Александр Тимофеевич Филичкин
Яков Брюс – московский колдун
Глеб. Странная находка
Сгорая от нетерпения, парень сунул кончик пальца в небольшой тайничок. Подцепил ногтем непонятный предмет, плотно сидевший внутри. Выковырнул его из гнезда и положил на компьютерный стол. Внимательно посмотрел на находку. Осторожно развернул белую тряпочку и печально вздохнул.
Перед ним лежала обычная старая гильза от трёхлинейной винтовки оружейника Сергея Ивановича Мосина. Насколько Глеб помнил, это оружие пришло в российскую армию ещё в 1891 году и состояло на службе, аж до конца Второй мировой.
Да и сегодня она не утратило своей актуальности. Наверняка винтовки спокойно лежат на складах мобилизационных резервов и ждут, когда вновь придёт их звёздный час. Очередная гражданская бойня, война с соседними странами или какая другая напасть.
Совершенно внезапно Глеб осознал крушение своих смутных надежд и ощутил недовольство по этому поводу. Хотя, если честно сказать, он и сам не смог себе объяснить, чего ожидал найти в тайнике: небольшой золотой медальон или что-то ещё в этом роде? Ту же, бриллиантовую подвеску, как романе Александра Дюма «Три мушкетёра»?
С другой стороны, откуда в простой русской семье его бабушки с дедушкой могли появиться такие дорогие предметы? Тем более, что они всегда проживали в далёкой сибирской деревне. Чай, не наследники графских родов из Москвы или Питера? Разве, что кто-то из предков привёз с какой-то войны, как драгоценный трофей?
Разочарованный кладоискатель взял в руки небольшую находку. Поднял к глазам и повертел перед собой. Однако, даже дотошный, всесторонний осмотр не изменил положенья вещей.
Судя по размерам, и внешнему виду, гильза была старого образца, калибра 7.62. Длина около пяти с небольшим сантиметров. Имелось широкое горлышко, как у кефирной бутылочки и выступающая закраина на тоненьком донце. Такие странные формы давным-давно не применялась в современном стрелковом оружии.
Однако было в ней и кое-что необычное. Во-первых, она блестела, словно хорошо была отшлифована, и выглядела так, будто недавно сошла с ленты конвейера.
Во-вторых, все поверхности гильзы покрывал, едва различимый простым глазом, весьма замысловатый узор. Штрихи той резьбы оказались удивительно узкими, будто их нанесли очень острой иглой.
В-третьих, над ней поработал ещё какой-то народный умелец, только классом значительно ниже. Он взял кусок медной проволоки и согнул её вокруг тонкого дульца. Приложил вертикально к немного зауженной горловине и мастерски припаял с двух концов. Получилось небольшое ушко. Оно позволяло носить старую гильзу на прочной верёвочке. Вроде, как амулет или брелок на связке ключей.
Парень всмотрелся в очень необычный узор, покрывавший находку, и почувствовал слабый укол в подушечках пальцев. Такой же, как он ощутил, когда ощупывал днище шкатулки.
Сознание Глеба слегка помутилось, и он недоуменно потряс головой. Появившийся перед взором лёгкий туман мгновенно исчез. Состояние пришло в обычную норму, а неприятное впечатление тут же забылось.
Изучая находку, парень вертел в руках латунный цилиндрик, сияющий своей новизной. Скоро он обнаружил ещё кое-что интересное. Оказалось, что бутылочное горлышко гильзы было закрыто небольшой плоской крышечкой. Причём, с маленькой петлей и короткой защёлкой.
Глеб поднял руку к правому уху. Легонько потряс и ощутил, что внутри что-то есть. Предчувствие новой находки вновь заполнило душу. Он подцепил ногтем пальца защёлку, и попытался её легонечко сдвинуть.
– «Надеюсь, что там нет злобного джина, который должен убить своего избавителя». – подумал он с лёгкой усмешкой: – «Не хватало мне ещё отыскать угрюмого братца старика ибн Хаттаба, в просторечье Хоттабыча. Кажется, того мизантропа звали Омаром Юсуфом?
Хотя, как сообщают арабы в своих древних сказках, мифический царь Соломон любил ловить злобных джинов и прятать их в закрытых бутылках. Так что, в любой старой посуде можно наткнуться на такой неприятный сюрприз».
Тугой стопор тихонечко щёлкнул, и крышечка тотчас откинулась. К великому облегчению парня, из открытого горлышка гильзы не вырвался плотный туман. И, соответственно, он не сгустился и не собрался в потустороннюю сущность, объятую жаждой человеческой крови.
Подождав для верности десяток секунд, Глеб убедился, что все детские страхи оказались совершенно напрасны. С усмешкой отметил, что всё это время, он почему-то совсем не дышал, и с облегченьем втянул в себя тёплый комнатный воздух.
После чего, посмотрел внутрь горлышка гильзы и увидел, что оно плотно заткнуто комочком серенькой ваты. Подцепил двумя пальцами туго скатанный шарик. Легко вытащил небольшую затычку и положил на столешницу рядом с собой.
Затем, наклонил латунный цилиндрик над левой ладонью и осторожно потряс. На руку выскользнуло несколько довольно обычных иголок. На первый взгляд их оказалось штук шесть или семь. На точное число странных игл, Глеб не обратил никакого внимания. Его заинтересовала их необычная форма.
Все они выглядели очень старинными, толстыми и весьма неуклюжими, словно их изготовили для шитья грубой ткани. Например, парусины или сукна для солдатской шинели.
По всей видимости, иглы не штамповали на какой-нибудь фабрике, а сработали кустарно, вручную. Причём, очень давно и в такой дальней кузнице, где был в ходу очень плохой инструмент.
Об этом говорили большие неровные ушки, кустарно пробитые каким-то стародавним умельцем. Плюс ко всему, все иглы имели квадратное сечение. Самое странное было в том, что их изготовили из того же металла, что и блестящую гильзу от «мосинки» .
Из школьного курса истории Глеб отлично запомнил, что после Октябрьской революции, да и во время Великой Отечественной войны, швейные иглы почему-то мгновенно исчезли из свободной продажи.
Скорее всего, тогда все станки перевели на изготовление деталей к оружию, а на простой ширпотреб, Правительству было начхать. Слуги народа никогда ни в чём не нуждались. Другое дело, обычный российский народ. В связи с тем, что иглы вещь очень нужная, рукастые люди мастерили их сами из любого подручного сплава, который оказался поблизости.
А так как, все кузнецы имели совершенно разные навыки, то делали так, кто как умел. Кто-то получше, а кто-то и хуже. Главное, было не отличное качество, а способность предмета к шитью.
Парень невольно задумался: – «С этим понятно. Тогда с иглами было так плохо, что приходилось использовать то, что нашлось. Но это тогда, а зачем нужно сейчас хранить такие толстые, грубые и неудобные вещи? Ими же ничего не зашьёшь. Разве, что заштопаешь дырку в солдатской шинели?
Хотя почему бы и нет? Скорее всего, именно для этого их и держали. Кто его знает, может быть, кто-то из предков брал эти иглы с собою на фронт, чтобы там подлатать свою рваную форму? Поэтому, и носили их не в каком-то футляре, а в древней «мосинской» гильзе. Такие использовали ещё в конце позапрошлого века.
Ну, а потомки их затем сберегли, как большую реликвию. Так сказать, на долгую память. Например, о войне, о прадеде или о ком-то ещё, или, возможно, о каком-нибудь важном событии. Жаль, что бабушка с дедушкой давно уже умерли, и не смогут мне ничего рассказать».
Четвёртая глава
Яков Брюс. Наследие древних алхимиков
Осенью 1702 года в дом московского «чернокнижника» пришла большая посылка, присланная в Россию из далёкой Баварии. У Якова Брюса имелись друзья и знакомые, которые жили в Европе. Все они за хорошую мзду оказывали ему небольшие услуги. Один такой человек обитал в славном городе Нюрнберге. Поддерживал постоянную связь со знаменитым Петровским вельможей и выполнял его частые просьбы.
Ушлый немецкий приказчик прислал генерал-майору большое письмо. В нём он сообщал, что, наконец-то, смог отыскать несколько книг, заказанных русским сановником.
В частности переводы знаменитых трактатов арабского алхимика Джабир ибн Хайяна. Насколько знал Яков Брюс, именно он ввёл в обиход древних учёных представление о, так называемом, «философском камне».
Древний мусульманский исследователь говорил о том веществе, как о некой эфирной субстанции. Мол, она имеет способность изменить соотношение ртути и серы в любом из известных науке металлов и превратить его в чистое золото.
Одновременно с этим он утверждал, что «философский камень» может лечить любые болезни и давать людям бессмертие, словно древним богам. Писал он и о гомункулусе – искусственном существе, созданном человеком в лабораторных условиях.
Кроме того, он развил «науку нумерологию», разработанную ещё Пифагором Самосским, древнегреческим философом, математиком, мистиком. Алхимик связал старинные арабские буквы с названиями различных веществ. Его работы дополнил другой известный учёный Абу Бакр Мухаммад ар-Рази, который в конце IX века усовершенствовал теорию о «первоначальных элементах».
