bannerbannerbanner
Пуповина

Александр Варго
Пуповина

Полная версия

– Да.

– Я сегодня отправлю тебе письмо. Необходима твоя помощь.

– Что-то случилось? – насторожился детектив.

– Пока нет, – вздохнул Владимир. – Но мне срочно нужна информация по одному делу. Все, что есть.

– Присылай исходные данные. Я позвоню.

– Я у тебя в долгу.

– Ладно, сочтемся, – усмехнулся Максим и отключился.

Какое-то время Владимир молча изучал трубку, пока экран не окрасился черным.

Он зашел в комнату к дочери. Настя с увлечением листала «Волшебник Изумрудного города» – она обожала книги из этой серии и могла пересматривать их до бесконечности.

Глядя на ее затылок со смешно торчащими хвостиками, на ее худенькие плечики, Кузнецова вдруг захлестнуло ни с чем не сравнимое чувство любви к своему ребенку.

Он осторожно приблизился к девочке и ласково обнял ее.

– Папа, – улыбнулась Настя, оторвавшись от книжки.

– Настеныш, – он крепче прижал к себе крохотное тельце дочки.

– А вы мне приготовили подарок? – хлопая ресницами, поинтересовалась Настя, и отец усмехнулся:

– А как же. Это ведь твой праздник скоро будет, да?

– Да, – ответила девочка, и по ее розовым губкам скользнула странная улыбка. Она медленно повернулась к книге, словно давая этим понять, что на этом разговор окончен. Владимир озадаченно потер переносицу. Что-то во взгляде дочери ему показалось… Эти глаза.

Глаза?

Он подошел к двери и еще раз посмотрел на дочь. Моргнул.

В какую-то долю секунды его накрыло жутковатое предчувствие – вот сейчас голова Насти развернется, как у той девочки на качелях в платье-бабочки…

«Я люблю тебя», – мысленно произнес он, и тихонько затворил за собой дверь.

Он обхватил голову руками. Похмелье, которое словно консервным ножом безжалостно вскрывало его черепную коробку все утро, только сейчас начало нехотя отступать. Но отходняк был чудовищно медленным и болезненным, будто на открытой ране елозила черепаха, никак не желающая уползать с понравившегося места. Это было предсказуемо – его организм отвык от алкоголя, и принятая вчера доза закономерно привела его к такому результату. Пришлось даже взять отгул.

Надо все рассказать.

Да, пожалуй, так будет лучше. Иначе он просто сойдет с ума.

Он вошел на кухню. Ноздри резанул запах химии – Ирина смывала с ногтей старый лак.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Володя? – негромко спросила она, не отрываясь от дела.

– Я… – Кузнецов сглотнул подкатившийся к глотке вязкий комок слюны. – Ира, я хочу с тобой поговорить.

– Давай, – черты лица женщины затвердели.

Ее напряженная поза и каменное выражение лица неожиданно натолкнули Владимира на мысль, что… жена подозревает его в измене.

Он присел на стул и, набрав побольше воздуха в легкие, спросил:

– Ты помнишь, что случилось, когда ты рожала Настю?

Ирина едва заметно кивнула, отложив в сторону ватку. Владимир непроизвольно взглянул на руки жены – ногти на правой были ею покрыты начинающим облезать лаком, между тем как ноготки левой руки были нежно – розового цвета.

– Еще бы не помнить. Шея нашего котенка была обернута пуповиной. Акушерка едва справлялась. И кроме медсестры, которая пять минут назад закончила техникум, и тебя, принявшего на грудь, в больнице никого не было.

Владимира кольнули слова супруги насчет «принявшего на грудь», но это было правдой. Он вздохнул.

– В больницу привезли девочку. Одновременно с твоими родами.

– Я это тоже помню.

Кузнецов вдруг уставился на живот Ирины. Что?..

– Привезли девочку… – оцепенело повторил он. Ему показалось, или под материей халата что-то шевельнулось?

(щупальца)

– Ну? Продолжай, – тихо сказала Ирина. Она отложила ватку, смоченную раствором, и принялась медленно поглаживать живот. Владимир поднял глаза, перехватив напряженный взгляд супруги. Затем она внезапно расслабилась, хитро улыбнулась, подмигнув при этом, и он вздрогнул, как если бы она выплеснула ему в лицо из бутылочки жидкость для снятия лака.

