Александр Варго
Гример
Он вырвал у меня рабочий саквояж, раскрыл его и поставил на кровать. А затем загородил собой выход из спальни. Смотрел исподлобья, хмуро и решительно. Я почувствовал, что не выйду отсюда, пока не сделаю своей работы. С пьяными и сумасшедшими лучше не спорить.
Я опустил покойнице веки и придавил их двумя позеленевшими, еще царской чеканки, пятаками, извлеченными из кармашка саквояжа. В принципе, для этих целей годится любой груз, но существует традиция, и от нее не стоит отступать. Уже не одному покойнику они на своем веку навсегда закрыли глаза.
Мазок ложился за мазком, я старался не думать о странной ситуации, в которой оказался. Трупные пятна исчезали под слоем грима. Когда же я коснулся руки женщины, то вздрогнул. Тело не окоченело, несмотря на то, что смерть наступила четыре дня тому. Суставы оставались подвижными, ткани – мягкими. Мне даже на мгновение показалось, что женщина жива. Но я тут же поспешил найти этому реальное объяснение: в конце концов, Петруха был мастером своего дела и вполне мог закачать в тело один из своих бальзамирующих растворов.
Я снял с век тяжелые медные пятаки и тонкой кисточкой подкрасил ресницы, тампоном нанес тени. Отступил на шаг, чтобы удостовериться – ничего не забыл?
Мужчина, пошатываясь, подошел, встал рядом со мной и тоже всмотрелся в мертвое лицо.
– Живая, живая… У тебя визитка есть? – бесцветным голосом спросил он и требовательно протянул руку.
Рассыпанные книги шуршали на сквозняке страницами. Хозяин квартиры шагал за мной прямо по обложкам.
– Ты, это… Ничему не удивляйся. Хорошо? У меня с головой полный порядок. Просто так надо, а по-другому и быть не может. – Он сунул мне в руки конверт с деньгами. – Возможно, я тебе еще когда-нибудь позвоню, и ты приедешь. Жизнь подлая штука. Договорились? – И он с надеждой взглянул мне в лицо.
– Вы о чем?
– А ты ничего не понял?
Я не нашелся что сказать – просто отступил на лестничную площадку и закрыл дверь. Конверт сухо хрустнул в моем кармане.
Уже на улице, сидя в машине, я немного пришел в себя. Глянул на дом. На девятом этаже в распахнутом окне надувались ветром занавески. Мужчина стоял спиной к раме, что-то говорил и при этом ожесточенно жестикулировал. А ведь в квартире никого, кроме него и покойницы, не было.
– Точно, крыша у мужика поехала, – произнес я. – Он что, ее хоронить совсем не собирается? Но ведь гроб-то купил…
Ситуация такая, что, как говорится, необходимо сообщить куда следует. А куда, собственно, следует сообщать в таких случаях?
Весь день мне хотелось с кем-то поделиться пережитым. Казалось, расскажешь – и сбросишь с себя часть груза. В общем-то, когда эмоции отошли на второй план, картина стала вырисовываться ясная. Спятивший муж просто не решается похоронить жену, оттягивает момент прощания с ней. Он провел ночь рядом с женой, лежащей в гробу. По пьяни мог даже целовать, обнимать, а когда протрезвел и увидел «картинку», то испугался и вызвал меня подновить грим. Отсюда и его напористость, хамоватость. Похмельный синдром. Вот и вся мистика.
Посвящать в подробности других сотрудников мне не хотелось. Я наложил элементарный дешевый макияж двум покойникам и теперь попивал чай в комнате. Петрухе было не до меня, освободился он только ближе к вечеру и сразу же определил, что со мной случилось неладное. А способ решения проблем патологоанатом знал верный, действенный и чисто русский.
– Погоди рассказывать… – Он вынул из тумбочки письменного стола бутылку, налил мне полстакана. – Машину здесь оставишь, домой можно и на такси добраться – ведь на деньги заказчик тебя не кинул?
– Не кинул, – согласился я и покорно выпил теплый виски.
К удивлению, помогло. Получив свою долю гонорара и спрятав ее в карман халата, Петруха поудобнее устроился на офисном кресле и тронул меня за плечо.
