Александр Тамоников
Путь ярости
– Не пойдет, Джерри, – подумав, отверг Хардинг. – На полигоне в Миссури это был бы неплохой выбор, согласен. Но здесь… Мы не знаем, с какого расстояния придется стрелять и каким образом будем доставлять оружие на рабочее место. Прицельная дальность СВДК – 600 метров, у «Винтореза» – 400. Это мало. Нужны СВДС – со складным плечевым упором. Оружие относительно новое, разработано в 1995 году, имеет небольшой вес при утолщенных стенках ствола и позволяет вести прицельный огонь с 1300 метров. В комплект необходимо поставить прицелы – ночной НСПУМ и дневной ПСО-1. – Хардинг усмехнулся. – Мой любимый не запотевающий прицел. Надо отдать должное русским – эти штуки эксплуатируются во многих странах еще с шестидесятых, и до сих пор их никто не превзошел…
– Хорошо, сэр, я понял, винтовки будут доставлены, – кивнул Масловский. – Это будет сделано уже сегодня.
– Надеюсь, вы понимаете, полковник, что оружие надо проверить и пристрелять? – поинтересовался Хардинг. – На вашем месте я бы доставил винтовок шесть, а мы уж выберем.
– Дайте подумать, господа… – наморщил лоб Масловский. – Хорошо, сегодня вы отдыхаете, а завтра с утра мы можем организовать вам поездку на полигон Доборот. Это 12 километров к югу от Киева, там имеются специально оборудованные стрельбища. На полигоне тренируется спецназ, но сейчас там только мобилизованные новобранцы, они находятся в казарменной части, а в секторе подготовки бойцов спецназа – никого. Я распоряжусь, и к нашему приезду будет все готово. В секторе оборудовано специальное стрельбище, находятся различные мишени. Идеальное место для проверки оружия.
Засмеялся Джерри Янг. Криво усмехнулся Фуллертон. Генри Хардинг состроил снисходительную улыбку, покачал головой, давая понять, что раздосадован несообразительностью украинских коллег.
– Нет, мистер Масловский, вы не поняли, – как-то вкрадчиво ослабив голос, произнес Хардинг. – По фанерным мишеням пусть стреляют ваши новобранцы. Нам же для проверки качества оружия требуются… живые мишени. Вы понимаете, что я имею в виду?
Украинские коллеги все поняли. Впрочем, после краткого замешательства. Вадим Паскевич удивленно поднял брови. Пристреливать оружие по живым мишеням? Какой, право, авангардизм. Полковник Масловский как-то смущенно покашлял.
– Просьба уточнить, мистер Хардинг. Вы хотите стрелять на полигоне боевыми патронами по живым людям – как если бы они были неподвижными мишенями?
– Есть возражения? – оскалился Джерри Янг.
– Им вовсе незачем быть неподвижными мишенями, – пожал плечами Фуллертон. – Пусть бегают, прыгают, прячутся, если есть на то желание. Продумайте уединенное место, без зрителей, обеспечьте безопасность. Что-то вроде сеанса стендовой стрельбы, только вместо тарелочек должны быть живые мишени, совершающие бег с препятствиями от старта до финиша, а вместо дробовиков – снайперские винтовки СВДС.
– Мишени должны быть молодые, здоровые, имеющие опыт боевых действий, – добавил Хардинг.
– Надеюсь, вы не собираетесь давать им в руки оружие? – проворчал Паскевич.
– О нет, Вадим, до этого не дойдет, – засмеялся Янг. – Для этого нужно быть слишком азартным и увлекающимся игроком. А мы простые профессионалы. Вам же есть кого предложить в качестве объектов охоты? Какие-нибудь никчемные бродяги, уголовные преступники…
– Никчемные бродяги с опытом ведения боевых действий – это прелестно, Джерри, – улыбнулся Фуллертон.