«Она все знает» – мысль щелкнула в его мозгу яркой вспышкой. «И всегда знала, что я тогда сделал!»

– Что с тобой, Володя?

«Я знаю, какое решение тебе пришлось принимать» – прочитал он в ее глазах. «Но это никогда не оправдает твой поступок»

– Ты… делала УЗИ? – спросил Владимир, едва слыша собственный голос. Он не знал, зачем решил сменить тему, но желание говорить о событиях пятилетней давности исчезло напрочь.

– Да, все в порядке, – ответила Ирина как ни в чем не бывало. Она отвернулась от него, принимаясь за вторую руку. Казалось, она совершенно потеряла интерес к мужу. Кузнецов был в смятении.

«Она какая-то не такая» – заскреб над ухом ненавистный голос. «Она и твоя дочь. Кстати…»

Да, кстати…

Он не без труда поднялся со стула и побрел в спальню.

Там, в детской.

Тогда, глядя на дочь, которая оторвалась от книжки и внимательно смотрела на него, он был готов поклясться, что смотрит на ту самую девочку из подземного перехода.

Этой ночью Ирина впервые за долгие годы легла спать отдельно. До этого нечто подобное было только однажды, после какой-то глупой ссоры. Что же произошло сейчас?!

Она просто легла почитать в гостиной, а когда Владимир, заждавшись, вышел, чтобы позвать ее, то с изумлением обнаружил, что Ирина давно спит, укрывшись одеялом до самого носа. Кровать была приготовлена ко сну.

Он вернулся в спальню.

(она изменилась)

«Может, это с тобой что-то не так?» – холодно полюбопытствовал внутренний голос.

– Я в порядке, – прошептал Владимир. – Я в полном порядке. Я просто хочу, чтобы у нас в семье все было хорошо.

Сон не шел. Ему было непривычно одному в этой кровати, которая вдруг стала такой громоздкой и неуютной.

Нужно пойти к Ирине. Разбудить и сказать, чтобы шла спать сюда.

Владимир спустил ноги вниз, нащупывая ступнями тапки. Он чувствовал себя идиотом, путаясь в догадках, почему такая мысль не пришла ему раньше, еще когда он увидел жену спящей.

Кузнецов уже намеревался осуществить задуманное, как с улицы донесся звук, заставивший его похолодеть. Едва слышное звяканье цепей. Словно кто-то, скованный кандалами, медленно приближался к их дому.

«Это не кандалы» – пронеслось у мужчины. – «Это качели, мать их».

Взад… Вперед… Вверх… Вниз…

Коленки задрожали, и ноги моментально превратились в бескостные рыхлые отростки.

– Я не пойду туда, – глухо проговорил он. – Я лягу спать и закроюсь одеялом.

«Только вряд ли это поможет» – ворвался в мозг голос из сна. Вилка и стекло, прекрасное сочетание. Скрип-скрип.

Владимир потащился к окну, и, облизнув пересохшие губы, отодвинул шторы.

Она была там. Голубая бабочка на качелях. Ее искусственные крылышки излучали фосфорно-зеленоватое свечение, и, как показалось Владимиру, слегка шевелились, будто девочка действительно намеревалась подняться ввысь.

«Она собирается взять разгон»

– Убирайся, – процедил сквозь зубы Владимир. – Убирайся, сука. Тебя нет. Ты умерла.

Девочка засмеялась, и ее некогда голубые глаза неожиданно вспыхнули двумя яркими рубинами, будто бы в ее глазницах были вдавлены потухшие угольки и ночной ветерок вдохнул в них новую жизнь.

Из-за облаков мертвенно-бледной монетой выглянула луна, осветив детскую площадку, и Владимир зажал рукой рот, чтобы не закричать. На качелях сидел труп. Детское платьице болталось на нем, как тряпка на огородном пугале, крылышки за спиной гулко синхронно хлопали, словно паруса на волнах. Гниющая кожа слезала лохмотьями, безгубый рот-щель был приоткрыт, словно трещина в гнилой доске.

«Где мой заяц, папа?»

Владимир отшатнулся от окна. Голос прозвучал прямо над ухом, словно это страшилище незаметно подкралось сзади.

– Тебя нет, – замотал головой Владимир.

Качели остановились, и существо тяжело, словно студень, сползло вниз. Кряхтя, оно медленно поволоклось к подъезду.

(Где? Где мой заяц?!)

«Я хочу познакомиться с моей сестренкой».

