Александр Владимирович Хвостов
Я стала снова мамой! Из записок одинокой женщины
Как Маша познакомилась с Берестовыми? Как она говорила, ситуация была банальная: Маша не могла отпереть дверь в квартиру, вся измучилась, изругалась… Тут, Слава Богу, на лифте приехали двое из соседей – высокий, седовласый, но не старый мужчина, в синих джинсах и в светлой, клетчатой рубашке, и такая же высокая, рыженькая девушка, в пёстром платье и в красивых прямоугольных очках на носу. Увидев, что Маша мучается с дверью, мужчина предложил помощь – Маша не отказалась. Пока мужчина возился с замком, девушки разговорись.
– Тебя как зовут? – спросила девушка в платье. Маша ей представилась. – А меня Саша зовут, а это мой отец, Юрий Дмитриевич, – сказала девушка. – А ты в этой квартире живёшь?
– Да, я тут живу, – сказала Маша.
– А мы живём в квартире с боку, – сказала Саша. – Так что, если захочешь, приходи по-соседски!
– Спасибо, – сказала Маша. – И ты тоже приходи!
Тем временем подошли остальные члены семьи.
– А что здесь случилось? – спокойно спросила стройная, среднего роста, светло-рыжая женщина со слегка строгим лицом. Это была Наталья Владиславовна.
– Да вот, соседке помогаем домой попасть, – сказала Саша, указав на Машу. – А то замок не открывается.
– Ох, уж эти замки! – выпалила Наталья Владиславовна. – Руки бы оторвать тем, кто их делал. – Тут она вспомнила, что забыла представиться и, извинившись, поспешила сделать это. Маша представилась в ответ.
– А я Света, – сказала стоявшая рядом с матерью такого же среднего роста коротко стриженная брюнетка.
– Очень приятно, – ответила Маша. – А что, вы тоже мучаетесь с дверью?
– Да было одно время, – сказала Наталья Владиславовна. – А потом замок сменили и всё нормально стало.
Дверь наконец отперли!
– Большое вам спасибо! – сказала Маша.
– Да не за что, – с добродушной улыбкой ответил Юрий Дмитриевич. – А замочек лучше в ближайшее время сменить!
– Аванс получу и непременно сменю! – сказала Маша.
– Будет нужна помощь – заходи сюда! – сказала Саша, показывая на дверь сбоку. – Да и не за помощью тоже заходи – мне приятно было с тобой познакомиться.
– Нам тоже, – подхватили остальные члены семьи.
– Взаимно! – сказала Маша, и все разошлись по квартирам.
С тех пор, по словам Маши, не было дня, чтобы она не встречала Берестовых, не заговаривала с ними, не ходила с девочками куда-нибудь гулять в выходные, если те были свободны… В гости Маша тоже захаживала, но не сильно часто, чтобы не надоесть. Зато, если это случалось, Наталья Владиславовна всегда угощала её чаем с пирогом, и они о чём-нибудь мило беседовали. Однажды Наталья Владиславовна зашла к Маше сама также, по-соседски, и, по словам Маши, была слегка удивлена, что она живёт в квартире одна; но, услышав Машино объяснение этому, извинилась и почему-то попросила забыть о своём вопросе, как будто бы она спросила что-то неприятное, и разговор сменил направление. Маша говорила, что это был первый раз, когда она устыдилась своего сиротства, и потому неделю не появлялась у Берестовых: не хотела, чтобы её там принимали из жалости. Однако, Слава Богу, никто с ней впредь об этом не заговаривал и относились вполне деликатно. Слушая весь этот рассказ, я невольно сперва в мыслях, а после вслух задалась вопросом: если семья была такой хорошей – то что же с ней сталось? Оказалось, что и мать, и отца Берестовых убил один из учеников Юрия Дмитриевича. Это случилось прошедшей зимой. Юрий Дмитриевич был человек хотя и добрый, но принципиальный, и, если он считал, что ученик заслужил двойку, он её ставил и ничто его не могло умолить. И вот эта его позиция так достала одного неуча, что он решил поквитаться с Юрием Дмитриевичем за очередную пару, зарезав его вечером в подъезде ножом, а Наталью Владиславовну убив как свидетеля. Когда его судили, он даже не плакал – напротив, был весел, чувствовал себя героем…
Маша с девчонками, по её словам, были просто чёрными от горя. Ей казалось, что она вместе с ними осиротела второй раз, так как Маша обоих их родителей любила и уважала, как своих. И только то, что они в это время были вместе, поддерживали друг друга по мере сил, и уберегло каждую из них от петли, да и вообще помогло пережить всё это.
