Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Глава 19. Штурм крепости
К счастью бойцов, в ходе японской войны, неразберихи в войсках, было на удивление мало. Не то, что в 1941-м году. Выяснение всех обстоятельств не затянулось надолго. Роту хорошо накормили, снова вооружили и отправили к новому месту их дислокации.
Там им назначили другого начальника и придали другой воинской части. В предыдущих упорных боях полк пехотинцев потерял много людей и сто с лишним солдат немного восполнили недостачу состава.
Лишь после того, как штрафников выдвинулся на исходный рубеж, бойцам сообщили о предстоящей задаче. Выяснилось, что на их долю выпало удивительно трудное и смертельно опасное дело.
Главной целью атаки оказалась высокая сопка, что находилась перед советской позицией. Все солдаты непроизвольно привстали и настороженно выглянули из неглубоких окопов.
Стрелки часов показали на полночь. Луну опять затянуло плотными тучами. Лучи ночного светила не проходили к земле. Вокруг было очень темно. Григорий с трудом рассмотрел внушительный холм с чрезвычайно крутыми и высокими склонами. Плюс ко всему, оказалось, что эту невысокую горку противник хорошо укрепил.
Захватив китайские земли, японцы вели себя там, словно рабовладельцы в южных штатах Америки. Тысячи местных крестьян трудились здесь, словно невольники на табачных плантациях.
Благодаря их труду возвышенность весьма изменилась. За это долгое время, она превратилась в мощный, практически неуязвимый оборонительный комплекс. К этому нужно добавить большой гарнизон, который удобно устроился в несокрушимых бетонных подвалах.
Командир полка пехотинцев, собрал в блиндаже всех офицеров и сообщил:
– Эта высотка торчит у перекрёстка двух стратегически важных дорог и контролирует всю ближайшую местность.– полковник ткнул пальцем в подробную карту, что лежала у него на столе и продолжил – С макушки холма, прекрасно простреливается вся территория, что находится рядом. Нам необходимо отбить у врага эту позицию и открыть путь советским войскам вглубь Китая. Первыми пойдут штрафники.
На этом небольшой инструктаж завершился. Всё стало понятно, и говорить стало не о чём. Подчинённые молчком козырнули и разошлись по своим подразделениям, что находились поблизости. Они довели приказ руководства до всех остальных.
Штрафникам предстояло практически с ходу вступить в жестокое ночное сражение. То есть, ввязаться в смертельную битву, которая, скорее всего, будет последней для большинства из солдат. Григорий ещё раз выглянул из небольшого окопа и со страхом глянул вперёд.
Громада вражеской крепости нависала над ближайшей округой и, казалось, не давала ни единого шанса на победу над ней. Идти с автоматами против пулемётов и пушек, надёжно укрытых в толще горы, было самоубийством и никак не иначе.
Единственное, что могло бы хоть как-то помочь наступавшим войскам, так это мощный артиллерийский обстрел. По словам полковника, командование обещало его провести перед самым началом атаки.
Григорий опустился на корточки и стал ждать сигнала, который должен был, дан в самое ближайшее время. В этот момент, в первой линии неглубоких окопов началось шевеление, непонятное парню.
Парень повертел головой и увидел, что к нему приближается незнакомый сержант с автоматом в руках. За ним, сильно пригнувшись, двигались ещё двое солдат.
В руках ребята тащили стандартную армейскую флягу, в которых на позиции роты приносили горячую пищу. Запыхавшиеся красноармейцы замерли в двух шагах от Григория и опустили тяжкую ношу на землю. Один из них повозился с замком и откинул вверх круглую крышку. По траншее разнёсся сивушный водочный запах.
– Сучок принесли, – удовлетворённо хмыкнул сосед Григория справа. – Сто наркомовских граммов перед атакой.
Второй из носильщиков «пищевого довольствия» достал из-за пазухи алюминиевый мерный стаканчик, прикрепленный к тоненькой ручке длинной с карандаш.
– «Точно такими же ёмкостями, только объёмом в один и в пол-литра, разливали молоко в городских магазинах», – невольно вспомнил Григорий далёкое довоенное время. От тоски по счастливому прошлому у парня сильно защемило в груди.
Учуяв прекрасно знакомый всем запах, штрафники завозились все разом. Они дружно сбросили с плеч свои тощие «сидоры» и начали быстро развязывать туго затянутые тонкие лямки.
Григорий тоже достал из мешка мятую солдатскую кружку и встал в шеренгу, что протянулась к металлической фляге. Разливающий драгоценную влагу, солдат привычно спускал мерную тару внутрь ёмкости. Он зачерпывал ядрёную жидкость и шустро вытаскивал добычу наружу.
