Александр Витальевич Протасов
Судьба души. Сказания душ. Книга вторая

– Я понял, – сказал он тихо. – Но почему его просто не убить?

Гай искоса взглянул на кельта.

– Вот ты вроде служишь у меня уже много лет, а так и не понял всего. Убить проще простого. Нужно чтобы дошёл смысл. Моя дочь должна понять, что её своенравность и самоуверенность не принесут ей ничего хорошего.

Герхольд молча кивнул, соглашаясь с словами Наместника.

– Всё устрою завтра, на играх, – он развернулся и направился в свою комнату.

Спал он плохо, ему снились кошмары, и впервые за долгие годы он увидел во сне Коловрата. Тот стоял по колено в крови и что-то говорил ему, но слов Герхольд разобрать не смог, и подойти к другу тоже не сумел. От этого сна он подскочил как ошпаренный. Потряс головой и уселся на кровати, вытирая лицо руками.

– Плохой сон? – Услышал он нежный женский голос. От неожиданности Герхольд в одно мгновение соскочил с кровати и, выхватив свой меч, уставился на освещённый странным светом угол своей комнаты.

В углу прямо на полу сидела незнакомая ему женщина. Она была привлекательна. Длинные светлые волосы ниспадали практически до поясницы, стройное точёное тело, великолепная грудь и бездонные светлые глаза. Таких Герхольду раньше не приходилось видеть. Он смотрел в них как заворожённый, не в силах оторвать взгляда. Женщина была одета очень легко и была боса. На ней было совершенно белое длинное платье и, присмотревшись, Герхольд понял, что свечение окружающее женщину исходит именно от платья, настолько белоснежным оно было. Заметив повышенный интерес к себе, женщина улыбнулась своей невероятно обворожительной и очень доброй улыбкой.

– В следующий раз, когда будешь ложиться спать, выпей настой мяты. Он расслабит твоё тело и разум, а сон будет спокойным и ровным, – плавным голосом проговорила женщина. Герхольд оторвал взгляд от незнакомки и быстро спросил.

– Кто вы такая? Как попали сюда? Вас Гай прислал?

Женщина нисколько не смутилась.

– Нет, меня никто не присылал, – ответила она. – Я сама пришла к тебе Герхольд, сын Гертольда. Я хочу поговорить с тобой.

– Откуда ты знаешь как зовут моего отца и меня? – не выпуская меч из руки, проговорил Герхольд.

Женщина смотрела прямо на него.

– Я многое знаю кузнец, – тихо сказала она. – Я знаю, что ты убил уже многих, и многие из них были невинны. Я знаю, что ждёт тебя за это. И пришла предупредить тебя.

Герхольд хотел ей что-то возразить, но не смог и с места сдвинуться. А женщина в белых одеждах продолжала.

– Внемли моим словам. Остановись, пока не стало поздно. Ты же хороший человек, вспомни об этом, – она очень пристально взглянула мужчине в глаза. – Твой друг Коловрат рассказал мне, что когда он встретил тебя, ты был совсем другим. А сейчас ему больно смотреть на тебя, и он часто винит себя за то, что его смерть превратила тебя в чудовище. Подумай об этом!

Герхольд открыл глаза. Солнце уже встало и озарило мир своим ярким светом. Мужчина уселся на кровати и потряс головой. Некоторое время он сидел задумчивый и в голове прокручивал увиденное. Было ли это на самом деле или всего лишь приснилось ему? Этого Герхольд не знал. Но слова женщины как будто впитались в его голову и звучали, звучали, звучали. Как та песня, что поют пастухи, или мелодия менестрелей, что прицепится и долго не выходит из головы. Он промучился с этим всё утро, но когда настало время выезжать на игры, он позабыл про странную женщину окончательно.

– Тарон, – обратился Герхольд к молодому воину, что помогал грузить в телегу оружие. – Поедешь с нами сегодня. Будешь на замене, на всякий случай.

Парень с явным недовольством воспринял поручение наставника, но возразить не посмел, и когда закончил свою работу, забрался в телегу к воинам.

Когда бойцы прибыли в арену, оказалось, что один из них за время дороги умудрился отравиться. Никто не узнал того, что Герхольд сам добавил в его еду сок из корня чемерицы. Взамен отравленного воина на арену вышел Тарон, где и погиб от руки наставника.

– Отличное зрелище Герхольд, – услышал боец, войдя в ворота арены. – Жаль только короткое. – Встретивший его мужчина рассмеялся.

– Да плевать, Залух, – грубо ответил ему Герхольд. – Моё дело убивать, а уж быстро это будет или медленно, зависит не от меня. Но результат всегда один и тот же. – Закончив свой ответ, он громко рассмеялся и, снимая шлем, направился в купальню.

Вечером Наместник выставил воинам пару бочонков отличного вина, и даже сам выпил бокал за отличное начало игр. Герхольд тоже пировал вместе со всеми, и когда уже понял что напился, отправился спать.

Ночью его разбудил оглушительный женский крик. Он попытался открыть глаза, но вечерний хмель ещё не покинул его, и сделать это было весьма непросто. Шатаясь, он попытался подняться на ноги, и в мутном мареве лампы сумел рассмотреть лежащую на полу женщину. Она была вся в крови и кричала. В комнату уже вбежали стражники, и ошарашенные увиденным стояли разинув рты, не зная, что и делать. Герхольд шатаясь, пытался что-то сказать, но губы его не слушались, а ноги подкашивались. И вновь пытаясь встать, он рухнул на пол как подкошенный. В комнату вбежал Гай, от увиденного его глаза налились кровью. На полу вся в крови, лежала его любимая и единственная дочь Квинтавия. Одежды на ней были порваны в клочья, а на теле были видны синяки и кровоподтёки. Лицо всё в крови и гематомах. Она дрожала как листок на дереве надрываемый порывом сильного ветра и не переставала кричать. Гай переводил свой полный ужаса взгляд с окровавленного тела дочери на шатающегося, и пытающегося что-то говорить Герхольда и не знал что делать. Затем он заметил глубокие царапины на лице и руках мужчины, и голос логики возобладал над ним. Он выставил вперёд руку, указывая на Герхольда, и без малейшего содрогания в голосе произнёс:

– Схватить его! – Стражники тут же скрутили воина и поволокли в подвал.

Когда он протрезвел, ему всё рассказали. Герхольда обвинили в изнасиловании дочери Наместника, и хотя он ничего не помнил до того как проснулся от крика, ему никто не верил. Он пытался всё отрицать и оправдываться, взывал к голосу разума Гая и его жены. Но, как говорят, один лишь плохой поступок способен затмить собой всё величие совершённого тобой блага. Так и случилось с Герхольдом. Ничто не шло в сравнение с жизнью любимой дочери, и Наместник приговорил Герхольда к самым жёстким пыткам. А перед самым началом казни к нему пришла посетительница. То была милая Квинтавия, поведавшая ему о своей мести.

– Ты будешь жить калекой, и всю жизнь помнить о том, что совершил, и благодарить меня за мою милость. Я оставлю тебе жизнь, но она будет для тебя бесполезной, – прошептала она на последок.

Герхольда истязали три дня. Ему вырвали ногти, ослепили и распороли пяты, чтобы он не мог ходить. А напоследок, кастрировали в наказание за покушение на плоть великородной девы. И хотя Гай подозревал, что его дочь подставила Герхольда в отместку за убийство её любовника Тарона, он никому ничего об этом не сказал.

Стражники вывезли окровавленное тело Герхольда за город и выбросили на дорогу, осыпав его всем, что он сумел нажить за эти годы.

– Теперь ты окончательно свободен,– сказал ему один из стражников и со всей силы вонзил в плечо калеке маленький деревянный меч некогда дарованный ему сенатором Аппием. Рассмеявшись над этой шуткой, воины бросили измученное тело Герхольда и уехали.

Первое время он просто лежал на пыльной дороге. Вытащив из плеча маленький меч, он сжал его в руке и стонал от боли, тяжело дыша. В попытках встать он потерял последние силы. Руки болели, ноги не слушались, и всё что он смог, так это отползти на коленках к обочине и прислонившись к дереву ждать смерти. Мир начинал угасать, и Герхольду казалось, что он слышит крики, стоны и ужасные речи проклятий. Он вспомнил былые времена, когда они с Коловратом бились увенчанные славой. Пусть и несвободные, но живые. Вспомнил горечь утраты и боль, с которой переживал эту потерю. Как молился перед глиняной урной, моля Богов о спасении духа своего лучшего друга. Он надеялся, что Боги подадут ему знак, или, быть может, укажут во снах удел души Коловрата. Он верил, что его друг достиг своей цели и сейчас в степях своих предков. Но время шло, а Боги не желали с ним общаться. Ни во сне, ни на яву. Он забросил молитвы. Порой долгими неделями даже не вспоминал ни о чём. Лишь изредка встречал он взглядом маленькую глиняную урну и, задавив в себе сожаление, шёл дальше по жизни.