Рассказ Маши меня и радовал, и вызывал сострадание и уважение: я сострадала и самой Маше, которая пережила в столь нежном возрасте такую грязную историю с мужем своей первой работодательницы, и девочкам, потерявшим родителей; у меня вызвало уважение, что никто из подруг не бросили другую в тяжёлую минуту и помогали, чем могли, а главное, сумели не сломаться; ну, и порадовало, что мир всё-таки не без добрых людей! Да примет Господь души убитых супругов Берестовых за всё хорошее, что они успели сделать другим.
7
За время нашего с Машей путешествия у нас с ней было немало разных ситуаций и разговоров. Вот ещё один момент, ещё один вечер, о котором я хочу вам рассказать. Он мне запомнился и тем, что мы с Машей нагулялись от души, и тем, что в этот вечер, если можно так сказать, решились наши судьбы. Не знаю, зачем, но мне даже дата запомнилась: 31-е июля 2015 года.
Когда вечером мы вернулись в номер с экскурсии по городу, Маша тут же грохнулась на кровать, поскольку ноги её уже не носили. Меня мои ноги, кстати, тоже почти не носили. Да уж, походили мы тогда на славу! Однако никто из нас не пожалел об этой прогулке, так как было правда интересно. Нам рассказывали об истории города, показывали самые красивые его места… Помню, нам с Машей тогда больше всего понравились центральная площадь с фонтаном и парк культуры. Вот уж и впрямь красота! Особенно фонтан нам понравился: посреди огромной чаши стоял распустившийся бутон тюльпана, и из него по разным сторонам стремилась вверх вода, которая, достигая конечной точки, падала на дно этой чаши. После этой экскурсии мы с Машей, когда не жарко было, заходили и в парк, и на площадь гулять. Ну, вернёмся в номер! Хоть мы обе устали в хлам, но всё же время было ужинать. По крайней мере, я есть хотела точно. Маша тоже была бы не прочь покушать, но она была так вымотана, что отказалась идти со мной в буфет, и я пошла одна. Однако, поужинав сама, я принесла ужин и Маше в номер.
– Тётя Таня, милая, да не стоило так беспокоиться! – сказала Маша, увидев меня с подносом.
– Стоило, Маша! – уверенно говорю я. – Я не могу допустить, чтобы у меня ребёнок был голодным. – Честно говоря, я даже не поняла, как у меня эта фраза появилась. Что поделать! Бывших мам не бывает.
– Спасибо, тётя Таня, – сказала Маша, улыбнувшись, после чего приступила трапезе.
Я улыбнулась и, пожелав приятного аппетита, пошла на свою кровать. Сижу там, пытаясь читать, а сама думаю: «Не обиделась бы девчонка. Я хотя и по простоте душевной её ребёнком назвала, без злого умысла, пошутила, проще говоря, но чего не может быть!». Покончив с ужином, Маша вымыла посуду и отнесла всё в буфет. Когда она вернулась, я сидела на кровати и листала каналы телевизора.
– Можно с вами посидеть, тётя Таня? – спросила Маша, и я сказала «да». Через некоторое время я краем глаза заметила на лице светлую, но вместе с тем печальную улыбку.
– Что случилось, Маша? – спросила я, отвернувшись от телевизора.
– Да я вспомнила ваши слова про ребёнка, – ответила Маша.