– Вискарь, кстати, тот самый заказчик мне презентовал. А теперь можешь рассказать, что там у тебя с ним не склалось.
– Послушай, кто-нибудь следит за тем, чтобы умерших хоронили? Ну, служба какая-нибудь… Нормативы существуют? Умер человек, и его, скажем, не позже чем через неделю должны или кремировать, или в землю закопать…
Петруха глянул на стену, затем на потолок и задумался.
– Хороший вопрос. Как-то я им никогда не задавался… – и тут же развел руками. – Законодательных нормативов точно нет. Есть лишь рекомендации. Получается, что и службы соответствующей нет. В этом вопросе никто не следит, чтобы дебет с кредитом сошелся. Следят только за тем, чтобы не похоронили неучтенный труп. И следят строго. А вот легального покойника, получается, никто и не пасет. Его хоть год дома держи, пока не надоест.
Мой рассказ Петруха выслушал спокойно, без особых эмоций, только понемногу подливал в тонкостенный лабораторный стаканчик и пил теплое спиртное мелкими глотками. После чего шумно потянул носом воздух и покачал головой.
– Всяких идиотов хватает. Я за свою практику такого нагляделся…
– И я не первый день в морге, – напомнил я.
– День! – возмутился Петруха. – Ты тут без году неделя, внутрь мертвецам не заглядывал, с их родственниками по душам не беседовал…
– Согласен. И все же что ты про это думаешь?
– Думаю, тебе надо про этот случай поскорее забыть. Что прошло, того не изменишь. И нечего мозги грузить. Вот за это давай и выпьем.
Сильная, поросшая кучерявыми волосками рука Петрухи надежно сжала горлышко бутылки. Спиртное полилось в емкости.
– Чокаться не будем. За упокой души – если она, конечно, есть.
Петруха одним большим глотком выпил стограммовый стаканчик и придвинул ко мне пакетик с сухариками.
– Ты же знаешь, я в морге не ем, – отказался я.
– Вот я и говорю, молодо-зелено. Я по первяне тоже брезговал жевать, а потом ничего, привык. – Патологоанатом всыпал в широко раскрытый рот пригоршню сухариков и захрустел. – Забудь. Когда-нибудь все само собой прояснится.
– Когда?
– Когда и думать об этом перестанешь, интерес пропадет. Я тертый калач, наперед все вижу. Знаешь, как меня тут наши «лемуры» за глаза между собой называют? «Мертвый доктор». Мне так даже нравится.
Виски незаметно подошел к концу. Петруха с сожалением осмотрел пустую посудину. За окном уже основательно потемнело. В открытую форточку влетали порывы влажного предгрозового ветра. Старое одноэтажное здание морга, возведенное из красного кирпича в начале прошлого века, стояло на отшибе больницы. Строения подобного рода обычно стыдливо прячутся среди густой зелени, чтобы не напоминать пациентам и их родственникам о том, что смерть всегда бродит в больничных стенах. Даже фонари вокруг не горели. И если бы не доносившийся изредка с улицы гул автомобильных двигателей, можно было подумать, что мы с Петрухой сидим где-нибудь за городом.
– Можно сгонять за водярой. Магазин рядом, – предложил патологоанатом. – Или ты только благородное пойло употребляешь?
Я отрицательно покачал головой:
– Водяра, вискарь… Разницы нет, дело только в градусах. Но бежать не стоит. Настроение такое гнусное, что меня никакая порция спиртного не прошибет.
– Это тебе только кажется, как медик тебя заверяю. Давай допивать, что уже разлито, а там видно будет. А теперь выпьем за то…
Петруха не успел договорить, он так и застыл с приподнятым стаканчиком. На его рабочем столе волчком завертелся-завибрировал мой мобильник. Когда я глянул на дисплей, то по выражению моего лица «мертвый доктор» сразу же догадался, в чем дело.
– Он звонит? – почему-то шепотом проговорил Петруха.
– Он самый. Что делать будем?
– Тебе звонят, ты и решай, – самоустранился от проблемы патологоанатом, подмигнул мне и опрокинул стаканчик без всякого тоста.
– Не буду отвечать.
– Дело твое.
Мобильник все вертелся, полыхал мертвенно-синим экраном и настойчиво, как менты, пришедшие провести обыск, трезвонил.
