Александр В. Великанов
Маханакхон
Об охреневшем поэте
Те, кто перебирается жить в экзотические страны, – особая публика. Что заставляет человека бросить привычную жизнь в каком-нибудь Чикаго, Чите или Челси и начать новую, в совершенно другой среде? Поселиться в Азии среди рева мопедов, в облаках выхлопного газа и пряного пара со сковородок?
По большей части это разного рода чудаки. Тут собрались все крайности психологического спектра: начиная с параноиков, бесконечно от чего-то бегущих (обычно лишь для того, чтобы по приезде изобрести себе новое пугало и опять паковать чемоданы), и заканчивая фанатиками-ориентофилами, верящими, что Запад обречен на смерть и гниение, а узкие глаза и острая пища – это высшая ступень бытия. Ну и, конечно же, куда без странствующих прожектеров, вечно изобретающих невероятные бизнес-схемы, чудом выживающих под их обломками и тут же рождающих новые, еще более дикие способы покорить финансовый мир.
Даже успешные люди, создавшие в Азии состояние, карьеру или семью, клонятся так или иначе в одном из этих направлений. Огневский долго прожил в этой среде, сначала в Китае, теперь в Таиланде, и постепенно привык к странностям «экспатской» братии. Видимо, экзотичность окружения как-то гармонирует с их причудливым внутренним миром. Да что там – он понимал, что и сам во многом таков. Хотя особой гармонии Андрей ни в одной стране не испытывал. Как он ни старался, его душа всегда пребывала в утомительном состоянии «тотальной войны» с реальностью.
Но даже среди пестрой толпы экспатов Сергей Николаевич Шестов выделялся особенно. Огневский читал его досье, предоставленное Мэу, и только качал головой. Тайцы собрали по олигарху очень хороший, подробный материал, но Андрей мог бы добавить к нему немало историй, услышанных в русскоязычной диаспоре. Многие из этих рассказов он счел бы фантастическими, не будь они о Шестове. Вся жизнь этого персонажа слабо укладывалась в приемлемые для разума рамки.
Сын олигарха Николая Шестова лет на семь старше Огневского. Вырос он, как водится, на Рублёвке, на всем готовом. Но лет с семнадцати вместо привычных клубов, телок, кокаина и лыж в Шамони юный Сергей выбрал странную дорогу. На два с лишним года он пропал неизвестно куда, так что папаше пришлось подключить часть своего немалого ресурса, дабы отследить блудного отпрыска. А тот, как оказалось, пошел едва ли не с посохом по Руси и дальше – работал матросом на Баренцевом море, перегонял машины из Владивостока в Москву, жил на анархистском сквоте в Париже… Это было эпическое странствие по свету, по самым разным сторонам жизни. Отцовские подручные настигли искателя приключений в Калифорнии, где тот отбывал срок за участие в драке с поножовщиной.
Шестов старший, кое-как вытащивший сынка из лап демократов, увез его на родину и (не исключено, что силой) заставил-таки прекратить безумия, осесть в Москве. И тут Сергей, видимо от безысходности, выкинул новый фортель – подался в литературу. И, может быть, самый невероятный факт во всей этой истории – у него получилось. Получилось очень хорошо.
Огневский отлично помнил, как после изнуряющих занятий и муштры в училище, в короткие минуты отдыха читал и содрогался. И не только он – целое поколение выросло на стихах и рассказах молодого Шестова. «Дороги и тупики», «Курс молодого бомжа», «Атомная весна» – это была не просто литература, которая обычно оторвана от жизни и не интересна никому, кроме самих литераторов. Это были строки, написанные кровью и плавленным золотом, настоящий голос времени и голос человеческой души, до хрипа с этим временем спорящей.
И больше всего поражало то, что написал это какой-то московский мажорчик.