– Я знаю, чем могу вам помочь, – вышел из минутного оцепенения Масловский. – Под Киевом, в местечке Кантеевка, в изоляторе местного отделения СБУ содержится группа опасных преступников – так называемых ополченцев Донецкой Народной Республики. Сидят за решеткой уже несколько месяцев, к ним не применяются пытки, их нормально кормят. Часть этих людей числится пропавшими без вести. Их взяли в плен в начале февраля под деревней Ростовкой, они пытались пробраться в тыл нашей минометной батареи, чтобы провести диверсию…
– Сами сдались? – спросил Хардинг.
– Нет, поначалу их было не меньше дюжины. У террористов в руководстве был наш человек, он предупредил. Мы устроили засаду и окружили их. Шел тяжелый бой, террористы отбивались до последнего патрона, половину мы уничтожили. Оставшихся шестерых взяли в плен, когда им нечем стало обороняться. Эти сволочи положили четверых наших. Конечно, после пленения парни их хорошенько избили, но никто не получил необратимых травм…
– И после этого их не пытают и хорошо кормят? – удивленно поднял брови Фуллертон, – уже четыре месяца?
– А если бы сдались, это что-нибудь изменило бы? – хохотнул Янг.
– Вы уверены, что они здоровы? – спросил Хардинг.
– Думаю, да, – кивнул Масловский.
– Почему их не обменивают на пленных украинских солдат, а держат как пропавших, значит, по факту, погибших? – настаивал Янг. – У вас имелись на них особые планы?
– Надо мной есть начальство, – насупился Масловский. – Оно решает судьбы пленных. Если на них имелись некие виды, то я попробую уладить проблему…
– Видимо, виды были связаны с неплохими деньгами, – оскалился весельчак Янг. – Органы здоровых людей нынче в хорошей цене.
– Это не мое дело, – смутился Масловский.
– Ладно, не будем уводить беседу в сторону, – миролюбиво сказал Хардинг. – Мы верим, что эти шестеро – живы, здоровы, весьма злые и являются заклятыми врагами украинского общества. Подготовьте оружие и полигон, полковник. День еще не кончился, вы успеете. Проверка завтра в 11 утра при любой погоде. Живцы должны быть накормлены, проследите, чтобы они полноценно отдохнули, оденьте их в удобную одежду, не стесняющую движений, – желательно спортивную. Обуйте в кроссовки. Никаких наручников, ничего им не говорить, пусть думают, что их везут обменивать на ваших военных. Общение с ними – исключительно доброжелательное.
– Хорошо, я все сделаю, мистер Хардинг, – помявшись, выдавил Масловский. – Завтра в десять утра Вадим отвезет вас на полигон. Будьте готовы. Сегодня он останется здесь – для обеспечения безопасности и вашего комфорта. Отдыхайте, господа, надеюсь, вам не будет скучно в этом особняке.
Масловский убыл в Киев – ему становилось дискомфортно в этой компании «добропорядочных» людей. Паскевич тоже как-то незаметно выскользнул из гостиной. Американцы скучать не стали. С молчаливого согласия Хардинга Фуллертон вскрыл настенный бар, откопал бутылку незатейливого скотча. Джерри зазвенел бокалами из богемского стекла.
– Не забываем, господа, что находимся в чужой стране и завтра работаем, – напомнил Хардинг, одобрительно уставившись на золотистую жидкость, вытесняющую пустой объем бокала.
– Шеф, мы когда-нибудь забывали про работу? – удивился Янг.
Виски, как ни странно, оказался не подделкой. Американские наемники не были сибаритами, но всегда считали, что в жизни и работе нужно придерживаться определенных стандартов – и планку устанавливали довольно высокую. Это русские пусть копаются в грязи и работают в нечеловеческих условиях, а для нации, считающей себя венцом эволюции, такое неприемлемо. Уровень жидкости в бутылке стремительно упал. Фуллертон включил телевизор, висящий на стене. Транслировались украинские «Горячие новости», «перемирие» шло полным ходом – террористы за день свыше пятидесяти раз обстреляли из тяжелого вооружения мирные украинские города и позиции украинских войск, которые настолько миролюбивы и привержены минским соглашениям, что ни разу не ответили на провокацию! В кадре дымились обломки разрушенных зданий, ревели сирены «Скорой помощи». Вооруженные люди в камуфляже вытаскивали из-под руин пострадавших от обстрела мирных жителей. Эпизод был недолгим. Но времени хватило, чтобы разглядеть на рукаве одного из военных промелькнувшую трехцветную нашивку мятежной республики. Непростительный ляп того, кто монтировал эпизод! Сам проглядел, начальство проглядело…
– Шеф, вы верите в информацию, которой нас пичкают в медиа? – лениво вопросил развалившийся на софе Джерри. Он поднял бокал на уровень окна и с прищуром любовался красочными переливами света и жидкости.
