Александр Васильевич Буренков
Друзей в беде не бросают
Вахтенный матрос Крюк, перегнувшись через планширь, весело смотрел, как три пьяных матроса пытались зайти на трап. Каждый раз, когда они ставили на него ноги, он уходил из-под ног, и троица падала на причал. Громко ругаясь, матросы поднимались и упорно лезли на трап, чтобы снова свалиться на причал. В конце – концов, устав от безуспешных попыток подняться на борт, они опустились на четвереньки и поползли по трапу. В этот момент из каюты вышел Дага. Прищурившись от яркого солнечного света, он огляделся. Увидев свесившегося через планширь матроса Крюка, подошел к нему и, глянув на причал, спросил:
– Что за поросята лезут на борт?
– Капитан, наши парни ползут из таверны. Полчаса штурмуют трап, – смеясь, ответил Крюк.
– Матросы рвутся на корабль, а ты ржешь? – усмехнулся Дага, – Помоги им подняться на борт.
Прошло несколько минут, прежде чем пьяным парням удалось с помощью Крюка ступить на палубу. Обнявшись, они едва стояли на ногах. Чертыхаясь, крутили головами, бросая бессмысленные взоры по сторонам.
– Капитан, – икая, произнес один из них, – Трюм залили французским вином по самую крышку. Редкая гадость, скажу я вам. Вся таверна пила за ваше здоровье. Чтоб меня украл морской дьявол! Качает как в шторм. Сейчас бы глоток рому.
– Проспитесь сначала, – захохотал Дага, наблюдая, как троица, покачиваясь, направилась к кубрику, громко горланя:
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Ийо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведёт до конца.
Ийо-хо-хо, и бутылка рому.
Проводив матросов взглядом, Дага прошелся по палубе, придирчиво её оглядывая. Утренняя картинка его развеселила. Он вспомнил старую морскую присказку, услышанную от своего деда – военмора: «Если пьяный моряк дошел до корабля, и у него не хватило сил подняться на борт – это нормально. Если он при этом упал головой в сторону корабля – значит, душа его рвалась на борт. Утром налей ему рюмку на похмелку. Если же упал головой от борта, накажи за нерадивость».
– А мои парни дошли и заползли на борт, – громко засмеялся Дага, – Так и быть, прикажу Тихоне выдать рому всем, кто в это утро вернется на корабль.
Крюк, услышав смех капитана, удивленно посмотрел в его сторону, пытаясь разгадать причину веселья. Увидев, как Дага, обхватив шкот13 рукой, смотрит на море, пожал плечами и пошел на бак.
Тем временем в одной из келий аббатства Гравиль-Сен-Онорен пожилой монах – францисканец по имени Гизер, он же генерал ордена иезуитов слушал доклад одного из своих шпионов. Этот орден был официально утверждён римским папой Павлом III 27 сентября 1540 года. Его создателем был испанский дворянин Иньиго (Игнатий) Лопец де Рекальде де Оназ-и-де-Лойола, отпрыск обедневшей дворянской семьи. Орден имел четырёхступенчатую иерархию: в первый класс, самый низший, входили одарённые молодые люди после специальной подготовки в особых заведениях, где они воспитывались в преданности ордену. Наиболее талантливые и «твёрдые в католической вере» давали обеты нищеты, целомудрия, послушания и переходили на ступень выше. Их в ордене называли схоластиками и они могли служить в качестве миссионеров. По мере проявления способностей к тому или иному роду деятельности, схоластик поднимался на третью ступень в иерархии ордена и назывался уже духовным коадъютором, который мог быть назначен на должность учителя, проповедника или духовника. Верхнюю, четвёртую, ступень занимали профессы. Им поручали важнейшие должности по ордену, миссии и посольства. Во главе ордена стоял генерал, избираемый пожизненно профессами из своей среды. Он пользовался неограниченной властью в управлении орденом. Как известно, буря реформации, крестьянских войн затронула страны Западной Европы и поколебала вековое здание католической церкви снизу доверху. Её невежественные и развращённые служители утратили былой авторитет и прежнюю власть. Поэтому Ватикан возлагал большие надежды на иезуитский орден в борьбе со своими врагами. С XVI века иезуиты ретиво взялись за дело, выполняя главную цель ордена – «возврат заблудших масс в ограду церкви» любой ценой и любыми средствами. Для решения этой задачи им нужно было привлечь к ордену всеобщее внимание и поэтому в первое время иезуиты занимались делами благотворительности: создавали сиротские приюты, дома для стариков, ухаживали за тяжелобольными. И как только молва о «добрых» братьях Иисуса широко распространилась, Лойола освободил своих последователей от роли подвижников милосердия и обязал их идти в «мир», чтобы «угождать Богу» настойчивым подчинением своему влиянию людей разного положения. По их наущению тысячи еретиков были сожжены на кострах инквизиции.
