Александр Зимний
Сущности. Эволюция
Игорь покачал головой и улыбнулся:
– Тебе никогда не надо меня бояться. Я на твоей стороне.
Иней кивнул и молча прижался к Игорю.
Маргарита, спустившаяся обратно, некоторое время просто стояла в стороне, а потом зашла в кухню-столовую и весело спросила:
– Кому чего налить?
Иней обернулся к ней, поспешно вытирая щёки, и улыбнулся, что делал очень редко:
– Чаю.
* * *
Андрей откинулся в кресле и несколько минут просто смотрел в потолок.
Его смена закончилась полчаса назад, можно было ехать домой, но они с Ларнисом и Никой договорились пообедать после репетиции певца, и торопиться Андрею было некуда.
К счастью, Лямцев – главврач больницы, где трудился Порохов – ещё месяц назад окончательно закрепил кабинет за Андреем, переведя второго хирурга в другое помещение, и Андрей мог не думать, что кому-то мешает.
Порохов снова посмотрел на экран монитора, где висел открытый текстовый файл – в блокноте, безо всяких автосохранений, – и задумчиво коснулся пальцами подбородка.
Вот уже двадцать минут он составлял «весёлый» список происшествий за последний год. Получалось, что с мая того года у него выдалась жизнь куда насыщеннее, чем за прошедшие десять лет, в которые он уложил учёбу в медицинском университете, ординатуру и работу хирургом. Он не только стал Зрячим и получил возможность видеть Сущности – некую паразитическую форму жизни, которая питалась страхом, провоцировала его и вырастала в опасных тварей – но и…
Потерял девушку, с которой встречался несколько лет.
Нашёл команду единомышленников.
И не только.
Разыскивал (и разыскал) опасную Сущность, достигшую четвёртой категории.
Получил предложение стать заведующим в коммерческой клинике.
И в родной больнице.
Узнал, что теперь должен странному предсказателю, который убивает тех, кто не вернёт долг…
Андрей потянулся к клавиатуре, чтобы дописать ещё один пункт, когда в дверь постучали. Порохов тут же удалил текст и закрыл документ. Это было что-то настолько личное, что ему не хотелось это даже сохранять.
Как нечто постыдное?
– Да?
Дверь открылась, и в кабинет зашла главная медсестра Наина – в больнице её все звали «мама Ина». Она улыбнулась Андрею, села на стул около его стола и вздохнула:
– Я ж по делу.
– Что случилось?
Порохов выпрямился и внимательно посмотрел на маму Ину. У неё были ровные отношения со всеми, и все её любили за жизнерадостный и твёрдый характер: за своих подопечных она стояла широкой грудью.
– Тут у нас новая девочка в офтальмологическом отделении, молоденькая совсем, хочет перевестись в хирургическое. Она пришла куда взяли – чтобы в больницу, а так мечтала оперировать, и говорит, что ассистировала ранее. И сертификат есть даже.
– А я при чём? – если бы не искренне удивлённый тон, вопрос прозвучал бы грубо. – У нас есть завотделения, это же с ним согласовывается.
– Он сказал, что если кто-то из хирургов возьмёт её к себе в команду, то согласится с переводом.
Андрей вздохнул. В последние месяцы его в отделении считали новоявленной звездой, потому что часть пациентов, пришедших по сарафанному радио, настаивали, чтобы операцию делал именно Порохов. Это льстило, да и у Зрячего действительно было больше шансов спасти пациента в случае непредвиденных ситуаций, но и добавляло проблем.
Например, вот таких.
– И ты хочешь, чтобы я её к себе забрал… – он выбил дробь пальцами по столешнице и кивнул. – Давай сделаем так: она придёт ко мне, я её возьму на операцию и посмотрю, готов ли поручиться за неё. А то котов в мешке я не очень люблю.
– Конечно, я ей скажу. Когда?
Порохов взглянул на список плановых операций и дежурств, выделил несколько несложных и написал на небольшом листе даты и время:
– В любой из этих дней. За полчаса до начала пусть ко мне подойдёт. Зовут её как?
– Лиля. Лилия Поплавская, – мама Ина довольно улыбнулась и встала. – Спасибо, Андрей! Если что надо будет – ты только скажи.