– Джерри, стоит ли возвращаться к этой глупой теме? – пожал плечами Хардинг. Он тоже расслабился, получал от жизни удовольствие. – Все эти ужасы – для обывателей, которым лень пошевелить мозгами, или для тех, кто в корне не приемлет информацию с другой стороны, какая бы она ни была. Мы все прекрасно знаем, что происходит. Существуют интересы нашей страны – а это главное, ради чего допустимо все, в том числе ложь.
– О да, мы патриоты своей страны, это не обсуждается. – Зубы у Джерри были ровные, белые, и он охотно их демонстрировал. – Нас даже не волнует, сколько нам заплатят за неделю работы в боевых условиях. – И простодушно засмеялся.
Как по щучьему велению, появились две стройные аппетитные девушки в несуразных передниках – они призывно улыбались и прекрасно говорили по-английски. Не желают ли господа пообедать? Имеются блюда национальной украинской кухни, а если господ они чем-то не устраивают, то можно предложить мексиканское буррито, американскую пиццу, итальянскую лазанью – и великое множество других блюд, для приготовления которых, впрочем, потребуется некоторое время. «А кроме еды что может быть предложено?» – засмеялся Джерри, принимая на софе недвусмысленную позу. «Предлагается ВСЕ», – кокетливо покривлялась повариха Ирина Корненко и убежала на кухню готовить деликатесы из полуфабрикатов. Гости маялись от безделья, Фуллертон навестил спортзал, Янг с Хардингом – бильярдную. Предложенные блюда были действительно безупречны. Слова «вареники», «галушки» и «картопляники» скверно произносились, но обозначаемые ими блюда неплохо съедались и усваивались. Недоумение вызвало сало, выложенное колечками, и к нему решили отнестись как к несъедобному элементу сервировки стола. После сытного обеда удовольствия продолжились. Джерри поймал за руку бегающую вокруг стола горничную Лесю – она сделала виток вокруг своей оси и, ойкнув, приземлилась ему на колени. Джерри придирчиво ее ощупал, изучил все выпуклости, впадины и в принципе остался доволен.
– Давайте предадимся греху? – манерно поинтересовался Джерри.
– Ой, простите, я пока занята, – пропищала девица, кокетливо поведя бедрами. – Мне нужно убрать со стола.
– Полчаса, крошка. – Джерри сбросил ее с коленей и шлепнул по заду. – Живенько сделай дела, прими душ, накрасься – и милости просим в мой номер.
– А я не крашусь, – хихикнула горничная.
– Гы-гы, какого мы о себе мнения, – хохотнул Янг. – Хорошо, беби, можешь не краситься, ты вроде не страшная. Не забудь презервативы. Думаю, трех будет достаточно.