«Оно растет» – в священном ужасе подумал Владимир. Зрение не обманывало его – тварь постепенно увеличивалась в размерах, отчего нарядное платье затрещало по швам, ее конечности с хрустом вытягивались, а туфельки лопнули, не выдержав давления разросшихся стоп. Только сейчас он разглядел, что в животе мертвеца торчал огромный нож, загнанный по самую рукоятку.

Оно задрало морду. Глаза-угольки тускло мерцали.

«Я уже взрослая, папа. Ты не забыл, что мне скоро десять лет? В это воскресенье?»

Существо вытащило нож из раны, выпуская наружу ворох извивающихся личинок. После этого, освободившись от рваного платья, словно это была отмершая кожа, монстр проковылял в подъезд.

С губ Владимира сорвался стон. С вытаращенными глазами и ухающим сердцем он понесся к двери. Проверил все замки (руки, еще никогда его руки так не тряслись от страха!), затем приник к глазку. Тихо.

Позвонить в полицию?

«И что я скажу?» – Владимир взъерошил мокрые от пота волосы. – «Меня тут же в дурку упекут!»

Он стал глубоко дышать, пытаясь унять сердцебиение.

Снова осторожно посмотрел в глазок. Флуоресцентные лампы монотонно гудели, равнодушно освещая пространство этажа.

– Это бред, – вполголоса произнес он. – У меня галлюцинации. Ничего такого… ничего такого не может быть в принципе!

«Выпей» – ласково посоветовал ему противный голос. «Выпей, и сразу полегчает, парень».

Кузнецов провел кончиком языка по шершавым губам.

Выпить. Отличная мысль, чувак.

Покачиваясь, он прошел на кухню. Достал из морозилки припасенную бутылку.

– Я тебе не отец, – бормотал он, срывая крышку. – Ты мне не дочь, а я тебе не отец, так вот.

Наконец с крышкой было покончено, и он сделал огромный глоток. Живот тут же скрутило, внутри расцвел огненный шар, и спиртное попросилось наружу. Владимира вырвало прямо на пол.

 

– Ты сдохла, – давясь рвотой, прохрипел он. – Там, на операционном столе. Пять лет назад!

(ты не забыл, что мне скоро десять лет?)

Дерьмо.

Подождав, пока желудок отпустит, он вздохнул и предпринял еще одну попытку. На этот раз все прошло удачно. Через минуту он повторил.

Хмель быстро ударил в голову. Кузнецов кое-как убрался на кухне и нетвердой походкой прошлепал в спальню.

Посмотрел в окно. Конечно же, там никого не было.

«Там никого и не могло быть, дубина».

Ага, точно.

Он пьяно усмехнулся и лег в кровать.

Все будет в ажуре.

Однако нормально уснуть ему в эту ночь не пришлось.

Страшное произошло буквально сразу же. Во рту еще стоял прогорклый вкус водки, тело было ватным, и веки ни в какую не хотели разлипаться, но мозг уже четко зафиксировал: в доме чужой.

Владимир подскочил в кровати, словно распрямившаяся пружина.

– Ира? – спросил он, выйдя в коридор. Его пятка угодила во что-то липкое, и он сморщился. Включил свет и закричал, увидев на полу грязные следы босых ног. Не ребенка, а подростка, неосознанно отметил он, разглядывая подсыхающую слякоть на ламинате.

Его безумный взгляд метнулся к двери. Распахнута, как орущий в ужасе рот, впуская в квартиру струящийся из подъезда сквозняк.

Следы вели в комнату к дочери.

«Нет».

Кузнецов понесся на кухню, и, схватив разделочный нож, вбежал в детскую.

(Оно там. В кроватке Настюши, оно хочет утащить ее с собой)

От этих диких мыслей у него зашевелились волосы. Он включил свет и бросился к детской кроватке. Пуста.

Владимир в растерянности переминался с ноги на ногу, оглядывая комнату.

– Настя?!

Сзади кто-то негромко захихикал, и он развернулся, выставив вперед нож.

Шкаф, конечно же.

Рука потянулась к дверце.

– Я убью тебя, – сквозь зубы сказал он. – Верну тебя туда, откуда ты пришла.

Смешок повторился, и Кузнецов распахнул шкаф. Слева что-то встрепыхнулось, и он, не думая, взмахнул ножом. Лезвие распороло платье Ирины – ее любимый вечерний наряд.

Никого нет.

– Я не сошел с ума, – задыхаясь, произнес Владимир. Он переворошил все содержимое шкафа. Ни Насти, ни…

(мертвой девочки)

никого другого там не было. И не могло быть.

Он тупо посмотрел на руку, с остервенением сжимающую нож.

(испортил платье жены. Утром получишь п…лей, Кузнецов)

– Но как же следы?! – он замотал головой, словно пытался отрицать очевидное. – Чертовы следы?

(когнитивный диссонанс, парень)

Хихиканье раздалось вновь. На этот раз звук шел из гостиной, и Владимир, не раздумывая, сорвался туда.

Конечно, как он сразу не подумал. Тварь схватила его дочь и потащила к Ирине, чтобы там всех вместе их сожрать…

Оно было там.

Владимир завопил не своим голосом, видя, как разлагающееся существо со спутанными волосами медленно ползет по одеялу к Ирине. Услышав крик мужчины, оно повернулось к нему.

– Это мое, – прохрюкало оно. – Отдай мне их.

Ирина открыла глаза и, завидев Владимира, разразилась истошным криком.

Кузнецов бросился вперед, в неистовстве размахивая ножом.

Ирина швырнула в него подушку, не переставая звать на помощь. Откуда-то донесся перепуганный голосок Насти.

Владимир отшвырнул подушку и прыгнул на кровать. Ирина обнимала плачущую Настю, загораживая ее своим телом.

Он остановился, щурясь от света и удивленно крутя головой по сторонам.

Тварь куда-то исчезла.

– Папа, не надо, – судорожно всхлипывала дочь, вцепившись в ночную рубашку матери.

– Настеныш, – упавшим голосом произнес Владимир. Боже, что происходит? Он поднял глаза на жену. Бледная, с расширенными глазами, она выглядела как привидение.

– Ты сошел с ума, Володя, – заикаясь, с трудом выговорила она. – Не подходи к нам!

– Послушай, я просто увидел…

(что ты увидел?)

– Я…

Кузнецов запнулся, с тревогой прислушиваясь.

Ну да. Как он сразу не догадался?

– Она под кроватью, – хрипло сказал он, неуклюже спрыгивая вниз. – Я знаю…

Он опустился на четвереньки.

– Решила поиграть со мной в прятки? – едва слышно спросил он.

В темноте чувствовался едва различимый запах пыли и… чего-то нехорошего.

(запах протухшего мяса)

Темнота под кроватью студенисто шевельнулась, словно была тающим куском желе. Потом кто-то снова хихикнул.

В тот момент, когда он, сопя от натуги, начал двигать кровать, Ирина обрушила на его затылок тяжелую вазу.

23 апреля, пятница, 7:22

– Эй! Кому говорят! Поднимайся, давай!

Голос был странным, казалось, он был везде, сочился отовсюду, словно клейкий туман, пеленая тяжелым покрывалом.

Владимир открыл глаза. Он попытался приподнять голову и едва сдержал стон – боль была такая, словно в его затылок по самые шляпки заколотили несколько «соток».

– Что случилось? – еле ворочая языком, спросил он.

– Много чего, – насмешливо произнес сержант. Грузный, с мясистыми обвислыми щеками и ноздреватым носом, он напоминал стареющего бульдога. – Тебя посетила волшебная фея.

– Фея, – глупо повторил Владимир и попытался дотронуться до затылка. Это было ошибкой, так как боль вспыхнула с удвоенной силой.

Только сейчас до него стало доходить, что он находится в камере, в простонародье именуемой «обезьянник», и его челюсть медленно опустилась вниз.

Твою налево. Докатился, называется.

– Послушайте, – начал он, но тут же умолк, увидев появившуюся рядом с сержантом Ирину.

– Две минуты, – предупредил он, бряцнув связкой ключей.

Женщина кивнула и шагнула вперед.

– Ира, – тихо проговорил Кузнецов. Его поразило лицо жены – бледное и осунувшееся, словно она не спала несколько суток. Глубоко запавшие глаза излучали невыносимую усталость. – Ира, прости меня.

– Ты помнишь, что ты делал ночью?

Память, как услужливый продавец, мгновенно выдала живописную картину – он с тесаком в руке носится по квартире в поисках девочки, умершей пять лет назад. Ему стало страшно.

(что со мной?!)

В горле запершило, Владимир закашлялся, и это не преминуло отразиться на его многострадальном затылке. Он поморщился.