Потом в жизни Огневского была война, отъезд из страны, свои собственные скитания, хоть и не такие красочные, как у знаменитого ровесника. Он на время потерял Сергея из вида, а когда в 2011-м оказался в Таиланде, то с удивлением узнал, что Шестов тоже обретается в солнечном Королевстве. Унаследовавший состояние после смерти отца, тот, как ни странно, не пустил миллиарды на ветер, а поручил управление прежним менеджерам. Отцовская компания к тому времени разрослась и теперь гордо называлась корпорацией «Северо-Восток». Как водится, частично слилась с государственной машиной, выполняя многомиллиардные поставки ресурсов и технологий в страны Азии.
Возможно, отчасти поэтому ее новый владелец перебрался в Таиланд, где, впрочем, не уделял особого внимания скучной, по его мнению, работе корпорации, которую все еще называл «отцовской». Вместо этого он создал собственную компанию Shestoff Inc., запускавшую экстравагантные бизнес-проекты, не приносившие особой прибыли, но создававшие шуму на весь Индокитай.
А еще Шестов умудрился угодить в политически одиозные фигуры, выпустив фантастический роман о космосе, причем на английском, где вовсю издевался над обществом и моралью Запада, от толерантности до культа гаджетов. В мире романа, описывавшем недалекое будущее, развратившийся западный мир склонялся под тяжелой, но милостивой рукой России. Скандал в либеральной прессе был страшный, тем более что Шестов опять съездил в США и опять там что-то натворил, чудом избежав второго срока. “Black Hole Express” тем не менее стал бестселлером, в том числе в Америке, и Европе. А вот Огневский его не дочитал – не любил он «политоты», да и вообще был уверен: ругать соседа (хоть и за дело) надо после того, как решил свои собственные проблемы.
Андрей не удержался, запустил на телефоне одно из знаменитых видео, где Сергей читает стихи со сцены. Не меньше самих текстов впечатляла его внешность: огромный рост, сверкающие зеленые глаза навыкате, жесткие черные волосы. И вечная сизая щетина, которая на всех видео выглядела трехдневной, – специально, что ли, поддерживает на таком уровне? Несмотря на всю страсть, клокотавшую в стихах, поэт читал медленно и задумчиво, глубоким, чуть хриплым голосом. Огневский остановил себя на четвертом ролике – так сложно было оторваться.
Что же касается характера и поведения Шестова… Лучше всего они описывались английским словом obnoxious. Как бы это точнее перевести? Пожалуй, «охреневший» будет ближе всего.
В древней китайской науке считается, что выдающимся творцом становится тот, в ком особенно сильны стихии дерева и огня. Дерево отвечает за созидание, порождение новых идей и образов, а огонь дает страсть и напор, наполняет творения силой и яркостью.
Андрей не был даосом, но учение о стихиях ему нравилось: во-первых, очень поэтично, во-вторых, действительно многое иллюстрирует в человеческой натуре.
Он предполагал, что в душе Шестова дерево и огонь не просто развиты, а дико гипертрофированы, так что в шуме листвы и бурном горении часто тонут нормальные человеческие качества – терпение, снисхождение, сострадание. Шестов был резок и непримирим, склонен к дружбе и вражде до гроба, принимал категоричные решения и посылал подальше всех, кто с ними не согласен.
Андрей удивлялся, что при таких наклонностях Шестов еще не угробил себя вместе с близкими. Но нет, ему всегда удавалось выкрутиться из самых отчаянных ситуаций, обычно созданных им самим. Наверное, помогали острый ум и бесстрашие, ну и ангел-хранитель у него, похоже, из небесного ОМОНа.
Огневский вдруг понял, что испытывает к этому незнакомому человеку… острую, горькую зависть. И дело тут не в миллионах. Сытых сынков из подмосковных коттеджей легко презирать – они проедают папкины деньги и не стесняются. Перед ними ты всегда имеешь моральное превосходство.
Но к Сергею это неприменимо. Полученным богатством он пользовался, но при этом прошел добровольный путь бедности и риска. Главное же – он прожил и высказал в слове то, что испытывало целое поколение, да и вообще то, что от века испытывает человеческая душа. Свои страдания он переложил во что-то стоящее.
Мог ли Андрей сказать это о себе? Увы, нет. Его разухабистое прошлое ни к чему ценному пока не привело, а страсти, накопившиеся за это время, только клокотали, не находя выхода.
