bannerbannerbanner
Закрытый показ

Александр Варго
Закрытый показ

Полная версия

Неожиданно картинка на экране замирает, и жена озабоченно спрашивает:

«Я забыла тебе сказать. Пока ты принимал душ, тебе звонил твой приятель. Как там его… Карпыч».

Юрий натянуто улыбается, вдыхая густой дым с ароматом вишни с манго.

«У меня нет друга с таким именем».

Но жена непреклонна:

«Нет, есть. Он так представился».

Улыбка на его лице тускнеет, но он все еще пытается сохранить маску благодушия.

«Это какая-то ошибка», – пытается он возразить.

Алла делает крошечный глоточек, глаза бутылочного цвета смотрят прямо на него.

«Никакой ошибки нет. У тебя есть друг Карпыч, и сейчас вы поедете на какую-то вечеринку. Он заедет за тобой на машине».

Юрий вздрагивает, от неловкого движения руки его бокал с тихим стуком падает на ковер. Полурастаявшие кубики льда закатываются под диван, на котором они так уютно расположились.

«Карпыч. Он ждет тебя», – настаивает жена.

Есин беспомощно смотрит на застывший экран телевизора, и ему кажется, что мутная тень на нем обретает черты бледного лица, искаженного в диком крике. Он хочет сказать, что да, среди его знакомых есть один парень – Алексей, но его кличка вовсе не Карпыч, потому что Карпыч – это вымышленное имя одного гребаного садиста и убийцы из фильма Рэда Локко. Алексей же лишь сыграл роль этого чертового Карпыча. Юрий хочет пояснить, что фильм этот – полнейшее дерьмо, шлак, который даже и фильмом-то не достоин называться, и снимался он двадцать пять лет назад. Он также хочет добавить, что в этой чудесный вечер он не планировал ехать ни на какие вечеринки, потому что у него есть семья.

Все это он хочет сказать, но слова застревают в глотке, будто некая липкая масса, и все, на что его хватает, – лишь прерывисто вздыхать, издавая какое-то бессвязное мычание.

Неожиданно во всем доме гаснет свет, и Алла тревожно ойкает.

«Я принесу свечи», – успокаивает Юрий и быстрым шагом уходит на кухню.

Когда он возвращается, за окном слышится автомобильный гудок.

«Карпыч. Он ждет тебя», – хихикает Алла.

Юрию не по себе, когда он слышит голос жены. Какой-то он странный, нечеловеческий. Словно принадлежит не Алле, а злобно ухмыляющемуся троллю.

Он зажигает свечу и ставит ее на стол. Снова раздается нетерпеливый гудок, потом еще и еще. Тот, кто снаружи, явно не намерен ждать.

Алла молчит, скукожившись на диване, и Юрию почему-то становится жутковато от ее позы – он даже не решается посветить свечкой в ее сторону, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке.

Загорается экран телевизора, и он машинально смотрит в сторону источника звука. Странно, включился только телевизор, все остальное погружено во тьму. Он видит черный «Мицубиси», несущийся по ночной трассе как предвестник смерти, и пригибается, словно от удара плетью.

«Алла?» – осторожно говорит Юрий, стараясь больше не смотреть на экран, который притягивал его взор словно магнитом. Потому что он знает, что там показывают.

«Если ты не хочешь ехать на вечеринку, тогда иди и разбуди нашу дочь, – слышится знакомый голос, от которого у Юрия начинают шевелиться волосы на голове. – Кристина очень хотела посмотреть „Седую ночь“. Поспеши, милый. Аха-ха».

Трясущейся рукой Юрий поднимает свечу и кричит не своим голосом. Вместо супруги перед ним на диване та самая мультяшная Ах, в своем неизменном платье в горошек. Девочка раздвигает спутанные пряди рыжих волос, и Юрий обмирает от ужаса – перед ним оскаленный череп, и в бездонных глазницах он видит бушующее пламя, словно внутри этого создания полыхает пожар.

«Ты не забыл, что вы сделали на съемках?! – сварливым голосом спрашивает Ах. – Ты помнишь?! Ты помнишь?!!»