– Это уже неприлично. В конце концов, я могу спать или лежать в постели с девушкой…
– Никто тебя и не заставляет отвечать. Хочешь, вообще выключи.
Мобильник, будто бы воспринял предложение, сам по себе смолк, погас.
– Вот видишь, – только и успел сказать мой собутыльник, как аппарат вновь ожил. – Вот же зараза, привязался… Да пошли ты его к чертовой матери!
Не знаю, что на меня нашло, но следовать дельному совету приятеля я не спешил. Жужжащая, полыхающая неживым светом трубка манила меня. Я протянул руку и вдавил кнопку громкой связи. Мобильник от этого прикосновения тут же успокоился – перестал верещать, жужжать и мирно мигнул экраном. Петруха одобрительно кивнул, мол, правильно сделал.
– Алло, я вас слушаю, – абсолютно нейтральным голосом, будто и не понимал, кто звонит, сказал я.
– Вы приезжали ко мне вчера, и вряд ли вы забыли увиденное. – Голос звонившего звучал ровно, и, скорее всего, в отличие от нашей последней встречи, его обладатель был сейчас абсолютно трезв.
– Вчера вы пытались постоянно говорить мне «ты», – мстительно напомнил я. – И, ко всему прочему, схватили меня за грудки.
Петруха поднял большой палец, показывая мне, что я взял верный тон – надо наезжать первым.
– Извините меня, я не все помню, – проговорил вполне искренне мой собеседник. – Надеюсь, вы понимаете, в каком состоянии я находился?
– Понимаю. Но успел дать себе зарок больше не иметь с вами никаких дел. Я не единственный гример в городе. Однако рекомендовать кого-нибудь вам не имею желания… Ладно, забудем об этом. Извинения принимаются. Так что до свидания.
– Не отключайте телефон. Вы сейчас на работе? Мне не нужен никто другой. Мне вновь нужна ваша помощь. В последний раз.
Мы с Петрухой переглянулись. Я покрутил пальцем у виска и прошептал одними губами:
– Он что, до сих пор ее не похоронил?
Петруха сделал неопределенный жест – мол, всяко бывает, однако спрашивать об этом бестактно.
И тогда я продолжил разговор:
– В чем должна заключаться помощь? У меня не телефон доверия.
– Профессиональная помощь, – отозвался в трубке голос.
– В точности повторить вчерашнюю работу? Это уже форменное сумасшествие. Подумайте сами.
– Я не хотел бы говорить об этом по телефону, – скороговоркой произнес собеседник. – Вы можете ко мне приехать прямо сейчас? Только я не в городской квартире, а за городом, но это недалеко.
– Ничего не получится. Я уже изрядно выпил и собираюсь идти домой. В любом случае за руль не сяду – и никакую работу ни за какие деньги выполнять не буду. Давайте созвонимся завтра до обеда и все спокойно обсудим.
– Исключено. Я заплачу двойную цену и обещаю больше вас не беспокоить. Я пришлю за вами такси прямо сейчас. Водитель дорогу знает. Ждите.
Трубка отключилась стремительно, так, чтобы я не смог возразить.
– Бьюсь об заклад, он не ответит, если я сейчас позвоню… – Я покрутил мобильник в руке.
– Мне кажется, он там был не один, – Петруха понюхал пустой стаканчик. – Какое-то хрюканье слышалось и вроде шаги…
– Мне тоже показалось.
Я глянул быстро в потемневшее окно. Дул сильный ветер, и ветви сирени хлестали по стеклам. Небо заволокли тяжелые, подсвеченные огнями большого города облака. Но из них все никак не мог пролиться дождь. Даже здесь, в помещении, чувствовалось, что воздух наполнился влагой с непривычным болотным запахом, будто где-то неподалеку чистили застоявшийся пруд.
– И что делать будем? – Петруха стянул с головы синюю шапочку и тряхнул тугим, стянутым аптекарской резинкой хвостом волос.
– Кажется, мы собирались расходиться по домам.
– Собирались, – согласился патологоанатом, – но деньги на дороге не валяются. А заказчик сказал, что заплатит двойную цену. Думаю, не обманет. Чем ты рискуешь? Давай, в последний раз. А?