– Ира… я должен тебе объяснить кое-что. Я был не в себе.

– Это было заметно.

Фраза была произнесена с таким презрением, что он оторопел.

– Это ты меня ударила? – обескураженно спросил он, и Ирина, помедлив, кивнула.

– У тебя был нож в руках. И совершенно безумное лицо. Я боялась за Настю, она очень испугалась. Потом я позвонила родителям. Приехал мой отец, он и вызвал полицию.

– Кто бы сомневался, – буркнул Владимир. Он вцепился в решетку.

– И что дальше, Ира?

– Ничего, – бросила она. – Я не стала писать заявление. Хотя папа уговаривал меня это сделать.

Владимир решил, что с огромным удовольствием съездил бы по физиономии столь «замечательного» тестя.

«Старый мудозвон» – с яростью подумал он. «Все делаешь, чтобы развалить мою семью»

– Девочки-мальчики, время вышло! – гаркнул из окошка «дежурки» обрюзгший сержант.

– Тебя скоро выпустят, – сказала Ирина, делая шаг назад. – Не обижайся на нас. Тебе нужно к врачу, Володя.

– Ира! Мы тогда… – Владимир на секунду запнулся, испугавшись собственных мыслей. – Мы не договорили тогда!

Неожиданно губы Ирины раздвинулись в безжизненной улыбке.

– Успеется, – хмыкнула она.

Кузнецов опешил. Он вновь подумал о том, что, несмотря на прожитые годы, он плохо знает свою жену. Вот и сейчас, у нее совершенно чужое, неузнаваемое лицо.

(щупальца, парень)

Мы ждем ребенка.

«Ребенка ли?» – заскрипела по стеклу до боли знакомая вилка.

– Я люблю вас, – прошептал он.

Ирина сделала еще шаг назад, мягко положив свои ухоженные руки на живот.

«Я знаю» – читалось в ее слегка прищуренных глазах. – «Все знаю, дорогой»

– Я увезла Настю к родителям, – сказала она на прощание. – Тебе лучше побыть одному.

Одному?

«А как же день рождения Насти?!» – хотелось заорать Владимиру. Он чуть не плакал от досады. «Как же наш праздник, который мы так ждали, чертова сука?!»

(у тебя было безумное лицо)

Он без сил опустился на облезлую скамью, на которой дремал старый бомж.

– Сынок, дай два рубля, – прошамкал дед.

– Что, тоже позвоночник на заводе сломал? – устало спросил Владимир.

– Чего?! – наклонился к нему ближе старик, обдавая вонью давно немытого тела. – Плохо слышу я, сынок.

– Ничего. Погода сегодня замечательная, – процедил Кузнецов.

Он не заметил, как его кулаки сжались сами собой.

24 апреля, суббота, 22:06

Его выпустили только вечером, и пока Владимир добирался домой, наступила ночь.

«Она даже не спросила, как я себя чувствую» – ожесточенно думал он, вспоминая, с каким холодом общалась с ним супруга. «Чуть не раскроила мне череп долбаной вазой! Наверняка сотрясение…»

Войдя во двор, он остановился, глядя на пустующую детскую площадку.

– Ну, где ты? – свистящим шепотом спросил он, глядя на качели. – Где ты, маленькая стерва? Чертова бабочка?!!

Ответом ему был порыв ветра, от которого Кузнецов поежился. Он подошел ближе и толкнул ногой «сидушку» качелей. Цепи звякнули, словно выражая протест против столь пренебрежительного отношения.

– Я видел тебя. Видел, как сейчас вижу эти гребаные качели.

Он дождался, когда качели приняли исходное положение, затем, развернувшись, побрел домой.

Кузнецов не сразу понял, что дом пуст, и лишь потом в его памяти всплыли слова Ирины:

«Я увезла Настю к родителям… Тебе лучше побыть одному».

И в самом деле. Если так продолжится и дальше, ему и впрямь представится шикарная возможность побыть одному, скажем, ближайшие лет двадцать. В сумасшедшем доме. Если он раньше не окочурится от нейролептиков.

«Мне нужно обратиться к специалисту. К психологу»

Неожиданно от этой простой мысли Владимиру стало легче, и на его похудевшем, небритом лице даже возникло нечто похожее на улыбку. Наверное, точно так же чувствуют себя в обществе анонимных алкоголиков – вроде ты еще не избавился от пагубного пристрастия к выпивке, но в тебе уже зреет понимание, мол, ты не один! Мы выстоим, мы сможем! И это заметно успокаивало, придавая уверенность.