– Маша, да я это сдуру ляпнула, в шутку, если хотите! – сказала ей я. – Вы извините меня, пожалуйста!
– Ну, почему сдуру? – возразила Маша. – Если честно, я бы была и рада побыть для кого-нибудь этим ребёнком, чтобы обо мне заботились, дарили любовь и ласку… Чтобы я была кому-то нужна. – Тут она не выдержала и, закрыв глаза ладонями, заплакала. – И я была бы рада, если б у меня была такая мать, как вы, – продолжала Маша, немного погодя. – Мать, к которой я могла прийти в любое время за советом или добрым словом; мать, с которой бы я делилась и радостью, и грустью; мать, которой бы я отдала всю себя, которую бы обнимала, целовала и которой говорила: «Я тебя люблю».
На последних словах у Маши в голосе снова появилась плачущая дрожь. Признаться, и у меня от этих слов к горлу подкатил ком – и я не могла что-либо ей ответить. Я обняла Машу, и мы обе заплакали. Если с Машей всё понятно, то я заплакала главным образом оттого, что вновь услышала слова, которых мне очень сильно не хватало всё это время.
– А знаешь, я не против! – сказала я, немного придя в себя. – У тебя будет мать, моя девочка! Самая настоящая и родная! В конце концов, если честно, и я тебя люблю.
– Вы серьёзно? – спросила Маша, тоже слегка успокоившись и вытирая слёзы (она даже не заметила, что я перешла на «ты»!).
– Абсолютно! – уверенно сказала я. – И ничего, что ты меня пока будешь звать тётей Таней; привыкнешь – назовёшь мамой. Или сделаешь это тогда, когда сама захочешь.
– Спасибо, тётя Таня, – сказала Маша, улыбаясь. – А можно мне вас поцеловать? Просто так, потому что вы человек добрый.
– Можно! – сказала я уже тоже веселее. – Только одна маленькая просьба: давай попробуем быть на «ты»!
– Хорошо! – сказала Маша.
Мы вновь обнялись и Маша как-то осторожно поцеловала мою щёку. Я ответила ей тем же, после чего мы просто сидели в обнимку, забыв уже и про телевизор.
– Я обещаю тебе, тётя Таня, что буду любить тебя и стараться не обижать, – сказала Маша, спустя некоторое время. – Ну, а если что-то не будет получаться – прости меня!
– Я тоже тебе обещаю, что буду любить тебя и не обижать, – ответила я и улыбнулась. Маша улыбнулась тоже.
– Знаешь, тёть Тань, – сказала Маша, немного погодя. – Иногда, получая письма от моих однокашников, которым посчастливилось попасть в семью, где они мне писали, как у них всё хорошо и прекрасно, я думала: «Господи, ну, почему моя жизнь так по-дурацки сложилась, что у меня на этой земле нет ни одной родной души?». Да, я тоже ждала, когда и меня возьмут в семью, и до последнего в это верила… Но, увы. Да, было очень горько и обидно… Но, познакомившись с тобой, пообщавшись, узнав тебя немного и в итоге полюбив, как доброго человека, я подумала, что жизнь моя, может быть, правильно сложилась, что боженька специально не посылал мне родителей, дабы я сама нашла родную душу и привязалась к ней.
– И этой душой оказалась я, – констатирую я.
– Получается так, – ответила Маша.
Мы сидели молча, обняв друг дружку. Нам было хорошо в этот момент, в этой тишине. Всё было сказано и добавить к этому было нечего да и незачем. В какой-то момент Маша зевнула.
– Спать хочешь? – спросила я.
– Очень, – ответила она.
– Ну, иди, прими душ, переоденься, а я тебе постель приготовлю, – сказала я.
Маша пошла в душ, а я за это время приготовила ей постель и переоделась в халат.
Маша вышла из душа, одетая в уже знакомую лёгкую пижаму с бабочками.
– Решила сегодня в пижаме спать? – спросила я.