– Сначала всё-таки надо, чтобы она себя проявила, а то вдруг я окажусь злыднем и откажусь?
Наина рассмеялась, а Порохов глянул на часы: ещё десять минут и можно выезжать.
После ухода главной медсестры он выключил компьютер, прошёлся по кабинету, а потом собрал рюкзак, который в последнее время таскал с собой, и пошёл на первый этаж, в гардероб для сотрудников.
По пути привычно почистил Прилипал и впервые почувствовал, ощутил, как сила вернулась обратно.
* * *
Лазарь гулял по городу.
Гулял третий день, прерываясь на отдых в съёмной квартире – он съехал с отеля – и изредка оставаясь наедине с собой в каком-нибудь укромном парке.
Холод его не беспокоил, и февральские морозы, ударившие, как обещалось в прогнозах, и загнавшие по домам и торговым центрам многих праздно шатающихся, – тоже.
Лазарь любил холод. Лазарь любил жару.
Для него не существовало плохой погоды – ему всегда невероятным образом было комфортно. Разумеется, когда-то давно, когда он ещё умел бояться, он испытывал раздражение от промозглого ветра, от пота при палящем солнце, но это время прошло, и Лазарь не мог не порадоваться, что больше не зависит от причуд окружающего мира.
Иногда он подозревал, что умер тогда.
Но сердце билось, кровь из раны текла, он дышал, пил, ел, после выпитое и съеденное просилось наружу естественным способом, и тогда оказывалось, что он всё-таки жив.
В этом сквере Лазарь сидел на лавочке и рассматривал многочисленных прохожих: час пик, люди бегут с работы по домам, в темноте под фонарями можно выхватить лица, и они тут же исчезают в темноте.
А мужчина искал замену Лизоньке.
Новость про её самоубийство он нашёл не сразу, но нашёл. И крепко задумался: она не казалась той, кто решился бы убить себя. Для этого нужна сила воли, а Лизонька была очень слабохарактерной и ведомой.
Но выяснить обстоятельства её смерти Лазарь никак не мог – он предпочитал не привлекать внимания к своей персоне и порадовался, что с ним больше нет того телефона и той сим-карты, с которой он общался с девушкой.
Мужчина прикрыл глаза, подавив волну дрожи, которая накрыла его: значит, голод близко. Настолько близко, что ему определённо нужно поторопиться с поиском кого-то…
– Ох! – невысокая, симпатичная девушка поскользнулась и упала бы, если бы Лазарь не поймал её в последний момент и не помог встать на ноги. – Спасибо!
Он улыбнулся, оглядывая девушку и почувствовал удивительное единение душ.
– Пожалуйста, будьте аккуратны.
Высокий, статный, обаятельный – Лазарь всегда знал, как очаровать кого угодно, – и потому он чуть склонился к собеседнице и проникновенно спросил:
– Позволите вас проводить? В парке очень скользко.
Она чуть смутилась, даже в свете фонарей мужчина заметил скользнувший по щекам румянец, и несмело кивнула:
– Да, если вам это по пути…
– Ян, – он галантно предложил ей руку, и она несмело улыбнулась в ответ:
– Красивое имя. А я Эля… Элла, но меня все зовут Эля.
Снег падал и искрился в свете фонарей, а Лазарь, идя по улице думал, что Судьба благосклонна к нему.
Эля.
Элечка.
* * *
Ларнис сидел в ресторане и болтал соломинкой в своём коктейле, разглядывая Нику. Коктейль был безалкогольный, лёд ещё не успел растаять и потому весело булькал в высоком стакане, а девушка, нахмурившись, что-то читала в телефоне, потом быстро писала.
Веронику Андрей встретил несколько месяцев назад в своей же больнице, когда та рассказывала об увиденных Прилипалах кому-то в палате (Сирена не запоминал, кто там был). Потом рыжую улыбчивую девушку восемнадцати лет навестил вездесущий Чёрный, рассказал, что она – Зрячая, и заодно сделал Порохова её тренером, когда Ника приняла решение бороться с Сущностями.
Самому Ларнису Ника нравилась: яркая, живая, очень старательная, перспективная артистка, на своём человеческом уровне, конечно. Сирена взял её во вновь созданную труппу и пока ни разу не пожалел. Вероника бросила учёбу в университете, куда её заставила поступить мать, нашла подработку, готовилась поступать этим летом в театральный и при этом ещё успевала и в библиотеке учиться, выполняя задания Андрея, и мотаться на репетиции к Ларнису.
Сейчас она была расстроена, и Ларнис загадал: если в течение пары минут не придёт Андрей, то он всё-таки спросит у девушки, в чём дело.
– Привет!
Андрей появился на шестьдесят пятой секунде, повесил куртку на вешалку и сел за стол. Тепло улыбнулся Сирене и Нике, девушка робко улыбнулась в ответ, и Ларнис едва успел скрыть смешок. Они с Андреем так и не поняли, чьё внимание Ника ревнует сильнее: Порохова или Сирены.
– Как сутки?
– Никто не умер, и это уже победа, – Андрей взял меню, внимательно изучая, потом сделал выбор, дождался официанта, заказал и посмотрел на собеседников. – А у вас как?
– Потихоньку, – Ларнис закончил играть с коктейлем и решил, что его можно уже пить. – Я сегодня придумал концепцию концерта, в апреле буду стартовать с ним. Обкатаем тут, в Москве, а потом на гастроли.
Порохов кивнул:
– Это очень хорошо, нагло буду надеяться на контрамарку. Или как там она называется?
– Все свои будут с приглашениями, – лукаво посмотрел на Андрея Ларнис. Сирена вообще чувствовал себя постепенно оживающим, после долгих лет закрытости ото всех, кроме подобных ему существ. Но их было слишком мало, и они были слишком… заняты, чтобы быть с ними часто. И так, как того иногда хотелось.
– Ловлю на слове! А для Зрячих версия будет?
– Обойдутся, не в этот раз.
Андрей хмыкнул и посмотрел на Нику:
– Что у тебя случилось?
Девушка вздрогнула: она снова ушла с головой в телефон, и вопрос застал её врасплох.
– Я… Ругаюсь.
– С кем? – Ларнис решил, что теперь ему можно удовлетворить своё любопытство.
– Да тут из бывшей группы в универе написали, там у препода дочка самоубилась, ему все скидываются, меня звали поучаствовать. А у меня денег лишних нет, ну и я уже отчислилась, да и…
– А давно самоубилась? – подобрался Андрей, и Ларнис прямо увидел, как тот, словно охотничий пёс, втягивает носом воздух в поисках следа.
– Да вот на днях. Таблеток наелась или ещё что. А я… Ой. Это ж не та, что рядом с Ларнисом жила?
– А вот не знаю. Я не верю в такие совпадения, но чего только не бывает… – Андрей кивнул на телефон Ники. – Есть фото?
– Сейчас найду. Или имя хотя бы…
– Как зовут препода? – уточнил Ларнис.
– Его? А, сейчас, Сергей Ефимович. Болотов, кажется.
– Она, скорее всего, – Андрей помолчал, пока официант расставлял заказанное Никой и Ларнисом на столе, и покачал головой, – но что это нам даёт? Скорее всего, от него мы не получим ничего, что не сможет добыть Игорь.
– Ника сходит на похороны. Когда они?
– Завтра, – тихо пискнула девушка, понимая, что, кажется, в неё прилетело заданием.
– Вот завтра и пойдёшь. Я тебе дам конверт с деньгами, а ты заодно посмотришь, будут ли на ней Прилипалы, и проверишь, нет ли ещё на ком-то такого эффекта, – решил Ларнис, опережая Андрея. Порохов тихо фыркнул:
– И нечего читать мои мысли.
– А я ещё не научился, – Сирена, не сдержавшись, снова улыбнулся, и вся серьёзность слетела с него, подобно шелухе.
– Боюсь думать, что будет, когда научишься.
– Гарантирую: это будет весело.
Ника, которая снова что-то набирала в телефоне, хмыкнула:
– В общем, я напросилась прийти завтра на похороны от группы. Сказала, что деньги наличными есть, потому сама и передам. Так, а что именно надо смотреть с Прилипалами?