В конце списка шли названия рукописей знаменитых европейских натурфилософов. Среди них мелькали выдержки из трактатов Альберта Великого – «Пять книг о металлах и минералах» и «Малый алхимический свод». А так же книги его лучшего ученика – итальянца Фомы Аквинского.
Присутствовал в перечне и францисканец Роджер Бэкон, положивший начало экспериментам в области различных наук. Он был представлен трактатами – «Зерцало алхимии», «О тайнах природы и искусства и о ничтожестве магии». В самом конце прилагались высказывания, некогда очень известных исследователей,– Арнольда из Виллановы и Раймунда Луллия.
Отложив всю работу на более позднее время, Брюс немедленно разобрал тяжёлый сундук, присланный из просвещённой Европы. Внимательно ознакомился с его содержимым. Бережно перебрал все полученные манускрипты. Тщательно их просмотрел и, не откладывая дела в долгий ящик, сел писать ответ в город Нюрнберг.
Сначала, он сообщил, что большая посылка благополучно дошла до Москвы в целости и полной сохранности. Поблагодарил за присланные бюргером рукописи и приложил к письму перечень древних авторов, чьи произведения хотел бы иметь в своей личной библиотеке.
В этот обширнейший список входили не только арабские и западные исследователи, но и их коллеги с востока. В частности его интересовали индийские и китайские свитки. К примеру, такие как древняя дуньхуанская рукопись – «Чжэнь гао», написанная Тао Хун-цзином, и дополненная аннотациями на языке тибетских племён. А так же, собрание даосских канонов – «Дао цзан».
Закончив большое письмо, Яков Брюс приложил к нему увесистый мешочек из кожи, наполненный золотыми монетами гульденами старой австрийской чеканки. Вручил конверт и баснословные деньги верному помощнику Прохору и отправил его в московский посольский приказ. После чего, с нетерпением принялся за чтение присланных книг.
«Придворный механик» передал послание главному посольскому дьяку, а тот переслал их в Европу с ближайшей военной оказией. Вернее сказать, с теми людьми, что отправлялись с русской дипломатической миссией в Польшу и Пруссию.
Манускриптов оказалось так много, что их изучение затянулось на несколько лет. Нужно сказать, этому очень способствовали бесконечные войны, ведущиеся Россией со всеми соседями.
Наша держава постоянно выясняла отношения то с Восточной Европой, то с Западной Азией. Причём, на всех возможных фронтах. Вследствие чего, Пётр I создавал множество дипломатических миссий, которые направлялись в различные страны.
Несмотря на мощную тягу к различным наукам, Яков Брюс всегда был в гуще происходящих событий. Если шли очередные военные действия, то он находился рядом с царём, который старался сам верховодить каждою битвой. В мирное время, знатный вельможа занимался гражданской службой на благо отечества.
Так он реформировал всю русскую армию снизу до самого верха. К 1705 году, когда ему стукнуло всего тридцать пять, он стал маршалом. За командование всей артиллерией в Полтавской битве 1709 года, он был удостоен высшей награды российской державы – ордена Андрея Первозванного, под номером пятнадцать. В то время, как сам Пётр I был всего лишь седьмым кавалером данного ордена.
Брат Якова Брюса – Роберт, с которым он начинал военную службу в «потешном полку» молодого царя, также был на хорошем счету. Он хорошо воевал. Достиг огромных высот. Получил чин генерал-лейтенанта и стал обер-комендантом всего Петербурга.
К тому же, рукописи древних алхимиков были не настолько просты для понимания современных людей, как хотелось бы Якову Брюсу. Почему-то все исследователи давнего времени никогда не давали прямого ответа на любой, даже самый обычный вопрос. Они только ссылались на книги или тексты друг друга. В том числе и на великих учёных арабов.
Те в свою очередь, тоже никогда не испытывали уваженья к читателям. Ничуть не стесняясь, они отсылали к старинным индийским трактатам, подобным знаменитой «Расанарнаве».
Последователи хатха-йоги, в свою очередь, указывали на шёлковые свитки «Шива самхита», «Гхеранда самхита» и прочие, им же подобные вещи. Некоторые кивали на ещё каких-то малоизвестных китайцев и тайцев, в частности на Гэ Хун с его «Баопу-цзы».
Поэтому, Брюс постоянно разыскивал книги то одних древних авторов, то других, то третьих, четвёртых и так далее, по огромному кругу людей, посвященных в столь непростую науку. Тщательно выуживал крохотную толику истины и складывал добытые золотые крупицы в общую, пока очень скромную, кучку.