Однако, вернёмся к нашему повествованию. Гизер, сидя на стуле за колченогим деревянным столом и, медленно перебирая четки, отрешённо смотрел на колеблющееся пламя свечи, отблески которого скользили по его морщинистому лицу и золотому кольцу с выгравированным знаком общества Иисуса, – символу безграничной власти. Этот шестидесятилетний монах около двадцати лет возглавлявший орден иезуитов был ярким представителем католической церкви, который искренне верил, что Папа Римский является наместником Бога на земле. Он, благодаря своему изворотливому уму и железной воле, сумел раскинуть шпионскую сеть от Пиренеев до Карпат и от Старого Света до Америки. Иезуитские щупальца как тараканы проникали в королевские покои и дома простых смертных, воинские казармы и купеческие гильдии. Врагов церкви Гизер именем Бога приговаривал к смерти, пуская в ход кинжал, яд или костёр, а их дома, земли и золото забирал орден. Любой провинившийся, с его точки зрения, перед папским престолом подлежал суровому наказанию и только глупец мог подумать, что ему удастся улизнуть от Гизера. История ещё не знала таких примеров, да и Дага не знал, какого врага он нажил в лице Гизера.
– В Гавр приплыл из Нового Света корвет «Мечта». Командует капитан королевского флота Алексей Гамаюн. В таверне его матросы устроили шумную попойку, прости их Господи. Обошлось, правда, без драк. Слышал, что капитан собирается по делам в Париж, – рассказывал невзрачный человечек средних лет в поношенном зеленом камзоле, нервно теребя руками широкополую шляпу и переминаясь с ноги на ногу. Это был Жульен Гране, служивший приказчиком в местной бакалейной лавке «Меркурий», пользующейся большим спросом у горожан.
– Из Нового Света от Святой Инквизиции скрылся известный пират Дага на корвете «Непримиримый». На Карибах он разгромил эскадру испанского адмирала Меркаса и захватил флагманский корабль с золотом из королевского каравана. Ты хоть представляешь, сколько золота украл нечестивец у короля Испании? Орден хочет его получить, – скрипучим голосом промолвил иезуит, – Ты должен побольше разузнать о капитане «Мечты». Не исключаю, что Алексей Гамаюн и есть Дага. Выясни, с кем встречается, найди его знакомых и друзей. Информацию собирай осторожно и помни, в случае провала тебя ждет костер.
– Я сделаю, как вы приказали, монсеньер, – упав на колени, дрожащим голосом ответил Гране и поцеловал протянутую руку Гизера.
– Ступай с Богом, – монах крестным знамением благословил шпиона, – И запомни, Дага мне нужен живым.
Когда за Гране закрылась дверь, Гизер подошел к иконе Спасителя и, перекрестившись, тихо сказал:
– Господи! Отдай Дагу, и его душа уйдёт к Тебе на покаяние.
Дага естественно не знал об этом разговоре. Довольный благополучным прибытием в Гавр он пребывал в хорошем настроении. В полдень сопровождаемый Удавом и Лекарем направился в ратушу. Узкие улочки портового города, пропахшие морем и рыбой, встретили его будничным шумом: торговцы на все лады расхваливали свои товары, из порта доносилась ругань рыбаков, разгружавших баркасы, и гомон патрульных солдат, обсуждавших ночную попойку матросов с корвета «Мечта» в таверне «Великий монарх».