– Да, пожалуй, я так и сделаю, – пробормотал Кузнецов, ковыряясь ключом в замке. – Но…

(что «но?»)

– Я сделаю это, как получу информацию от Максима, – объяснил он, глядя в сторону лестничного пролета, словно там кто-то был. – И потом, завтра день рождения моей дочери!

Последняя фраза прозвучала агрессивно, почти как вызов.

Он зашел в квартиру. Его внимание тут же привлек белый прямоугольничек, торчащий из рамки зеркала в прихожей.

«Комосов Эдуард Сергеевич, семейный адвокат. Разводы, дележ имущества, наследство» – прочитал он и с тупым недоумением уставился в собственное отражение. Что это за хрень?!

«Она специально это оставила» – ядовито ухмыльнулся голос из сна. «Чтобы ты понял сам своей дурацкой башкой»

– Я не дам тебе развода, Ириша, – ровно произнес Владимир, порвав визитку на мелкие кусочки. Затем, не разуваясь, прошелся по квартире. Беглый осмотр подтвердил его опасения – все вещи жены и дочки, а также ее игрушки были вывезены.

– Б…дь! – вырвалось у него.

Снова, как никогда, захотелось выпить.

«Я не буду. Я не алкоголик».

(Ты выпивал раньше. Вплоть до того дня, когда привезли…)

– Заткнись! – взвизгнул Кузнецов.

(…когда привезли девочку. Помнишь?)

Он помнил. Такое не забудешь. Странно, что он не вспомнил об этом тогда, когда впервые увидел ее в понедельник. Тогда, в подземном переходе.

На кухне он увидел мусорное ведро, в котором было вечернее платье Ирины. Платье стоимостью двадцать восемь тысяч валялось среди картофельных очистков, как заблеванная газета. То самое платье, которое он располосовал ножом вчера ночью, роясь в шкафу в поисках незваной гостьи.

Он вспомнил тот вечер, когда Ира надела это платье впервые. Ее губы были сладкие, как спелая черешня, а глаза светились от счастья. После ресторана они поехали домой и трахались до самого утра, из-за чего он даже опоздал на работу.

Он ударил по ведру ногой, и оно перевернулось, веером рассыпая по плитке мусор. Этого ему показалось мало, и он снова замахнулся ногой. Бух! На этот раз ведро взлетело вверх, устремившись в окно. Послышался звон – от удара треснуло стекло.

– Разгон, выход один на один, опасный момент! – воскликнул Кузнецов и засмеялся. Жутковатый смех вязкими кляксами вылетал из его рта, растворяясь в воздухе.

Ладно. Шутки в сторону, пора звонить Максу.

– Ты разве не смотрел свою почту? – спросил Логвиненко, когда он набрал его номер. – Я не мог до тебя дозвониться.

 

– Я только домой вошел. Дела были, – ответил Кузнецов, решив не посвящать друга в подробности своего сегодняшнего местопребывания.

– Интересная история, должен тебе сказать. Можно поинтересоваться, какое к этому ты имеешь отношение? – задал вопрос сыщик.

– Боюсь, сейчас мне не до этого, дружище, – кисло улыбнулся Владимир. Он взглянул на разбросанный по кухне мусор, на разбитое окно, и его улыбка стала шире. – Наверное, как-нибудь потом.

Он отключился и засеменил в комнату, где у него стоял компьютер.

– Давай же, – с нетерпением ворчал он, выстукивая пальцами по столу барабанную дробь. – Загружайся, едрить тебя в задницу.

Когда значок в самом низу экрана, символизирующий статус подключения к Интернету, окрасился в зеленый цвет, он открыл свой почтовый ящик.

К письму от Макса была прикреплена фотография, и Владимир тут же уставился на нее, не веря своим глазам.

– Что за бред, – протянул он, увеличивая изображение. Он хотел рассмеяться, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Затем перевел взгляд на текст.

«Погибшая… Осокина Ксения Владимировна» – прочитал он текст. Хм… Осокина, Осокина… Знакомая фамилия. 25 апреля 2004 года рождения…

Он почувствовал, как по виску сбегают ручейки пота. Макс что, издевается, что ли? 25 апреля – день рождения его дочери! И фото…

Он снова взглянул на картинку. Девочка, изображенная на фотографии, была очень похожа на Настю.

«Не похожа. Они как две капли воды» – шепнул ему внутренний голос, и Кузнецова начало трясти. И это отчество… Владимировна…

Он снова набрал детектива.

– Макс, если это шутка, то она очень неудачная, – едва сдерживая себя, рявкнул он.

Логвиненко полюбопытствовал, в чем, собственно, проблема.

– Эта девчонка… Она копия моей дочери! И день рождения совпадает! Ты веришь в такие вещи?!

– В этой жизни много необъяснимых совпадений, – спокойным голосом сказал Максим. – Поверь, я знаю, о чем говорю. И ты не первый.

– Я не верю.

– Это твое дело. Ты просил факты, я тебе их предоставил.

– А ее мать? – не унимался Владимир. – Узнал что-то?

– Она погибла тогда же. Там очень мутная история, сведения будут завтра. Зато данные матери в письме, ты что, до конца не дочитал?

Владимир швырнул трубку и снова жадно приник к экрану.

Осокина Дарья Вячеславовна, 1978 года рождения. Место рождения: Брянская область. Образование: среднее специальное. Специальность – медсестра. Проживала: Брянская область, г. Климово, ул. Коммунаров, д. 17. Скончалась 25 апреля 2004 года…

Владимир перечитал снова. Потом еще раз.

Он потер и без того усталые глаза с набрякшими мешками.

Неужели…

Он провернул колесико «мышки», вернувшись к фото девочки.

(А ведь Даша говорила ему, что беременна…)

Он встал из-за стола, покачиваясь.

Самое время выпить. Теперь можно.

Однако морозилка была пуста. Кузнецов принялся обшаривать квартиру буквально по миллиметру, и наконец его поиски увенчались успехом – в стенном шкафу, где Ирина держала в качестве НЗ разные незатейливые подарки на все случаи жизни в красочных пакетиках, он обнаружил коллекционный коньяк.

Осокина Даша.

Боже мой. Он и знать не знал, что она погибла. Ведь их связь была такой скоротечной.

Прежде чем открыть бутылку, Владимир будто вспомнил о чем-то и, достав мобильник, начал листать записную книжку. К его удивлению, номер был сохранен. Затаив дыхание, он набрал номер.

«Набранный вами номер не используется» – меланхолично сообщил автоответчик.

– Угу, дебил, разумеется, не используется. Она умерла пять лет назад, – просипел он, открывая коньяк.

«Не просто умерла» – поправил он сам себя. «Ее зарезали. Выпотрошили, как цыпленка».

Он сделал глоток прямо из бутылки, чувствуя, как стенки желудка обожгло, словно он выпил раскаленной лавы.

Это все какое-то недоразумение. И скоро все закончится.

Утром он примет душ, возьмет подарок Насте и поедет к своей семье. Наверное, будет нелишним купить букет цветов Ире. Хороший такой букет, из белых роз.

Он не сразу понял, что из его глаз потекли слезы.

(Клятва Гиппократа, парень. Ты давал клятву, мать твою)

Проклятый голос вновь дал о себе знать, как незаживающая рана, которую задели при неосторожном движении.

Он вытер лицо, встал и направился в темную комнату, надеясь, что уж подарок Настенышу (ролики) Ирина не посмела бы забрать с собой.

Коробка с роликовыми коньками и экипировкой оказались на месте. Он открыл ее

(заяц, там сидит окровавленный заяц и смотрит на тебя глазами-бусинками)

и, удостоверившись, что все в наличии, поставил у входа. Затем вернулся на кухню.

В коридоре его слух уловил звук, заставивший сжаться сердце. Звук раскачивающихся качелей.

«Где мой заяц?!»

– Мне мерещится, – сказал он вслух, запрокидывая голову вверх. По потолку скользнули продолговато-пугающие тени.

Кузнецов взял бутылку и направился в комнату. Долго искал среди дисков нужное, наконец найдя, загрузил его в DVD-проигрыватель.

Это был день рождения Насти, ей исполнилось три годика.

(клятва Гиппократа)

– Пошел ты!!! – заорал он, швыряя пульт в стену. Он разлетелся вдребезги.

Звук цепей нарастал, звеня и вытесняя все мысли. Когда в мозгу на какие-то тысячные доли секунды образовался вакуум, его тут же заполнила другая картина.

Та, что была пять лет назад. 25 апреля 2004 года.