Очередник подставлял свою кружку. Водка шумно плескалась на дно предъявленной клиентом посуды. Все делалось быстро и чётко. Получивший свою скромную порцию, боец отходил от раздачи. Он шумно вдыхал полной грудью и залпом пил лекарство для храбрости, предписанное славным наркомом. Тем временем, на свободное место вставал следующий жаждущий воин.
Пока виночерпий разливал ценный напиток, два солдата, сопровождавшие термос, не стояли без дела. Они напряжённо следили, чтобы никто не пытался встать в короткую очередь во второй, а тем более, в третий раз.
Ведь после такой усиленной дозы, да ещё без закуски, не то что, бежать и биться с врагом, даже и двигаться будет уже неохота. Потянет, сесть, покурить и поболтать о чём-то приятном.
Проглотив свою дозу, Григорий скривился от мерзкого вкуса, убрал кружку в «сидор» и вернулся на прежнее место. Рядом опустился на корточки незнакомый штрафник. Спрятав короткий чинарик в большом кулаке, он втихую смолил самокрутку.
– Хорошо, да очень уж мало! – угрюмо бросил боец. – Дали бы перед атакой, ещё хотя бы по соточке. Всё равно помирать! – Перехватив понимающий взгляд молодого соседа, мужчина тихо продолжил: – Два года назад пошли мы в разведку. Проплутали мы там почти трое суток, собрали нужные сведения и к вечеру вернулись назад. Явились голодные, как волки зимой, и выяснили, что наша база куда-то уехала.
Мы пошли к пехотинцам. Так, мол, и так, покормите нас братцы. А они нам в ответ: – Нет ничего проще ребята, садитесь к котлу, – мы подбежали, а там невесть что громко булькает в баке. А запах до того ужасающий, что нельзя передать. Ну, мы естественно, пришли в изумление и сразу спросили: – Что это такое вы жрёте?
– Да вот, – говорит нам сержант, – сами не ели уже несколько дней. Думали, что подохнем тут с голоду, да только сжалился над нами Создатель. Вон в том старом доме, – и показывает нам на развалины. – Нашли мы на чердаке сыромятную лошадиную шкуру. Мы разрезали её на три куска и с утра уже варим. Сейчас сольём третью воду, и можно будет поесть.
Ну, мы же разведчики, привыкли питаться нормально. Отворотили мы нос и рассыпались по ближайшим окопам. Вдруг что-нибудь получше найдем. Да где там. Эти места и до нас много раз прочесали. Кругом только такие же закрытые фляги валяются. – Он кивнул в сторону ёмкости с водкой.
Меж тем, виночерпий уже закончил раздачу ста граммов наркомовских. Двое солдат закрыли плоскую крышку у термоса и потащили неудобную ношу во вторую линию земляных укреплений.
Мужчина проводил их сумрачным взглядом и закончил рассказ:
– Причём, и наши, и немецкие фляги валялисьнам там вперемешку. Какой ни откроешь, а там нету еды. Только водка или, что ещё хуже – отвратительный шнапс. Ну, ты сам, наверное, знаешь, что на пустой желудок эта дрянь совсем не идёт.
Делать-то нечего, вернулись мы обратно к котлу. Голод не тётка, пришлось нам жрать, что дают. Стали мы отрезать от шкуры коня тонкие полосочки кожи и понемногу их есть.
Жуёшь её парень, жуёшь, а она очень жёсткая и такая вонючая, но делать-то нечего. Мало-помалу всю до конца так и съели. Даже не заметили как. Радости от такой «вкусной» пищи, нет никакой, но всё же, на шкуре коня мы продержались три дня и слопали всю её целиком. Хорошо, что потом полевая кухня с кашей подъехала.
На этом разговор сам собой увял. Выпитая дешёвая водка растеклась по крови, и страх слегка отступил.
«Даст Бог, я уцелею и здесь», – подумал Григорий и вновь посмотрел на японскую крепость.
Всё началось в срок, назначенный штабом Дальневосточного фронта. Из глубины территории, занятой РККА, послышался оглушительный залп дивизионных орудий. Сотни тяжёлых снарядов вылетели из темноты. Их ужасающий свист превратился в сплошной, душераздирающий вой.
Наконец, тонны тротила стали обрушились на предполье укреплений врага. Большие фугасы падали с неба, как валуны при камнепаде в горах. В этот же миг раздались громоподобные взрывы, от которых, земля содрогнулась на многие километры вокруг.
Всё сметающий вал из огня и железа ни секунды не оставался на месте. Он рванулся вперёд и проутюжил всю полосу нейтральной земли. В шум канонады влился грохот сработавших подземных зарядов и визг осколков, разлетевшихся в разные стороны.
В воздух взвились огромные массы иссушенной почвы. Вся поверхность степи покрылась глубокими впадинами чёрных воронок. Линии из ржавой «колючки» мгновенно сгорели в бушующем пламени.
Затем площадь обстрела сдвинулась дальше и волною огня прокатилась по широкому полю. Она переместилась на подошву холма и начала подниматься на крутые высокие склоны.
Облака плотной пыли и пепла повисли в предутреннем воздухе и скрыли мощную крепость от взгляда Григория. Он в испуге присел и сжался в плотный комок на дне неглубокой траншеи.
– «Только б сюда снаряд не влетел, а то разнесёт меня в мелкие клочья, и следов не найдут». – сказал себе парень. Следом пришла новая мысль: – «Как жаль, что в первые годы войны, у нас не было столько снарядов и пушек».
Минуты обстрела предполья, тянулись удивительно медленно. Наконец, они всё же закончились. Оглушающий грохот разрывов чуть отдалился. Парень поднялся с земли и настороженно выглянул из-за низкого бруствера.
Теперь большие фугасы сыпались на бетонные укрепления японцев и перемалывали их в мелкую крошку. Скорее всего, гарнизону врага стало уже не до несения службы.
Спасая свою драгоценную жизнь, они прекратили наблюдение за окружающей местностью и дружно помчались в подвальные этажи казематов. Таким обстоятельством и воспользовался командир штрафной роты. Он огляделся по сторонам и отдал приказ:
– Ползком, все вперёд!
Передаваясь от одного красноармейца к другому, команда пробежала в оба конца длинной траншеи и быстро вернулась обратно. Стоявшие по бокам от начальства, солдаты сказали, что все готовы к началу движенья.
Капитан подождал полминуты и, плотно прижимаясь к земле, вылез на бруствер. Закусив губу от напряжения, Григорий последовал за боевым офицером. Вместе с ними из траншеи выбрались и другие бойцы. Они растянулись в длинную цепь и, ползя по-пластунски, направились к вражеской крепости.
Ещё сидя в окопе, Григорий намотал на левую руку ремень автомата, и крепко сжал пальцы на коротком стволе. Сейчас он продвигался вперёд и, чтобы не думать о предстоящей опасности, сосредоточил внимание на «ППШ». Он очень старался держать оружие так, чтобы земля не попала в затвор и тем более, в дуло.
Любая песчинка могла в каждый момент заклинить боевой механизм и превратить его в никчемный предмет. Иногда, Григорий со страхом смотрел па огненный ад, что уже бушевал на самой вершине неприступных укреплений врага.
Ориентируясь на красноармейцев, что находились справа и слева, он механически продвигался вперёд. Перепаханная мощными взрывами, поверхность степи сильно мешала ползти по некогда ровному полю.
Постоянно приходилось съезжать вниз головой в глубокие ямы, дымящиеся сгоревшей взрывчаткой, а потом, подниматься наверх, увязая в горелой, рыхлой земле. Всё время приходилось следить за своими соседями, чтоб ненароком не вырваться сильно вперёд, или, упаси тебя Бог, не отстать.
Пока артиллерия продолжала обстрел, солдаты ползком подтянулись к самой подошве холма. Они укрылись в многочисленных тёмных воронках и неподвижно замерли в них. Не успел парень слегка отдышаться, как артподготовка закончилась. Над степью повисла та тишина, которая называется мёртвой.
Ещё через миг, в небо взвилась ярко-красного цвета ракета. Подчиняясь сигналу, штрафная пехота дружно поднялась на ноги и, в едином порыве, помчалась вперёд. Вместе со всеми, Григорий тоже вскочил и, что есть сил, побежал к вершине пригорка.
Всё было так же, как на том полигоне, где их готовили к штурму таких укреплений. Парень торопливо карабкался по невероятно крутому и высокому склону. Уклон у косогора оказался градусов в сорок, не меньше.
Никто из бегущих бойцов ничего не кричал. Ни «Ура!», пришедшее из давнишних времён, ни тем более, «За вождя» или «За Сталина!». Не вспоминали они и прочие глупости, которые, чаще всего, пишут в советских газетах.
Всем атакующим было сейчас не до этого. Каждый из них, старался ничем не привлечь внимание противника и, как можно дольше, сохранить размеренное дыхание спринтера.