Неспешно вышагивая по брусчатке, Дага с интересом разглядывал каменные дома, увенчанные остроконечными черепичными крышами и витиеватыми флюгерами, резные и кованые вывески портняжных мастерских, пекарен, бакалейных лавок и сапожников. Кое-где на витринах красовались незатейливые рекламные рисунки в виде булочек, пирожков, камзолов, дамских шляпок и туфелек. Иногда слышалось цоканье лошадиных копыт и стук колёс, Несколько раз мимо Даги и его спутников проехали всадники. Судя по одежде, королевские мушкетёры. Посмотрев им вслед, Дага вспомнил писателя Александра Дюма и его трёх мушкетёров.
– Чем чёрт не шутит, а вдруг их увижу, – подумал он и, улыбнувшись своим мыслям, сказал, обращаясь к Лекарю:
– Уютный городок, не правда ли? По сравнению с Тортугой просто райское место.
– Чудак! Здесь грабят не хуже пиратов, хотя за порядком в городах следят солдаты и полиция. Днем, правда, спокойно, а вот по ночам разбойнички облегчают кошельки подгулявших горожан, – рассмеялся Лекарь, – Отравить или прирезать кухонным ножичком запросто может и смиренный хозяин харчевни. Так что держи ухо востро, капитан.
– Спасибо, друг. Утешил. Я, что должен к поездке в Париж готовиться как к пиратскому рейду? – с ехидством отозвался Дага, останавливаясь около нищего, сидящего на пыльной брусчатке. Грязный, обросший, одноногий парень с выбитым глазом привалился спиной к крыльцу двухэтажного дома и с мольбой протягивал руку за подаянием. Проходившие мимо горожане не обращали на него внимания.
– Держи, брат, монетку, – сказал Дага, бросая в протянутую руку, ливр14, – Тебя как зовут?
– Спасибо, господин, – смиренным голосом ответил калека, пробуя монету на зуб, – Я не уверен, что вам приятно знакомиться со мной. Джозеф Плиссе к вашим услугам. Видите, до чего докатился, а когда-то был матросом. Ходил бить китов на Север. Скажите, ваше имя, месье, я буду за вас молиться.
– Молись за здравие капитана Алексея Гамаюна и его команды, – отозвался Дага.
– Так вы капитан корвета, что пришел в Гавр? – изумился Плиссе, радостно сверкнув одиноким глазом.
– Выпей за мое здоровье, матрос, – усмехнулся Дага и зашагал дальше. Плиссе, проводив его благодарным взглядом, пробормотал с восхищением:
– Знатный господин, а не побрезговал мной. Видать знает, почем фунт лиха!
Когда Дага с товарищами подошел к ратуше, у дверей их остановили два караульных мушкетёра, разомлевших от жары. Окинув оценивающим взглядом Дагу и его спутников, один из них лениво спросил:
– Господа, прошу назвать себя и причину вашего прихода.
– Я – капитан королевского флота Алексей Гамаюн, – представился Дага, – И не заставляй, служивый, меня нервничать, бегом доложи офицеру.
С лица мушкетёра мгновенно слетело сонное выражение, и он исчез за дверью. Его напарник стоял, не шелохнувшись, пожирая глазами Дагу. Не прошло и пяти минут, как показался моложавый офицер с остроконечной бородкой и усами.
– Шевалье де Блюм к вашим услугам, господа. Меня предупредили о вашем приходе, капитан. Прошу следовать за мной, – промолвил он простуженным голосом и направился к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. Сердце Даги ёкнуло от мысли о предстоящей встрече с виконтом де Бурже. У читателя не должно сложиться мнения, что Дага боялся вельмож. Нет, дело было в ином: он чувствовал себя, как говорят не своей тарелке, при общении с ними. Воспитанный в советское время, в семнадцатом веке постигший науку выживания на Карибах и смотревший не раз смерти в лицо, Дага внутренне сжимался при мысли, что окажется неуклюжим в общении со «светскими львами и львицами». Королевский двор, герцоги и маркизы, бароны и шевалье были в его воображении чем-то сверхъестественным, как бы не от мира сего. Понимая, что ему не избежать встреч и бесед с вельможами, он, следуя совету внутреннего голоса, внимательно вглядывался в средневековую жизнь.