– Что-то не хочется. Да и погода не располагает к загородным поездкам.
– А мы на такси. Слышал, машина уже в пути.
– У меня такое желание, просто непреодолимое: взять и позвонить сейчас в милицию.
– И что ты скажешь? Человек покойницу не хоронит, а дома держит? Он что, ее с собой и за город повез, на пикник?
– Ничего не знаю, но за некрофилию и издевательства над трупом предусмотрена статья.
– Думаешь, некрофил?
– Не думаю, а уверен.
– Так это ж его жена, хоть и бывшая… поскольку умерла. Так рассуждая, любого мужика, который с бабой познакомиться пытается, насильником назвать можно. Он пьяный ее целовал, по лицу гладил, вот грим и смазал. Сам видел, сколько раз прямо в морге у нас это бывало. Не успеешь остановить – и все… Ну и что ты милиции скажешь? Тут уж сразу в дурку звонить надо. А принудительного лечения для законопослушных граждан не предусмотрено.
– Ты как хочешь, а я пошел. – Я поднялся из-за стола. – За выпивку спасибо. В другой раз я проставлюсь. Насчет своей доли сильно не переживай – заказчиков на наш век хватит.
– Не в доле дело. Плевать мне на нее хотелось. Хочешь, и эти деньги отдам. Ты, Марат, погоди, – Петруха несколько раз моргнул, снял очки и протер глаза. – Но насчет моей доли это ты абсолютно законно и правильно вспомнил. Ведь я тебя в это дело втравил, с заказчиком свел… А потому будет справедливо, если мы сейчас с тобой вместе поедем. Если этот урод чего учудить вздумал, мы его на пару мигом успокоим. Ты же видишь, – он поднял свои могучие руки, – это же руки патологоанатома, они все могут: в буквальном смысле сердце вырвать и мозги вышибить. Я обещаю тебе – если он потом еще раз позвонит, я сам в милицию сообщу. Знакомых у меня там хватает, профессия того требует. Припугнут. А сейчас поговорю и мозги ему вправлю. Я же это умею. Ты, Марат, меня знаешь.
Ветер внезапно стих, ветви качнулись и замерли. Блики от далекого фонаря пробились сквозь неподвижную листву и, словно золотые кружочки старинных монет, рассыпались по столу.
Может, если бы мы не пили, то черта с два поддались бы на провокацию. Может, будь у нас еще минут десять на раздумья, отказались бы ехать. Но не повезло с этим делом. Кто-то вдавил кнопку звонка на входной двери морга. Древний зуммер под гулким сводом коридора ожил.
– Пора! Собирай свои шмотки, едем.
Таксист, позвякивая ключами, ждал нас на крыльце. Присмотрелся. Выглядели мы колоритно. Петруха в синей шапочке со своим неизменным конским хвостом вышел в накинутом на плечи операционном халате. На карманчике красовался больничный бейдж. Я же, наверное, напомнил водителю такси провинциального доктора из литературных творений Чехова или Булгакова: костюм, светлая рубашка, старомодный саквояж и шляпа.
– Вы Марат Бессмертных? – поинтересовался таксист, в упор глядя на Петруху.
– К счастью, нет. Это он, – указал на меня патологоанатом.
– Меня Дмитрий Петрович к вам прислал. Просил к нему на дачу завезти. – Таксист уже шагал впереди нас к поблескивающей за опущенным шлагбаумом машине с шашечками.
Петруха, в отличие от меня, всегда был реалистом. Материальная сторона дела интересовала его в первую очередь. Не уточнив меркантильных деталей, он никогда не ввязывался в дело. Сам бы я не догадался спросить, а ведь стоило.
– Поездка хоть оплачена?
– Можно считать, что так. Все в лучшем виде. Дмитрия Петровича я не первый год вожу. Он, знаете ли, немного этого… – таксист многозначительно щелкнул себя по подбородку, – любит злоупотребить по выходным. Приедут они с женой на дачу, он лишнее вечерком и выпьет. А с утра как за руль сядешь? Вот мне и звонит. Приезжай, мол, выручай. Я всегда наготове, у меня стоянка возле их дома. А жена у него красавица!
Петруха хмыкнул, садясь в машину:
– Хм… вообще-то да.