Ее голос переходит в пронзительный визг, бьющий по барабанным перепонкам, и Юрий, позабыв обо всем на свете, тоже кричит, он кричит, мысленно призывая себя проснуться как можно быстрее и избавиться от этого кошмара…

* * *

Близилось время ужина. До окончания очередного показа «Седой ночи» оставалось восемь минут, когда Жанне сделалось дурно и она потеряла сознание. Очевидно, что рано или поздно это должно было случиться, чему способствовали спертый плотный воздух, пропитанный дикой мешаниной запахов застоялого пота, нечистот из ведра и кисловатого пива; бесконечные кадры чудовищных истязаний и пыток, колоссальный стресс, чувство голода, плюс ее предродовое состояние. В глазах Жанны вдруг потемнело, по телу пробежала мелкая дрожь, она обмякла, словно разделанная тушка, из которой вынули все кости, и тихо сползла по стулу вниз.

Не успело ее лицо коснуться стальной поверхности пола, как картинка на экране застопорилась, после чего проснулась сирена.

Юрий улыбался улыбкой мертвеца, не сводя немигающего взгляда с поставленного на паузу кадра. На нем было запечатлено его собственное ухмыляющееся лицо, лицо Фила, жестокого насильника, садиста и убийцы. Скрежет сирены безжалостно истязал мозг, и он инстинктивно закрыл руками уши, хотя это слабо помогало.

Алексей вскочил с места. Расстегнутая рубашка с темными пятнами пота под мышками выглядела засаленной и изжеванной, волосатое бледное пузо подрагивало, как тающий холодец. Волосы взъерошены, а выпученные свинячьи глазки на заметно похудевшем лице полыхали яростью. От учтивости и вежливых манер банкира не осталось и следа. Он кинулся к неподвижно лежащей Жанне.

– Вставай! – заорал он, тщетно пытаясь перекричать сирену. – Приходи в себя, черт тебя подери! Я не собираюсь слушать это дерьмо только потому, что тебе стало нехорошо!

Видя, что слова на женщину не действуют, Балашов затормошил ее.

Юрий медленно поднялся с места. Голова слегка кружилась, перед воспаленными глазами, словно горячие искры, то и дело вспыхивали кадры «Седой ночи», от которой его уже не просто тошнило, а выворачивало наизнанку.

– Давай, Карпыч, – проскрипел он. – Врежь ей! Иначе она не проснется.

Вряд ли этот совет, заглушаемый дребезжащим визгом сирены, был услышан Алексеем, но банкир сделал именно то, что прозвучало из уст Юрия, – отвесил Жанне пощечину. На бледной щеке женщины проступило розовое пятно.

– Перестаньте, – усталым голосом произнес Рэд. Его седые волосы, похожие на клочья паутины, растрепались, сделав его похожим на ведьму.

Поднявшись со своего места, режиссер приблизился к Алексею, который к тому времени успел еще раз ударить Жанну.

– Остановитесь! – гаркнул Рэд, перехватив запястье Алексея. – Не уподобляйтесь тому, роль кого вы играли!

Юрий ухмыльнулся, показывая крепкие желтые зубы:

– Неужели ты не понял, что от нас именно этого хотят? Чтобы мы оказались именно такими, какими ты нас изобразил в кино?!

– Не трогай ее, – повторил Рэд. – Она ни в чем не виновата.

– Отвали, старик, – тяжело дыша, огрызнулся Алексей. – Или я суну твою голову вон в то ведро с дерьмом!

– Угомонитесь! – сказал Рэд. – Разве будет лучше, если мы перегрызем здесь друг другу глотки?

– Вдруг она сдохла?! – закричал Алексей, теряя остатки самообладания. – Тогда вместо кино мы сутками будем слушать сирену! У меня аллергия на эту дрянь!

К ним подошел Юрий. Присев на корточки, он потрогал вену на шее женщины и поднял голову:

– Она жива, просто в обмороке. Оставьте ее. Кстати, для разнообразия можно послушать и сирену. Тем более осталось две минуты до конца фильма.

Алексей выпятил нижнюю губу, словно обиженный ребенок, которому не купили понравившуюся игрушку.

– Я не могу слушать эту херню, – уныло сказал Балашов.

– А я устал смотреть херню по телевизору, – в свою очередь заявил Юрий.

– Ты только что ел ногу сваренного младенца. Там ты не выглядел усталым, Фил.

– Пошел ты, Карпыч, – сплюнул Юрий. Слюна вязким комком застыла на полу, и он размазал ее подошвой туфли. – Это кино. Рэд прав. Не будем превращаться в скотов. Правильно, Рэд?