– С шевалье де Пуаре я подружился, а как виконт меня воспримет? Хотел бы в его лице иметь если не друга, то доброго приятеля, – думал Дага, чувствуя как успокаивающе действует на него приятный полумрак второго этажа. В конце обширного коридора офицер отворил массивную дубовую дверь и наш герой с друзьями оказался в просторном, хорошо меблированном кабинете. Дага увидел шевалье де Пуаре сидящим в глубоком кожаном кресле у окна. Рядом в кресле развалился моложавый вельможа в красивом черном парике и роскошном голубоватом камзоле. Длинные локоны обрамляли его одутловатое лицо с остроконечной бородкой, тоненькой полоской усов, и ниспадали на кружевной воротник белоснежной рубашки. Виконт и шевалье оживлённо беседовали. Слева от них на дубовом столе примостился чернильный прибор с гусиными перьями и стопкой бумаг, у края стола виднелся серебряный поднос с бутылкой красного вина, бокалами и вазой с фруктами. Поодаль, у карточного столика, стояли четыре кожаных кресла и два стула с высокими резными спинками.
– Ваша милость, капитан Алексей Гамаюн, – учтиво доложил офицер.
Виконт, окинув оценивающим взглядом гостей, легко поднялся с кресла и с улыбкой подошёл к ним:
– Меня зовут Рауль де Бурже, я – интендант Гавра. Рад приветствовать отважных мореходов.
– Алексей Гамаюн – капитан королевского флота, – представился Дага, сняв шляпу, и, показывая поочередно на Удава и Лекаря, добавил:
– Мои офицеры. Французские дворяне – боцман Сильвестр Форстер и корабельный врач Томас Грей.
– Прошу, господа, присаживаться, – сказал виконт, указывая рукой на кресла, – Капитан, шевалье де Пуаре восхищен вами и вашим кораблем. Он рассказал, что вы в одиночку переплыли океан из Нового Света. Ваша отвага достойна похвалы. Простите, ради Бога, моё любопытство, судя по имени и окладистой бороде, вы родом не из французских земель, не так ли?
– Вы правы, милорд. Я родился в далекой Московии. Есть такая страна на севере. Судьба занесла на Карибы, где и стал служить французской короне, – ответил Дага, усаживаясь в кресло, – Что касается плавания через Атлантику, то как говорится в нашей пословице: «Волков бояться – в лес не ходить». Отличная выучка команды и толковые офицеры отпугивают морских разбойников.
– Давненько я не слышал хороших отзывов о подчиненных, – усмехнулся де Бурже, – Это делает вам честь, капитан. Шевалье сказал, что вы друг Билла Морриса, не так ли?
– Когда я впервые попал на Карибы, а было это пару лет тому, Билл взял меня под свою опеку, вот с тех пор и дружим, – отозвался Дага, – Вместе ходили на испанцев.
– Видать удачные были походы, если король жаловал вам звание капитана королевского флота. К иностранцам у него настороженное отношение, а тут такая милость! Да и губернатор Тортуги не каждому доверит депешу королю, – подытожил виконт, переглянувшись с шевалье де Пуаре, – Ей Богу, я рад знакомству с вами и если понадобится моя помощь, вы можете на неё рассчитывать. Скажите, капитан, как живётся в наших заморских колониях?
– О жизни на Карибах в двух словах трудно рассказать, – улыбнулся Дага, – От французского пирога не прочь откусить и англичане, и кастильцы.
– А пираты? – спросил виконт.
– Что пираты? – переспросил Дага и добавил:
– Думаю они не досаждают французской короне, хотя в Береговом Братстве не одна сотня кораблей и отчаянных головорезов. Их больше привлекают золотые испанские конвои. Во Франции, наверное, слышали о Франсуа Олоне или Пьере Легране.
– Не скрою, – отозвался виконт, – противоречивые слухи о них бродят по нашим улицам. Говорят, будто испанские матери их именами детей пугают.
– Они, конечно не скромные девственницы, но их корабли защищают Тортугу от врагов, а значит помогают королю, – ухмыльнулся Дага, – Мудрость власти полагаю в том и состоит, чтобы при малых затратах получать большую выгоду для трона. Губернатору де Пуансе, по-моему, это удаётся. Поверьте, как не просто ему держать в узде пиратскую вольницу.
– Что верно, то верно, – охотно согласился виконт и спросил:
– Это правда, что Легран на утлом судёнышке захватил испанский галеон?