– Да, – сказала Маша, юркнув под пододеяльник. – Сегодня вечер не такой жаркий, как это было в первые дни, – и поэтому нет надобности спать раздетой.
– Как хочешь! – сказала я и присела на краешек кровати.
– Ты что, тётя Таня? – спросила Маша удивлённо.
– Просто хочу поседеть с тобой ещё немного, – ответила я.
– Тётя Таня! – воскликнула Маша, смеясь. – Ты мне ещё сказку расскажи или колыбельную спой!
– Да легко! – невозмутимо ответила я.
И тут мне вспомнилась колыбельная, которую для нас с Аней придумала Вера и подарила нам на 8-е марта. Я пела эту песню Анютке всегда, даже когда она уже выросла, но в минуты плохого настроения эта песня была просто утешительной. Вот она:
Спи, моя дочурка,
На руках моих,
Ночь пришла на землю –
И весь мир затих.
И, тебя качая,
Девочку мою,
Я шепчу на ушко,
Что тебя люблю.
И пока с тобою
Будем мы всегда –
Ни почём нам станут
Горе и беда!
Спи, моя дочурка,
Глазки закрывай!
Я с тобой, родная!
Спи же, баю-бай!
– Какая хорошая песня, – сказала Маша, едва отзвучали последние слова. – Можно я тебя поцелую за неё?
– Пожалуйста! –сказала я и Маша, сев на кровать, обняла меня и как-то осторожно поцеловала меня в щёку. Я нежно, по-матерински поцеловала её в ответ, мы пожелали друг другу спокойной ночи и я пошла в душ. Когда я вышла – Маша уже спала. Я постояла возле её кровати, посмотрела на неё и подумала: «А, правда, она ещё ребёнок, добрый, милый и несчастный. Господи! Дай мне сил, чтобы дать этой девочке всю любовь, которую я имею». Постояв немного, я пошла в свою постель. И, лёжа там, я тихонько ещё раз всплакнула от счастья, что бог услышал меня и сделал так, чтобы я снова стала мамой.
***
Наступило утро. Солнце уже во всю освещало всё городское пространство, и хоть сейчас же лети к морю купаться и валяться на песке! Надо сказать, что я часов с четырёх лежала раскрытыми глазами: не спится – и хоть ты тресни! Чтобы не случилось такой неприятности, я тихонько встала с постели, взяла с моей тумбочки очки, блокнот и ручку, а после один из стульев и осторожно вышла на балкон, где, удобно устроившись, стала делать запись в моём дневнике.
Маша спит, как младенец – положила ладошки под щеку и сладко посапывает. Пусть поспит! Она вчера находилась от души, плюс ещё наш разговор, в котором было много чего сразу, добил её окончательно… Так что пусть поспит моя девочка!
Что я думаю о вчерашнем разговоре? Одно скажу честно и прямо: я не жалею ни о чём, что сказала Маше и сделала для неё, и обратно своих слов не заберу. Не важно, будет ли она звать меня матерью или нет, я всё равно не перестану её любить и приму с радостью в моём доме.
И я так же честно сейчас скажу, что мне будет глубоко всё равно и в эти моменты, и после, что обо мне подумают знакомые и незнакомые мне люди! Хотя есть один человек, чьё мнение мне бы было небезразлично и дорого.
Милая Анечка! Я знаю, что ты смотришь с неба на мамочку, видишь, как она купается в море, ходит в кино, в цирк, на концерты… и делает всё это с другой девочкой. Ты, наверно, думаешь, что я тебя забыла? Поверь, моя родная, мама тебя не забыла и не забудет никогда! Я очень тебя люблю, но мне плохо и тяжело сейчас, когда я совсем одна; и эта девочка тоже совсем одна – и ей тоже очень плохо. У тебя хоть я была, а у неё ни мамы, ни папы… Поверь мне, милая, это очень плохо и печально. Не обижайся, пожалуйста, на мамочку и не осуждай! Ведь ты всегда была доброй девочкой – и, я верю, что ты меня сможешь понять. Ну, вот и всё. Обещаю, когда приеду, так обязательно тебя проведаю. Не скучай!
– Тётя Таня, вы где?
Когда я вернулась в комнату, то увидела Машу с испуганным глазами: она просто потеряла меня.
– Я здесь, Машуля! – говорю я, таща за собой стул. – Доброе утро!
– Доброе утро, – ответила она. – Просыпаюсь – в комнате тишина; поворачиваюсь, смотрю по комнате – ни души и записки нет… Ну, и мне стало как-то страшновато.
– А я на балконе сидела и писала, – сказала я. – Что ты, что ты, моя ласточка! Как я тебя брошу одну?
– Спасибо вам большое, – сказала Маша. – Дай бог вам здоровья! Вы, правда, добрый человек.
– И тебе, моя милая, тоже большое спасибо за эти слова и также здоровья! – сказала я Маше, обнимая её. – А мы разве снова на «вы»?
– Ой, прости! – сказала Маша. – Я просто забыла, что мы со вчерашнего вечера на «ты». Я пока ещё не привыкла, что могу обращаться к тебе, как к матери.
– Ничего! – ответила я, улыбаясь и обнимая её снова.
– А можно попросить тебя поцеловать меня, как вчера? – спросила Маша меня.
– Конечно! – сказала я Маше и тут же оставила на её щеке нежный поцелуй. Маша робко поцеловала меня в ответ.
– Господи! Неужели от такой мелочи, как поцелуй, бывает так хорошо? – сказала Маша. На что я, слегка засмеявшись, ответила ей, что иногда бывает и так.
– Тётя Таня, а можно, когда мы обратно приедем, я тебя буду навещать? – спросила Маша.
– А почему нельзя! – сказала я удивлённо. – Я даже и рада буду.
И тут же, взяв с кровати блокнот, я написала мой адрес с телефоном и дала листок Маше. Она тоже написала свои контакты.
– Идём на пляж? – спросила я.
– Идём! – сказала Маша, и мы стали собираться.
Сидя на полотенцах и опершись руками назад, мы молча наслаждались теплом утреннего солнца и шумом моря, ровным и успокаивающим.
– Тётя Таня, а что ты писала в блокноте на балконе? – спросила Маша. – Если это не секрет…
– Да не секрет! – ответила я. – Я писала нечто вроде путевых заметок: описываю места, где мы с тобой были, впечатления от них и так далее. Зачем? Во-первых, мозг хорошо тренирует, воображение развивает, а, во-вторых, просто, для души. – Маша покачала головой. – А ещё я писала список, куда бы я хотела пойти и что купить.
– И куда бы ты хотела пойти? – спросила Маша.
– Да я бы хотела ещё раз в церковь сходить, – отвечаю я.
– Что, опять дочку видела во сне? – осторожно спросила Маша.
– Нет, я по своим вопросам, – сказала я. – А ещё я хотела купить сахару и чаю. А то, летя сюда, я даже походную кружку взяла, а ни кофе, ни чаю, ни сахару нет.
– А можно я куплю всё названное, пока ты будешь в церкви? – спросила Маша.
– Я буду тебе благодарна, – сказала я.
– А ещё я куплю нам с тобой тортик, – сказала Маша.
– Тортик? – удивилась я. – А по какому случаю?
– А у меня сегодня день рождения! – радостно объявила маша.
– Вот это номер! – сказала я, обалдев, – Поздравляю! – За поздравлением мгновенно последовал мой поцелуй. Сказав спасибо, Маша поцеловала меня в ответ.
– Хорошо, купи и торт! – согласилась я. Хотела ещё что-то сказать – да услышала всплеск воды и обернулась. – Машка, смотри – дельфины!
И, правда, в море проплывали дельфины! Мы с Машей смотрели на них, разинув рты. Как они были грациозны, когда выныривали из воды ныряли обратно! Это было нечто. И ведь плыли довольно близко, будто специально, чтобы их увидели.