– Извините, конечно, за любопытство. Может, случилось что, если ему медики срочно понадобились? Или вы так, знакомые, отдохнуть? Он один на даче или с супругой, не знаете? Я-то спросить не успел, – таксист уже рулил по улице, плавно набирая скорость.
– Вообще-то жена у него уже четыре дня как скончалась, – сказал я и добавил: – Вот по этому поводу, кажется, и едем.
Получилось не очень внятно, но таксисту было достаточно.
– Да, дела, однако… Я и не знал, что померла. То-то, думаю, голос у Дмитрия Петровича какой-то потухший был.
– Далеко ехать? Мы туда в первый раз, – поинтересовался патологоанатом.
– На Кольцевую выскочим, там веселей пойдет. За полчаса должны домчаться. На дороге-то уже не то что днем…
Слова о том, что красавица-жена Дмитрия Петровича умерла, остудили разговор. Таксист стал молчалив и задумчив, просто гнал машину и не стремился к лишнему общению. На задумчивость пробило и меня. К тому же погода и время суток к этому располагали. Даже сидя в автомобиле, чувствовалось, как ветер обрушивается на землю мощными порывами. Впереди в свете фар то и дело мелькала сорванная с деревьев сухая листва.
«И какого черта я туда еду?» – подумалось мне.
Обычно я чувствую опасность, предвижу неприятности, интуиция в этом плане меня не подводит. Но вот воспользоваться своим знанием с пользой для себя почему-то удается редко. Вечно кажется, что ошибаюсь, что пронесет, обойдется. Вот и тогда мне хотелось положить руку на плечо водителю и сказать всего лишь два слова: «Остановите, пожалуйста». А потом хлопнуть дверцей и пойти назад к переливающемуся огнями городу. Но нет же, сидел, как идиот, рядом с Петрухой и тупо дожидался, пока машина примчит меня к новым неприятностям.
Кольцевая сменилась неширокой асфальтовой дорогой. Я уже смутно представлял себе, где мы едем. Мелькали коттеджи, островки леса, поля. Ветер гнал, выкатывал на трассу с пашни клочья скошенной травы, пучки соломы.
– Ну никак дождь не начнется, словно заколдовал его кто-то, – пробубнил таксист, а затем радостно ткнул пальцем в лобовое стекло. – Считайте, уже и приехали.
Мне пришлось ухватиться за спинку переднего сиденья, так резко завернул автомобиль и затрясся на выбоинах проселка. Мимо нас проплыла недостроенная коробка коттеджа – и тут же потонула в сумраке старых сосен. Таксист продолжил:
– Места тут отличные, и вода есть – Истра. Потому и земля дорогая. Да только вот все дело старое кладбище портит. Вон оно, видите, – водитель повернул голову влево.
Между толстых деревьев виднелись кресты и памятники, подступившие к самому проселку.
– Днем еще ничего, а по вечерам лучше не соваться, жуть берет. Это мне Дмитрий Петрович рассказывал. Повадились на этом месте люди вешаться, будто им леса мало… По мне уж, если вешаться, так лучше всего в сарае, чтобы невинных людей не пугать, а только родственников. Если повесился человек, то, значит, они и не уследили, их вина, присматривать за своими-то надо. А тут прямо напасть какая-то. Года не пройдет, чтобы кто-нибудь не удавился, словно самоубийцам медом здесь намазано. Говорят, будто здесь раньше, где дачный поселок, имение стояло, и жил в нем странный помещик. У них тут склеп фамильный на этом же кладбище. Он один и достроен. Все восстановили. Говорят, это потомки того помещика, которые после революции в Латинскую Америку – кажется, в Парагвай – свалили, приезжали и так распорядились, денег на это не пожалели. Но точно не знаю.
И тут свистнул ветер, ворвавшись в узкую щель между дверцей и приспущенным стеклом. Даже волосы у меня на голове зашевелились. Где-то совсем близко хрустнуло, и что-то темное, объемное прямо с неба рухнуло впереди на дорогу. Свет фар буквально влип в густую, вывернутую ветром наизнанку листву, внезапно возникшую перед лобовым стеклом. Таксист еле успел нажать тормоз, и автомобиль замер в паре метров от упавшего поперек дороги дерева. Водитель перевел дыхание и вытер ладонью мгновенно вспотевший от испуга лоб.