– Внемли моим словам. Остановись, пока не стало поздно. Ты же хороший человек, вспомни об этом, – вдруг неожиданно услышал он голос незнакомки в своей голове! Голос был такой спокойный и ровный, что казалось, она шепчет слова прямо на ухо. Герхольд вздрогнул и осмотрелся по сторонам своими пустыми глазницами.

– Прости меня!!! – Выкрикнул он, не зная, обращается к кому-либо или просто кричит в пустоту. – Прости!!! – Кровавые слёзы потекли из его пустых глазниц. Он плакал, разрываемый отчаянием и болью. Ужас окутал его полностью. Страх, которого ранее он никогда не испытывал, сковал конечности. Неизвестность накрыла мужчину, словно чёрная грозовая туча. В этом кошмаре он издал нечеловеческий крик больше походивший на предсмертный вопль поверженного зверя.

Его подобрали странствующие артисты. Выходили и поставили на ноги. Они таскали его с собой, показывая как жалкого уродца. Люди обращались с ним очень плохо, не ведая, кто перед ними. Поскольку люди не видят душ своих и не ценят их смысла, а видят лишь оболочку тела, преклоняясь перед их бренностью, и не понимая, что они не вечны. Ценности тела, стоят гораздо дороже, нежели цена духа. Хотя порой второе несравненно дороже первого.

Три года страдал Герхольд в своей немощи, проклиная себя и лишь себя за надменность и самоуверенность. Мужчина сильно исхудал и был совершенно не похож на себя прежнего. От сильной и мускулистой фигуры не осталось и следа. Он ненавидел себя и очень ждал смерти, а она не спешила к нему в гости. И в один из дней он решил поторопить её приход.

Однажды на одном из горных перевалов через который перебирался цирк, чтобы попасть в соседнюю провинцию, прямо посреди ночи он вышел из палатки и пошёл по холодному снегу. Сжимая в руке свой деревянный меч, с которым теперь никогда не расставался. Ступни его окончательно так и не зажили, и он ходил колесом, ставя ноги на ребро стопы. Пройдя несколько метров, он оступился и упал в глубокую скалистую расщелину.

Глава 4. Найдёныш.

133 г. до Рождения Христа.

Пещерное обиталище отшельников.

Территория современной Турции.

Жара не спадала вот уже месяц. Солнце как будто намеренно пыталось выжечь последние остатки жизни из практически выглядевшей безжизненной долины. В такую жару разве что сумасшедший решился бы выйти из дома. Вся жизнь в долине затаилась, скрываясь от неминуемой смерти которую несло обжигающее солнце. Казалось, сама земля затихла как будто сберегая силы, поскольку даже ей было неведомо, когда спадёт жара.

Но даже в такую погоду долина была прекрасна. Насколько хватало взгляда по всей округе возвышались причудливые белые холмы, покрытые редкой растительностью. Высокие остроконечные возвышенности, словно стражники в шлемах, охраняли покой этого чудного места. Природа постаралась тут на славу. Некогда выплеснутая вулканами порода под воздействием резких перепадов температур преобразилась и превратилась в самый настоящий лес высоких и остроконечных скал, вырастающих прямо из-под земли и напоминающих высокие каменные деревья. В некоторых из этих столбов виднелись отверстия и в них обитали голуби, которые тоже попрятались, скрываясь от безжалостного солнца, и лишь порой их маленькие головки выглядывали наружу. Климат в этих краях был весьма суров и капризен. Летом тут бывало очень жарко и сухо, а зимой слишком холодно. Но подобное положение дел нисколько не смущало местных жителей.

Некогда тут жили хетты, потом персы. Все они пришли сюда как захватчики, и эта земля не была им родной. Но постепенно из всех этих древних народов начал складываться тот, который и проживал в этих краях вот уже без малого несколько сотен лет. Так как набеги врагов были довольно частыми, местные жители нашли прекрасный способ прятаться от захватчиков. Они построили подземные города. Настолько огромные, что в глубину они уходили на десятки этажей и вмещали в себя несколько десятков тысяч жителей. Входы в эти города были тщательно запрятаны, а каждый уровень или этаж был ограждён от другого индивидуальным проходом. И в случае опасности вторжения входы эти наглухо закрывались огромными каменными колёсами, открыть которые можно было только изнутри. Тут были системы вентиляции воздуха и глубокие бездонные колодцы, снабжающие город водой. Между этими городами, как бы далеко они не находились друг от друга, всегда имелся секретный проход, вырытый специально на случай полного краха убежища. Строились эти города веками, мягкая вулканическая порода легко поддавалась обработке, но при воздействии чистого кислорода тут же твердела. Поэтому древние строители придумали очень хитрую технологию обработки породы. Они закрывали определённый участок вакуумом из мягкой кожи с прослойками жира и приклеивали его к стенам с помощью клея из пчелиного воска и мёда. А при помощи длинных верблюжьих жил подавали работникам воздух, пока те трудились над извлечением мягкой породы.