Андрей, дождавшись своего заказа, вздохнул и быстро рассказал всё, что они успели узнать о странном самоубийстве Елизаветы. Ларнис в это время размышлял, из-под полуопущенных ресниц разглядывая хирурга.
Кажется, придётся действительно сходить к соплеменникам и там поспрашивать, не встречал ли кто-то такой эффект?
И если не встречал, то… Что это может значить?
Ника проводила долгим взглядом уезжающую машину, в которой остались Андрей и Ларнис, и тихонько вздохнула.
Снова пошёл снег: крупный, липучий. Он создал вокруг Ники ощущение метели, потому что небо потемнело, надвинулось, высыпало из себя снежинки. Девушка быстро забежала в подъезд, не стала дожидаться лифта, бегом поднявшись на шестой этаж простой панельной девятиэтажки, и уже у самой двери достала ключи. Мельком глянула на время: половина пятого, значит, мама точно на работе.
Ника открыла двери, разулась и аккуратно повесила пуховик на крючок в прихожей. Вздохнула теперь более громко, разглядывая привычную с детства маленькую двушку: обои давно пора менять, линолеум на полу волнуется уже слишком сильно, потолок… После того, как их залила сумасшедшая тётка сверху, потолок тоже не радовал. Мебель обновить бы: она, конечно, крепкая, советская ещё, но настолько облупленная…
Приводить сюда друзей Нике было стыдно. Но она прекрасно понимала, что мать делает всё возможное, чтобы им жилось нормально, и не злилась на неё. Разве что иногда, когда мама пыталась диктовать, как Нике жить.
И теперь, приняв много важных решений в своей жизни, Ника была намерена научиться всему, до чего дотянется, и заработать сначала на ремонт, а потом…
Впрочем, так далеко девушка не заглядывала.
Настроение, испорченное спорами с бывшими однокурсниками, никак не хотело подниматься. Девушка прошла на кухню, посмотрела на хмурое небо за окном, заволакивающее пространство снегом, щёлкнула выключателем, и яркий свет от лампочки немного разогнал зимние сумерки. Чайник послушно заворчал, грея воду, Ника достала чашку из шкафа (мама всегда убирала все чашки со стола), кинула в неё пакетик, подумав, сыпанула сахара и села дожидаться кипятка. Золотистая скатерть неожиданно напомнила уехавшего Ларниса, и Ника, против воли, смутилась. Сама себе, своим мыслям о нём, своим… мечтам?
Конечно, нет ничего необычного в том, чтобы влюбляться в звёзд. Нет ничего необычного в том, чтобы за ними следить, хранить фото, искать возможности встретиться… Но девушка никогда не относила себя к чьим бы то ни было фанатам, благополучно миновала возможные тусовки и клубы по интересам, не упав ни в какое из поклонений до той самой поездки в Париж. Мама два года на неё копила, ничего не говоря Нике, а потом устроила сюрприз на осенние каникулы. И пять лет назад Ника побывала на концерте певца, который официально был и не сильно-то известен: Сирена. Ещё упиралась, помнится, хотела пойти погулять по вечернему городу, вместо сидения на концерте. И билеты они получили случайно: выиграв в ресторане…
А оказалось, что из Парижа она привезла только одно воспоминание: невысокая фигура певца в белом и золотом и невероятный, мощный, красивый голос. Песни были незнакомые, часть текста на английском она даже худо-бедно понимала, но это было не главное.
Она сделала фотографию сцены на простенький фотоаппарат, который они взяли с собой, потом распечатала это фото и хранила в шкатулке с самыми дорогими сердцу вещами. Всемогущий интернет подкинул ещё записи концертов, множество хороших чётких фотографий этого загадочного певца, и Ника, повинуясь желанию быть хотя бы на полшага ближе к Сирене, пошла в театральную студию при школе. Сама личность Сирены при этом оказалась тайной, которую интернет не был способен открыть девушке: как его зовут, где живёт, когда у него день рождения? Множество вопросов и минимум ответов.
Человек-загадка.
Чайник щёлкнул, Ника оглянулась на него и решила, что чай подождёт. Ей хотелось движения и… развеяться. Как всегда, при мысли о Ларнисе (теперь-то она знала, как его зовут и многое другое). Она переоделась в спортивный костюм, обула кроссовки (на снегу в них даже сложнее бегать, но… это тоже считалось тренировкой), натянула шапочку на пышные рыжие волосы и вернулась в снегопад.