А ведь Огневский близок по китайской карте стихий к Шестову. В нем тоже развиты дерево и огонь, но в отличие от Сергея, Андрей силен и в стихии железа, отвечавшей за строгость, постоянство и дисциплину. Это, пожалуй, и позволяет ему держать себя в руках даже в самых горячих ситуациях. Но согласно той же системе, железо – противоположность дерева, оно подавляет его. И Андрей всегда чувствовал в себе этот недостаток творческой способности.
Главное же, что человек, в котором развиты две противоположные стихии, находится в вечной борьбе с самим собой. Шестов мог отдаться до конца своему творческому безумию, а у Огневского всегда где-то внутри срабатывал тормоз.
Что ж, ввязаться в роковую любовную историю с азиатской аристократкой – это очень в шестовском стиле. Но вот исчезнуть, послав всех подальше? В молодости он так и поступил, но сейчас… При всей своей лихости он вряд ли поставил бы под удар собственный бизнес. По данным досье, к своим деловым проектам Сергей относился с фанатизмом. А ведь еще пара дней – и пойдут слухи об исчезновении, что прежде всего ударит по акциям всей шестовской корпорации.
«Итак, что мы имеем?» – думал Андрей, гуляя по саду генеральского особняка. Он быстро принял душ в своих новых комнатах, тянувших на номер люкс в хорошем отеле, и переоделся.
Сад был густой и пышный. Как всегда, в любое время года, в Таиланде что-то ярко цвело и сладко пахло. Полуденное солнце пекло толстые глянцевые листья. Садовник специальной лопаткой аккуратно снимал с одной из крон спеющие плоды манго.
«Люди в Таиланде живут как в райском саду, – романтически подумал Огневский. – Какого хрена им еще надо? Зачем вся эта борьба и политические страсти? Живи себе, ешь манго с ветки и радуйся».
Ладно, какие есть версии по похищению?
Во-первых, бегство влюбленных. Тут особо ничего не сделаешь, да и не надо. Хотят – так пусть себе и бегут.
Во-вторых, похищение с целью выкупа. Преступники тут должны быть очень могущественными и наглыми. Бросить вызов сразу тайской власти и русскому олигарху – для этого надо быть большого мнения о себе. Еще ничего не потребовали, но это ладно, возможно, чего-то выжидают, например, пытаются скрытно вывести пленников из страны, и только тогда начнут шантаж.
В-третьих, политическая провокация. Кто бы это мог сделать? В Таиланде велико и сильно леворадикальное движение, не жалующее богатых и нынешнее правительство. В консервативном Бангкоке это не так заметно, но в провинциях у местных «красных», почти коммунистов с маоистским уклоном, большая поддержка, особенно среди бедных крестьян.
Все как в 1917 году, ага.
Но зачем красным, даже самым радикальным, брать в плен дочку премьера? Это сразу поставит их вне закона, даже если в обмен на пленницу удастся что-то выторговать, какие-нибудь законодательные уступки. Хотя… опять же вспоминая родную историю – в России в XIX веке противники монархии решались на открытый террор и не боялись ни закона, ни осуждения со стороны «темных масс».
Другая возможная политическая линия – игра против России. Кто бы это мог быть? Да известно кто. Борцы за казарменную демократию никогда не были разборчивы в средствах, а похищение бедной тайской аристократки «злым русским» – это вполне в духе голливудских сценариев. Зная, какая жестокая борьба идет на теневом фронте, Огневский тут бы совсем не удивился. Неплохой способ подпортить отношения РФ с Таиландом, пока что довольно дружественные. В этом случае стоит ждать подброса улик, слива в прессу или еще чего-то, что раскроет «коварный русский заговор». Скверно получится.
Пятая версия – пресловутая мафия. Кто-то из российского преступного мира припомнил Шестову дела отца в 90-е или просто захотел урвать кусок от его капиталов. Тут опять же будет либо выкуп, либо какое-то давление на родственников и управляющих компании.