Режиссер предпочел промолчать, а в памяти Юрия мелькнули образы ночного кошмара – жуткое существо на диване, мерзко каркающее: «Ты помнишь, что вы сделали?! Помнишь?!..»

Алексей грязно выругался. Затем, заткнув уши ладонями, он грузно шлепнулся в угол и молча уставился прямо перед собой.

Ровно в семь вечера сирена умолкла и вверху зашуршал трос, на котором спускался ужин. Юрий, соблюдая все предосторожности (он все еще помнил жгучий удар током, от которого на ладони до сих пор краснел безобразный ожог), отцепил пакеты от крючка, и доставочный «лифт» снова поднялся вверх. Люк на потолке бесшумно закрылся.

– Сколько мы так протянем? – тихо спросил Рэд, покосившись на свою порцию. – Неделю? Две?

– Человеческий организм весьма вынослив, – отозвался Юрий. – Ого! Молодец девка, держит слово!

С величайшей осторожностью он вынул из пакета пластиковый стаканчик с крышкой, в который обычно наливают кофе «с собой». Сорвав крышку, Юрий жадно принюхался.

– Водка? – без особого интереса поинтересовался Алексей.

Есин кивнул.

– Эх, сейчас бы черный хлебушек и селедочку с лучком, – мечтательно произнес он. Вздохнув, он залпом осушил стаканчик.

– Зря вы выпили, – вдруг сказал Рэд.

– Тебе-то что?

– Во-первых, спиртное могло бы нам пригодиться для дезинфекции – мало ли, что дальше будет происходить. Во-вторых, после водки вам захочется пить. А кроме пива и молока, тут ничего нет, и завтрак только в пять утра… Впрочем, это уже ваши трудности.

– Мы все сдохнем здесь, – сквозь зубы проговорил Алексей. Резким ударом ноги он опрокинул ведерко с попкорном, и раздувшиеся белесые зерна кукурузы рассыпались по полу. Одно из них почти коснулось указательного пальца Жанны, которая так и лежала без чувств.

– Не будь таким пессимистом, Карпыч, – сказал Юрий. Он сел напротив банкира. – Если не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней. Сечешь?

– Да иди ты, – пробурчал Алексей.

– Девчонка говорила о каком-то отличии в фильме. Которого нет в оригинале, – напомнил Рэд. Он вяло грыз попкорн, полубезумный взгляд режиссера блуждал по стенам «кинотеатра», изредка останавливаясь на погасшем экране. – Кто-нибудь что-то заметил? Какую-либо несостыковку? Клянусь, я следил за каждым кадром, но ничего не заметил. Фильм как фильм. Я ведь знаю его наизусть, чуть ли не посекундно!

 

Юрий пожал плечами и сказал:

– Эта сучка упомянула, что должна восторжествовать справедливость. Помните? Может, мы должны покаяться в собственных грехах? Ваши мнения?

Алексей потянулся к пиву и жадными глотками выпил почти весь стакан, оставив лишь на донышке.

– Я знаю, в чем дело, – произнес он. – От нас хотят повторения фильма. Чтобы все произошло снова, только в реале! Обратите внимание, все подстроено так, что в нашей компании оказалась беременная Жанна! Или, думаете, это совпадение?!

Никто ничего не ответил.

– Я переживаю за Жанну, – после минутной паузы тихо сказал Рэд. – Она вот-вот должна родить. Что мы тогда будем делать?

Юрий покачал головой, глаза его холодно сощурились:

– В твоем фильме ребенок родился сам?

– Нет, – протянул Рэд, пытаясь понять, куда тот клонит. – Ты хочешь сказать…

– Все знают, что было в фильме, – перебил режиссера Алексей. – Мы с Филом вырвали его из женщины.

Несколько секунд он с мрачным видом смотрел на рассыпанный попкорн, затем вздохнул и принялся собирать его обратно в ведерко.

Экран загорелся вновь ровно по расписанию. Ах, мурлыча под нос какую-то песенку, на этот раз была на трехколесном велосипеде.

– Мне кажется, мы все давно сошли с ума, – промямлил Рэд, наблюдая за девочкой. – Или умерли.

– Нет, дружище, – сказал Юрий. – Я начинаю понимать, что право умереть в этих стенах еще нужно заслужить.

– Привет, – подмигнув, поздоровалась Ах. – А что это с вашей подругой? Почему она на полу?

