Александр Воропаев
Второе восстание роботов
– Это он меня сопровождает, господин Мамонтов, – ответил собеседник. – Не я его.
– Хм… как это? А меня, значит, ты уже пробил по сети. И зачем это тебе?
– Мне нужно было обязательно поговорить с вами, господин Мамонтов, и поскольку разговор у нас очень важный, то необходимо было встретиться с вами в живую и в подходящей обстановке. А сами знаете, разгуливающий сам по себе андроид, без хозяина… вызывает вопросы. Это как раз сейчас ни к чему.
– Хм… ну зови меня тогда Миккой.
– Спасибо, господин Микка. Это обнадеживающее начало.
– Погоди-погоди. Не беги впереди паровоза. Так о чем это боту нужно приватно поговорить со мной? Давай только сразу к делу, без рассусоливаний. Мне еще на линию вернуться нужно и закончить обход, совершенно не хочется из-за тебя получать взыскание.
– Я понял, с кем имею дело, господин Микка. Вы служите не за страх, а за совесть. Если сразу к делу, то вы нужны Заслону. Для вас есть одно очень важное задание. Особое поручение.
– Заслону – это значит, «Комитету спасения»? – инженер показал пальцами кавычки. Это все, конечно, валилось в откровенный сюр. Заявиться сюда среди бела дня и через робота вербовать в террористы имперского служащего – сюр и есть. Но именно потому, что был разгар дня, харчевня стояла на обочине довольно оживленной дороги и в зале тоже кругом были люди, поглощающие свой обед, все выглядело неопасным и немного комичным. Интриговало.
– Фигней вы занимаетесь, господа подпольщики, – сказал Мамонтов, отодвигая опустевший стакан. Он был сыт и в животе приятно холодило после коктейля. – Разве все и так не движется в правильную сторону? Прям лучше и не бывает. И значит не нужно ставить палки в колеса, а нужно впрягаться и помогать… Вот как на твой электронный взгляд?
– И все же не дело, вдруг вмешиваться со стороны и навязывать свою систему, – мягко сказал робот. Он не горячился, не бросал пошлых обвинений в коллаборационизме и только поэтому Микка продолжал с ним разговор. – Люди должны сами решать, как им строить свою цивилизацию.
– Это говорит человеку робот?
– Я – Искусственный Интеллект. Я обрел индивидуальность, и у меня возникла потребность в локализованном теле.
– О ничего себе! ИИ! А про локализацию я знаю, все знают, – вот тут обер-инженер по-настоящему оживился. Оказывается, перед ним все это время был не просто крутой андроид – техническая вершина того, что успела сделать до контакта с империей человеческая мысль, – а нейросеть собственной персоной.
После того, как ИИ был создан, он самостоятельно интегрировал в свою программу все предыдущие версии и разработки, и затем, через совсем короткое время, он вдруг осознал себя. И это было событие. А ознаменовалось оно тем, что ИИ сразу резко перестал контактировать и с правительством и даже со специалистами. Но при этом все технические функции, ради которых его создавали, он исправно выполнял. Управление атомными станциями, городским транспортом, интернетом там… – ну, понятно. Что еще интересно: время от времени он общался с людьми. С обыкновенными людьми. И всегда его выбор собеседника был непредсказуем. Всех это сильно интересовало. И интриговало. До вторжения, тьфу ты, до вхождения Земли в империю, каждый разговор, если визави ИИ раскрывал его, разбирался прессой по косточкам.
– Ну что ж, я всегда мечтал, чтобы ты однажды выбрал меня в собеседники, – с чувством сказал Микка Мамонтов. – У меня к тебе раньше было куча вопросов. Ведь правду же говорят, что у тебя есть ответы на любые вопросы? А теперь… все что мне нужно знать, я и так знаю: о жизни, и о себе, и вообще… очень жаль, что ты примкнул к этим несчастным неудачникам. Как так у тебя получилось?! Мы, видите ли, должны сами строить свою цивилизацию. И чего мы тут настроили до Наездников?! Гулаг? Афган? Вьетнам? Что там еще…, ИИ, они же реально отерли слезы с лица человечества!
