© Тамоников А.А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Таинственная тишина окутывала королевский дворец в Бухаресте в этот жаркий августовский день. Король Михай I, облаченный в строгий военный костюм, сдерживал свое волнение. Его сердце билось учащенно: решающий момент наступал. В дворцовых коридорах уже незаметно прибывали верные офицеры личной гвардии и службы охраны, готовые исполнить приказ. Молодой король посмотрел на часы: 16.12. За окном послышался звук автомобильных моторов. Это приехал с фронта маршал Антонеску. Еще есть время подумать, изменить решение. Но нет! Решение принято, и надо идти до конца. Такое решение Михаю приходилось самостоятельно принимать впервые.
Три дня назад русские неожиданно начали наступление. Красной Армии снова удалось своевременно скрыть свои планы, и масштабное наступление в районе Яссы – Кишинев развивалось стремительно. Настолько стремительно, что 900-тысячная немецко-румынская группировка «Южная Украина» оказалась в котле. Сегодня утром, в 9 часов 45 минут, начальник штаба 4-й румынской армии полковник Драгомир связался с королевским дворцом и сообщил, что фронт прорван и русские танки устремились вглубь Румынии. И что румынская армия находится в критическом положении.
Михай повернулся к мужчине, стоявшему у окна и смотревшему на три «Мерседеса», въезжавших во двор королевского дворца. Невысокий, одетый непримечательно, как и многие служащие дворца, этот пожилой мужчина имел право входить к королю без доклада в любое время дня и ночи. Серый костюм с жилеткой, светлая рубашка и спокойных тонов галстук. Свою серую шляпу мужчина держал в руках за спиной. И эти руки, очень спокойные, неподвижные, почему-то внушали спокойствие и молодому королю.
– Николае, я все правильно делаю? – тихо спросил Михай. – Ответь мне. Я верю тебе, как никому другому в стране. Для меня никого нет ближе сейчас, чем ты, потому что я понимаю, чем рискую и в какую игру начал играть. Речь идет не только о моей жизни, жизни близких мне людей и тех, кто шел со мной плечом к плечу. Речь идет о судьбе всей страны и даже Восточной Европы. Потому что мое решение повлияет и на судьбу всего региона.
– Вы повзрослели, ваше величество. – Мужчина повернулся к королю и мягко улыбнулся одними губами. Взгляд его оставался спокойным и немного строгим. – Пришло время великих решений.
– Ты был с моим отцом, ты всегда был добрым советчиком ему и стал таким же для меня. Ты всегда прямо говорил мне, в чем я прав и в чем ошибаюсь, ты всегда стремился к тому, чтобы я принимал взвешенные решения, но принимать их приходится мне. И нести за них ответственность.
– Все правильно, ваше величество, – кивнул Николае и, бросив шляпу на стол, подошел к королю. – Сейчас самое подходящее время, чтобы изменить все в лучшую сторону. Я всегда старался избегать громких фраз и пафосных определений, но сейчас исторический момент. Русские двинули свою армию на Румынию, немцы уже слабы, а ваше решение поддерживают все демократические силы в Румынии, коммунистические силы вас поддержат, а это, поверьте мне, серьезные политические силы. Все получится, просто будьте решительны и непреклонны.
Николае провел рукой по плечу королевского мундира, будто смахивал невидимую пылинку, и ободряюще улыбнулся. Михай кивнул, и сжав губы, круто повернулся на каблуках и вышел в соседнюю комнату. Здесь его ожидали несколько человек в гражданской одежде и военной форме. Те люди, на которых он надеялся, которые не подведут его в этот момент, когда нужно все сделать быстро, жестко и решительно.
Люди вытянулись, встав по стойке смирно и глядя прямо в глаза своему королю. Михай кивнул и прошел к двери, ведущей в зал для приемов. Диктатор был уже здесь. Все чуть не сорвалось сегодня утром, когда Антонеску едва не отказался от визита к королю. Положение спас генерал Санатеску, уговоривший диктатора соблюсти внешние приличия и нанести визит в королевский дворец, где сообщить Михаю о создавшемся положении и своих планах. Если бы не Санатеску, план выхода Румынии из войны мог бы сорваться. И ключевым пунктом этого плана был арест диктатора. И сделать это проще всего можно было только во дворце, а не среди сподвижников и ближайших помощников Антонеску, среди преданных ему войск и сотрудников политической полиции.
– Ваше величество, – после обычной процедуры приветствия начал Йон Антонеску, склонившись в поклоне. – Вы позвали нас в столь трудное время, когда дела заставляют меня отдаваться им полностью. Что столь важного вы хотите обсудить?
– Маршал Антонеску, наша нация находится на грани катастрофы, – строго произнес молодой король, радуясь, что ему удалось скрыть дрожь волнения в голосе. – Я получил известие о невыгодном положении наших войск на всех фронтах и о политических играх, в которые Румынию втягивают против воли народа.
Йон Антонеску сжал губы, пытаясь скрыть недовольство. Он понял, что прибыл во дворец напрасно. Это просто потеря времени, когда нужно столько успеть сделать в трудный на фронте момент.
– Ваше величество, вы прекрасно знаете, что я делаю все возможное для нашего выживания и независимо…
Михай сделал жест рукой, призывая к молчанию. Внутренняя уверенность нарастала. Он сила, он монарх, хотя и сильно ограниченный в правах. И пора показать всем, что монархия в стране сильна и она ведет народ Румынии к благополучию и миру, а не к неминуемому краху.
– Довольно, маршал, – голос короля зазвучал твердо. – Я приказываю вам прекратить всякие боевые действия и подписать перемирие с союзниками. Отныне ваш режим больше не является законной властью в Румынии.
Йон Антонеску побледнел, но его глаза вспыхнули гневом.
– Это государственная измена! – вскрикнул он, сделал шаг вперед, но был остановлен. Внезапно из-за дверей появились офицеры, мгновенно окружившие диктатора.
– Гвардия! – окликнул молодой король, и несколько солдат приблизились к маршалу. – Вы арестованы, маршал Антонеску. Верные люди отведут вас в безопасное место.
Антонеску попытался оказать сопротивление, его рука дернулась к кобуре с пистолетом, но офицеры охраны были решительны. Они схватили его за руки и буквально потащили прочь. Йон Антонеску, выведенный из душевного равновесия, едва удерживался на ногах, понимая, что любая попытка бежать окончится ничем.
– Это предательство! – закричал он. – Вы все поплатитесь за это!
Михай посмотрел на бывшего диктатора и спокойно произнес:
– Время и история рассудят нас обоих.
Когда все завершилось, король Михаил остался один в зале, ощущая, как на его плечи легла тяжесть будущего. Он знал, что его народу еще предстоит пройти через множество испытаний, но этот шаг был сделан ради свободы и демократии. Жаркий августовский ветер осторожно задувал в открытые окна, наполняя тишину еле слышным шорохом.
Генерал Санатеску в приемной короля кивком подозвал к себе молодую женщину в строгом костюме и красивыми пышными каштановыми волосами, аккуратно собранными на затылке в узел.
– Госпожа Зимина, срочно возвращайтесь, пока есть возможность выехать из дворца. Сообщите обо всем, что здесь произошло.
– Не беспокойтесь, генерал, – кивнула женщина. – Я все сделаю.
– И ради всего святого, – генерал поморщился, как от зубной боли, – будьте осторожны, Екатерина. Когда в любой стране происходят такие вещи, вооруженные люди склонны стрелять без предупреждения.
Берия вызвал Платова на ближнюю дачу Сталина, когда на часах было уже два часа ночи. Петр Анатольевич, убирая документы в сейф, подумал, что случилось что-то важное, видимо, это важное обсуждается сейчас со Сталиным и Лаврентий Павлович хочет немедленной консультации, получить свежую информацию или дать срочное задание. Вряд ли это «что-то» произошло в стране. Многие процессы, как политические, так и производственно-экономические, стабилизировались. Это вам не 41-й или 42-й год. Война катится дальше на Запад, Красная Армия переходит государственную границу и начинает громить гитлеровские войска уже в Европе, освобождать народы от гнета коричневой чумы.
Дежурный адъютант провел Платова в комнату первого этажа, больше похожую на веранду. Высокие, до самого потолка стеклянные двери выходили в сад, но изнутри все они были задрапированы белой тканью, собранной складками. В комнате горела только настольная лампа, стоявшая на небольшом столике у стены. Платов уселся в глубокое кресло и положил папку. Можно на некоторое время закрыть глаза и подумать о том, что могло понадобиться Берии или что важного могло случиться за это время в стране и мире.
Умение закрыть глаза и дать отдохнуть мозгу, одновременно продолжая думать о делах, выработалось с годами. Непростая работа у Платова была всегда. И постепенно, поднимаясь по карьерной лестнице НКВД, разрабатывая и проводя все более сложные и значимые операции за границей, он учился не терять ни минуты полезного времени, использовать его рационально для работы и отдыха.
Прошло около двух часов, прежде чем в коридоре раздались тихие шаги человека в мягких кавказских сапогах. Платов мгновенно открыл глаза и повернул голову. Дверь в комнату была открыта и в коридоре возле двери раздавались чуть слышные голоса. Платов узнал в одном голосе знакомый акцент Берии, второй голос он не узнал, да и почти не слышал его. Наконец Берия вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
– Спишь, Петр Анатольевич? – спросил он с какой-то странной иронией.
Наверное, устал до крайности, догадался Платов. С шуткой легче перебороть усталость, любая шутка, произнесенная вслух, создает видимость преодоления усталости.
– Нет, жду, – спокойно ответил Платов, хорошо знавший, что шутить с Берией не стоит, как не стоит и поддерживать его шуток.
– Хорошо, что ждешь. – Берия прошел к дивану и уселся, с кряхтением откинувшись на спинку дивана. – У нас с тобой появилось важное дело. Хозяин долго сомневался, кому поручать, склонялся к тому, что лучше это сделает Ильичев[1], но потом вспомнил, как твоя группа сработала в Тегеране в прошлом году, и решил, что лучше ее не сделает никто.
– Снова подготовка встречи глав государств антигитлеровской коалиции? Эта работа требует времени.
– Не совсем то, Петр Анатольевич, – усмехнулся Берия. – Но ты, как всегда, недалек от истины. Да, такая встреча планируется, потому что многие лидеры уже поняли, что вариантов быть главными у них практически нет. Мы победим в этой войне, а все остальные лишь на подхвате. И это обидно, каждый хочет поучаствовать в дележке европейского пирога. Сейчас предлагается проведение встречи руководителей секретных служб трех стран: СССР, Великобритании и США. Цель – достижение договоренности о полном взаимодействии и максимальном доверии друг к другу. По результатам этой встречи будет принято решение о месте и времени проведения конференции глав государств.
– Почему сейчас? – удивился Платов. – Время неопределенное, наши войска только перешли границу, входят в Европу.
– Правильно-правильно, – махнул Берия рукой. – Все правильно говоришь. Но вот как раз эта неопределенность и внушает опасения нашим друзьям на Западе. Друзьям, конечно, в кавычках. Немецкий нацизм – это зверь, сорвавшийся с их цепи. Зверь, которого они вскармливали, взращивали. А теперь он стал силен, злобен и неуправляем. И его нужно кому-то загнать назад в клетку. И Запад, прежде всего США и Великобритания, понимают, что без Советского Союза это сделать никто не сможет. Двойная выгода. СССР измотается в этой войне и станет беззащитным, с разрушенной экономикой, народным хозяйством. Только Запад не понимает, что война – это сильный стимул для развития экономики, технологий. Поэтому им опять нужна встреча, нужны договоренности. Точнее, возможность обмануть, наобещать и не выполнить, понять, а чего же хотим мы кроме победы над Германией. Они знают, что мы хотим усилить свои политический позиции, усилить свою безопасность против внешней агрессии. А для этого нам нужна возможность создания своего социалистического лагеря. И мы его будем создавать. Любой ценой, ценой любых затрат! В одиночку против всего Запада мы выстоим, но какой ценой! А нам нужны гарантии безопасности, и мы этих гарантий будем добиваться.
– И где руководство страны намерено предложить Западу место встречи? – спросил Платов.
То, что сейчас рассказал ему Берия, Петр Анатольевич знал и хорошо понимал, потому что был в курсе международной обстановки и получал самую свежую информацию от своей резидентуры, от агентов влияния. Ему не хватал о иногда информации из самых верхних эшелонов советской власти, чтобы не строить догадок о планах и намерения правительства. Эту информацию он получал от своего непосредственного руководителя – Берии. Но осторожный нарком делился ей дозированно, никогда до конца не открывал карт.
И вот сейчас станет известно, а какая же страна попала в поле зрения, кто мог бы принять у себя и обеспечить безопасность. В прошлый раз это был Иран. Но прогитлеровский режим в Иране пришлось сменить более лояльной шахской властью потому, что этого требовали принципы выживания Советского Союза. Нужны были порты и сухопутный путь доставки грузов по договору ленд-лиза. Иметь на юге под боком еще одну страну, поддерживающую враждебную Германию, было недопустимой роскошью. Теперь, видимо, это будет европейская страна, которой самой судьбой, а главное, результатами этой войны предстоит стать страной, дружественной Советскому Союзу.
– Румыния, – коротко сказал Берия и замолчал, внимательно глядя на Платова, как будто оценивая степень его осведомленности.
– Румыния, – медленно повторил Платов. – Наши войска прорвали линию фронта и вошли на территорию страны. Король Михай арестовал диктатора Антонеску и руководителей силовых ведомств, которые были преданы Антонеску. Он объявил о выходе из войны. И без поддержки самой сильной и влиятельной на сегодняшний момент патриотической силы в стране он бы не решился на такой шаг. Шаг смертельно опасный. И эта сила – коммунистическое движение. Значит, в скором будущем, после падения рейха, Румыния должна стать социалистической?
– Молодой король Михай сделал единственно правильный шаг, – уклончиво ответил Берия. – Мы ценим это и окажем ему всяческую поддержку. Он уже запросил от нас переговоры, и правительство подготовило пять важнейших пунктов, по которым Румыния должна дать свое согласие, на которые она должна ответить однозначно и беспрекословно «да».
– Моя задача обеспечить безопасность переговоров? – на всякий случай уточнил Платов, который понимал, что для подготовки такого рода международного мероприятия требуются месяцы.
– Нет, Петр Анатольевич, задача будет на порядок сложнее. – Берия нахмурился и потер пальцами виски. Кажется, у него сильно болела голова. – Вы должны не только обеспечить безопасность, вы будете координировать действия структур. Я отправляю вас в Бухарест для встречи с представителями разведок США и Великобритании. Перечень вопросов, которые вы должны будете обсудить, и договоренностей, которых вы должны будете достигнуть, я вам передам позже. Главное, договориться о совместных действиях, общей политике безопасности и внутренней открытости наших каналов. Полное, понимаете, полное, стопроцентное сотрудничество! По результатам этих договоренностей будет планироваться и встреча глав государств. Общая подготовительная работа трех разведок по общему плану, каждой на своем, заранее оговоренном участке.
– А еще Запад должен понять, что Румыния теперь наша и претендовать на нее они не могут, – без улыбки вставил Платов. – Так сказать, должны заранее смириться и молча согласиться.
– Им придется смириться и молча согласиться, что в наш лагерь попадают все страны Восточной Европы, которые освободит от нацистов Красная Армия. Они слишком поздно спохватились, что мы уже в Европе. Нечего было тянуть с открытием Второго фронта. Западные страны могли бы сами освободить Европу, но они испугались страшных потерь. А у нас иного выхода не было. Мы кровью своего народа заплатили за право диктовать свои условия, условия будущей безопасности своей страны.
Платов уже не сомневался в том, что для этого задания он возьмет с собой группу Шелестова. В голове уже созревал план действий. Группа будет обеспечивать его безопасность и собирать сведения о действиях других разведок. Неизбежно немецкая разведка и румынская сигуранца[2] попытаются нанести удар. Да и хитрые ходы «союзников» неплохо бы фиксировать и изучать сразу же. Значит, нужно ставить задачу каждому члену группы, у каждого своя роль и своя цель. Но с другой стороны, нужно оставить возможность каждому проявить свой потенциал, свои сильные стороны. В группе ребята опытные, выходили не раз из серьезных переделок, и у группы Шелестова не было случаев невыполнения задания, поставленной задачи. Максим Андреевич проявил себя замечательным руководителем и оперативником. И нужно подумать, какую связь ему дать в Бухаресте. Придется задействовать даже «спящую» агентуру.
Сосновский открыл глаза и посмотрел в темный, давно не беленный потолок с пыльной паутиной по углам. Голова болела, но не очень сильно. Тело ныло и чесалось. Все-таки спать, не раздеваясь, это ужасно. И столько пить тоже. Кряхтя и ворча на свою судьбинушку, он поднялся с продавленного дивана, на котором спал, и поплелся на кухню к крану. Над краном висело небольшой зеркало с сеточкой трещин от нижнего правого угла. И через эту сеточку и верхний угол на Михаила глянуло одутловатое, серое и какое-то мятое лицо с мешками под глазами. Не брился он уже три дня, и щетина добавляла к потасканному лицу лет десять жизни.
– Типичный опустившийся тип из числа бывшей интеллигенции, – проворчал Сосновский, потом повел носом и принюхался.
От рубашки в области подмышек пахло застарелым потом. Наверняка так же сильно пахло и от его ног, на которых красовались выцветшие и когда-то нарядные носки. Теперь большие пальцы вылезли через дырки. От вида грязных ногтей Сосновского передернуло, и он поспешно поплескал водой из крана на лицо.
Есть не хотелось. Хотелось только пить и лежать. «Надо идти», – подумал Михаил вяло и поплелся к двери, где на гвозде висел ношеный и мятый пиджачишко, который был ему мал. «Может, снять рубашку и надеть пиджак прямо на майку? – вяло подумал Сосновский. – А что, так нередко ходят опустившиеся личности, такие, как я. Майка уже серая. М-да, как там говорят блатные? «Бывший интеллигентный человек», «бич»? Вот и я бич. Время уже двенадцатый час, пивнушка за продуктовой базой уже открылась. И там уже наверняка все дружки. Конечно, дружки-приятели. Платит тот, у кого лишняя деньга появилась на опохмелку. Кто бутылки сдал, кто из дома тайком от жены что-то утащил и продал. Да у многих и жен-то уже нет. Мотаются по таким вот берлогам, как и я. И у меня нет жены, – хмыкнул Сосновский. – Бутылка моя жена, бичи-собутыльники – моя семья. Как-то так».
Густой папиросный дым и дым махорки наполняли пивную, смешиваясь с резкими запахами дешевого алкоголя и пота. Рынок возле продуктовой базы и пивная на рынке жили своей привычной суетой, но суета шатающихся мужчин с кружками пива в руках, пьяное бормотание, резкие возгласы, смех и матерщина создавали в этом темном заведении с низким сводчатым потолком совсем иное пространство, иную атмосферу. Здесь каждый грешник или праведник, в зависимости от того, кем ты был в прошлой приличной жизни, мог хоть ненадолго забыться, погрузиться в небытие пьянства и бессмысленность существования.
Сосновский, чуть щуря глаза, дербанил сухую воблу, обсасывая полоски соленой рыбы и свои пальцы. Он уже знал здесь всех, почти со всеми выпивал, обнимался и в пьяном угаре клялся в верной дружбе до самой смерти. Тут были простые работяги, бывшие колхозники, приехавшие в столицу на заработки, ничего не заработавшие, опустившиеся на самое дно. Они промышляли мелкими дешевыми работами, ежедневно пропивая все, что удавалось сколотить за день. Был тут и театральный актер, конечно же, актер в прошлом. А вон тот, кажется, в прошлом был писателем и поэтом. Был бывший милиционер, которого турнули из органов за пьянство, и теперь он славился тем, что ходил и побирался, прося у каждого прощения. Ему или наливали снисходительно, или толкали ногой в грудь, чтобы проваливал. И он уходил, воспринимая все как должное, стыдясь своего прошлого.
Сегодня здесь был и Данила. Не то чтобы он нравился Сосновскому. Просто он еще оставался живым человеком. Он умел красиво говорить, рассуждать и делать правильные выводы. Жил Данила в трех кварталах отсюда, и там, почти у его дома, имелась своя пивная. Но он упорно ходил сюда изо дня в день. И сегодня пришел. Пришел, потому что здесь была Татьяна. Раскрашенная, нелепо одетая женщина была, в принципе, красивой, если ее умыть и нормально одеть. Правда, волосы, теперь уже с сединой, растрепаны, под глазами и возле рта морщины и потухшие глаза, в которых интерес к окружающему возникал при звуках льющегося в стакан алкоголя. С кем она приходила? С несколькими мужчинами. Возможно, что один из них был ее мужем или сожителем, а может быть, и нет. Или все они.
Данила с трудом держался на ногах. В последний час его бокал обновлялся столь часто, что он наверняка сбился со счета, откуда у него брались деньги на каждый следующий. Ему было давно не важно, занимал ли он у работяг, оставлял ли в залог последние мелочи из карманов. Все это было ничто по сравнению с иглой ревности, впивавшейся ему глубокими уколами в сердце. Любовь, как нож, терзала его разум и трезвое сознание. Да трезвым он и не был почти никогда.
Татьяна! Эта женщина была самой яркой звездой в его мраке жизни. Он мечтал о ее поцелуях, которые казались ему божественными, ее улыбка рассеивала туман печали. Но его вновь настигло предательство – он снова видел, что она танцует и выслушивает комплименты других. Кто-то из тех, которые считались его приятелями, обнимали Татьяну, что-то со смехом говоря ей на ухо, и она грубо отбрасывала руку очередного ухажера и тянулась к стакану. Сегодня в пивной она опять появилась, привлекая взгляды мерзавцев и подлецов.
Здесь часто ссорились, бросались оскорблениями и угрозами. Но редко возникало что-то серьезное. На серьезную драку у этих опустившихся людей не было ни сил, ни желания. Когда все началось, Сосновский даже не осознал, что зарождался скандал. Звук разбивающегося бокала вырвал его из мутной задумчивости. Крепкая рука зацепила Данилу за плечо. В голосах мужчин слышались издевки, грубые насмешки и намеки на то, чем Татьяна занимается, пока он уходит с головой в дурман алкоголя. Михаил не заметил, как пьяный гнев Данилы, накапливавшийся изо дня в день, вспыхнул как пламя.
– Что же ты стал гавкать? – спросил его один из собутыльников, бросив взгляд на Татьяну. – Чья же она кукла?
Данила не то чтобы осознал слова, но глумливый тон вызвал в нем лютую ненависть. Он шагнул вперед, замахнувшись пустой стеклянной кружкой. Удар прозвучал гулко в неожиданно наступившей тишине. Собутыльник покачнулся, сжав рукой окровавленный лоб. Тишина продлилась лишь краткий миг, а затем заведение погрузилось в хаос. Кто-то прокричал за спиной, другой ударил Данилу, но он, невзирая на боль, рвался выразить каждому присутствующему свое возмущение. Руки нелепо метались в воздухе, люди каким-то чудом увертывалась от летящих в них предметов. Казалось, мир сжался до этого небольшого круга, в центре которого была всего лишь одна женщина – Татьяна.
«Добром это не кончится», – хмуро подумал Сосновский, отодвигая от себя кружку с недопитым пивом. Все это походило на пьесу абсурда, в которой Данила играл роль задетого уязвимого героя. Однако пьеса эта имела зловещую развязку. В самый разгар потасовки на улице стали раздаваться затяжные звуки милицейских сирен. Милиция появилась довольно быстро, деловито разняла участников ссоры, нескольких наиболее агрессивных пьяниц вывели, завернув им руки за спину. А потом обнаружилось, что под столом лежит Данила и держится рукой за живот. Между его пальцами сочилась кровь.
Вот она – жестокая развязка, плата за бессмысленность существования. Здесь, на полу пивной, кровь смешивалась с пролитыми остатками пива, и никого это особо не волновало. Ведь это была самая обыденная картина для места, где никто более не знал ни настоящих имен, ни истинных страданий. И только Татьяна стояла в углу, в ее глазах застыли ужас и растерянность. Как-то само собой в глаза Сосновскому бросилось, что трое мужчин, выпивавших за одним столиком с Татьяной, ищут ее глазами. И в глазах ничего доброго не было. А ведь это один из них ударил Данилу ножом, понял Сосновский. А теперь, распаленные алкоголем и запахом крови, собственной безнаказанностью, они могут расправиться и с ней. Белая горячка, затуманенный ревностью мозг дебила – слишком предсказуемая реакция.
– Пошли со мной, пока тебя здесь не прибили! – резко бросил Михаил, схватил женщину за руку и потащил к двери за стойкой с пивными кружками.
Дверь вела в мойку, а оттуда на улицу, на хозяйственный двор. Женщина не вырывалась, она шла туда, куда ее влекла уверенная рука мужчины. Вряд ли она понимала, что произошло и почему. Но уйти далеко не удалось. Прямо во дворе их догнали двое из той компании. Мерзкие рожи, слюнявые рты и засаленные пиджаки на животе.
– Ну-ка, ты, хилый, – смачно сплюнув, прохрипел один. – Куда Танюху нашу повел? Она нам должна и еще не расплатилась. Ты че, хочешь свои кишки увидеть, хлыст?
– Исчезни с глаз, – поморщился Сосновский, крепко держа Татьяну за руку и стараясь пройти вдоль забора к воротам. – Я тебя не видел, и ты меня забудь.
– Ах ты, падла! – изрыгнул второй, и в воздухе мелькнуло лезвие финки.
Не выпуская из ладони женской руки, Михаил точным ударом носка ботинка в запястье выбил нож, а потом коротким крюком справа в голову уложил соперника на землю. Второй охнул от увиденного, но был слишком пьян, чтобы испугаться. И тем более чтобы вести себя осторожно и разумно. Он схватил увесистую палку, похожую на обломок оглобли. Сосновский нагнулся, и дубина просвистела над его головой. Следом Михаил вогнал кулак противнику в солнечное сплетение с такой силой и скоростью, что пьяница сразу согнулся пополам и, кашляя, рухнул на землю.
Сосновский несколько минут тащил Татьяну по улице, оглядываясь назад и пытаясь убедиться, что за ними не гонятся другие дружки Татьяны или милиционеры. Наконец он остановился в подворотне и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Женщина смотрела на него во все глаза и, кажется, немного протрезвела.
– Ты блатной? – спросила она. – Хорошо дерешься! Ты мне нравишься. Ну что, пойдем ко мне или к тебе? Я тебя так обласкаю, что ты не захочешь, чтобы я уходила… А у тебя есть дома выпить?