– Правда, – ответил Дага, – Ночью в районе мыса Тибурон, что на Эспаньоле, его пираты, вооруженные пистолями и саблями, взяли корабль на абордаж. Испанские вахтенные матросы спали на постах и тревоги не подняли. Легран с парнями, а было их пара десятков, выбросили бедолаг за борт и добрались до каюты, где капитан играл в карты с офицерами. Так беспечность и самонадеянность сыграли с испанцами злую шутку, ведь ещё днём они заприметили пиратский кораблик. Капитан и в страшном сне не мог себе представить, что горстка смельчаков отважится напасть на галеон с ротой солдат и кучей матросов.
– Скажите, а Франции-то, какая от этого польза? – удивился виконт, лукаво прищурив глаза.
– Любой удар по противнику его ослабляет, да и десять процентов от захваченных призов идут в королевскую казну. Добавьте сюда базирование пиратских кораблей на Тортуге, а это, как не крути, отбивает охоту у испанцев нападать на остров. Вот и получается, что сегодня Франции не выгодно портить отношения с пиратами, – ответил Дага, – Думаю, когда её позиции в Новом Свете окрепнут, то и с пиратской вольницей будет покончено.
В этот момент в разговор вмешался шевалье де Пуаре. Он с улыбкой обратился к Лекарю:
– Скажите, Томас, граф де Мур, не ваш ли отец? Уж очень вы похожи на него. Я близко знаком с ним и знаю о бегстве его сына из дома.
– Каюсь, милорд. Этот беглец перед вами. Сбежал на Карибы в поисках приключений. Хлебнул их полной чашей. Провидению было угодно спасти меня и отдать под руку капитану Гамаюну. Надеюсь выпросить прощение у родителей за их слезы и переживания, – треснувшим голосом отозвался Лекарь.
– Насколько я знаю, ваш отец давно простил вас и молит Бога, чтобы увидеть сына, – сказал де Пуаре, – Новый Свет манит молодых людей. Не скрою, я тоже мечтаю о морских приключениях, а духу не хватает отправиться в дальнее плавание. Билл Моррис не раз звал в море. Его рассказы распаляют воображение. Мой друг виконт грозился упасть в ноги королю и попроситься в заморские колонии.
– Надеюсь, что король не откажет верному слуге в скромной просьбе и отправит губернатором на какой-нибудь французский остров, – засмеялся Рауль де Бурже, – Как вы считаете, капитан, стоит попробовать?
– Карибы с удовольствием раскроют вам объятия, милорд, – согласился Дага, – Прекрасный климат, пышные джунгли, кровожадные индейцы, завистливые соседи, пираты привнесут в вашу жизнь волнующую изюминку, а сахарные и кофейные плантации наполнят кошелёк звонкой монетой.
– Умеете вы убеждать, капитан, – улыбнулся виконт, – Чем чёрт не шутит, вдруг в следующий раз и встретимся где-нибудь на Мартинике или Гваделупе.
– Всё в руках Бога и короля, – добавил шевалье де Пуаре и, весело посмотрев на Дагу, промолвил:
– Съездим в Париж, навестим Морриса и начнём собираться за океан.
– Сухой порох и походная сумка – это всё, что нужно искателю приключений, – поддержал Дага, – Если вы не возражаете, господа, я хотел бы откланяться. Необходимо кое-какие дела уладить перед Парижем.
– Вижу хватку делового человека. Вы умеете ценить время, – похвалил де Бурже, – До свидания, капитан.
3. Поездка в Париж. Ночное приключение
Попрощавшись, Дага с офицерами вышел из кабинета. Следом показался де Пуаре.
– Дорогой друг, моя карета готова к поездке. Вечером можем отправиться в путь. Ночная езда мне больше нравится – не так утомляет, как днем, – сказал он Даге.
– Вечером, так вечером. Я готов ехать, – отозвался Дага, надевая шляпу.
– Я заеду за вами после захода солнца, – добавил де Пуаре, и, поклонившись, вернулся в кабинет виконта.
– А капитан-то не так прост, – задумчиво произнес де Бурже, приглашая де Пуаре присесть в кресло, – То, что он не дворянин видно с первого взгляда. Родился в Московии. Я слышал там лютые морозы и дремучее невежество, а в нем чувствуется аристократизм и необузданная внутренняя сила. Присмотрись к нему в дороге.