– Потому что она лежит, – в тон ей ответил Юрий. – Неужели непонятно?

Но Ах, судя по всему, сарказм мужчины не оценила.

– Она умерла?

– Разве это не видно на ваших мониторах? – вместо ответа спросил Алексей. Собрав все до одного раздутые зерна кукурузы обратно в ведерко, он принялся их жевать.

Ах слезла с велосипеда и с сосредоточенным выражением лица почесала попу.

– От этого велика трусы постоянно в задницу залезают, – пожаловалась она, поправляя платье. – У вас такое бывало? Ну вот. Просила Оха купить мне шорты, а он: «Какие шорты, Ах? Ведь нам надо кормить гостей». Вот так, все деньги вам на попкорн и пиво уходят… А я в обносках хожу. – Девочка снова взглянула на бесчувственное тело Жанны. – Если она умерла, вам спустят пилу. Вы ее распилите и положите в ведро, потому что целиком такая тетя в дырку не пройдет. Аха-ха.

– Распилить? – ошарашенно переспросил Рэд. У него был такой вид, словно его огрели лопатой по затылку.

Ах кивнула.

– Нельзя, чтобы тело разлагалось, – авторитетно заметила она. – Дышать трупным ядом вредно. У вас и так, как я погляжу, душновато.

Юрий метнул взор в сторону загаженного ведра, из которого несло фекалиями, и с трудом сдержался от едкой реплики.

– Маленькая сука, – чуть слышно проговорил он.

– Спокойно, Фил… то есть Юрий, – шепнул Рэд. – Не оскорбляй ее. С меня хватит прошлой бани. В этот раз, если она рассердится, мой моторчик может не выдержать.

– Приведите ее в чувство, – велела девочка.

Мужчины обменялись взглядами, и после короткой паузы Юрий поднялся с пола. И сразу почувствовал приятную легкость в голове – водка, учитывая отсутствие нормальной закуски, быстро ударила в голову.

Он склонился над Жанной, пристально вглядываясь в побледневшее лицо женщины.

– Солнце, приходи в себя, – сказал он и сильно ущипнул ее за мочку уха. Затем еще раз, и Жанна вздрогнула. – Иначе нам придется тебя расчленить, как в фильме. Ну?! – повысив голос, сказал он и снова с силой сжал пальцами ухо Жанны.

Она жалобно всхлипнула, веки затрепетали.

– С ней все в порядке! – крикнул Юрий, выпрямляясь.

– Боже мой, – выдохнула Жанна, приподнимая голову. – Мой ребенок…

– Пока еще в тебе, – откликнулся Юрий.

– Вы нашли отличие в фильме от оригинала? – спросила Ах. – В прошлый раз вы получили задание.

Никто не проронил ни слова.

Терпеливо выждав минуту, девочка хмыкнула:

– Вам придется смотреть этот фильм до тех пор, пока не увидите. Сегодня вы посмотрели его двенадцать раз. Ну, почти двенадцать, концовку вам Жанна слегка испортила. Неужели никто ни о чем не догадался?

– Что насчет вопросов? – хмуро спросил Рэд.

Ах сделала реверанс и показала режиссеру розовый язычок. Казалось, она уже не скрывала свое неприязненное отношение к этому долговязому пожилому мужчине с седыми прядями волос.

– Вопросы сегодня вы задавать не будете, – произнесла она.

Рэд прищурился:

– Что, правила изменились?

Ах переступила своими толстыми ножками и протянула:

– Вовсе нет. Просто сегодня такой день – день без, мать его ети, чертовых вопросов. Устраивает?

Рэда это, понятное дело, не устраивало, но и особого желания спорить по этому поводу с Ах у него не было.

– Да и вообще какой смысл в этих вопросах? – продолжала разглагольствовать девочка. – Разве что они заставляют работать ваши киснущие мозги, силясь узнать о своей судьбе. Поверьте, все уже давно решено без вас.

После этой фразы Жанна вздрогнула. Хрипло вздохнув, она села и выпрямила ноги в коленях. Юрий не к месту заметил, что ее гладкие стройные ноги начали покрываться царапинами и грязными разводами.

– Ты сегодня напряженная, Ах, – вдруг сказал Рэд, пристально наблюдающий за «менеджером». – Что-то случилось?

Ах погрозила ему пальчиком.