Хорошо, что неподалёку был сквер, и можно было бегать там.
Свежий снег приминался под ногами, привычные дорожки среди оголённых стволов деревьев помогали успокоиться и начать думать, что же делать дальше? Сегодня ей ещё предстояло сесть за повторение школьной программы – в театральный нужно было принести результаты сданных экзаменов, желательно свежих.
А вот актёрское мастерство и прочее…
При мысли о Ларнисе Ника едва не сбилась с бега, но потом заставила себя сосредоточиться на движении, пришла в себя и снова подумала о Сирене. Встреча с ним – её кумиром, которого она обожала несколько лет, – была судьбоносной во всех смыслах. Если бы не Ларнис, она бы не решилась бросить свой экономический факультет посреди года и теперь готовиться к поступлению в другой ВУЗ под его руководством. И певец с золотыми волосами и невероятного медового цвета глазами оказался таким тёплым, искренним, добрым, что Ника иногда задавалась вопросом: не спустился ли Сирена откуда-то с небес? Девушка к вере относилась очень отдалённо, но рядом с поистине неземным Ларнисом была готова поверить во всё, что угодно.
На третьем круге у Ники настойчиво завибрировал браслет, считающий шаги, она покосилась на него и увидела, что звонит мама. Пришлось достать телефон из внутреннего кармана и ответить.
– Вера, ты уже дома?
– В парке гуляю, – Нику до сих пор приводило в восторг то, что она могла быстро успокоить дыхание после бега, да и стала куда более выносливой.
– Купишь хлеба и молока?
– Да, хорошо, – Ника порадовалась, что взяла с собой телефон, и можно было оплатить покупки с него. – У тебя всё хорошо? Очень расстроенный голос.
– Дома расскажу, – суховато и неловко ответила мама и закончила звонок.
Девушка несколько секунд смотрела на замолчавший телефон и хмурилась: кажется, день не думал выравниваться. Она убрала гаджет обратно во внутренний карман и снова побежала. Теперь быстрее, сильнее и попутно очищая от Прилипал всех прохожих. Едва не поскользнулась, но выровнялась и ускорилась. Вот до той статуи добежать и…
Ника остановилась на полпути, потому что увидела странное: высокий, очень высокий плечистый мужчина вёл под руку девушку куда-то к выходу из сквера. Странным было не это, а то, что с людей, проходивших мимо этой пары, куда-то исчезали Прилипалы. Но никто точно не был Зрячим – привычной силы Ника не чувствовала, а она за три месяца отлично научилась её ощущать.
Побежать и догнать? Проследить?
С такого расстояния она не видела ни его, ни её лица, и уж тем более не могла понять, от кого из двоих бегут Прилипалы. Девушка подобралась, и тут её что-то жёстко ударило по икрам: она не удержалась, падая на дорожку и спешно оглядываясь.
Ребёнок на пластиковом снегоходе, пытаясь начать плакать, смотрел на неё в ответ. Ника, морщась, встала, и тут подскочила встревоженная бабушка ребёнка:
– Димочка, ну я ж говорила, не надо с горки в людей кататься… Вы не ушиблись, всё в порядке?
Ника улыбнулась через силу – колени болели после жёсткого приземления – и покачала головой:
– Всё в порядке.
Ей надо догнать эту странную парочку!
Девушка снова сказала, что всё хорошо, и пошла, сначала медленно, а потом быстрее к выходу из сквера. Затем, почувствовав, что нога стала болеть меньше, побежала мелкой трусцой, но, когда она добралась до широкой улицы, высокого мужчины и его спутницы нигде не было видно.
Ника досадливо закусила нижнюю губу и пошла в магазин.
Вечером, за ужином, который Ника разогрела для себя и мамы, та сообщила, что её увольняют.
«Плакал наш ремонт», – было первое, о чём подумала Ника, тут же запретив себе плакать вместе с ним от досады.
Она справится.