– Непременно воспользуюсь случаем познакомиться поближе. Сдается мне, что он отважный человек, – ответил де Пуаре, поглаживая ниспадающий на плечи локон парика. Шевалье не догадывался, что обласканный королём виконт де Бурже, давно является иезуитом и одним из руководителей ордена. Выполняя задание Людовика XIV по укреплению Гавра как морского форпоста Франции на западном побережье, этот вельможа вёл собственную игру в интересах ордена, одним из элементов которой было поссорить пиратов с французскими властями на Карибах. Именно по этой причине он добивался у короля должности губернатора Тортуги, намереваясь в случае своего назначения изгнать пиратские корабли с острова. Как читатель догадался, интерес виконта к Даге, как впрочем и Дракону, тоже был неслучаен. Так, по воле Проведения Дага в Гавре попал в смертельные клещи: с одной стороны монах Гизер и его шпионы, другой – иезуит, интендант Гавра виконт де Бурже. Удастся ли нашему герою избежать опасностей, время покажет, а пока он благополучно вернулся на корабль и пригласил в каюту Соколиного Глаза.
– Вечером я уезжаю в Париж, ты остаёшься на корабле и стережёшь мою каюту как зеницу ока. Никто не должен входить в неё, – инструктировал Дага индейца, – Ты меня понял? Если да, то ступай, я хочу отдохнуть перед поездкой.
Соколиный Глаз понимающе кивнул и вышел на палубу. Примерно в это же время в аббатство Гравиль-Сен-Онорен вошел Жульен Гране и быстрым шагом направился в келью Гизера.
– Есть новости? – тихим голосом спросил монах, сверля глазами шпиона.
– Монсеньер, ваше приказание выполнено. За пару монет толпа нищих не спускает глаз с капитана Гамаюна, следит за ним и его людьми, – несмело ответил Гране, – Эти попрошайки наблюдательны. Пополудни Гамаюн вышел из ратуши и сейчас находится на корабле.
– Ситуация изменилась, – задумчиво промолвил Гизер, – Меня интересует не только золото, но письмо, которое капитан повезет королю. Любым способом постарайся его достать и не забудь, что Гамаюн нужен мне живым.
– Я понял, монсеньер, – прошептал упавшим голосом Гране. В эту минуту ему показалось, что черти под его ногами раскалили сковороду. В голове мелькнула грустная мысль:
– Одно дело следить, а захватить капитана Гамаюна и остаться при этом живым выше моих сил. Чёртов монах посылает меня на верную смерть!
Как в тумане до него донеслись слова Гизера:
– Ступай с Богом и уповай на него.
Тем временем Дага дремал в каюте. Едва опустились вечерние сумерки, Соколиный Глаз, разбудив Дагу, доложил, что подъехала карета.
– Покличь Лекаря, – попросил Дага, закрывая сумку из добротной кожи, а когда Соколиный Глаз исчез, в задумчивости прошелся по каюте. На мгновение задержался у открытого окна и вышел на палубу, где столкнулся носом к носу с Лекарем, одетым в дорожный костюм и сумкой в руках.
– Карета у борта, поднимаем паруса, – сказал он Лекарю и направился к трапу, где, разговаривали Удав и Мытарь. Попрощавшись с ними, Дага сошёл на причал и оглянулся на корабль. Его сердце тревожно ёкнуло. Он опять поймал себя на мысли, что предстоящая встреча с Кольбером, а возможно и королём, внесла в сердце противную тревогу.
– Мог ли себе представить, сидя в киевской квартире, что буду общаться с могущественными вельможами средневековой Франции, – подумал Дага, – Мои сослуживцы сочли бы меня сумасшедшим, скажи я им об этом. Усмехнувшись своим мыслям, наш герой следом за Лекарем отдал сумку рослому кучеру в длинном дорожном плаще. Кучер, назвавшийся Пьером, молча открыл дверцу кареты и поставил сумки под сиденья.
– Усаживайтесь поудобнее. Дорога длинная, сорок лье до ближайшей гостиницы, – послышался голос де Пуаре, – В ней перекусим и освежимся вином.