– Вот же черт… а если бы в глаз?
И почему я только в тот момент не хлопнул дверцей и не зашагал назад к шоссе? Ведь куда уж больше? Какой знак свыше мне еще был нужен? Кладбищенское дерево, на котором, возможно, повесился какой-нибудь бедолага, перегородило нам путь! Но ведь знаете, как бывает? Если рядом с вами человек, делающий вид, что его ничего не настораживает, что он знает ответы на все вопросы, то начинаешь полагаться на него. А именно таким, стопроцентно уверенным в себе, и казался мне тогда Петруха…
– Мужики, выйти придется.
Выбрались из машины. В свете фар роилась мошкара, изголодавшиеся комары тут же почуяли свежую плоть. Листва шевелилась, похрустывали сухие ветки. Казалось, кто-то пытается выбраться из рухнувшей кроны, да никак не может. Путаясь в ветках, спотыкаясь, отмахиваясь от листвы и мошкары, мы все же оттащили дерево с дороги.
– Еще бы секунд десять, и прямо на крышу, – оценил ситуацию таксист.
На пригорке виднелся дачный поселок. Лишь в редких домах горел свет. Оно и не удивительно – будний день, люди на работе, не до отдыха. Мы проехали в широко распахнутые ворота. Кроны старых садовых деревьев буквально переплетались у нас над головой. Такси остановилось, чуть не упершись бампером в сетчатый забор с узкой, – только одному и пройти, – калиткой. Дальше мрачно темнел лес. Дорога здесь кончалась, превращаясь в неширокую тропинку, которая петляла между стволами и растворялась во мраке.
И вдруг мы услышали пронзительный крик. Мужской или женский, точно и не скажешь. Он прозвучал и оборвался. Откуда он донесся, было не понять, хотя кричали где-то вблизи. Звук умножился, отразившись от близкого леса, других строений. Мы, все трое, тревожно переглянулись.
– У соседей вроде молодые люди круто гуляют. Такое тут случается. А вот и дача Дмитрия Петровича, – указал нам на основательный дом из «кругляка» под металлочерепичной крышей водитель. – Я уж, знаете, сразу туда не пойду. Лучше здесь пока подожду. Такое ж дело, жена у него умерла… А я в таких случаях нужных слов не нахожу. Не знаю уж, что и сказать ему. Вы же вроде в таких делах люди бывалые, – и таксист, мгновенно заскучав, закурил.
Скрипнула невысокая металлическая калитка, и мы с Петрухой зашагали по выложенной бетонной плиткой дорожке. По обеим сторонам от нее высились кусты роз. Патологоанатом потянул носом.
– Вроде баньку кто-то топит.
– А, по-моему, паленой резиной пахнет, – принюхался и я.
В воздухе и в самом деле, несмотря на сильный ветер, пахло дымом. И шел этот дым не откуда-нибудь из трубы, а прямо из приоткрытой двери дома.
– Блин, что-то мне здесь не нравится, – произнес патологоанатом.
– Кажется, это не я, а ты хотел сюда приехать.
В доме почувствовалось движение. Я рванул на себя дверь, и тут же в лицо мне пахнуло горелым.
– Заснул он, что ли?
Петруха, почувствовав мое замешательство, решительно пошел впереди меня. Он вырвался вперед всего шага на три. Но в помещении этого достаточно, чтобы увидеть то, чего еще не рассмотрел идущий за тобой. Я услышал, как Петруха обо что-то споткнулся и невнятно заматерился. Сделав всего два шага, я увидел сидевшего на корточках Петруху, а перед ним лежал, распластавшись на полу, тот самый заказчик – Дмитрий Петрович. Его вытаращенные глаза стеклянными шарами пялились в потолок, на посиневшей шее краснели свежие гематомы. В раскрытом рту белели металлокерамические зубы. Я замер, не решаясь переступить порог. А Петруха уже суетился.
– Теплый еще, авось откачаю.