* * *
Зрячие привычно расположились в гостиной Игоря. Вернувшаяся из командировки Леона привезла целую корзину свежих фруктов откуда-то с юга. Фрукты отлично дополнили атмосферу, и Зрячие начали разговор с улыбками.
Впрочем, достаточно быстро посерьёзнели: Игорь достал ноутбук и покосился на сидящего рядом Инея, тихо сказав:
– Если что-то не поймёшь, я переведу.
Тот кивнул в ответ. Он забрался в широкое кресло с ногами и внимательно смотрел на всех, держа в руках персональный подарок от Леоны – что-то в тканевом мешочке.
Андрей хотел уточнить у Князева, зачем здесь ребёнок, который даже не является Зрячим на данный момент, но решил оставить вопросы на потом.
Если, конечно, Игорь сам не объяснит.
– Итак, что у нас есть по Болотовой на данный момент. Двадцать один год, училась на культуролога в крупном хорошем университете, отец – преподаватель. Елизавета Сергеевна нигде не работала, деньги ей давали родители: и оплачивали комнату в квартире, где Елизавета жила с друзьями, и выделяли приличную сумму на еду и прочие девичьи радости. По друзьям у нас есть следующее: она сама была не очень общительной, достаточно тихой, со своими проблемами и комплексами, о которых, впрочем, почти никому ничего не рассказывала. В соцсетях мы нашли три её аккаунта, один из которых совершенно заброшенный, второй официальный, если можно так выразиться, а третий – фиктивный, но она от него была в сети большую часть времени, – Игорь посмотрел на Инея. – Я не слишком быстро говорю?
– Нет, я… чувствую, о чём речь.
– Хорошо. Итак, мои ребята прочитали переписки и только в одном из диалогов нашли любопытное: она за шесть дней до смерти написала, что познакомилась с неким мужчиной, который «заставляет её сердце биться чаще», имени не называла, никаких других описаний нет. А дальше странное – за два дня до смерти она пишет другому собеседнику: «Мне страшно. Мне почему-то очень страшно. Особенно, когда его нет рядом». За час до возвращения домой, где она приняла огромную дозу лекарств, она написала тому же человеку: «Наверное, мне просто страшно жить. Я не хочу бояться!». При этом, соседи по квартире, они же друзья в реале, не в курсе этого мужчины и не слышали о нём. Я не знаю, что там у неё за знакомый, возможно, она наткнулась на Страшилу. Но это никак не сочетается с тем, что мы знаем о Сущностях: Страшила с Упырём питаются страхом жертвы, и тем самым жертва привлекает больше Прилипал. А тут совершенно противоположный эффект – Прилипалы вообще не трогали Елизавету, но ей было страшно. Я вижу в этом некий парадокс. Андрей, Ника, вроде, была на похоронах Болотовой вчера?
– Да, – Андрей кивнул, – она сказала, что Сущности вели себя как обычно, никаких похожих эффектов на похоронах она не заметила. Всё было в пределах нормы, и Прилипал в конце церемонии она уничтожила сама. Однако, накануне, в сквере недалеко от дома она встретила странную пару: очень высокого мужчину и девушку с ним. И вот от них Сущности пытались сбежать. Ника хотела догнать и рассмотреть, но в неё врезался ребёнок, и она упустила пару из виду. – Андрей достал телефон и протянул Игорю. На экране был небольшой участок карты с адресом.
– Они вышли из сквера с этого выхода… Отлично, поищем, проверим, – кивнул Князев, потом хмыкнул: – Я бы сказал «по наклону ваших голов», но скажу проще: по вашим вопрошающим взглядам я догадываюсь, что хотите спросить. И сразу отвечу: Иней здесь, потому что это его практика.
Ларнис выгнул бровь:
– Он практикуется… в чём?
– В предсказаниях, – тихо ответил сам Иней, теребя в руках тканевый мешочек. – Я учусь у Гадалки, и Игорь предложил слушать ваши… раз-го-воры. Может быть, я смогу видеть будущее или что-то ещё.
Сирена присвистнул, потом посмотрел на Князева:
– Ну, правда, и чего бы не воспользоваться ситуацией и не посадить ребёнка слушать про убийства и убийц.
– Этот ребёнок повидал достаточно, чтобы не смущаться, – парировал Игорь. – Тебе что-то не нравится?
Иней встал, подошёл к Сирене и коснулся его руки ладонью:
– Всё в порядке. Я могу помочь, и я хочу помочь.
Ларнис вздохнул, но дальше спорить не стал.
Каин поманил мальчика к себе и усадил рядом, приобнимая за плечи. А тот чуть улыбнулся и немного расслабился. Рядом с Каином и Леоной он всегда ощущал себя маленьким, и это ему нравилось. Можно было вести себя как ребёнок, и никто его за это не ругал.
Игорь, правда, тоже не стал бы ругать (Иней это точно знал), но рядом с Игорем очень хотелось быть похожим на него самого: серьёзного и спокойного. А Каин сам был как большой мягкий кот и, наверное, на работе он был строгим, а в обычной жизни – улыбчивым и открытым. Чем и подкупал.
Андрей взял с низкого журнального столика дольку какого-то незнакомого белёсого фрукта и вздохнул:
– С Птичником ничего не получилось – трубку не берёт, двери не открывает. За дверями тихо.
– Неужели куда-то уехал? – удивилась Леона. – К нему вообще часто ездят?
Игорь нахмурился:
– Обычно раз в пару недель кто-то из моих ребят к нему приезжает, продукты привозит, – Князев не обратил внимания на удивлённый взгляд Леоны и Каина. – В последний раз они были десять дней назад, тогда всё было в порядке. Но к нему же ещё Зрячие иногда заглядывают и не только… Надо, наверное, съездить самим, проверить.
– Его там нет, – тихо-тихо сказал Иней. – Я вижу, что он убежал, а птиц взял с собой. Машина, и клетки в ней. Он сбежал от кого-то или чего-то, что его пугает в последние двадцать лет.
– Куда? – откровению подростка после слов Игоря о Гадалке никто не удивился.
– Он сам не знает, я видел только машину, птиц и дорогу. Далеко отсюда. Я чувствую.
– Хорошо, – Леона хмыкнула. – Значит, у него хотя бы всё в порядке, и он жив. А то я сначала подумала о самом худшем. Иней, кстати, ты стал гораздо лучше говорить по-русски.
Тот смущённо кивнул:
– Я стараюсь.
Маргарита, которая до того всё время молчала, потрепала голову добермана у себя на коленях и задумчиво спросила:
– А кто-нибудь знает, что вообще пугает Птичника?
Игорь кивнул:
– В общих чертах. Некая «Высшая Сущность», которую он однажды видел и чувствовал. Он был сильным Зрячим когда-то, у него было сложное расследование, он гонялся за двумя Маньяками, которые развивались параллельно друг другу. И в итоге, когда нашёл, одного убил, второй едва не убил его самого, и в этот момент появился кто-то, кого он ощутил, как Сущность невероятного уровня. И потерял сознание. Говорит, вокруг была кромешная тишина, и с тех пор он завёл толпу птиц и верит, что только они ограждают его от той самой «Высшей Сущности», которая иначе придёт и убьёт его.
– А кто-то ещё видел эту самую «Высшую»? – удивился Каин.
В последние месяцы он активно изучал русский и теперь намеренно просил говорить с ним только на этом языке, чтобы практиковаться.
– Никто.
– Не может вот этот вот наш странный человек быть тем самым? – предположила Леона.
– Сущности обычно не разбегаются в присутствии друг друга.
– Но этот «Высший», судя по тому, что Птичник остался жив, убил Маньяка. Может быть, он ими питается?
– Тогда это вполне совмещается с бегством Птичника, – подытожила Маргарита. – Он мог мельком ощутить в городе ту же силу и постараться оказаться как можно дальше.
– А остальные Сущности избегают его инстинктивно? Даже если он не пытается их тронуть? – уточнил Андрей, потом сам же себе ответил: – Не сходится. Ника бы почувствовала Сущность в той паре, а она восприняла их обоих людьми.
– Мы не знаем, что могут Сущности выше пятой, об этом просто не написано. Но чем выше категория, тем больше они визуально походят на людей. – возразил Игорь.
– То есть, версия с некой Высшей Сущностью у нас пока становится рабочей? – Леона посмотрела на Князева.