– А можно я с кузнецом приду? – рассмеялась Леся и, призывно поведя попкой, побежала заниматься хозяйством. Джерри озадаченно почесал затылок. С кузнецом? Что имела в виду эта чертовка? Как интерпретировать выражение «Сan I with the blacksmith will come?» Одно из местных идиоматических выражений, будь они неладны? Впрочем, последующее общение с «отзывчивой» горничной Янгу понравилось. Пригодились все три резиновых изделия – в перерывах между сеансами Джерри пил виски, смотрел спортивный телеканал и доставлял горничной физическую и моральную боль, которую она стоически терпела, поскольку дорожила своей работой, приносящей в сложное время неплохую копеечку. Девушка даже льнула к нему, ластилась, изображая голодную кошку, с трудом сдерживая отвращение и думая о том, до какой же степени нужно любить свою работу! Фуллертон забрел на кухню, когда повариха Ирина Корненко заканчивала приборку перед очередной готовкой. Он взял ее прямо на разделочном столе – среди перьев лука и чеснока, листьев шалфея и горчичного салата. «Натюрморт» получился на редкость качественным – женщина стонала и извивалась, как косуля, попавшая в медвежий капкан. А гость в темпе барабанного боя цокал языком, смеялся и колотил ее по мягким тканям стальной поварешкой, оставляя выпуклые синяки. Генри Хардинг утехам своих подчиненных не препятствовал. Сам он редко принимал участие в подобных забавах, поскольку считал себя примерным семьянином и высокопорядочным человеком. Он слонялся по дому, морщился, когда что-то из увиденного нервировало его душевную организацию. Он позвонил жене в Оклахому, уверил верную хранительницу очага, что у него все в порядке, он находится в Венгрии, где участвует в разработке проекта моста через Дунай (будучи абсолютно уверенным, что его Келли понятия не имеет, в какой части света находится Венгрия и что такое Дунай). Он обошел дальней дорогой бильярдную, где Фуллертон и повариха решили продолжить свои занятия и исполняли наперебой сложную двухголосую партию. С террасы с видом на симпатичные сосны он позвонил своему парижскому шефу Паулю Горману – единственному компетентному человеку в организации, способному манипулировать одновременно несколькими объектами.
– Я понял, Генри, – отозвался Горман, выслушав отчет о первом дне «командировочных». – Увы, в сложившейся ситуации я больше ничем не могу облегчить ваше существование. Вы – профессионалы, надеюсь, справитесь с поставленной задачей. Полковник Масловский, с которым вы имеете дело, конечно, не семи пядей во лбу, но настырный карьерист, вцепившийся в свое кресло, и будет вынужден работать добросовестно. Он боится вышестоящего начальства, хотя корчит из себя эдакого независимого парня. Он не самонадеян, в отличие от большинства своих коллег, и каждое дело начинает с подстраховки. Вы довольны свалившимися вам на голову бытовыми условиями? – рассмеялся шеф.
– Да, сэр, в первом приближении терпимо, – уклончиво отозвался Хардинг.
– Я слышу странный шум, – насторожился Горман. – У вас режут свинью? Я слышал, в Украине это самое популярное животное?
Шум был вызывающе странным. Хардинг прикрыл трубку ладонью. Он стоял на террасе, но даже сюда долетал надрывный женский визг из бильярдной. Похоже, совокупляющиеся решили закончить свои дела в дверном проеме.
– Свинью не режут, мистер Горман, – смущенно пробормотал он. – На свинье отрабатываются действия сексуального характера… Прошу прощения, сэр, мои подчиненные сегодня слишком громко отдыхают.
– Надеюсь, они не будут так же громко работать? – хмыкнул шеф и поспешил разъединиться. Хардинг пожал плечами. Вопрос был явно риторическим. В профессионализме членов группы никто не сомневался – в этом коттедже собрались лучшие.
Глава 3
Утро красило нежным светом макушки пушистых сосен, играло в стеклах баньки и летних домиков. Янг поднялся первым – когда вся округа еще спала, делал разминку на террасе.
– Мир прекрасен без людей, верно, шеф? – подмигнул он Хардингу, когда тот, позевывая, возник на террасе. – Вам этот вид не напоминает глушь Северной Дакоты?
Появился заспанный Фуллертон, исподлобья озирал окрестные красоты. Поежился – утро выдалось прохладным, хотя дальнейший день синоптики обещали жарким и душным.
– За работу, господа, – скомандовал Хардинг. – Время отрабатывать гонорары и внести свой вклад в дело развития демократии на планете. Через час все должны быть в полной готовности.