Всегда уважал людей, не теряющих хладнокровия в сложных ситуациях. Петруха уже делал искусственное дыхание, наваливался на грудину, пытаясь запустить сердце. По комнате полз едкий дым, распространявшийся от камина, там что-то чадило. За время работы в морге я насмотрелся на всяких мертвецов, были среди них и утопленники двухнедельной давности. Но в мертвецкой обличие смерти – привычное дело. Там оно на своем месте. Как упакованное в вакуум мясо на магазинной полке. Там ты готов к встрече с ним. А тут, на чужой даче, все было, с одной стороны, обыденно, с другой – пугающе внезапно и совсем не к месту. Сервированный для ужина вдвоем столик с опрокинутыми свечами, дымящий камин и то ли живой, то ли мертвый хозяин, распростершийся на полу. Я чувствовал себя лишним на этом празднике смерти. Петрухе явно не нужна была помощь. Он сноровисто дышал изо рта в рот и крепко давил на грудную клетку.
– Да ну же… ну же… запускайся… – приговаривал он при каждом вздохе, каждом нажиме и припадал ухом к груди Дмитрия Петровича.
И тут у себя за спиной я почувствовал какой-то невнятный шорох. Медленно повернул голову… Вроде нет, показалось. Прихожая была пуста. Шорох повторился, на этот раз уже более явственно, будто съезжала, шелестела одежда. И я понял, откуда он доносится, – из-за раздвижных зеркальных дверей шкафа-купе. Я стоял и смотрел на собственное отражение: испуганные глаза, перекошенный рот.
«Ну нельзя же так нервничать. На кого ты похож?» – подумал я и сделал неосторожный шаг вперед.
Зеркальная дверь не отъехала, не сорвалась, она просто отлетела, обрушившись на меня. Я только и успел прикрыться рукой, как меня буквально впечатало в бревенчатую стену. Посыпались осколки. Кто-то с шумом метнулся мимо меня на крыльцо. А когда дверь упала и я выглянул на улицу, то заметил только качающиеся ветви розовых кустов да хруст веток. Не знаю, что на меня нашло, но я тут же рванул следом. Такое бывает. Забываешь об опасности. Возможно, срабатывает на уровне подсознания инстинкт охотника или воина – догонять того, кто от тебя убегает. Ведь если убегает, значит, он слабее тебя и боится. Значит, ты сильнее и способен легко победить.
Свет, лившийся из окон бревенчатого дома, слабел, рассеивался с каждой секундой. Ветки хлестали по щекам, в вершинах деревьев завывал и бушевал ветер. А в меня словно дьявол вселился. Я мчался, прислушиваясь к хрусту веток впереди меня. Единственным желанием было догнать, повалить и прижать к земле. И вдруг хруст стих. Никто больше не ломился сквозь заросли. Я замер и прислушался. До моего слуха доносились лишь обычные ночные звуки. Где-то далеко за лесом играла музыка, шумел, прорываясь сквозь деревья над моей головой, ветер, слышался гул проносившихся по шоссе машин. И тут страх вернулся в мою душу. Тот, за кем я гнался, явно был где-то рядом. Он затаился, что-то задумав против меня. Возможно, пара пристальных глаз следила за мной сейчас из малинника. Возможно, он уже крался, приближаясь ко мне сзади. Возможно…
Перед моими глазами четко возникла картинка: помятая, неестественно изогнутая, в пятнах гематом, шея человека, с которым я недавно говорил по телефону, который вызвал меня сюда… Я невольно втянул голову в плечи, почувствовав себя незащищенным. Кто мог помешать неизвестному убийце расправиться и со мной – здесь, в лесу? Я отступил на шаг, прижался спиной к толстому стволу сосны. Руки предательски дрожали, в горле пересохло. Темнота в паре метров от меня казалась кромешной, и что таится в ней, оставалось только догадываться. А фантазия у меня разыгралась. Кровь стучала в висках. Я вскинул руку с мобильником, вдавил кнопку. Экран полыхнул синим призрачным светом. Так, как полыхал уже сегодняшним вечером в кабинете морга. Он выхватил из темноты широкие листья малины. Но от этого темнота не исчезла, она лишь отодвинулась от меня и сгустилась.
И вот когда я собирался с духом, чтобы побежать назад, где-то совсем рядом прозвучал тихий, почти бестелесный вкрадчивый шепот.
– Марат… Марат… – звучало словно из другого мира.