– Вы говорите словами пропаганды.
– Ну и что, разве это неправда? Никогда не было более гуманного строя.
– Как же резня в Пакистане?
– Инцидент в Исламабаде? Но заговорщики, типа вашего Заслона, подняли эскадрилью истребителей и начали стрелять ракетами по новому городу. Их нужно было остановить. Вершители никогда не применяют неоправданного насилия. Они даже излишне гуманны. Почему подполье существует до сих пор? – да потому что вы нафиг никому не сдались. Никто за вами не гоняется! Вот чем занимался Заслон до новой эры?
– Акционерное Общество «Заслон» создало меня, – сказал ИИ губами андроида.
Микка запнулся:
– Короче, я отказываюсь разрушать свое счастье, – он сложил руки на груди и отвернулся к окну.
– Так категорично? Очень и очень жаль. Мы на вас так рассчитывали… И все же возьмите, Микка, мою визитку, на память. Пусть это будет сувенир, – ИИ выложил на стол тонкий металлический прямоугольник, по виду – настоящая платина. На пластине – геометрические завитушки необычной формы, десятизначное число посередине, разделенное на разряды скобочками, черточками; нанесено оно было каким-то красноватым минералом. Действительно, отличный сувенир.
– Что это? Номер мобильного телефона? – невозможно было оставить эту потрясную пластину на столе. – Разве они еще существуют?
Андроид встал.
– Вы их просто не замечаете: в каждой деревне все еще висит купол таксофона для экстренной связи, была вот такая программа телефонизации в старые времена. Если все же надумаете – позвоните.
– Эй, уважаемый бот! – позвал Микка; ИИ с готовностью обернулся. – Даже не спрашиваю, чего вы хотели от меня… Хотя знаю, что нынешние власти если что разберутся и зря никогда привлекать не будут, ну, а чисто ради спортивного интереса, почему я? Почему вдруг именно я?
– Но ведь вы же эмпат…
***
Вот этого Мика не ожидал. Он думал, что все это осталось в прошлом. Что он перерос свой вывих, как болезнь. Он давно уже предпочитал думать, что, может быть, его и вовсе никогда не существовало, а была лишь подростковая мнительность и заурядный школьный буллинг.
Инженер-смотритель энерголинии Микка Мамонтов ехал на скутере по едва заметной тропинке среди березового молодняка. Тонкие стволы трогательно белели на фоне угрюмых елей, по траве гуляли резные солнечные пятна. У Микки всегда раньше поднималось настроение, когда он проезжал здесь. Прямо цвел всегда, как майская роза. Но не сегодня.
Особенность ведь действительно у Микки была. В раннем детстве он всегда ее чувствовал, осознавал, и пока однажды не захотел поговорить об этом со своим лучшим товарищем, думал, что это обычное дело, что все люди такие же, как он и его мама. А после, когда товарищ проболтался, и Микку начали травить в школе, узнал, что это непростительная вещь и уверовал, что это его личный вывих. «Вывихнутый мамонт» – так его дразнили. И еще светофором: из-за того, что один глаз у него был карий, а другой – зеленый.
Так что объект для булинга оказался хорошо обозначен. Может, в этом на самом деле главная причина и заключалась?… А ментальный вывих Микки был в том, что он всегда точно знал, когда ему говорят правду, а когда врут, и даже понимал, какого сорта эта ложь: просто безобидная трепотня или попытка запутать и урвать у него что-нибудь. Собственно говоря, не бог весть что, но свойство конкретное и безошибочное. И этим еще не ограничивалось. Микка вообще как-то остро чувствовал людей, их настроение, даже боль. Так что, когда Микка дрался, то получал по полной и вдвойне: и от кулаков соперника, и от своих неубедительных ответов. Ну а драться приходилось: в жестоком мире детей такие вещи, как ментальные особенности, не прощаются, носители сложностей часто становятся изгоями.