В одном из древних трактатов, он наткнулся на описание некой машины, способной перемещать человека в какой-то соседний, никому неведомый мир. Судя по описаньям алхимиков, одним из главных компонентов устройства являлся сложный каркас, изготовленный из волшебного дерева. Самое удивительное, было в том, что оно упоминалось у многих народов, имело схожие описания, но везде носило разное имя.
Благодаря уникальным особенностям неведомого Якову Брюсу растения, его окутывал ореол множества древних сказаний и необычных легенд. Жители островов Кирибати и Банаба, расположенных недалеко от «Terra Australis» называют его Кап-и-тику-аба.
Невежественные аборигены объясняли чудесные свойства растения тем, что оно родилось в мире духов Матанг. Их верховный бог На-реау, некогда посадил дерево на острове Самоа, который лишь недавно открыли прекрасные мореходы голландцы. По убеждению местных племён, часть ветвей загнили от какой-то опасной болезни и упали на землю. От них появились первые люди той далёкой земли.
Просвещённые в науках китайцы называют его весьма странным словом – «ЖО». Согласно древним мифологическим текстам это священное дерево, встречается за далеким и труднодоступном Южным морем. То есть, где-то рядом всё с той же таинственной «Terra Australis».
Растёт данное дерево лишь в единственном месте, расположенном между потоками Хэйшуй и Циншуй, что в переводе значит – «Чёрная» и «Зелёная» речка. Причём, только на западном склоне высокой горы под названьем Куньлунь. Листья у него тёмно-зелёные, цветы ярко-красные, похожие на недавно распустившийся лотос, а их чудный блеск освещает всю землю вокруг.
В индийской мифологии это растение знают, как «ТИК». Мол, невероятно огромное дерево данной породы произрастает на священном острове Шакадвипа. Ветви его поднимаются от земли до хрустальных небес, а в листве обитают чистые и светлые сущности – полубоги гандхарвы и сиддхи.
В соседней с Индией, Бирме волшебных существ величают кейнари. То есть, сказочные люди-птицы, появившиеся по велению верховного бога Брахмы, и ставшие небесными актёрами, музыкантами или певцами.
Самым важным для Якова Брюса, было понять, что же это за волшебное дерево, без которого невозможно построить машину древних алхимиков? С огромным трудом он всё же смог добраться до истины и выяснить, что это растение уже известно просвещенным голландцам. А его легендарная на весь мир древесина давно поставляется богатым людям Европы.
Причём, в цивилизованных странах оно называется на староиндийский манер. То есть, попросту – тик. Правда, оно стоит не меньше драгоценного красного и чёрного дерева, но это было не так уж и важно. Главное, что Яков Брюс смог найти в древних свитках такие рисунки, на которых удалось кое-что рассмотреть.
В конце концов, упорный и настойчивый барин всё же смог кое-как разобраться в путанных манускриптах алхимиков. Собрал всё намёки хитроумных учёных. Бережно сложил их в единое целое и неожиданно понял, как устроена эта машина. После чего, пришёл в такой бурный восторг, что решил немедленно проверить теорию в деле.
Для этого требовалась лишь большая, свободная от мебели, комната и три на удивление обычные вещи: деньги, деньги и ещё раз огромные деньги. Вопрос с помещением решился достаточно просто.
Брюс решил занять под свои странные опыты часть «Навигацкой школы», которой он в то время успешно заведовал. Точнее сказать, второй ярус башни. То есть, бывшую рапирную залу, где некогда проходили заседания незабвенного «Нептунова общества».
Огромное количество золота, необходимое для постройки машины, тоже не было особой проблемой для такого сановника. Оно и понятно, ведь Яков Брюс водил давнюю дружбу с всесильным вице-адмиралом Александром Даниловичем Меньшиковым.
Да и сам он очень давно занимал высокие посты сенатора российской державы и президента Мануфактур-коллегии. Все эти завидные должности давали ему чрезвычайно БОЛЬШИЕ возможности. Так что, барин не стал откладывать дело в долгий ящик и с неописуемым жаром принялся за работу.
Купец Селивёрстов. Завершение строительства
В середине июля 1914 года «Вестник Подгорска» всем сообщил: – «… строительство особняка купца Селивёрстова уже вчерне закончено. Замечательный дом, как и предполагала редакция, действительно оказался чрезвычайно похож на знаменитую Сухарёвскую башню, стоящую в златоглавой Москве.
Даже большие куранты уже установлены на верхнем ярусе башни. Теперь они круглые сутки показывают самое точное время всему нашему городу. Любопытные горожане толпами ходят к необычному особняку и любуются его богатой наружной отделкой.