Наконец, шестая – просто какой-то несчастный случай. Устроили себе экскурсию по джунглям, да заблудились, или что-нибудь в этом роде. По такой версии можно ничего не делать: если Сергей и Рачавади уже отправились на Страшный Суд и в колесо Сансары соответственно, то рано или поздно тела найдут. Пока же можно работать по одной из четырех более-менее состоятельных версий.
С чего начать? Очевидным казалось устроить обыск в доме и в офисе Шестова, Мэу обещала быстро сделать ордер. Но Огневский хотел с этим повременить. Об обыске сразу станет известно, начнут болтать в сети и прессе, а он обещал «Высокоблагородию» (так он называл про себя Прачарна) минимум огласки. Если уж поднимать шум, то после того, как исчерпаны все скрытные пути.
Вообще-то, в рукаве Огневского был козырь, и немаленький. Есть более тихий, а возможно, и более эффективный способ начать расследование. Остается дождаться, пока привезут новый мотоцикл, и можно стартовать.
На дворе 16 мая 2014 года, конец жаркого сезона, +34 градуса. Крунгтхеп Маханакхон, «Великий Город Ангелов», как называют тайцы Бангкок в минуты гордости, за пару лет стал для Андрея любимым местом для жизни. Теперь ему предстоит стать чем-то новым – увлекательной загадкой или изнурительным полем боя? Скоро это будет известно.
На рязанщине
Огневский снова ехал на мотоцикле через рисовые поля.
Его собственный железный конь, бывалый и любимый, погиб под ударами вчерашнего буйвола. Полицейский механик только развел руками: лечению такие повреждения не поддаются…
Три первых мото, предложенных Мэу взамен, Андрей забраковал. Первые два были слишком хилые и дешевые. Третий – уже сносный, но Огневский решил повредничать, еще не простил тайцам гибель своего двухколесного друга. Наконец, пригнали еще один – BMW 1200GS, в народе «Гусь». Тоже не чета убитому, но ездить можно, в том числе и по бездорожью. Огневский решил больше не тратить время и согласился. Не нравился ему только корпус – ярко-синего цвета, слишком новенький, будет бросаться в глаза.
И вот Андрей снова катил по тайским пампасам. Пейзаж почти как вчера – одна узкая дорога, по обе стороны от нее поднимаются из мутной воды зеленые колосья риса.
Но теперь Огневский не был беглецом, даже наоборот. Странный вираж судьбы всего за сутки сделал из него детектива на службе (пусть и негласной) у тайского государства. Такой поддержки и ресурсов у себя за спиной он не чувствовал давно.
Впрочем, трое высококлассных боевиков, едва не прикончивших его на Силоме два дня назад, все еще на свободе. «Высокоблагородие» обещал с ними разобраться, но это когда будет… Хуже всего сейчас прельститься полученной силой и расслабиться. За ним по-прежнему идут по пятам неизвестные, но очень опасные враги.
По крайней мере, теперь он готов к встрече с ними. В скрытой кобуре покоится «Глок-34», добротный тактический пистолет с приличным калибром, выданный Мэу. Та уверяла, что он пристреленный и в отличном состоянии, но все же хотелось бы проверить самому, да некогда.
До места назначения оставалось минут сорок хода, когда что-то начало его беспокоить. Андрей еще не понимал, в чем дело, но решил снова довериться чуйке. Внимательно стал оглядывать окрестности – вроде бы ничего подозрительного. Места пошли глухие, поля начинали уступать джунглям. Изредка попадались хатки из бамбука, но и те тонули в зарослях. Узкая бетонка, по которой ехал Огневский, казалась чем-то чужеродным посреди этого пейзажа, не менявшегося, кажется, лет пятьсот, с тех пор как Сиамская империя гнала боевых слонов на войну с империей Бирманской.
Наконец он понял, в чем дело, – в правом зеркале заднего вида что-то еле заметно мелькало. Просто серая точка на границе обзора, где бетонка исчезала в зеленом мареве. Андрей с детства отличался очень хорошим зрением – недаром потом попал в разведку.
Уж не едет ли кто-то по следу, очень аккуратно держа дистанцию, чтобы не быть замеченным?..