Мужчина пил, плакал и смотрел день рождения дочери. Точнее, смотрели его застывшие глаза, на самом же деле перед ним прокручивался совершенно другой фильм. С совершенно другой концовкой…

25 апреля 2004 года, Московская область, Воскресенский район, пос. Скатково 21:48

– Значит, говоришь, дочка будет? – наверное, раз в пятый переспросил его Андрей. Владимир кивнул, посмотрев на часы. Ира наверняка уже начала рожать. Он хотел остаться в больнице, но жена категорически была против.

«У нас все будет хорошо», – сказала она. – «Езжай и жди хороших новостей».

Кузнецов и поехал. Теперь он коротал время с двоюродным братом Андреем, расположившись на тесной кухоньке съемной квартиры.

– Давай, за здоровье, – сказал брат, поднимая рюмку.

– Я не буду. Может быть, придется к Ире ехать, – отказался Владимир.

– Ладно тебе, – настаивал Андрей. Его лицо уже раскраснелось от выпитого – в гости к Владимиру он уже пришел слегка навеселе.

Немного поупрямившись, Владимир наконец сдался. В конце концов, и ему нужно расслабиться.

Они выпили.

Кузнецов снова посмотрел на часы.

– Ты завтра на работу? – поинтересовался Андрей, цепляя вилкой кусок селедки, и тот кивнул:

– Я специально два отгула взял.

Видя, как нервничает брат, Андрей похлопал его по плечу:

– Не ссы, братуха, все бабы это делают. Твоя Ирка здоровая, родит нормально, вот увидишь. Выйдет твоя доча, как пробка из шампанского.

Владимир ничего не ответил, но почему-то сравнение с пробкой его покоробило.

Он посмотрел на телефон. И в эту же секунду он зазвонил. Андрей удивленно посмотрел, с какой скоростью Кузнецов кинулся к мобильнику.

– Да!

– Владимир Георгиевич, это Наталья, из приемной, – затараторила сотрудница больницы. – Не пугайтесь, но вы должны приехать!

– Что случилось? Что-то с Ирой? С девочкой?! – закричал он.

– Небольшие осложнения, и Ирина Алексеевна зовет вас. Тут еще… – девушка замялась.

– Что?!!

– Разве вы не знаете? – обеспокоенно проговорила Наталья. – Рядом с Благоево электрички столкнулись, туда сейчас все наши поехали! В больнице сейчас никого нет!

– Еду, – бросил Владимир.

Он крикнул, чтобы Андрей включил новости, а сам выскочил на улицу.

«Лишь бы на гайцов не нарваться» – молился он. Нога так и норовила вжать педаль газа до упора, но он заставил себя ехать с умеренной скоростью.

(небольшие осложнения…)

Он выругался, ударив кулаком по приборной доске. Ведь хотел же остаться там! Нет, послушал бабу!

Вскоре он был в областной больнице, где работал хирургом.

– Что там за авария? – спросил он, на ходу переодеваясь в халат.

– Говорят, много жертв. Из других больниц тоже бригады вызвали, «скорых» не хватает, – сообщила ему Наталья.

Владимир натянул перчатки и прошел в родильное отделение. Его поразила непривычная тишина, царившая в коридорах больницы.

Он буквально влетел в родильную палату.

«Небольшими осложнениями» на деле оказалось одинарное обвитие плода пуповиной. К счастью, к его приходу проблема уже была устранена. Девочка вот-вот должна была появиться на свет.

– Володя… – вскрикнула Ирина, увидев мужа.

Кузнецов взял ее за руку и тихонько сжал.

– Все у нас будет прекрасно, – проговорила акушерка. – Ты молодец, Ирочка. Давай, тужься, милая. Давай, чуть-чуть осталось. Малышка уже на свет хочет.

Владимир наклонился и поцеловал жену в лоб. Он был мокрым и горячим.

– Я люблю тебя, родная.

В этот момент в дверь постучали, и Кузнецов чуть ли не с ненавистью посмотрел на нее, словно во всех бедах в его жизни была виновна она.

Это была Наталья, и лицо ее было белее снега.

– Владимир Георгиевич… там привезли…

– Кого еще привезли?! – прорычал Кузнецов. – Китайских туристов?! Ты можешь меня оставить в покое, пока моя жена рожает?! У меня отгул, понимаешь? Я здесь только из-за моей жены и моего ребенка!!

Рейтинг@Mail.ru