Кто-то звал меня. Я плотнее прижался к дереву и лихорадочно стал водить перед собой мобильником, словно его слабый свет мог оградить меня от опасности. В такие моменты всегда делаешь глупости, ведь свет в темноте лишь выдает тебя, делает более заметным.
– Марат, это ты? – прозвучал уже более уверенно голос.
Зычно хрустнула сухая ветка, колыхнулись заросли малины. И передо мной возник Петруха.
– В глаза-то не свети. Теперь вижу, что это ты. А то я уж было подумал…
– Как он? – выдавил я из себя.
– Ни хрена сделать не удалось. Чуть ребра ему не поломал, а сердце так и не отозвалось… Тьфу ты, черт! Ментам звонить надо. И, вообще, какого черта ты побежал? Тебе жить надоело?
– Сам не знаю. Словно в спину кто-то толкнул. Я и рванул догонять.
– Куда он делся?
– Хрен его знает. Может, уже далеко отсюда. А может, и поблизости затаился.
Петруха хоть и хорохорился, но тоже явно боялся. Говорить стал нарочито громко, так, чтобы его мог услышать и тот, кого мы оба опасались.
– Все, я в ментуру звоню, – заявил он и принялся тыкать в клавиши трубки.
Даже не знаю – успели ответить ему или нет, но тут Петруха опустил ладонь с мобильником и тупо уставился в прогалину между деревьями. Я обернулся и увидел, как возле дома полыхают красным и синим огни мигалки.
– Кажется, менты уже сами приехали, без нас. Пошли. Ох, и почему я тебя не послушался? Не надо было сюда ехать.
– Чего уж теперь раскаиваться. Поздно.
Мы вернулись на дачный участок и нос к носу столкнулись с двумя милиционерами, выходящими из дому. Врачебный халат Петрухи явно сбил их с толку. И патологоанатом мгновенно этим воспользовался, чтобы разрядить обстановку. Согласитесь, не очень-то уютно ощущать себя под прицелом автомата, который держит в руках подозрительный сержант, только что обнаруживший на даче теплый труп с явными следами недавнего удушения.
– Там кто-то был. Выскочил. Возможно, убийца. Мы за ним погнались, – принялся объяснять Петруха, обращаясь к молодому лейтенанту, который явно превосходил своего помощника в интеллекте.
Сотрудник правоохранительных органов прищурился:
– Кто вы такие? Документы.
Сержант бдительности не терял. Ствол автомата смотрел то на меня, то на Петруху.
– Я патологоанатом, – вконец запутал все дело мой приятель, отцепил от кармана халата больничный бейдж с фотографией и печатью, протянул его лейтенанту.
У калитки замаячил водитель такси.
– Это я их привез.
– Убийца в лесу, я его не догнал.
– Разберемся, – выдавил из себя лейтенант.
Но все же его сообразительности хватило на то, чтобы послать сержанта проверить. Правда, предварительно он усадил нас в милицейскую машину. После чего, отойдя в сторонку, принялся общаться с кем-то из коллег по мобильному телефону. Я видел, как хаотично двигается фонарь среди кустов, пытался разобрать негромкие слова лейтенанта. Петруха толкнул меня локтем в бок.
– Знаешь, что им надо говорить? – заговорщицким шепотом спросил он.
– А ты знаешь?
– Правду, и только правду. С ментами по-другому нельзя. Все равно до правды докопаются. А не докопаются, свою правду придумают.
– Зачем нам врать? Мы же ни в чем не виноваты.
– Если не считать левого заказа и всяких странностей возле этого убийства. А этого твоего Дмитрия Петровича, сто пудов, придушили. И придушили всего за несколько минут до нашего приезда. Это я тебе как профессионал говорю.
– А кто ментов тогда вызвать успел?
Петруха неопределенно пожал плечами.
– Свет не без добрых людей. Выяснится. Случайностей в этом мире не бывает, и все тайное становится явным. Только не паникуй. Правоохранители этого очень не любят. И старайся не возражать против их формулировок – просто уточняй то, что они говорить будут.
Сержант, подсвечивая себе фонарем, буквально выломился из густых зарослей в калитку. Первым делом посветил в лобовое стекло машины, чтобы убедиться – мы на месте и никуда не исчезли. А затем доложил лейтенанту:
