Подумал Господь Бог, приказал:
– Веди его ко мне.
Доставил Шайтан Наполеондера в рай. Посмотрел на него Господь Бог: видит – человек военный, со светлою пуговицей.
– Слышал я, – спрашивает, – что ты, Наполеондер, весь свет завоевать хочешь?
Наполеондер отвечает:
– Точно так. Оченно как хочу.
– А думал ли ты, Наполеондер, о том, что когда воевать будешь, то много народа побьешь, реки крови прольешь?
– Это, – говорит Наполеондер, – мне, Господи, все единственно. Потому – мне главное дело, чтобы весь свет покорить.
– И не жаль тебе, Наполеондер, будет убитых, раненых, сожженных, разоренных, голодающих?
– Никак нет, – говорит Наполеондер, – чего жаль? Я это не люблю, чтобы жалеть. Как себя помню, никого не жалел и вперед не стану.
Обернулся тогда Господь ко ангелам и сказал:
– Господа ангелы! Парень этот к делу весьма подходящий.
А – к Наполеондеру:
– Прав был Шайтан-чумичка: достоин ты быть казнью гнева моего. Потому что воитель безжалостный хуже труса, глада, мора и потопа. Ступай на землю, Наполеондер, – отдаю тебе весь свет, тобою весь свет наказую.
Наполеондер говорит:
– Мне бы только войско да счастье, а уж я рад стараться.
А Господь и положил на него заклятие:
– Будет тебе и войско, будет и счастье, – непобедим ты будешь в боях. Но – памятуй: покуда ты безжалостен и лют сердцем, – до тех пор тебе и победы. А как только возжалеешь ты крови человеческой, своих ли, чужих ли, тут тебе и предел положен. Сейчас тебя враги твои одолеют, полонят, в кандалы забьют и пошлют тебя, Наполеондера, назад на Буян-остров гусей пасти. Понял?
– Так точно, – говорит Наполеондер. – Понял. Слушаю. Не буду жалеть.
Стали спрашивать Бога ангелы и архангелы:
– Господи, для чего ты Наполеондеру такое страшное заклятье положил? Ведь этак-то, не жалеючи, он всех людей на земле переколотит, не оставит и на семена.
– Молчите! – отвечал Господь, – не долго навоюет. Храбер больно: ни людей не бойся, ни себя самого. Думает от жалости уберечься, а не знает того, что жалость в сердце человеческом всего сильнее, и нет человека, который бы ее в себе хоть крошечку не имел.
Архангелы говорят:
– Да ведь он песочный.
А Господь им наперекорку:
– А что он от живой воды моей дух получил, это вы ни во что почитаете?
Набрал Наполеондер несметное войско, дванадесять язык, и пошел воевать. Немца повоевал, турку повоевал, шведа, поляка – так и косит: где ни пройдет – гладко. И уговор помнит крепко: жалости – ни к кому. Головы рубит, села жжет, баб насилует, младенцев копытами коней топчет. Разорил-погубил все басурманские царства – все не сыт: пошел на крещеный край, на святую Русь.
На Руси тогда был царь Александр Благословенный, что теперь в Петербурге-городе на Александровской колонне стоит и крестом благословляет, – оттого Благословенный и имя ему. Как напер на него Наполеондер с дванадесять язык, увидал Благословенный, что всей Расее конец приходит, и стал спрашивать своих генералов-фельдмаршалов:
– Господа генералы-фельдмаршалы! Что я с Наполеондером могу возражать? Потому что он несносно напирает.
Генералы-фельдмаршалы отвечают:
– Ничего мы, ваше величество, с Наполеондером возражать не можем, потому что ему от Бога дано слово.
– Какое слово?
– А такое: Бонапартий.
– Почему же оное слово, господа генералы-фельдмаршалы, столь ужасно, и что оно обозначает?
– Ужасно оно тем, что как, скажем, видит он в сражении, что неприятель очень храбрый, и его сила не берет, и все евонное воинство костьми ложится – сейчас он этим самым словом – Бонапартием – себя и проклянет. А едва проклянет, тотчас все солдатики, которые когда ему служили и живот свой на полях брани за него оставили, приходят с того света. И ведет он их на неприятеля снова, как живых, и никто не в силах устоять пред ними: потому что – рать волшебная, нездешняя. Означает же слово Бонапартий – шестьсот шестьдесят шесть, число звериное.
Опечалился Александр Благословенный. Однако, подумавши, сказал: