, иногда сам принимался за ткацкий челнок; на железном заводе выковал своими руками 18 пудов железа и попросил с хозяина деньги. Хозяин поднес ему 18 червонцев, но Петр сказал: «Не хочу я твоих червонцев, я не лучше других работал; дай мне что следует». Хозяин так и сделал, заплатил ему 18 алтын; царь купил на них башмаки и часто хвалился вельможам: «Вот эти башмаки я купил на трудовую копейку». Но всего больше любил токарное мастерство и занимался им по нескольку часов в день.

В комнате, где стоял токарный станок, происходили самые важные, тайные дела. Там же еще вот что делалось: генералы и министры Петра были большей частью способные люди, но некоторые из них очень корыстолюбивы. Петр не хотел их оставлять без службы, чтобы способных людей не потерять, но и без наказания не хотел оставить; поэтому призывал их в токарную и там один на один наказывал их своею дубинкой, то есть камышовой тростью с набалдашником из слоновой кости, говоря, что это не царское, а отеческое наказание. Потом, милостиво разговаривая, он провожал их до дверей, чтобы никто не знал о наказании.

Шереметев завоевал Нарву, Дерпт и много других городов. В одном из них, Мариенбурге, была взята русскими в плен молодая девушка по имени Екатерина. Она вначале жила в доме Шереметева, потом в доме Меншикова. Там ее увидел Петр, она ему понравилась, и он на ней женился. Храбрый шведский генерал Левенгаупт победил Шереметева, но сам Петр принял начальство над войском, завоевал большую часть Ингрии, Лифляндию и Курляндию. В это же время стрельцы взбунтовались в Астрахани, но Шереметев усмирил их.

Между тем Карл побеждал поляков и саксонцев, гонялся за Августом из одного конца Польши в другой и предложил полякам выбрать в короли Станислава Лещинского. Петр послал на помощь Августу свое войско, но польский король поставил его в такое положение, что оно непременно погибло бы, если бы Петр не прислал своим генералам умных приказаний, благодаря которым они избавились от беды и успели отступить в Россию. Шведский фельдмаршал Рейншильд побил наголову саксонцев, и Карл вступил в Саксонию. Август повел с ним переговоры, находясь сам в Польше с остатками своего войска, и с ним же были русские войска под начальством Меншикова, который в это время был уже генералом. После смерти Лефорта царь больше всех любил Меншикова, который по своим дарованиям заслуживал этой любви. Он некоторое время был денщиком царя. Эта должность и трудная, и почетная. Денщики целый день находились при царе, исполняли важные приказания и были самыми доверенными людьми. Царь часто их будил и по ночам, чтобы записать что-нибудь полезное, что он придумывал. А потом почти все денщики становились знатными людьми. Меншиков же предложил напасть на шведского генерала Мердефельда, заставил и саксонцев сражаться и побил шведов наголову при городе Калише.

Но Карл покорил Саксонию, и Калишское сражение только сделало для Августа II тяжелее мир с Карлом. Они помирились, Август II заплатил много денег шведскому королю, признал Станислава Лещинского польским королем, даже должен был написать ему поздравительное письмо и выдал Карлу XII Паткула. Последний поступок был самый несправедливый. Паткул, видя, что Август не сумеет освободить Лифляндию от шведов, поступил на службу к Петру, помогал ему завоевать Лифляндию, а потом был посланником при Августе II. А посланников ни в каком случае нельзя выдавать. Карл XII приказал казнить Паткула самой мучительной казнью.

Потом шведский король собрал очень большое по тогдашнему времени войско, 115 тысяч человек, и решился с трех сторон напасть на Россию: генерал Либекер из Финляндии – на Петербург, Левенгаупт из Лифляндии, а сам Карл с главным войском пошел на Малороссию. Была особая причина, почему он выбрал этот путь: малороссийский гетман Мазепа задумал изменить Петру, хотя был им облагодетельствован и царь несколько раз не верил доносам на него. Мазепа хотел Малороссию присоединить к Польше, а сам сделаться герцогом витебским и полоцким. Он обещал Карлу присоединиться к нему с казаками и доставить съестные припасы. Карл хотел непременно свергнуть Петра с престола, и когда царь предложил ему мир, обещая возвратить все завоеванные им города, кроме одного какого-нибудь в Ингрии, Карл в ответ на это назначил одного из своих генералов московским губернатором.