Ортон мучился, глядя на них. В конце концов, он не выдержал и направился в лес. Над головой сомкнулся над головой зелёным пологом. Гибкая ветка ивы шлёпнула по лицу, словно укоряя за спешку. Птичьи голоса стихли, лишь где-то вдали хрипуче продолжала старчески каркать ворона.
Он добрался до далёкой, одному ему известной прогалины. На ней рос высокий кряжистый вяз, раскинувший шатром свою крону, он словно бы стыдился стоявшей неподалёку старой осины, которая выглядела древесной старухой, доживающей последние дни. Мохнатые серёжки свисали серыми пуховыми червячками. Ветерок шаловливо трепал её листья, не решаясь тронуть вяз.
Ортон относился к осине уважительно, ибо внутри этого дерева имелось дупло, которое он замаскировал корой и ветвями. Достал из тайника спрятанное там оружие и плащ леопарда. Зиму назад этот хищник, пристрастившийся к человеческому мясу, буквально терроризировал окрестности. Ортон выследил и убил его…
Оставив старую одежду в дупле осины, облачился в плащ, он вооружился копьём и слегка искривлённым ножом, сделанным из рога тура. С ними двинулся в путь.
К вечеру остались позади лес, степь, но дичь не попадалась. Солнце осторожно коснулось самых высоких вершин деревьев на далёком горизонте, замерло, словно задумавшись или засомневавшись: нужно ли спешить на покой? И только набравшись смелости, продолжило путь. Ортон стал искать место для ночлега…
На следующий день он наткнулся на одинокого зубра, чью шкуру усеяли многочисленные раны и шрамы, следы былых сражений, из которых он обычно выходил с честью.
Ортон с сожалением оглядел своё оружие: оно было слишком ничтожным против такого великана, но возвращаться без добычи он не хотел. Против этого протестовала каждая клеточка его тела. Вспомнил страдающих детей (многие уже умерли, или умрут ещё до его возвращения!) и решительным шагом направился к быку.
Зубр, заметив человека, недоумённо повёл головой, пригляделся, начав взрывать землю копытами. Он находился в самом расцвете сил и давно не имел равных себе противников. Потому никого и нечего не боялся. Взревел и понёсся на врага. Живая гора огромных мускулов, грозных рогов и могучих копыт просто ужасала…
В самый последний момент Ортон отпрянул в сторону и ухватился за великолепные рога животного. Пробежав по инерции с десяток метров и протащив человека, зверь остановился и принялся мотать головой, желая сбросить врага наземь и растоптать его. Но все попытки быка оказались тщетными: сила противника на сей раз не уступала его собственной.
Ортон упёрся ногами в землю, будто врастая в неё, и ожесточённо сопротивлялся всем смертоносным движениям рогатой головы. Крупные капли пота оросили его лицо. Несмотря на все усилия, преодолеть мощь животного ему не удавалось. Внутри родилось отчаяние. Перед его мысленным взором пронеслись личики голодающих детей… Нет, он должен вернуться с добычей!
Эта бесповоротная решимость родила силу. Зубр тревожно замычал, ощутив перемену в противнике и предвидя свой трагический конец. Он хотел всегда пастись на свежей траве, встречать восходы солнца у водопоя, сражаться из-за самок с себе подобными… Напряг все оставшиеся силы, но сверхъестественное напряжение вздувшихся мышц человека уже одолевало его. Треснул шейный позвонок свёрнутой набок головы быка и вслед за ним прозвучал предсмертный рёв животного.
Ортон отпрыгнул в сторону и повалился на траву. Совершённое усилие полностью опустошило его, он долго лежал на земле, глядя в небо на проплывающие облака и чему-то счастливо улыбался…
Затем был долгий и неимоверно трудный путь назад к родному племени. Ортон нёс тушу на себе, лишь временами делая передышки. Каждый раз он боялся, что не сможет заставить себя вновь взвалить на спину зубра, но раз за разом делал это, вспоминая умирающих детей. Двигался в каком-то трансе, шумно дыша. Каждый шаг ему казался последним, каждую минуту ему хотелось сбросить с себя непосильную ношу даже для десятка взрослых мужчин и повалиться на землю. Но он шёл и шёл, с трудом переставляя чуть ли не гнущиеся под неимоверной тяжестью ноги. Липкий пот покрывал тело, в жилах гулко пульсировала кровь, скрипели в постоянно напряжении зубы.
Неподалёку от стойбища проходила гряда скал. С них Ортон и сбросил свою добычу. Он знал, что его соплеменники ежедневно бывают здесь, зубру не придется лежать долго…
Так и случилось. Обнаружившие тушу охотники решили, что неосторожное животное поскользнулось на тропе и, упав вниз на камни, свернуло себе шею. Никто не заподозрил истины, неописуемая радость застила глаза…
Ликующие люди принялись разделывать добычу…
А в это время Ортон лежал в хижине в своём обычном облачении калеки, метаясь в бреду: его бросало то в жар, то в холод. Нечеловеческое напряжение последних дней не прошло для него бесследно. Тело Ортона то окаменевало, то начинало биться в судорожных конвульсиях, немыслимо изгибаясь. Он даже не мог сходить напиться, просто не находил сил, а позаботиться о нём было некому. Зловонный запах полусгнивших шкур душил его, вызывал тошноту…
Лишь на следующий день он сумел кое-как доплестись до реки, а возвращаясь повстречал охотников. Лица их сияли – они несли убитого оленя.
«Теперь дети не останутся без еды», – с удовлетворением подумал Ортон.
На поляне, где делили добычу, собралось всё племя. Слышались шутки, смех. Молодёжь и дети играли, забавлялись. Женщины чинили одежду. Ароматный запах жареного мяса оживил самых угрюмых. Ближе других подобрали к костру ребятишки. Они с вожделением поглядывали на плескавшееся пламя под освежёванной тушей и время от времени облизывали губы, предвкушая скорое пиршество.
Делёж жареного мяса уже заканчивался, когда подошёл Ортон. Он тяжело дышал, ещё не оправившись от болезни, ощущая сильную слабость, поэтому опирался на палку по-настоящему, а не как обычно для видимости. Один из мальчишек прицепил ему сзади длинную ветку, словно хвост, вызвав улыбки на лицах окружающих.
Широкоплечий силач Тлан ударом ноги вышиб палку из рук Ортона и тот повалился на землю. Его падение сопровождалось дружным смехом всех собравшихся. Особенно веселился сам Тлан, сочтя свою выходку очень остроумной: он упал на землю и визжал от восторга, обхватив живот руками.
Неудержимый приступ гнева захлестнул сознание Ортона, его глаза загорелись яростью и гневом. Даже в вот таком своём болезненном состоянии он мог изувечить или даже убить обидчика одним ударом…
Смех стих, страх сковал Тлана, но Ортон уже справился с собой. Он униженно согнулся, поднял палку и заковылял прочь. Смущённые чем-то непонятным в его поведении люди возмутились: палки, камни, головни, всякий мусор полетел ему вслед.