По сравнению со столичным оригиналом, прекрасное здание имеет значительно меньший размер. Несмотря на столь ощутимую разницу, оно оказалось одним из самых величественных сооружений Подгорска.
Строение купца Селивёрстова лишь немногим уступает кафедральному собору нашего города, а его восьмигранная башня даже слегка превосходит высоту колокольни. Сейчас внутри идут окончательные отделочные работы…»
Спустя неделю с после той публикации, процесс отделки шикарных залов и комнат неожиданно встал. К сожалению владельца огромного дома, началась та компания, которую журналисты с апломбом назвали – «Вторая Отечественная».
Россия вместе с Францией и Великобританией создала военный союз под названием – «Антанта». Тройка великих европейских держав выступила против «Четверного союза». Туда входила кайзеровская Германия, Австро-Венгрия, Османская империя и почему-то Болгария.
Та самая небольшая страна, ради которой, всего тридцать шесть лет назад, Россия ввязалась в очередную кровавую бойню. Ввела войска на её территорию и освободила от Османского ига, длившегося почти пять сотен лет. Ещё не забыли русские граждане воинов, погибших под Шипкой и Плевной, а, так называемые, «братья-славяне» уже оказались в среде непримиримых врагов.
Большая часть дорогих материалов, заказанных купцом Селивёрстовым, изготавливалась лишь в дальних пределах планеты. В том числе, в тех, что нежданно-негаданно оказались на той стороне недавно возникшего фронта.
Поэтому, теперь их приходилось везти очень кружным и чрезвычайно долгим путём. Чаще всего, через какие-то третьи державы. Что естественно не могло не сказаться на сроках и стоимости.
Время доставки в разы увеличилось, а кое-какие заказы и вовсе пришлось отменить. После чего, перенести их в другие районы. Туда, где местные власти ещё не втянулись в разгоравшуюся мировую войну.
Идущее полным ходом, строительство неожиданно замерло. Приглашённый из Москвы, инженер неожиданно взял полный расчёт. Собрал чемоданы и срочно вернулся домой. Вместе с ним уехала та бригада рабочих, что прибыла в город вслед за искусным начальником.
К тому времени, почти всех мастеров, набранных из ближайшей округи, срочно призвали на фронт. Так что, пришлось использовать ту рабочую силу, что осталась в Подгорске в наличии. Естественно, что темпы отделки всех помещений резко замедлились.
Но, как показала история, большие деньги решают любые проблемы. Вскоре поставки понемногу наладились. Работа в доме купца опять закипела, хотя уже не так бурно и рьяно, как раньше.
Всё же к Новому, 1917 году три первых этажа дома были совершенно готовы. Все комнаты богато украшены и обставлены дорогой импортной мебелью. Отделка велась только в четырехъярусной башне, что гордо возвышалась над зданием.
Купец Селивёрстов был так рад окончанью строительства, что не смог удержаться от излияния чувств. Ничтоже сумняшися по столь великому поводу, он закатил грандиознейший бал.
На широкое новоселье прибыла вся верховная знать обширной сибирской губернии и, конечно, знатные люди Подгорска. Был дан шикарный обед из огромного числа умопомрачительных блюд и устроен большой фейерверк.
Не удивительно, что подобное празднество вызвало волну недовольства среди бедных сограждан. Дело было в том, что эти самые дни, во всех сводках, поступающих с германского фронта, говорилось об огромной нехватке боеприпасов и продовольствия.
Газета «Вестник Подгорска» назвала шумное гульбище купца Селивёрстова «пиром во время чумы». Осудила хозяина и всех приглашённых гостей, гулявших на чрезвычайно широкую ногу. Призвала их не тратить огромные средства на личные прихоти, «а помочь деньгами Отечеству, истекающему кровью в борьбе с коварным врагом».
Губернские и городские чины сделали вид, что ничего не заметили и, как всегда, отмолчались. Невероятный скандал не имел продолжения и понемногу затих. Очень скоро жизнь вошла в обычную колею сонного заштатного города. Купец Селивёрстов, покаялся через газету, в своём неблаговидном поступке и больше не давал честной публике поводов для её недовольства.
Он целиком погрузился в работу. Наладил заготовку деловой древесины и торговлю ей в очень широких масштабах. После чего, начал жертвовать на нужды благотворительности. В том числе, выделил огромную сумму на постройку госпиталя для раненых воинов и приюта для вдов и сирот.
Меж тем, строительные работы в его замечательном доме подошли к завершению. Отделка внутренних помещений башни закончилась. И тут произошёл новый, ещё более грандиозный, скандал.