Андрей чуть замедлил ход. Если это обычный мирный житель катит по своим делам, то он сохранит скорость, и его станет хорошо видно. А вот если неизвестный тоже притормозит, чтобы удержать дистанцию, – это подозрительно.
Минут десять Андрей напряженно следил за зеркалом – точка не стала отчетливее. Так… Он затормозил, остановился у обочины. Вынул пистолет и вставил в него магазин, взвел затвор. Прищурился, вглядываясь вдаль.
– Ну-ка, иди же сюда… – прошептал он.
Проклятый неясный силуэт стал чуть больше – но потом увеличиваться перестал.
– Какие мы осторожные, – проворчал Андрей.
Запрыгнул на мотоцикл, быстро развернул его и, выжимая газ, понесся навстречу неизвестному. Побегал уже от вас, уродов, надоело.
Дистанция до точки стала стремительно сокращаться. Стало видно, что это мотоцикл, неприметного серого цвета, водитель остановился у обочины на пустынной дороге, выдвинул подножку.
Когда осталось метров сорок, Огневский вошел в длинный дрифт, со скрипом колес, чертя черную полосу, резко затормозил поперек дороги, выхватил пистолет.
Упитанный деревенский мужик в застиранной майке закричал что-то невнятное, выронил банку дешевого пива «Лео», потом выскочил из седла старого мотоцикла и бросился в заросли.
Секунд на десять Огневский застыл с поднятым пистолетом. Потом поставил его на предохранитель и медленно опустил. Он чувствовал себя полнейшим «дэбином».
Хорошо, Мэу с Прачарном не видят, как он терроризирует мирных тайских селян… Андрей отъехал к обочине, оставил свой мотоцикл рядом с покинутым. Сел на край бетонки отдышаться. Сидел и считал себя идиотом.
Минут через пять стало жарко – шлем и мотоциклетная куртка хорошо защищали от ветра во время езды, но просто так сидеть в них под палящим солнцем было плохой идеей.
Огневский поднялся – и тут увидел, что не только он оставил на бетоне следы от резкого торможения. В метрах десяти дальше по дороге тоже кто-то недавно жег мотоциклетную резину. Похоже, неизвестный круто развернулся и двинулся в противоположную сторону. Уж не его ли загадочный преследователь? Увидел, что Андрей несется навстречу, и дал деру…
Андрей забрался в седло, медленно поехал по следу. Тот скоро растаял, но Огневский не сдавался. Метров через пятьдесят был съезд на проселочную дорожку, нырявшую в заросли. По сырому красному грунту от бетонки уходил отпечаток мотопротектора – причем очень агрессивного, проходимого, на каких почти не ездят в Таиланде.
«Значит, все-таки я еще не стал параноиком, – подумал Огневский. – Ну или моя паранойя сейчас отвечает реальности. Кто-то явно сел мне на хвост, хотя встречаться тет-а-тет пока не хочет».
Он достал телефон, порылся в гугл-картах. Ладно, дружок, не ты один умеешь удирать по зарослям…
Огневский проехал пару километров вперед, а потом сам свернул с бетонки на проселок. Но не направо, как его неизвестный преследователь, а налево. Судя по карте, дальше была путаница чахлых дорожек и троп через лес и поле. То что надо…
Почти час он колесил по буеракам, пытаясь максимально запутать следы. Даже проехал минут десять по оросительному каналу, уйдя на полколеса в мутноватую воду и распугивая рыбешек.
В итоге к месту назначения прибыл с большим опозданием, на основную дорогу выбираться вообще не стал, так и появился – практически из кустов.
– Извините за мой видок, – сказал он, снимая шлем и скидывая заляпанную грязью куртку.
– Да ладно, ты ж не венчаться приехал, – усмехнулся встретивший его человек и повел во двор монастыря.
Бело-голубой храм с осьмиконечным крестом на куполе поднимался в безоблачное небо, в странном контрасте с пальмами, украшавшими монастырский двор.