Когда работа была сделана, отработанную породу выкладывали в специальные пазы в полу, в которых встраивались импровизированные трубы для стока. Когда кислород попадал в помещение, порода застывала и комната, становилась пригодной для жизни. Так проходили годы, десятилетия, столетия жизни подземных людей. Но рано или поздно, всему приходит конец. Так случилось и с великими городами древних.

Страшная неведомая болезнь пришла в их мир. Люди стали умирать сначала десятками, потом сотнями, и в конце концов, великие подземные города опустели, превратившись в склепы. Спускаться туда уже никто не решался, поскольку все боялись неведомой болезни, и этот страх был сильнее страха смерти. Старики рассказывали о страшных муках, в которых умирали заражённые, и это ещё больше пугало людей. Маленькими горстками разбрелись по пустыне некогда подземные жители. А от их былого величия не осталось и следа. Сейчас они существовали лишь благодаря тем скромным остаткам умений, которыми наделили их великие предки. Свои жилища они так же строили под землёй, но уже не так глубоко как раньше и не с таким размахом. Занимались исключительно сельским хозяйством и торговлей. Выращивали фрукты и делали вино. Их скромные плантации были надёжно укрыты от посторонних глаз и находились в ущельях и низинах. Скрытые от палящего солнца высокими холмами они приносили хороший урожай и позволяли остаткам великого народа не сгинуть окончательно со свету.

В тот день по обыкновению Сафир направлялся в свой старый сад, чтобы проверить колодец и набрать к завтраку фруктов. Он делал это каждый день, поскольку был главным учётчиков воды и продовольствия в селении. Жуткая жара болезненной ношей упала на его плечи. Сафиру было уже за восемьдесят, и он с трудом переносил такую погоду.

Он прожил в этих краях всю свою жизнь, со своей женой Дэей, которая, умерла уже больше десяти лет назад. Они занимались земледелием и разводили скот. Но в последние годы сил для работы старику уже не хватало, и Сафир продал стадо и оставил себе лишь яблоневый сад. За все свои годы он не мог припомнить, чтобы было так жарко.

Тяжело переставляя ноги, Сафир направился к скрытому в низине гор и холмов саду. Осторожно спустившись в низину, он очутился под сенью крепких невысоких деревьев, увешанных набирающими сок яблоками. Тут всё было так же, как и в тот день, когда отец впервые привёл его сюда. Но пройдя несколько метров, Сафир присмотрелся и понял, что что-то в его саду всё-таки изменилось.

Одно из деревьев было практически голым. На нём не то что не было плодов, но и практически не было листьев. Возмущённый увиденным, старик подошёл к бедному деревцу и обомлел. Прямо на опавшей листве у самого основания ствола лежал ребёнок. То, что это именно ребёнок старик понял сразу. Несчастный человечек был мал ростом и очень сильно истощён. Одет он был в изодранные грязные одежды и, прижимая к груди несколько сорванных яблок, мирно спал. Некоторое время старик смотрел на спящего воришку. Сперва он хотел разбудить мальчишку и отругать за провинность. Но потом присмотрелся и понял, что ребёнок ему незнаком, и он явно не из местных, Сафир сжалился. Старик снял с себя накидку и, укрыв спящего воришку, отправился собирать яблоки.

Закончив свои труды, он отнёс урожай домой, и вернулся обратно в сад с тележкой. Не без труда, старик погрузил измождённого мальчишку в тележку и потащил её к своему дому.

Всю убывающую луну мальчика бил озноб и окутывал жар. Он бредил, кричал, звал родителей, твердил о какой-то безжалостной кровавой битве. Его пришлось привязать, чтобы он не навредил самому себе. Всё это время Сафир ухаживал за ним и лечил, как умел. А когда луна окончательно исчезла, мальчик очнулся.

Он был очень слаб, и на восстановление сил ушло ещё какое-то время. Когда же он, наконец, поправился и окреп, старик начал вести с ним беседы. Он узнал имя мальчика, откуда он родом и почему покинул родные края. О пропавших родных Даниила старик ничего не знал, и все те, кого он спрашивал об этом, тоже ничего не знали. Но места, которые описывал мальчик в своих рассказах, как свою родину, Сафиру были знакомы. Ранее ему случалось много путешествовать, и он вспомнил, что когда-то очень давно, бывал в тех краях. Слыхал он и о царе Ариарате и о его царстве. Но рассказанная мальчиком история про странный свиток его очень заинтересовала. Сафир внимательно выслушал её, и с удивлением глядя на Даниила, подумал: «Быть может, этот мальчик неспроста встретился на моём пути? Он может быть предвестником чего-то очень важного. Раз уж сам царь вверил ему этот странный свиток, значит, есть в этом некий смысл».

Старик взял мальчика к себе и велел звать его дедом. Всем остальным жителям селения он рассказал выдуманную им же самим историю о страшном набеге кочевников на деревушку его дальней родственницы, и что Даниил является ему единственным уцелевшим в тот жуткий день внучатым племянником. Старик рассказал всем, что он будет воспитывать его и учить себе на замену.

Сафир владел грамотой и вёл учёт воды и пищи в селении, поскольку это была главная ценность, которой могут владеть жители пустынь. Эту должность доверяли лишь тем, кто знал истинную цену жизни и являлся, достаточно мудрым, для этого.

Так прошли долгих, десять лет. Даниил вырос красивым, крепким и очень смышлёным юношей и считался весьма завидным женихом в селении. Но хотя он и заглядывался порой на девушек, всё же, больше всего на свете он любил письма. Со временем он занял место своего деда и стал писарем. И хотя, по возрасту, он был весьма молод, к моменту, когда он приступил к своим обязанностям, в селении кроме него, грамотой не владел больше никто. Поскольку умение это было хоть и почётным, но из местных жителей отдаваться ему целиком, никто полностью не желал. Работы было много, и каждая семья держала хозяйство, которому и посвящала всю жизнь. Писарь же жил обособленно, и практически никакого хозяйства не имел. Он получал в награду продукты по мере своих трудов. А трудов у него было достаточно. Он заносил в пергаменты различные записи, начиная от учёта количества скота, и собранного урожая, до дат рождения и смерти.

Но кроме этого великого умения, проявился в мальчике ещё один весьма странный дар, из-за которого с ним не очень любили общаться жители селения. Он проявился практически сразу после того как он выздоровел, как только спал жар его тела, спала жуткая жара, которая одолевала этот край больше месяца. Проливные дожди оросили почву, которая дала благодатный урожай.

Несмотря на свой безобидный вид, с первого прикосновения к любому человеку мальчик знал, неведомо откуда и по чьему велению, точную дату смерти собеседника. Он мог во всех деталях рассказать, как именно это произойдёт. Поначалу, все его пророчества люди воспринимали, как попытку их напугать, и даже ругали его за столь странное поведение. Затем пытались перевести все его слова в шутку и поговаривали, что мальчик, таким образом, пытается защитить себя от странностей нового образа жизни. Но после того, как его предсказания начали сбываться, Даниила начали сторониться.

Сафир, первый, узнавший о дате своего исхода из этого мира всё оставшееся ему время посвятил защите мальчика. Он сразу понял открывшуюся в Данииле силу и первым осознал её последствия. Старик знал истинное могущество, которое дают человеку знания, и всячески старался оградить Даниила от злых и испуганных людей. Он знал, что люди будут бояться мальчика за те слова, которых они не понимали. Что правда, которую он изрекает, сделает его изгоем.

Несколько раз напуганные речами мальчика жители пытались его убить, и каждый раз у них на пути вставал Сафир. Каждый раз, увидев почтенного старца на своём пути и услышав его мудрые речи, они успокаивались и отступали.

Сафир знал, что придёт день и Даниил свершит то, ради чего Всемогущий Создатель привел его в этот мир.

Спустя восемь лет с того дня как Даниил появился в доме старика, на смертном одре Сафир взял с мальчика обещание, что тот никогда без существенной надобности не расскажет никому о своём необычном даре. Даниил пообещал старику, и обещание своё держал твёрдо, хоть и давалось ему это нелегко. Со временем дар развился, и теперь просто при обычном разговоре Даниил мог видеть всю жизнь человека целиком. Все его деяния, плохие и хорошие. С самого момента рождения и до его кончины. При общении с тем или иным человеком эти видения приходили к нему, и избавиться от них было невозможно. Тогда, дабы не сойти с ума, Даниил начал записывать эти видения в отдельный свиток. Некоторые люди, дела которых он заносил в свои записи, были поистине уникальны. Они не знали об этом, и их дарования в большинстве случаев просто пропадали даром, так и не получив истинного развития. Часто в селение приходили караваны, и Даниил подолгу сидел рядом с погонщиками и слушал их рассказы. Через их души он мог видеть много нового и интересного. А когда возвращался домой, то тут же начинал записи. Так начался его путь.