– Вовремя подкрепиться и выпить всегда полезно, – отозвался Дага, осматриваясь в карете, драпированной внутри красной шёлковой тканью. На дверцах были маленькие окошки, закрытые кружевными занавесками.
– Конечно, она не Мерседес и даже не Рено, – подумал он, – Зато не загрязняет окружающую среду. Чёрт возьми, впервые в жизни поеду в карете вместе с настоящим шевалье. Есть от чего сойти с ума.
– Челюсть подбери, – проворчал внутренний голос. – Как ребёнок суетишься: карету увидел, вельмож. Держи себя в руках и запоминай, внукам будет что рассказать, а может, сподобишься и книжку напишешь об этом времени.
– Ты становишься невыносимым. Скрипишь и скрипишь по-любому поводу, – обозлился Дага на своего критика.
В этот момент карета качнулась, и загремела колёсами по брусчатке. Никто из команды «Мечты» и пассажиров кареты не заметил как от стены портового управления, выходящего окнами на причал, отделилась черная тень и быстро растворилась в сгустившихся сумерках.
Отодвинув занавеску, Дага выглянул в окошко, провожая взглядом огоньки вечернего города и темные очертания корвета с переплетающимися, как кружево, снастями.
– С Богом и в добрый путь, – прошептал он и, повернувшись к Мишелю, спросил:
– Как думаешь, король меня примет?
– Если понравишься Кольберу, то встретишься с королём. Его Величество высоко ценит своего министра финансов и прислушивается к нему. Кольбер до мозга костей прагматик и оказывает протекции энергичным людям, добывающим славу Франции, – отозвался де Пуаре, – О вас, капитане королевского флота, он наверняка слышал. В Версале важнейшими церемониями считаются утреннее пробуждение и вечерний отход ко сну королевских особ. В это время король принимает визитеров лежа в постели или на прогулке. Если удастся попасть к нему утром, считай, тебе неслыханно повезло, потому что обычно в эти часы у него бывают лица, пользующиеся особым доверием.
– Понравишься Кольберу!? Я же не девица, чтобы нравиться, – проворчал Дага, – Послушай, Мишель, мне довелось выполнить на Карибах одно щекотливое поручение барона Антуана де Тревиля. Ты его знаешь?
– Знаю. Влиятельный вельможа, на короткой ноге с графом де Гизем, другом короля, – удивлённо ответил де Пуаре, – Если захочешь, нанесем визит барону.
– Сначала Кольбер и письмо губернатора, – отозвался Дага, вглядываясь через окошко в звёздное небо.
Внезапно лошади шарахнулись в сторону. Карета резко накренилась и остановилась, покачиваясь на рессорах. Послышался истошный женский крик:
– Помогите, ради Бога!
Дага быстро открыл дверцу кареты и выпрыгнул в темноту. Следом за ним выбрались Лекарь и де Пуаре. Метрах в тридцати на обочине извивалась в руках трёх разбойников девушка в разорванном платье. Её молодое тело и груди белым пятном выделялись в темноте. Насильники, не обращая внимания на подъехавшую карету, пытались задрать подол своей жертве.
– Ай-ай! Свора шакалов на маленькую девочку! – спокойным голосом промолвил Дага, доставая из ножен шпагу, и шагнул к разбойникам, – Видит Бог, сукины дети, вы сами напросились на неприятность.
Хмурые, заросшие парни, оторвавшись от девушки, злобно посмотрели на Дагу.
– Шел бы ты отсюда, господин хороший. Не мешай развлекаться, – глухим басом отозвался высокий крепыш с бычьей шеей, поднимая с земли сучковатую дубину, – А то кости переломаю и не посмотрю, что при шпаге.
– Ну-ну! Ты сам выбрал свою участь, недоумок! О дерьмо я не пачкаю шпагу, – ехидно ухмыльнулся Дага и, повернувшись к Лекарю, отдал клинок.
Шевалье де Пуаре от неожиданности оцепенел, переводя недоуменный взгляд с Даги на Лекаря и с Лекаря на Дагу, как бы спрашивая:
– Зачем спасать простолюдинку, да еще и без шпаги?
Лекарь, уловив его немой вопрос, тихо засмеялся:
– Картина маслом, Мишель. Капитан и без шпаги проучит наглецов. Смотри и не вмешивайся, позволь ему размяться от долгого сидения в карете.