– Красиво тут у вас, – сказал Андрей, оглядываясь вокруг, – но уж больно архитектура… рязанская. Я бы сделал что-то в местном стиле. Может, тогда и для тайцев было бы понятнее, ближе к их культуре.
– Да ты что, – ответил его знакомый, – не дай Бог! Еще подумают, что мы прикидываемся буддийским храмом, народ обманом заманиваем. Сразу всех депортируют на фиг.
Отец Николай, по рождению Николай Николаевич Шестов, старший брат поэта-олигарха, был худощавый, в сером подряснике, с кучерявой рыжеватой бородой.
– Тут государство любую религию уважает, не притесняют никак, – продолжил он. Степенность, положенная духовному лицу, не всегда ровно сочеталась в отце Николае с насмешливостью и неформальной манерой речи. – Но если заподозрят, что ты хоть в чем-то под их национальную веру копаешь – все, хана! Уж лучше пусть будет «по-рязански». Да и некоторым из тайцев как раз так больше нравится. Экзотика.
Они подошли к храму, отец Николай показал на высокий пирамидальный купол, остро уходивший вверх:
– Тут у нас не совсем Рязань, вон луковичные купола не смогли сделать. Тайцы их строить не умеют, а из России рабочих выписывать слишком дорого…
Он вздохнул и с насмешливого тона перешел на серьезный:
– Значит, тайское правительство тебя подключило Серёжку искать… Бог в помощь. Волнуюсь я за него, мамка в Москве тоже на ушах ходит. Служба безопасности из его корпорации вся на ногах, что-то пытаются сделать, но пока без толку.
Это Огневский взял на заметку – еще один игрок на поле, хоть в сравнении с тайским правительством не особо крупный.
– Прости, – сказал отец Николай, – давай чуть попозже поговорим. Сейчас будет панихида, вон родственники умершего ждут. Бизнесмен украинский из Паттайи в аварию попал…
В тени храма стояли четверо: женщина, молодой человек лет тридцати и две маленькие девочки. Поодаль сидел на скамейке полный таец в больших очках.
– Это тоже родственник? – улыбнулся Андрей.
– Не, просто парень какой-то пришел. По-английски не сильно говорит, но очень верой интересуется. Я его на службу и на чай пригласил.
– А эти? – удивился Огневский, заметив поодаль, на крыльце трапезной, четырех крепких мужчин со славянскими, но совсем не духовными лицами.
Священник вздохнул:
– Охрана. Директор Серёжкиной корпорации прислал, после того как… Ну ты понял. Сказал, что всем членам семьи теперь может опасность угрожать.
Вместе с родственниками и тайцем вышли за ограду, на недавно устроенное православное кладбище, единственное в Таиланде. Там было только четыре креста: на табличках – русские и украинские фамилии.
Отец Николай стал петь заупокойную. У него были шестовские глаза навыкате, высокий рост и порывистые движения. Но лицо узкое, худощавое, а вместо натиска, свойственного Сергею, чуть рассеянная погруженность в себя.
Странные получились у могущественного Шестова старшего сыновья. Один – бродяга, поэт и мятежник, второй – задумчивый богомолец… Впрочем, таким Николай Николаевич был не всегда.
В двадцать три года, на лыжном трамплине в Австрии, юный разгильдяй Коля Шестов получил тяжелую травму позвоночника. Несколько месяцев лежал не вставая, и было неясно – встанет ли вообще. И пока отец задействовал все ресурсы, чтобы найти лучших докторов, парализованный, проводивший долгие одинокие часы в палате, искал помощи в других инстанциях. В один из таких часов он дал Гендиректору Вселенной обещание: «Если встану, до смерти буду служить Тебе».
Через несколько месяцев руки и ноги потихоньку снова согласились работать. И едва восстановившись, Николай шокировал родственников желанием уйти в монахи, пугал отца-олигарха планами служить деревенским попом в глухой деревне где-то под Архангельском.
Отец, изведя все доступные ему средства убеждения, в конце концов сдался. Сыновей он к тому времени назвал не иначе как «старший балбес» и «младший балбес», и наклонности обоих казались ему равно безумными.