– Хитрый старик, все видит, – хихикнула она, и лицо ее тут же омрачилось, словно солнце закрыла дождевая туча. – Мы поругались с Ох. Он считает, что я плохо справляюсь с обязанностями менеджера. Поэтому… – она вздохнула, – мы проведем голосование. В нашем кинотеатре внимательно отслеживают реакцию зрителей на качество обслуживания. Вопрос, вынесенный на голосование, таков: кто за смену менеджера? Кто за – поднимите руку. Потом поднимут руки те, кто против. У вас минута на размышление.

Выпалив все это, Ах демонстративно повернулась к пленникам спиной.

Рэд снял очки и нервно протер стекла рукавом своей порядком измочаленной и потерявшей белизну сорочки.

– Итак, поиграем в демократию? – негромко спросил он. – Признаюсь, для меня это неожиданность.

– Я за то, чтобы эта дура убралась отсюда, – шепотом известил Юрий. – Еще пару дней в ее обществе, и я сыграю в ящик.

– Я присоединяюсь, – поддакнул Алексей. – Если есть выбор, нужно рискнуть.

Рэд выглядел озабоченным:

– Помните старое житейское правило? «Берегите начальника, новый может быть хуже предыдущего». По крайней мере, мы знаем, что представляет собой эта рыжая пигалица. А вот кто займет ее место? Жанна, вы что скажете? Важно знать, что думает каждый из нас!

Жанна, до этого момента хранившая молчание, едва заметно пожала плечами:

– Во всяком случае, эта кукла относительно предсказуема.

– Это значит, что ты против? – уточнил Алексей.

Женщина не ответила. Она стала погружаться в полусонное состояние, ее веки тяжело опускались и поднимались, будто прихваченные клеем.

– Значит, два на два, голоса поровну, – подытожил Юрий. – Так голосовать не получится. Нужен перевес хотя бы в один голос.

– Время! – прозвучал голос Ах, и взгляды всех четверых устремились на экран.

– Ваше решение, зрители? – задала вопрос девочка, теребя уголок платья. – Кто за то, чтобы я больше не была вашим менеджером?

Юрий поднял руку первым. После секундного замешательства Алексей последовал его примеру. Ах уперла руки в бока, ее лицо было бесстрастным.

– Еще есть желающие?

Юрий мельком взглянул на Жанну, потом перевел взор на пожилого режиссера. Медленно и тягуче поползли секунды. Внезапно Жанна расправила плечи.

– Есть, – сказала она и подняла руку.

Ах надула губы и шаркнула ножкой:

– Кто против?

Теперь все смотрели на Рэда. Юрий – с холодным безразличием, Алексей – с плохо скрытой неприязнью, взгляд Жанны вообще ничего не выражал.

Правая рука режиссера медленно вытянулась вверх, словно корабельная мачта. Неожиданно по круглому лицу Ах прокатилась слезинка.

– Не ожидала, что ты поддержишь меня, – призналась она.

Локко пожал плечами и опустил руку.

– Не знаю, что тебе светит за результат этих так называемых выборов… – невозмутимо проговорил он. – Но я всегда страшился неизвестности. Тебя, Ах, в конце концов, мы более-менее знаем. Если тебя накажут за то, что мы проголосовали против, то… в общем, я не хотел бы никакого насилия.

На щетинистом лице Юрия появилась волчья ухмылка:

– В это трудно поверить, смотря твои фильмы.

Рэд оставался бесстрастен и спокоен.

– Кино есть кино, реальная жизнь складывается несколько иначе, – сдержанно изрек он.

– И что дальше? – моргнув, с глупым видом спросил Алексей.

– Дальше у вас будет другой менеджер, – ответила девочка. – Ваши голоса лишь подтвердили, что я не справилась с обязанностями. А теперь смотрите фильм и ищите отличия, – закончила она.

Жанна вновь подняла руку:

– Я знаю, чем эта версия отличается от оригинала.

Ах, уже было севшая обратно на велосипед, оживилась:

– Да что ты? И в чем же суть отличия?

– В фильме, то есть… в финальных титрах… было имя, – Жанна говорила сбивчиво и запинаясь, словно растерявшийся студент, которому профессор на экзамене задал вопрос не по теме. – Среди других актеров было имя… Воробьева Ирина. Ее нет среди нас. И в оригинальной версии имя этой женщины не упоминалось.

Ах захлопала в ладоши, но при этом ее лицо оставалось мрачнее тучи.