Насильники, увидев, что Дага остался без оружия, а спутники не собираются вмешиваться, бросили девушку и обступили его. Здоровяк с бычьей шеей, оглянувшись на подельников, зло ухмыльнулся и шагнул к Даге. Как вспышка молнии мелькнула нога. От сильного удара в голову парень, охнув, упал лицом в дорожную пыль. Мгновение – и кулак Даги отправил второго разбойника в глубокий нокаут. Третий насильник в ужасе бросился прочь. Де Пуаре широко раскрытыми глазами смотрел на Дагу и изумленно шептал:
– Бог мой! Что это было?
Лицо Лекаря озарилось довольной улыбкой, он взглянул на растерянного шевалье и сказал:
– Капитан мастерски владеет не только шпагой.
Дага тем временем помог девушке встать на ноги. Поправляя разорванное платье, она подняла на него мокрые от слёз глаза. Черные волосы рассыпались по её плечам, обрамляя симпатичное лицо.
– Как вы здесь оказались? – спросил Дага, – На дворе ночь.
– Меня зовут Патриция. Живу недалеко от дороги в деревеньке Шампань. Возвращалась из церкви, а тут воры, ограбив крайнюю хату, бежали к дороге. Увидели меня и схватили. Я кричала, но кто же придёт на помощь? Вы спасли меня, господин, я буду за вас молиться, – сквозь слёзы ответила девушка и низко поклонилась.
– Молись, красавица, молись за Алексея Гамаюна, а сейчас беги домой, и не попадайся больше разбойникам, – рассмеялся Дага, – Могу не оказаться рядом.
Патриция сделала глубокий реверанс и, шлепая деревянными башмачками, побежала в деревню, то и дело, оглядываясь на Дагу, который казался ей сказочным принцем. Так родилась ещё одна легенда о Даге как смелом красавце, голыми руками вырвавшем бедную девушку из лап разбойников.
– Капитан, я потрясен твоим поступком. Ты защитил простолюдинку. Почему? Она же не светская дама, – удивленно промолвил де Пуаре, провожая взглядом бегущую Патрицию, – А твоя техника боя меня сразила наповал.
– Мишель, я защитил слабое существо. Согласись, трое на девочку – явный перебор, не так ли? – ответил Дага, беря у Лекаря свою шпагу. Затем, повернувшись к распростертому на дороге здоровяку, сказал, бросая ему серебряную монетку:
– Выпей за мое здоровье и не хулигань на дорогах. Девочек обижать нехорошо. Попадешься еще за разбоем, убью.
Эти слова ножом ударили в сердце де Пуаре.
– Боже мой! – прошептал он, – Как расшалившегося ребенка капитан отчитал разбойника. Клянусь честью, Гамаюн явно не от мира сего, где дворяне не стесняются, спрятавшись за масками, ворваться в таверну и устроить кровавую оргию. Ну, и дела!
– На Карибах о храбрости и великодушии капитана ходят легенды. Видел бы ты, как он в Кайоне кулаком убил на дуэли одного из лучших фехтовальщиков. Тортуга по сей день гудит об этом поединке. Поверь, там драться с ним никто не осмеливается. Я поражаюсь его умению владеть шпагой, но больше меня удивляет мастерство драться руками и ногами, – вполголоса сказал Лекарь изумлённому де Пуаре, – Где этому научился, никто не знает. Каждый день тренируется. Ногами и кулаками бьёт бизань-мачту, ударом руки разбивает доску. Матросы попробовали, да бросили, поранив до крови руки.
Шевалье недоверчиво посмотрел на Лекаря и вдруг звонко рассмеялся. Смех взорвал ночную тишину, наполненную стрекотом цикад, и громким эхом унёсся вдаль. Дага, оглянувшись на товарищей, улыбнулся и, поправив шпагу, забрался в карету. Уютно разместившись внутри, он откинулся на атласную спинку сиденья. Лекарь уселся рядом, де Пуаре напротив. Послышался свист кнута, и карета, покачиваясь на ухабах, покатилась в темноту. Около часа ехали молча. Дага, погрузившись в раздумья, пытался представить предстоящую встречу с Кольбером и королем.