Меж тем, самураи оправились от большого испуга, что у них вызвала артподготовка. Они привели себя в норму, вылезли из казематов и обнаружили невероятную вещь.
Выяснилось, что несокрушимую крепость атаковали какие-то тёмные тени, которые быстро взбирались к вершине пригорка. Раздались гортанные чужеземные вопли, и в небо взвились осветительные ракеты противника.
Всю местность вокруг залило сияние белое цвета. Привыкшие к тьме, глаза штрафника резанула яркая вспышка, и Григорий на секунду ослеп. Он видел только какие-то пятна и полосы.
Последовала другая команда командира японцев. С вершины холма дружно ударили из всех стволов, что умели стрелять. Потом полетели ручные гранаты и раздались частые, глухие хлопки. Вокруг засвистели многочисленные осколки и пули.
Так же, как и Григорий, соседи справа и слева, неудержимо мчались вперёд. Фигуры бойцов то появлялись, то исчезали в облаках серой пыли, что поднялись в воздух от взрывов. То один, то другой человек падал на землю и уже не вставал.
Каких-либо дум в голове парня не было. В мозгу билась одна только мысль: – «Нужно, как можно быстрее добраться до верха. Где-то на периферии сознания вдруг появились, чти-то чужие слова: – «Как во время прорыва…»
Всё остальное внимание парня сосредоточилось на одном очень важном занятии. Григорий следил только за тем, куда ставить ноги? Он не хотел, оступиться на острых камнях, подвернуть себе голень и рухнуть на склон.
Боец почти сразу, утратил всякое представление о времени. Григорию почему-то казалось, что он уже много часов лезет по невероятно крутому и высокому склону холма.
В течение весьма необычного, с одной стороны – монотонного, а с другой – очень стремительного, продвижения вперёд, он потерял свою каску. Сначала, что-то тоненько взвизгнуло возле самого уха, и кожаный ремешок был перерублен острым, как бритва, осколком. Горячий металл полоснул по щеке. Из небольшого пореза тотчас побежала струйка горячей крови.
Ещё через миг, пуля японцев сильно ударила в навершие прочного купола. Тяжёлый железный колпак съехал на затылок бойца, а затем, вообще, слетел с головы. Он упал на спину Григория, свалился на землю и укатился вниз, в темноту.
У парня не было даже секунды, чтобы взглянуть, куда делся шлем? Он так же, как прежде, почти на карачках взбирался на большой косогор.
Наконец, Григорий добрался до первой линии укреплений противника. Он поудобнее перехватил автомат, и спрыгнул в глубокий бетонный окоп. В этот же миг, из-за поворота траншеи неожиданно выскочил здоровенный плотный японец.
Парень стал поворачиваться к своему неприятелю и отчётливо понял, что не успеет этого сделать. Секунды опять прекратили стремительный бег и потекли никуда, не спеша, как загустевшая краска. Всё вокруг стало двигаться, словно в замедленном фильме.
Ужасаясь своей заторможенности, штрафник удивительно долго пытался, во всеоружии встретить чужого солдата. Меж тем, как к бойцу, большими скачками плавно летел гигант-самурай.
Как представилось парню, росту в нем было два метра, а весу куда больше центнера. В правой руке верзила держал карабин, а в левой оказалась, зажата противопехотная граната фашистов.
Железная банка с тротилом прочно сидела на длинной ручке из дерева. Она взметнулась к тёмному небу и с ужасающей силой, упала на голову, запыхавшегося от бега бойца.
От мощного удара по черепу, у парня всё резко запрыгало перед глазами. Последнее, что он запомнил, было движение указательного пальца правой ладони. Автомат содрогнулся в руках штрафника и выплюнул короткую очередь в тело врага.
Несколько пуль пробили грудь самурая, защищённую лишь простой гимнастёркой. Сила инерции швырнула громилу назад. Он крепко ударился о бетонную стенку, повалился на бок и, почти целиком, оказался за поворотом траншеи.
Граната, что японец держал в левой руке, тотчас взорвалась. Из-за угла укрепления, взметнулся клуб дыма с огнём. Григорий лишился сознания и провалился в непроницаемый мрак.
Когда парень очнулся, то он ощутил, что лежит на спине и его, то покачивает, как на волнах, то трясёт, словно в старой телеге. Григорий чуть приподнял тяжёлую голову и осмотрелся вокруг.
Через силу он понял, его куда-то несут на носилках. Сильнейшая слабость охватила всё существо, и красноармеец опять повалился на узкое и весьма неудобное полотно из брезента.
Через какое-то время, Григорий снова вернулся в сознание. Парень увидел, что уже оказался в просторной палатке санбата. Там его внимательно осмотрели полевые врачи. Они признали травму очень серьёзной и направили молодого бойца в госпиталь прифронтовой полосы. Вместе с прочими ранеными его погрузили в кузов старой полуторки и повезли в ближний тыл. Туда он попал дня через три.
К тому времени, когда парень добрался до места, он немного оправился от атаки японца. Первым делом, Григорий попросил медсестру, дать ему карандаш и бумагу. Не удивляясь просьбе бойца, она тотчас принесла всё, что нужно. Преодолевая сильнейшую боль в голове, он с трудом сел на жёсткой кровати и наконец, написал сразу несколько писем.
Такое простое, но удивительно важное для парня событие, произошло с ним впервые за три с лишним года страшной войны. Сначала, боец написал своей зазнобе на юг Украины. Следующие небольшие послания ушли к маме в деревню и к любимому дяде, у которого он много лет жил в далёкой Самаре.
Удар гранатой по черепу, не прошёл для красноармейца бесследно. Врачи весьма удивлялись тому, что боец до сих пор ещё жив. С правой стороны головы, прямо над ухом, у парня осталась довольно приличная вмятина.
Кроме того, у Григория начались жуткие боли в мозгу. Они были настолько сильны, что медики не смогли ничего с ними сделать и отправили раненого в воинский госпиталь, расположенный во Владивостоке.
По приезде в краевую столицу, парень узнал, что туда уже прибыло несколько писем от родных и знакомых. В первом послании содержались очень приятные новости.
Выяснилось, что его большая любовь, Мотя Савченко, с которой он познакомился в Гамбурге, в данный момент, в полном порядке. Особый отдел признал её малолетней узницей концлагерей и отправил на родину. Благополучно вернувшись, домой она написала это письмо и в конце сообщила, что с нетерпением ждёт приезда Григория.
К радости парня, его мама оказалась жива, совершено здорова, и очень ждала сына домой. Ещё она сообщила такое, что удивительным образом прошло мимо армейской цензуры.
Скорее всего, особисты не обратили внимания на те простые депеши, которые шли не на фронт, а в госпиталь, расположенный в далёком тылу. Иначе бы, у старой крестьянки, да и Григория тоже, возникли большие проблемы.
В этом послании мама писала, что из Самары пришли очень плохие известия. Через общих знакомых ей сообщили о том, что же случилось со старшим братом и его любимой женой?
По чьему-то доносу, чекисты объявили Эльзу Фрицевну немецкой шпионкой. Её арестовали и назначили закрытым судом «пятнадцать лет лагерей, без права переписки с родными»!
Однако и после расстрела несчастной учительницы, НКВД не отстало от Михаила Фёдоровича, дяди Григория. Как члена семьи «врага трудового народа», его тотчас уволили с высокой занимаемой должности.
После чего, власти конфисковали всё его небольшое имущество, и отняли большую светлую комнату, в которых он жил вместе с супругой. Мужчине оставили лишь маленькую, пустую каморку, где раньше обретался Григорий. После смерти жены, крёстный сильно запил и тихо, в одночасье скончался.
Дальше пошли разные новости, которые были немного получше. Выяснилось, что младший брат матери Пётр Фёдорович успел в 1941 году кончить энергетический техникум. Он выучился там на геолога и на фронт его не забрали.
Вместо этого, он всю войну скитался по дикой Сибири. Там он довольно успешно искал месторождения стратегических материалов, необходимых для военной промышленности.
Сейчас он вернулся на Волгу, проживает в Самаре, но писем почему-то не пишет. Скорее всего, боится общаться с бедными родственниками, среди которых имелись и «враги трудового народа».
В связи с тем, что Григорий был ранен, он больше не числился бойцом дисциплинарной воинской части. По тогдашним законам считалось, что он искупил своей кровью большую вину перед Родиной. Солдата реабилитировали и сняли с него все судимости.
Врачи занялись парнем вплотную и провели массу исследований. В конце концов, рентген показал, что у него обширное затемнение в лёгких, похожее на туберкулёз. Наверное, эту болезнь он заработал в фашистских концлагерях.
Лечить эту напасть тогда ещё не умели, и Григория комиссовали. Через месяц он немного оправился от ранения в голову и был выписан из военного госпиталя Владивостока.
Отставник получил документы, которые позволяли ему добраться до дома, и поехал в деревню, к своей милой матери. На этом Великая Отечественная война для Григория кончилась.
–25.04.2023