– Браво, – сказала она, закончив аплодировать. – Свой приз ты получишь перед сном. А сейчас кино. Его никто не отменял. Аха-ха.

И прежде чем кто-то успел опомниться, картинка с Ах исчезла, после чего на экране замелькали кадры «Седой ночи».

* * *
«Седая ночь», 1995 г., действие четвертое

Стрелка наручных часов, по которым мазнул взглядом Фил, замерла на двенадцати ночи.

– …И сказал Тайсон Золушке: «Запомни, Золушка. После двенадцатого удара твоя физиономия превратится в тыкву», – нараспев проговорил он, и Карпыч захрюкал от смеха.

– Я рад, что у тебя хорошее настроение, – кивнул Фил. Он разглядывал свои руки в бледном свете выглянувшей из-за туч луны. Засохшая кровь, которой он измазался, пока затаскивал пожилую женщину в багажник, была похожа на чернила, и от нее пахло медными стружками.

– А вот и Воропаево, – встрепенулся Карпыч. – Как там она сказала?

– Дом у колонки, – ответил Фил и стиснул крепкие пальцы в кулак. – Колонка, колонка… есть колонка музыкальная, а есть колонка в архитектурном ансамбле. Существует колонка в газете. Также есть колонка, из которой набирают воду. Как ты думаешь, какую она имела в виду?

– Братуха…

Фил бросил на приятеля изучающий взгляд.

– У тебя еще остались эти колеса? – спросил Карпыч, словно извиняясь.

– Для тебя ответ положительный, – краем рта улыбнулся тот.

«Мицубиси» съехал с трассы, и машину тут же заболтало на вязких ухабах и выбоинах. Сильный ливень превратил и без того разбитую сельскую дорогу в непроходимую слякотную кашу, но машина упорно продвигалась вперед.

– А мне понравился «Cannibal corpse», – сказал Фил, закуривая. От резкой тряски кончик сигареты никак не хотел окунаться в огонек зажигалки, но Фил был терпелив. Наконец он глубоко затянулся. – Как ты там говорил? «Замученный при родах»?

– Ага. Есть еще неплохой альбом, «Bleeding». Кровотечение то есть. Эти ребята любят тему смерти. Собственно, как и темы пыток, абортов и суицида.

Найти нужный дом не составило большого труда. Село Воропаево состояло из трех улиц, и через несколько минут молодые люди уже выбирались из машины, припаркованной у ржавой водопроводной колонки.

Карпыч брезгливо смотрел на приземистый дом, буквально вросший в землю, который виднелся за покосившимся штакетником, настолько прогнившим, что было непонятно, зачем он вообще нужен.

Они открыли ветхую калитку и поднялись на крыльцо. Раскисшие от сырости ступеньки заскрипели под тяжестью нежданных гостей. Фил постучал в облезлую дверь.

– Будет облом, если ее внучка окажется страшной, – вполголоса сказал Карпыч, но Фил лишь поднес к губам указательный палец и ничего не ответил.

Через мгновение в глубине дома послышались шаги, и женский голос с тревогой спросил:

– Кто там?

Студенты посмотрели друг на друга.

– Извините за поздний визит, – начал Фил. – Вы, случайно, не Оля?

Заскрежетал замок, и старая дверь с усилием отворилась. Темнота мешала разглядеть возникшую перед ними женщину, они видели лишь контуры ее тела и глаза, блестевшие в темноте серебристыми монетами.

 

– Да, меня зовут Ольга. Что вам нужно? – с легким беспокойством спросила она.

Фил откашлялся и торопливо заговорил:

– Вы живете с бабушкой?

– Да, с бабушкой… С ней что-то случилось? Она должна была уже давно прийти!

– Вы только не пугайтесь. Дело в том, что мы были свидетелями небольшой аварии, – продолжал на ходу выдумывать Фил. – Вашу бабушку на дороге случайно зацепила машина, но вы не переживайте. С ней все в порядке.

Женщина ахнула, покачнувшись.

– Где она?!

– Можно, мы войдем? – вкрадчивым голосом поинтересовался Карпыч, и хозяйка машинально отошла назад, пропуская в дом молодых людей.

Фил аккуратно закрыл за собой дверь. Теперь, когда Ольга была на свету, они смогли рассмотреть ее. Относительно молодая, лет двадцати пяти, с простоватым, но миловидным лицом и громадными серыми глазами. Густые темные волосы тяжелыми волнами ниспадали на ее плечи, но взоры Фила и его друга были прикованы к огромному животу хозяйки дома. Ольга была беременна, причем, судя по животу, вот-вот должна была родить. На ней был старый выцветший халат.

– Где бабушка? Что с ней?! – заговорила молодая женщина.

Из комнаты бесшумно вышла тощая кошка дымчатого окраса. Остановившись у босых ног женщины, она равнодушно уставилась на молодых людей.

– Вы не волнуйтесь, – подал голос Карпыч и нервно хихикнул. – Вашу бабушку отвезли в больницу. Но она попросила навестить вас и сказать, что с ней все хорошо.

– Она просто ушибла руку, – поддержал приятеля Фил и сально улыбнулся.

– Ну, не только руку, – зевнул Карпыч. – Еще спину. Совсем чуть-чуть. Старые кости – они такие хрупкие… одно неловкое движение, и – хрясь!

Только сейчас Ольга запоздало поняла суть происходящего. Вскрикнув, она попятилась.

– Стой, куда же ты! – пропыхтел Фил. – Клубничка пухленькая…

Ольга развернулась, пытаясь укрыться в одной из комнат, но Карпыч успел вцепиться в ее волосы. Она завизжала. Испуганная кошка, мяукнув, метнулась куда-то в темный угол.

– Оля. Оля, – произнес Фил, словно пробуя имя на вкус. – Оленька! – Он приблизился вплотную к беременной, остановив свое потное ухмыляющееся лицо в нескольких сантиметрах от ее горла, на котором трепыхалась голубая жилка. – Красивое у тебя имя.

Фил плотоядно улыбнулся, пока Карпыч наматывал на кулак волосы молодой женщины.

– Вас только двое? – спросил Фил, подняв глаза, и Ольгу обуял животный ужас. Ей казалось, что на нее немигающим взором смотрит кобра. Еще чуть-чуть – и она сделает смертельный бросок.

– Нет… нет, скоро должен муж прийти, – выдавила она. – Он… после смены.

Фил наотмашь ударил ее по губам, брызнула кровь. Ольга закричала от боли.

– Врать нехорошо, – покачал головой Карпыч. – Меня вот в школе так учили. А тебя что, не учили тому, что обманывать нельзя?

– Мне кажется, Оля в школу не ходила, – предположил Фил и следующим ударом в челюсть сразил Ольгу наповал. В последний момент Карпыч успел подхватить обмякшее тело молодой женщины.

– Грубо, Фил, – заметил он.

– Нам нужно принести ее бабулю, – деловито сказал тот. – Ей наверняка там уже скучно стало…

Карпыч с сомнением посмотрел в сторону выхода.

– Как ты думаешь, она соврала про мужа?

– Конечно, соврала.

– А если нет?

Фил усмехнулся:

– А ты что, зассал? Или только с бабами готов дело иметь?

Карпыч убрал в сторону волосы, рассыпанные по лицу бесчувственной женщины. Из разбитой губы продолжала сочиться кровь, скапливаясь на подбородке, на скуле набухал синяк.

– А она очень даже ничего. И… похожа на твою Лерку, – сказал Карпыч. – С которой у тебя постоянно скандалы.

Фил посмотрел на Ольгу.

– А по-моему, это и есть Лерка, – тихо промолвил он. – Разве ты не видишь?

Карпыч озадаченно почесал нос.

– Это – Лерка? А… она ведь не была беременной. И потом, как она оказалась здесь, если должна находиться на даче Кролика?

– Какой Кролик? – с холодной ухмылкой спросил Фил, и они расхохотались. В старом, окутанном сумерками доме смех этих двоих прозвучал как злорадное хрюканье.

– Свяжем ее? – предложил Карпыч, но Фил мотнул головой:

– Она никуда не денется. Давай принесем старуху. У тебя, наверное, уже весь багажник протек.

– Эй, Фил, смотри.

С этими словами Карпыч раздвинул полы халата, обнажая налитые женские груди будущей матери. Вызывающе торчали крупные соски, окруженные светло-коричневыми чашечками.

Фил облизнулся.

– У меня стояк, – признался Карпыч, не сводя завороженного взгляда с соблазнительной, матово блестевшей плоти. – Я еще никогда не трахал беременных…

– Предстоит знатная вечеринка, – цокнул языком Фил. – Идем за старухой.