– Думаю, что её нельзя сбрасывать со счетов, но я бы не ставил всё на этот вариант.
– Потому что, если бы это было её нормальное свойство, мы бы давно заметили, – согласился с ним Каин, – а это нигде не описано, и никто о таком не слышал. Я не думаю, что этот гипотетический Высший все эти несколько десятков лет скрывался от Зрячих.
Князев хмыкнул:
– Именно. Итого, мы продолжаем наблюдение за городом, я ещё попросил всех знакомых Зрячих понаблюдать за Сущностями вокруг, если что – нам позвонят. Попробуем оперативно сесть на хвост. Камеры рядом со сквером я просмотрю, попробуем найти эту парочку – вместе и по-отдельности.
Как только рабочее совещание стало просто встречей, обстановка в гостиной снова потеплела: Каин тихонько стал выспрашивать у Инея про учёбу, Игорь ушёл на кухню (послышался звук включённого чайника), Леона подсела к Маргарите, показывая фото ей на телефоне, а Ларнис переместился поближе к Андрею:
– У тебя на завтра какие планы?
Порохов достал телефон, посмотрел в календарь – теперь операций и смен в больнице у него было больше, чем раньше, и требовалось свериться:
– Я с восьми до семнадцати на работе, а дальше совершенно свободен. Что планируем?
Ларнис тихо, на самое ухо Андрею ответил:
– Хочу встретиться с одним из… Наших. Хочешь со мной?
Андрей неверяще посмотрел в глаза Сирены и хмыкнул:
– Ты ещё спрашиваешь?!
– Вот и отлично! Заеду к тебе в больницу, и пойдём.
Андрей улыбнулся и встал: Игорь из кухни-столовой позвал всех ужинать. И по запаху Порохов понимал: готовила, скорее всего, Маргарита. Его мама. Пожалуй, то, что он снова не один в своей семье, его радовало.
* * *
Эля оказалась нежной и отзывчивой, очень доброй и какой-то уютной. Лазарь был от неё в восторге после ужина в небольшом ресторанчике (ему понравился её взгляд, когда она увидела счёт), проводил до такси и остался стоять на улице.
Снег перестал идти, теперь по дорогам ехали громкие снегоуборочные машины, а Лазарь, задумчиво вертя в руках новый телефон, боролся с мелкой дрожью голода.
За ужином он сумел протянуть тонкие ниточки к сердцу Эли, но у него практически не оставалось времени, чтобы полноценно сделать всё, что накормит его. Но если ему не удастся решить эту проблему в течение недели, то он не знает, что произойдёт. Он ещё ни разу не оставался без удовлетворения того чувства голода, что всё сильнее накрывало его с каждым днём.
Возможно, он умрёт.
Умирать Лазарь не хотел.
Дорога до квартиры заняла сорок минут бодрым шагом. Лазарь по пути ощущал, что иногда ему удаётся чуть-чуть утолить голод, но от чего это зависело – он никак не мог понять. Ни сейчас, ни всё то время, что голод его преследовал. Это было как вспышки, беспорядочные и ни с чем не связанные, и Лазарь просто смирился с тем, что сытым его могут сделать только другие люди.
Только их нужно правильно подготовить.
Он посмотрел на трекер такси, убедился, что Элечка доехала домой, и послал ей сообщение с благодарностью за встречу и ужин. Обычно он так не делал, он не оставлял следов, но…
Сейчас приходилось спешить, и он рискнул. В крайнем случае… В крайнем случае, от полиции он уйдёт.
В квартире было тихо, пусто, умиротворяюще темно. Лазарь не стал включать свет, скинул пальто и обувь и, как был, в верхней одежде, повалился на широкую двуспальную постель. Болтовня простенькой и искренней девушки его порядком утомила, и он хотел спать.
Телефон засветился, и Лазарь, вытянув руку, позвал его. Получалось не всегда, но иногда предметы подчинялись. Обычно, когда он был совершенно сыт.
Мужчина, увидев, что в этот раз телефон упрямится, сам подвинулся влево и схватил несговорчивый аппарат. Посмотрел на ответ девушки и коротко хищно улыбнулся: он очень любил, когда девушки отвечали на его вопрос именно так.