По крайней мере, удалось-таки отговорить «старшего балбеса» от монашества – быстро женить на приличной девушке из церковного хора. От Архангельской губернии тоже кое-как отделались – получилось заинтересовать Николая миссионерскими курсами, на которых тот преуспел (сказалось привитое частными учителями в детстве знание языков). А там как раз стало быстро развиваться южноазиатское направление, нужны были молодые миссионеры, не боящиеся отправиться за тридевять земель.
Вот и оказался Николай вместе с юной женой в Таиланде, хотя об упущенных подвигах в деревушке на севере иногда втайне жалел.
Мало кому было известно о родстве скромного батюшки с мятежным олигархом. Тем более что перед рукоположением Николай специально поменял фамилию на материнскую, в избавление от суетной славы.
Но знающие люди намекали: неугомонный Сергей Шестов потому и перебрался в Королевство, чтобы быть ближе к старшему брату, которого очень уважал (большая для этого товарища редкость).
У свежего креста пели панихиду, Огневский стоял чуть поодаль. Отцу Николаю помогал единственный пока в монастыре монах – брат Лазарь, молчаливый улыбчивый серб.
Других насельников за три года существования обители не появилось – не тот в окрестностях Паттайи контингент. Брат Лазарь и иногда приезжавшие добровольцы поддерживали все хозяйство, а отец Николай приезжал из Паттайского храма, когда нужно было проводить службы.
С монастырем и его обитателями Огневский познакомился год назад, когда проводил в обители Великий пост. Злые языки говорили, что для него это был способ спрятаться от очередных недругов, пострадавших от его темных операций. Но Шестов и брат Лазарь к нему привязались, говорили, что видят в нем настоящую духовную жажду. Пост закончился, Огневский вернулся в свою безумную жизнь, но теплые воспоминания о монастыре у него остались.
Служба подходила к концу. Огневский стал странно коситься куда-то в сторону, на пышные кроны деревьев за восточной стеной. Монастырь стоял вдали от цивилизации, поля тут заканчивались, начинались настоящие джунгли. Одно дерево за оградой поднималось над остальными, пышное, как застывший атомный взрыв. Священник еще не закончил, когда Андрей и вовсе бестактно достал смартфон, стал что-то в нем отмечать.
Когда родственники отпетого уехали, брат Лазарь вернулся к послушаниям, а отец Николай повел Огневского и очкастого тайца в трапезную, на чай с печеньем.
Внутри за столом сидели двое охранников, сосредоточенно жевали кай тход – курицу, жаренную в масле.
– Курятину жрете в постный день, позорники! – махнул на них рукой Шестов. – Идите погуляйте лучше, не соблазняйте тех, кто постится. – Он показал на Огневского и тайца.
Бугаи, смущаясь, вышли.
– Какой постный день, батюшка? – удивился Андрей. – Пасхальная неделя на дворе.
– Молодец, знаешь православный календарь, – подмигнул священник. – А эти охальники – нет. – И уже серьезнее добавил: – Незачем быкам из СБ слышать наш разговор. Еще сообщат руководству, а там дядьки суровые. Им точно не понравится, что частное лицо вмешалось в расследование. Чего доброго, начнут тебе палки в колеса ставить. А я так, наоборот, думаю, что если ты «младшего балбеса» не найдешь, то никто не найдет.
Неплохо отец Николай был знаком с настоящими занятиями Огневского. Год назад тот согласился один раз сходить на исповедь, и священник до сих пор был в шоке от услышанного.
– Спасибо, – сказал Андрей. – Но боюсь, что мне так или иначе скоро придется с ними столкнуться.
– Все равно не надо торопить события. Кстати, надо ж уважить гостя.
Священник налил юному тайцу чая. Попытался завести беседу по-английски, потерпев неудачу, перешел на свой ужасный тайский. Но местный житель сильно стеснялся, в разговоры вступать не хотел.
– Ладно, давай к делу, – сказал Огневскому отец Николай. – Парня можно не опасаться, явно по-русски не понимает.
– Сейчас я ему сделаю болевой захват с удушением, – беспечным тоном произнес Андрей, – посмотрим, не заговорит ли по-нашему…
– Да ты обалдел! – воскликнул священник. – Не вздумай!
Но Андрей только улыбнулся:
– Проверка. Если б он все-таки знал русский, то невольно напрягся бы после моих слов, хотя бы чуть-чуть. А этот ничего, даже глазом не повел. Среагировал только, когда вы протестовать начали. Думаю, и правда парня можно не стесняться.
– Ох уж эти твои штуки… – усмехнулся отец Николай. – Отвык я…
– Значит, от брата нет вестей? – начал Огневский.
– Нет…
– А не может быть, что это какой-то его новый демарш? – осторожно спросил Андрей. – Он ведь уже пропадал на какое-то время в юности.
– Пропадал, но это было давно, – покачал головой священник. – Ты понимаешь… Серёжка сейчас – это совсем другой человек. У него так устроено: каждые пару лет вся жизнь, все мысли, бах – и меняются. Часто в противоположную сторону.
– Вот как. И какой же он теперь?
– Ну… Теперь он одержим своим бизнесом, всякими деловыми проектами. Не скучнотой, конечно, как у бати нашего было, – производство там, добыча ресурсов… Нет, «творческое предпринимательство», как он это называет. По сути, всякие прекрасные бредовые идеи. – Священник грустно улыбнулся, видно было, что сумасбродного братца он очень любит. – Сейчас вроде изобретает какую-то систему виртуальной реальности для университетов. «Лекции с погружением». Например, рассказывают про космос, бах – и ты на Венере. Ну и вообще, он последнее время сильно хотел стать ответственным. То, что у него еще никогда в жизни не получалось. Нынешний Серёжка, он хоть и все такой же балбес в душе, но вести себя пытается по-другому. Ни бизнес, ни нас с матерью он бы точно не бросил. – Отец Николай нахмурился. – Бедный Серёжка, во что-то страшное он вляпался на этот раз…
– Ничего, батюшка, – сказал Огневский, – рано вешать нос. Тайское правительство ведет расследование, дочку премьера им во что бы то ни стало надо найти. Я тоже участвую, и это кое-чего стоит.
Священник кивнул.
– Вы часто в последние пару недель виделись? – спросил Андрей.
– Частенько. Он два-три раза в неделю приезжал ко мне из Бангкока, даже ночевал как-то.
– Приезжал, только чтобы с вами увидеться?
– Да нет, в Паттайю он стал часто наведываться… Я уж забеспокоился, не по борделям ли ходит. Оказалось, нет, какой-то там русский бар новый нашел, стал завсегдатаем. Ну и подружка у него там завелась.
– Погодите, какая подружка? А как же Рачавади?
Отец Николай пожал плечами:
– А когда это нашего мачо останавливало, прости Господи…
– Вы ее видели?
– Да, в храм приходила с Серёжкой один раз. Белоруска она, кажется. Приехала сюда автостопом из Минска. Ну, там, до Владивостока, оттуда через Китай, Вьетнам и так далее, стандартный маршрут. Из этих, в общем… Забыл, правда, как ее зовут. А вот фамилию помню, смешная такая – Борщук.
– Можете описать ее?
– Высокая, светлая, в фенечках… Веснушки на носу.
– А бар как называется, помните?
– Ага, Vagabond. [«Бродяга». – англ.] Там сейчас много хиппи и стопщиков наших ошивается. Странное место для такого, как Серёжка, ну да его не поймешь.
Больше ничего важного узнать не удалось, кроме одного: оказывается, последний месяц Сергей Шестов был одержим новой идеей. Пока в мире все больше людей перебирались в home office – рабочее место, устроенное дома, – поэт выдумал его противоположность – office home, когда, наоборот, вся жизнь переносится на рабочее место. В офисе своей компании, занимавшей верхний этаж в бангкокском небоскребе, он устроил жилые комнаты для себя и ключевых сотрудников (тех из них, кого удалось уговорить). Даже завел там настоящую русскую баню – большую редкость в Индокитае.