Сексуально измученная горничная (Джерри, нажравшись виагры, гонял ее по дому до полуночи) уже носилась по коттеджу, наводила порядок. В сторону прекрасного пола сегодня не смотрели – просто часть декора. На кухне такая же подуставшая Ирина готовила завтрак. Набор стандартных утренних процедур: зарядка, получасовое занятие в тренажерном зале, бритье, бассейн, плотный завтрак, облачение в свободную, не стесняющую движений одежду. Появился Паскевич с постной миной, осведомился про самочувствие и настроение. Работник СБУ отлично знал свое дело – все время находился рядом, но никто его не видел. Этому неглупому парню американцы решили не хамить – все-таки проводник, работать с ним придется в одной упряжке.
– Все отлично, Вадим, – улыбнулся Хардинг. – Надеюсь, вы тоже хорошо отдохнули?
– Спасибо, я спал всю ночь, – с дежурной улыбкой соврал Паскевич. – Только что звонил полковник Масловский – сообщил, что все готово и мы можем подъехать на полигон. Вам понравится это место, господа. Стрельбище приватное, имеет несколько степеней защиты от посторонних глаз и расположено в живописном уголке на берегу Днепра. Через тридцать минут подойдет микроавтобус, и вас доставят к месту проверки оружия.
Ровно в десять группа высококвалифицированных снайперов загрузилась в минивэн, оснащенный кондиционером, шторками и холодильником с прохладительными напитками. Дорога заняла порядка часа. Молчаливый водитель ушел с шоссе и долго плутал по грунтовым и щебеночным дорогам. Экскурсовод из Паскевича был неважный – он сидел рядом с шофером и мрачно смотрел в окно, произнеся за всю дорогу лишь одну фразу: «Все в порядке, господа? Вам удобно?» Дискомфорта никто не ощущал. Неприглядные «красоты» окрестностей столицы воспринимались спокойно. Эти люди работали и в недоразвитых африканских государствах, и в бедной Азии, и в трущобах Венесуэлы и Бразилии, удивить их мусорными свалками, бетонными заборами и ямами в асфальте было невозможно. Но вскоре досадные элементы ландшафта сгладились, дорога запетляла по полю, окаймленному хвойными лесами. Заголубел Днепр, впрочем, его быстро заслонил лесистый холм. Полигон огораживала стена кустарника и двойной ряд колючей проволоки. «Стiй, заборочена зона!» – грозно информировали надписи на фанерных щитах. У ворот «делегацию» поджидал полковник Масловский – он прогуливался рядом с помпезным внедорожником и нервно курил. Рядом с джипом стоял неказистый минивэн «Хонда», поодаль курили двое крепких парней в защитном. Заднее стекло микроавтобуса было забрано решеткой.
– Следуйте за нами, господа, – сказал Масловский.
Кавалькада из трех машин проехала под взлетевшим шлагбаумом. Несколько минут машины объезжали затрапезные бараки, похожие на фермы, огороженные стрелковые зоны, полосы препятствий, на которых в этот день никого не было, кроме персонала. Нужный участок запретной зоны находился в дальнем конце полигона и примыкал к обрыву над Днепром. Периметр окружал массивный забор. Снова шлагбаум, хмурая охрана, по лицам которой сразу было ясно, что она не любит чесать языком. За воротами открылось поле, изрытое неглубокими оврагами, рукотворными траншеями, неким подобием блиндажей, кустились заросли невысоких прибрежных растений. Вздымались фанерные мишени, символизирующие идущих в атаку автоматчиков. Мишени были раскрашены в цвета российского триколора. До противоположной ограды, увенчанной датчиками, изоляторами и колючей проволокой, было не меньше пятисот метров. Слева полигон упирался в крутой косогор над обрывом, справа стояли серые строения, стенды для стрельбы, несколько столов, составленных в линию. Туда и покатила кавалькада, объезжая неровности местности. Над полигоном возвышались две наблюдательные вышки, местность с них просматривалась как на ладони. Вышки не пустовали – мерцали силуэты автоматчиков, на оружии поблескивали оптические прицелы. Джерри одобрительно заурчал – все-таки приятно находиться под защитой. Полигон был незатейлив, но являлся универсальным местом подготовки – тут можно было отрабатывать стрельбы в условиях пересеченной местности, устраивать погони и ловушки, играть в пейнтбол…
На столах лежали винтовки – вороненые, поблескивающие заводской смазкой. Рядами были разложены оптические прицелы ПСО-1, коробчатые магазины на десять выстрелов, заправленные патронами калибра 7,62. Хардинг сделал знак Масловскому – пока не спешить с высадкой мишеней. Несколько минут американцы, критически похмыкивая, перебирали стрелковые принадлежности, вытирали ветошью смазку. Хардинг прикрепил к винтовке прицел, покрутил валик настройки. Возможно, он был ретроградом, но этот прицел предпочитал прочим – разработанный в СССР специально для СВД, он имел удачную прицельную сетку, позволяющую снайперу быстро определять расстояние до цели и брать необходимые горизонтальные поправки по ходу стрельбы, не касаясь маховиков. Устройство было герметичным, наполнено азотом, что предохраняло от запотевания оптики. В комплекте имелось все необходимое: чехол, светофильтры, запасные лампочки и источник питания. Прицел работал практически во всех диапазонах температур, существующих на планете. Хардинг откинул плечевой упор, вставил в гнездо магазин с боеприпасами, передернул затвор. Поискал мишень в оптический прицел – в качестве таковой сгодилась одинокая ромашка, растущая на далеком косогоре. Он затаил дыхание, прицелился. Руки слегка подрагивали – ничего страшного, он не применял локтевой упор. Сухо треснул выстрел. Ромашка исчезла. Хардинг удовлетворенно крякнул. Возможно, и не будет необходимости править прицел. Рядом прогремел еще один выстрел. Джерри стрелял без оптики. Вздрогнула дальняя мишень на обрыве, словно подстреленный солдат, покачалась и упала.
– Неплохо, – заметил Фуллертон, прилаживая магазин к своей винтовке. Хлопнул выстрел – мишень повалилась, как подкошенная.
– Спасибо, полковник, вы доставили именно то, что надо, – обратился Хардинг к Масловскому. – Это оружие мы возьмем с собой. Надеюсь, не будет проблем с перевозкой его через границу?
– Не будет, сэр. – Масловский, похоже, немного обиделся. – Вы используете неправильные термины, мистер Хардинг. Граница Украины едина, ее никто не пересматривал и не собирается. Речь идет о территории Украины, временно оккупированной пророссийскими бандами.
– Разумеется, полковник, – покладисто согласился Хардинг. – Надеюсь, вы не обиделись? Я не хотел наступить на вашу больную мозоль. Выгружайте, полковник – кого вы там привезли. Оружие неплохое, и все же требуется его проверить в реальных условиях.
Под прицелом автоматчиков из зарешеченного отсека «Хонды» выбрались люди. Их было шестеро, мужчины, все одеты в застиранные спортивные костюмы явно с чужого плеча и потрепанные кроссовки. Автоматчики отрывистыми командами выстраивали их в шеренгу. Мужчины были бледны, растеряны, затравленно озирались. Это было не то, что им обещали. Американцы, испытывая любопытство, подошли ближе. Винтовки они оставили на столах. Охраны хватало, чтобы чувствовать себя в безопасности. Узники смотрели на них исподлобья, переминались с ноги на ногу.
– В чем дело, вы? – мрачно проворчал невысокий смуглый крепыш с азиатскими чертами лица. – Что за хрень? Нам сказали, что нас будут обменивать на пленных украинских солдат. Где мы находимся?
– Все в порядке, уважаемый, – улыбнулся Масловский. – Не надо волноваться. Вы находитесь именно там, где должны находиться.
Пленники озабоченно переглянулись.
– Представьтесь, пожалуйста, – на сносном русском, но с заметным акцентом попросил Хардинг. Он намеренно использовал доброжелательный тон – вовсе незачем показывать неприязнь или брезгливость. Тем более он их не испытывал.
– А это еще зачем? – проворчал мужчина. Небритые скулы напряглись и побелели.
– Для статистики, – усмехнулся Паскевич. – Не бойтесь, любезный, это же не секрет? Утолите любопытство наших друзей, они хотят знать, против кого сражается украинская армия.
– Дерьмократы, блин, хреновы… – Пленный презрительно сплюнул под ноги сквозь дыру на месте выбитого зуба. Он поднял голову, как-то приосанился. – Багир Агишев, родом из Татарстана, с восьми лет живу в Луганске, работал на шахте…
– В армии служили? – перебил Хардинг.
– Нет, – покачал головой пленный. – Не прошел по здоровью, плоскостопие. Хотя смотря какую армию вы имеете в виду… – Небритые губы искривила язвительная гримаса. – Я с большим удовольствием служил в армии, которая уничтожает карателей, бомбящих наши города и убивающих мою мирную родню…
– Опустим ненужные подробности, – поморщился Хардинг. – Здесь вам не агитационная площадка. Вы хорошо себя чувствуете? Плоскостопие не мешает заниматься физическими упражнениями?
– Ты кто такой? – процедил Агишев. – Что за фигень? На хрена нас сюда привезли?
– Доброе утро, любезный, у вас, наверное, тоже имеются имя и фамилия? – Хардинг подошел к следующему ополченцу. Тот стоял, расставив ноги, руки держал за спиной. Зарубцевавшийся шрам под глазом и фиолетовый синяк под другим не мешали смотреть прямо и с вызовом.
– Николаев Сергей, тоже из Луганска, – хрипло отозвался пленный. – Водитель рейсового автобуса, восемь лет назад демобилизовался из украинской армии.
– Почему не продолжаете водить свой автобус? – удивился Хардинг. – Зачем вы пошли в банду?
– Взорвали ваши слуги мой автобус, – усмехнулся Николаев. – Разбомбили на конечной остановке, когда в него пассажиры садились, а я отлить отошел. Семеро погибли, и автобус в хлам. Потом выяснили, что стреляли снарядом 120-го калибра из поселка Юрьевка, где стоял артдивизион карателей…
– То есть вы считаете, что поступили правильно, записавшись на службу в незаконное вооруженное формирование? – вступил в беседу Фуллертон, также в достаточной мере владеющий русским языком. – И выступили против законной власти, избранной украинским народом? Вы считаете себя правым?
– У каждого своя правда, – оскалился Николаев. И добавил с язвительным нажимом: – Сэр.
– Правда всегда одна, – как бы между прочим пробормотал мнущийся в стороне Паскевич. – Это сказал фараон…
– Вы? – обратился Хардинг к следующему ополченцу. Худощавый парнишка лет семнадцати нервно сглотнул, как-то вздрогнул. На щеке еще сохранилась фиолетовая припухлость от недавнего избиения. Он выглядел изнуренным, подавленным.
– Владимир Ситник, – ломающимся басом отозвался подросток.
– Вовочка, деточка, – ухмыльнулся Масловский, – ты школу хоть окончил?
– Да… Суки, ничего вам больше не скажу! – внезапно взвизгнул юноша. – Вы моих родителей убили! – Он дернулся, стиснув кулаки, но порыв прошел, когда стоящий сзади охранник ткнул ему в спину прикладом. Юнец закашлялся, зашатался, стоящий рядом рослый тип с рыбьим лицом успел подхватить его.
– М-да, тяжелый случай, – приглушенно прокомментировал Паскевич.
Американцы продолжали проявлять любопытство, граничащее с издевкой. Почему-то им стало очень интересно, кого они собираются расстреливать. Рослый тип представился Анатолием Рыткиным – 34 года, бывший сварщик из донецкой строительной компании. Когда-то он отслужил в рембате, в Донецке осталась семья – жена, двое детей, парализованная мать. Он отправился на фронт, вместо того чтобы кормить семью, поскольку искренне считал, что родную землю надо защищать. Он вел себя невозмутимо, на вопросы отвечал четко, только дерганье глаз выдавало волнение.
– Странно, – задумчиво сказал Джерри. – Мне, конечно, плевать, но наши медиа неустанно твердят, что на Украине воюет регулярная российская армия, которую целыми соединениями переправляют через границу. А еще воюют местные маргиналы – алкоголики, наркоманы, уголовные преступники, любители легкой наживы – но их немного. А мы видим только местных, которые не очень похожи на маргиналов. Не странно ли, шеф?
Хардинг пожал плечами. Масловский украдкой поморщился. Информацией о положении дел в зоне конфликта он владел в полном объеме. Кадровых российских соединений там действительно не было. Президент Украины с трибуны Евросоюза может сколько угодно махать российскими паспортами, якобы конфискованными у пленных и мертвых – у знающих людей это вызовет лишь улыбку (у солдат нет паспортов). Российские военные прибывали как добровольцы, и их рассредоточивали по разным подразделениям. И это еще полбеды. Настоящей напастью становилась сдача в плен украинских военнослужащих с их дальнейшим поступлением на службу к террористам. Каким калачом их туда заманивали, непонятно, но многие из этих отщепенцев под воздействием пропаганды сепаратистов воевали не за страх, а за совесть и становились злейшими врагами молодой украинской государственности. И не только рядовые да младшие командиры. Бывший помощник министра обороны Украины генерал-майор Александр Коломиец перешел на сторону презренных террористов, о чем и заявил на своей развернутой пресс-конференции в Донецке, где обливал украинские власти отборной грязью! Последняя должность этого ренегата в оборонном ведомстве – старший аналитик Вооруженных сил. Вроде не важная птица, но информацией владел обо ВСЕМ. Этот тип, кстати, и был одной из мишеней погибшей группы Салливана – ее собирались перебросить в Донецк. Он будет мишенью и группы Хардинга – впрочем, не сразу, а после выполнения заданий на Луганщине. Понятно, что всю информацию он уже слил, но хоть другим неповадно будет!
– А вы, уважаемый, чем можете похвастаться? – обратился Хардинг к сухощавому невысокому мужчине. Тот стоял с поднятой головой и спокойно, как-то даже с юмором смотрел ему в глаза. – Ваши имя и фамилия? – Он почувствовал невольный интерес – этот субъект не был похож на заурядного украинца, он явно выбивался из «контекста».
– Водзимеж Гомарек, – надтреснутым голосом, немного картавя, произнес мужчина. – Я из Кракова. Служил в спецназе польской полиции, потом двенадцать лет занимал пост священнослужителя в католическом храме Святой Девы Марии, имел вторую степень священства. – Он неплохо говорил по-русски – во всяком случае, его речь прекрасно понималась.
– Святой отец? – изумился Хардинг, переглянувшись с присутствующими. Те недоуменно пожали плечами. Разумеется, нелепо – поляк, да еще и священник. – А позвольте поинтересоваться, какими судьбами вы оказались на этой войне? Вы не перепутали противоборствующие стороны?
– Неисповедимы пути Господа, сын мой, – ровным голосом отозвался Гомарек. – Ты же не хочешь, чтобы я пространно источался о своих убеждениях, в которых ты все равно ничего не понимаешь и не поймешь, будучи человеком без морали и принципов?
– Каждому свое, святой отец. – Хардинг невольно усмехнулся. Мораль и принципы – дело, безусловно, муторное, а ценности он признавал только семейные, всячески дорожа своей семьей в далекой Оклахоме и плюя с высокой телебашни на все остальные семьи. – И все же, если не секрет, – вы воюете за убеждения?
– Разумеется, – кивнул Гомарек. – Я не приемлю фашизм в любом его проявлении, даже если он прячется под личиной приверженности западным ценностям. Я не приемлю отступлений от христианской морали – а уничтожение мирных городов и мирных жителей – не совсем по-христиански, согласитесь. К чему эти разговоры, достопочтенный сэр? Нам никогда не понять друг друга, мы слеплены из разного теста. Вы же не планируете сегодня исповедоваться или замаливать грехи? Делайте, что считаете нужным. – Священник прекрасно понимал, что должно произойти через несколько минут, и готов был это принять с христианским смирением.
– Мог бы с вами поспорить, святой отец, – ухмыльнулся Хардинг. – И даже опрокинуть чарку-другую в приятном теологическом споре. Но мы действительно собрались не для этого.