И они поспешили наружу.

* * *

Часы показывали 00:00, и последний в этот день показ «Седой ночи» оборвался, когда до конца еще было одиннадцать минут – именно столько времени звучала сирена. Рэд уже понял, что если по каким-то причинам кино ставилось на паузу и из встроенных динамиков начинал извергаться зубодробильный скрежет, впоследствии фильм начинал идти с той самой секунды, на которой был остановлен. Соответственно, сдвигалось время трансляции, которое не всегда совпадало с распорядком дня…

В этот раз сирена включалась дважды. Первый раз из-за того, что Алексею приспичило облегчить кишечник. Слушая его натужное сопение и недвусмысленные звуки, Рэд едва сдерживал рвотные спазмы. Юрий хрипло и неразборчиво напевал какую-то песню, Жанна сидела, зарывшись лицом в сальные от грязи и пота волосы.

Второй раз внезапно отключился сам Рэд. Да, это его кино, он создал этот фильм, но всему есть предел, и от нескончаемой череды повторяющихся кадров Рэду уже хотелось выть и лезть на стенку, выдирая из черепа свои длинные седые волосы. Нескончаемое однообразие приводило в бешенство, которое тут же сменялось отупляющей апатией, и все по спирали повторялось вновь и вновь. Режиссеру стало чудиться, что его начинает окутывать некая плотная пелена, розовая и губчатая, словно влажная мозаика из внутренних органов. Кадры из фильма – потоками льющаяся кровь, отпиленные кисти руки, клочья плаценты, которой закусывали водку Фил с Карпычем, – казалось, все это вколачивается в череп стальными гвоздями. И Рэд не выдержал. Последовала резкая ослепительная вспышка, как проблеск холодной молнии, и он утратил связь с реальностью.

Пришел в чувство режиссер лишь после того, как его усиленно отхлестал ладонями по лицу Юрий.

– Не так скоро, старик, – прошипел он, увидев, как Рэд, застонав, приоткрыл глаза. – Я так понял, что все только начинается…

– Уйди прочь, – прошептал Локко. Все лицо горело и полыхало от пощечин. – Убери лапы, сукин сын.

Из-за неумолкающей сирены Юрий вряд ли услышал его слова, но, вероятно, смысл сказанного понял по шевелящимся губам режиссера.

– Да без проблем, – сказал он и, отойдя в угол, попросту сел на пол.

Рэд опустил голову и заткнул уши.

Алексей подобрал пустые ведерки из-под попкорна и, разорвав их, стал поочередно вылизывать их внутренние стенки. Из потухших глаз банкира, окруженных темными кругами, текли слезы. Ее Величество Боль, казалось, поселилась в каждом квадратном миллиметре его изможденного грузного тела. Но больше всего досталось позвоночнику, в него будто ввинтили десяток ржавых винтов, которые вибрировали в такт его судорожному дыханию, причиняя немыслимую боль. Нестерпимо болел копчик, и Балашов даже подумал, что, наверное, именно так себя чувствуют наказанные, которых сажают голой задницей в муравейник.

Жанна сидела неподвижно, крепко зажмурившись.

Так продолжалось ровно до 00:00, после чего сирена смолкла.

Рэд, охнув, медленно поднялся – бедра обожгло зубчатой болью, будто пилой по коже прошлись. Ковыляя, он сделал небольшой круг по «кинотеатру» и остановился возле Жанны. Глаза беременной женщины все так же были закрыты.

– Ты что, просидела так шесть часов? – спросил он.

Она не ответила.

– Фильм закончен, – зачем-то сообщил режиссер, хотя это было и так понятно.

– Он никогда не закончится, – выдохнул Алексей. Вылизав последнее ведерко, он швырнул его под ноги. – Твой фильм будет идти вечно. Твоим фильмом нас убивают, Рэд. Медленно и изощренно.

– Мы сами себя убиваем, – прошептала Жанна, поднимая веки. Влажные глаза были покрасневшие и опухшие.

– У нас внеплановая почта, – хмыкнул Юрий, увидев, как с потолка спускается увесистый бумажный пакет, к ручке которого был привязан фиолетовый бант. – Не иначе как нам выделили дополнительный паек…

Алексей возбужденно втянул носом затхлый воздух давно непроветриваемого помещения и приблизился к пакету.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru