Александр Тамоников
Берлинская рулетка
Сотрудники рассыпались. Градов прыгал через ступени, отмечая нечто странное. Что не так? Почему волосы на затылке шевелятся, с чем это связано? У него даже не было возможности обернуться. К черту! Добыча близко.
Он выпрыгнул на широкую полуоткрытую галерею, прорезающую длинную сторону здания. Потолок подпирали колонны, тянулись арочные проходы. Между колоннами чернели ниши.
Рослый мужчина далеко не ушел, сказывался возраст. Он ковылял по галерее, продолжая озираться. Лицо его побелело от страха. Шляпа слетела с головы, поблескивала лысина, обрамленная пучками седых волос.
Лучшей кандидатуры его боссы не нашли?
Треснула половица под ногами, ступня провалилась. Градов ахнул, загремел на пол и только чудом не сломал щиколотку. В этом здании его подстерегали сюрпризы. Когда он поднялся, объект погони был уже далеко.
Майор начинал раздражаться. До чего упрямый мужчина! Но сбежать он все равно не сможет. На другом краю галереи его будут поджидать товарищи. Они, поди, уже там.
Он снова выстрелил в воздух, надоело ему бегать. От свода откололась лепешка штукатурки, шлепнулась под ноги. Спасибо, господи, что не на голову.
У беглеца от страха перепутались ноги, он растянулся на полу, отбил локоть.
За спиной майора простучала автоматная очередь! Ноги его подломились. Пули выли совсем рядом, едва не касались. Страх пронзил Влада от пяток до макушки. Он катился по полу, продолжая сжимать рукоятку пистолета, влетел в нишу между колоннами, кляня себя последними словами.
«Как проворонили? Кто-то висел на хвосте, а мы даже не удосужились обернуться! Почему промазали, даже не ранили? Стреляли в спину с лестничной площадки. Попадет даже человек, впервые взявший автомат. Значит, стреляли не в меня. По крайней мере, я не был первоочередной мишенью, перекрыл своим туловищем мужчину в плаще, но, видимо, не совсем».
Объект преследования хрипел в двадцати метрах по галерее. Он действительно был при галстуке, его язычок тащился по полу, а сам мужчина стоял на четвереньках, безумно поводя глазами. Прогремела вторая очередь. Беглец вспомнил, что надо выживать, завизжал, метнулся в нишу.
«Значит, мы не ошиблись? Потенциально опасный фигурант должен быть уничтожен? За несостоявшейся встречей кто-то наблюдал со стороны. Или она все же произошла?»
Градов оттолкнулся ногой от стены, выкатился в проход и стал стрелять, не вставая, сжимая рукоятку «ТТ» двумя руками. В темном проеме что-то шевельнулось, прогремела еще одна очередь, какая-то рваная, незаконченная. Послышался звук падающего туловища, запрыгал по ступеням автомат.
Влад подпрыгнул, бросился вперед, меняя на ходу обойму. Ему пришлось остановиться. Ноги работали быстрее, чем руки. Он передернул затвор, дослал патрон в патронник.
– Командир, ты жив? – выкрикнул с обратного конца галереи Нагорный.
Нет, это призрак его тут бегает, отлученный от тела. Влад рассмеялся, но как-то утробно.
Товарищи благополучно обогнули здание и контролировали дальнюю сторону. Автоматчик мог быть не один. Никто же не смотрел назад.
– Нагорный, держите мужика, чтобы не сбежал! Да осторожнее там, – распорядился майор, подбежал к проему, осторожно высунулся.
Свет на лестничную площадку проникал в урезанном виде, но не заметить тело на ступенях было трудно. Пули отбросили его от проема, ноги были задраны, руки разбросаны. Он лежал лицом вверх.
Влад перебежал через площадку, пристроился на корточках. Плоский фонарик хранился в нагрудном кармане. Мглистый свет пробежался по оскаленному лицу, озарил кепку, слетевшую с головы. Субъект был в штатском, носил приличные ботинки, забрызганные грязью, бесформенную куртку, способную спрятать не только автомат, но и «фаустпатрон». На вид ему было около сорока, среднего роста, в меру откормленный, пару дней назад побрившийся. Очевидно, документы этот парень имел безукоризненные, если разгуливал по городу с автоматом.
Он выключил фонарик, сместился к стене. Что-то в голове тревожно тикало. Градову казалось, что там будильник, и сейчас он разразится пронзительным звоном.
На улице все было тихо. Нижние ступени заливал мерклый дневной свет.
Скоро прибежит патруль. Он не может не появиться здесь.
Майор поднялся, сделал несколько шагов по ступеням. Мерклый свет сделался четче, понятнее.
– Товарищ майор, осторожно! – проорал кто-то с улицы. Автомат хлестнул одновременно с подоспевшим Грамарем. Градов рухнул на колени. Боль в суставах дошла до мозга. Пули откололи штукатурку со стены. Едкий запах плесени ударил в нос. От стены к перилам кто-то перебежал, произвел вторую очередь, но Градов уже лежал неловко, подогнув отбитые колени.
С улицы вел огонь Грамарь. Пистолетные выстрелы сыпались один за другим. Обойма, однако, не вечная.
Противник скорчился, огрызался короткими очередями. Он находился в слепой зоне.
Влад сполз по ступеням, снова обхватил рукоятку. Теперь он видел, как за деревом возился Грамарь, перезаряжал «ТТ». Высунулся силуэт, стегнул пулями. Оперативники ударили по нему одновременно. Тот запоздало сообразил, что оказался меж двух огней, заполз в нишу под лестницей.
– Товарищ майор, я его держу! – прокричал из-за дерева Грамарь. – Он теперь у меня не высунется!
За спиной кто-то топал. На лестничную площадку вынесся Романовский, растерянно закружился.
– Ложись! – взревел майор.
Лейтенант повалился без разговоров.
Пули трепали стену, выбивали пласты штукатурки. Потом наступила тишина. Было слышно, как неприятель, загнанный в ловушку, меняет магазин.
– Товарищ майор, держите гранату, – прошептал Олежка.
Он извивался, лежа на полу, извлекал из подсумка «РГД».
– У меня всегда с собой есть, я запасливый. Сбросьте на него, а то убьет еще кого-нибудь, а нам потери зачем?
Потери действительно не требовались. Их уже с избытком, на сто лет вперед. Оперативники выбывали из строя, как пехотинцы в чистом поле под плотным пулеметным огнем.
Комочек металла запрыгал по ступеням. Влад перехватил его в последний момент, тот едва не ускользнул. Не в мяч же играем, право слово.
Он выдернул чеку, отправил гранату дальше, а сам прыжком взлетел на площадку и повалился на Олежку. Больше было некуда. Подчиненный помалкивал, только сдавленно пыхтел.
Граната хлопнула, разлетелись осколки. Сноп дыма повалил из-под лестницы.
– Можно и так! – донесся с улицы нервный голос Грамаря. – Голь на выдумки хитра.
– Послушайте, товарищ майор, я же вам не женщина, право слово, – прокряхтел Романовский. – Полежали и хватит, а то мне дышать нечем.
Смешинка в рот попала, рвалась наружу. Градов скатился с товарища, бросился вниз, держа пистолет в вытянутой руке. Всякие казусы случались на этой войне.
Смотреть под лестницу не стоило. Осколки порвали стрелка в лохмотья. Мощность у «РГД-33» так себе, но рванула она прямо перед носом. Лицо представляло собой кровавое месиво. Кровь хлестала как из коровьей туши.
Подбежал Грамарь, озадаченно почесал пальцем висок.
– Что стоишь, лейтенант? – буркнул Влад. – Проверь у гражданина документы. Подозрительный он какой-то.
– Да где же их искать? – спросил Грамарь. – Тут такая каша.
– Ищи, говорю, и радуйся, что это он, а не ты.
У майора закружилась голова. Перила под рукой оказались кстати. Такое состояние, словно покурил через сутки воздержания от табака. Мир плывет, туловище не слушается.
Сверху кричал Нагорный, интересовался, все ли живы. Оперативники что-то отвечали ему, пытались шутить.
В рябящем тумане возник патруль. Со стороны переулка бежали трое красноармейцев с повязками на рукавах. Они трясли оружием, что-то грозно кричали. От греха подальше Влад и Грамарь подняли руки.
– Отставить, Смерш, проводится специальная операция! – горланил с лестницы Романовский.
Красноармейцы были тертые калачи. Двое держали офицеров на прицеле, третий проверял документы. Потом бойцы расслабились, стали смущаться, спрашивать, не нужна ли помощь.
Тело, растерзанное осколками, не осталось без внимания. Молодой красноармеец отшатнулся, окатил стену рвотой.
– Молодой еще, не насмотрелся, – проговорил усатый сержант. – Но вы, товарищ майор, тут и впрямь разгулялись. Мать честная, да наверху еще один!
Градов расставил бойцов по периметру, чтобы отгоняли посторонних. Наплыва публики не ожидалось, но все же.
Злоумышленников было двое. Они пасли связника на рынке, а когда тот попал под наблюдение, пристроились в хвост. Есть еще чему поучиться в оперативной работе!
– Товарищ майор, я нашел у него документы! – Грамарь тряс бумагой, сложенной вчетверо.
Руки у парня были в крови. Он словно вскрытие проводил без инструмента.
– Так, сейчас полюбуемся. – Грамарь развернул документ.
«Только бы не англосаксы, – машинально подумал Градов. – Они напали первыми, но попробуй докажи».
– Питер Швабе, – объявил Грамарь. – Сотрудник службы охраны берлинского магистрата. Держу пари, товарищ майор, что это не так!
– И у меня немец, тоже из службы безопасности городской управы, – сказал Романовский. – Гюнтер Рихтерманн. Даже есть разрешение на ношение оружия. А что, это умно, товарищ майор. Патрулям попадутся, оружие изымут, а задержать не должны. Больше ничего, товарищ майор. Я имею в виду по нашей линии.
Головокружение прошло. Майор поднялся на галерею.
На полу, скорчившись в позе зародыша, лежал клиент и мелко подрагивал. Руки у него были стянуты ремнем в запястьях, вокруг глаза расплывался фиолетовый синяк.
Нагорный сидел рядом, привалившись к перилам галереи, прижимал платок к виску. Из порванной кожи сочилась кровь.
– Все в порядке? – спросил Влад.
– Нет. – Капитан покачал головой. – На хрена вы мне оставили это чудище? Поначалу спокойно лежал. Я его для надежности по затылку треснул. Жалкий такой, умолял пощадить, дескать, он простой преподаватель. Потом у вас страсти разгорелись. Я решил сбегать посмотреть, все ли в порядке. Возвращаюсь, а он уже утекает по коридору. Не человек, а заяц. Я ему подножку, потом в глаз, давай руки вязать. Он мне подошвой в висок так заехал, что я чуть копыта не откинул, ей-богу, командир. Влепил ему повторно в тот же глаз, обездвижил, так сказать. Это, кстати, не зубр шпионского дела, обычный обыватель, интеллигент, использовался втемную. Его пасли ребята посолиднее, но их вы уже сделали.
– Вернемся, посети медсанчасть, – сказал Градов и присел на корточки перед задержанным.
На того было жалко смотреть. Он вроде не притворялся, искренне жалел о том, что дал себя втянуть в шпионскую игру. Зубы его стучали от страха. Фигурант обливался потом, узорчато переливался синяк под глазом.
– Извольте представиться, милейший, – вежливо попросил Градов.
– Меня зовут Максимилиан Краузе, – с усилием выговорил субъект. – Вы не понимаете. Я ни в чем не виноват, меня заставили, шантажируя жизнью сестры. Я даже не понимал, что делаю, просто выполнял инструкции, данные мне. Я обычный преподаватель, работаю в техническом колледже, обучаю студентов механике.
– Разберемся, герр Краузе. Если вы ни в чем не виноваты, то получите глубочайшие извинения от компетентных органов. Вас, кстати, хотели убить. Это были не мы, а люди, отправившие вас на рынок. Ненадежные у вас партнеры, согласитесь. С такими негодяями лучше не связываться.
– Я ничего об этом не знаю. Эти люди мне не партнеры.
– Ладно, парни, пакуйте его, – бросил Влад. – В отделе будем разбираться.
Глава третья
После обеда зарядил густой дождь. Он лил как из ведра, превращая разрушенный город в болото. На улицах образовались лужи, машины буксовали в ямах, заполненных водой. Громыхал гром, в небе вспыхивали росчерки молний.
Градов задумчиво смотрел в окно, постукивая карандашом по столешнице.
В Красной армии довольно широко использовался гужевой транспорт. Лошади бензина не требовали, а сена и кормов на заброшенных немецких складах осталось с избытком.
Повозка сломалась на аллее, тянущейся вдоль здания. От нее отвалилось колесо. Возница сокрушался, бегал вокруг телеги. От груза он давно избавился, видимо, привез продукты в штаб. Лошадь стояла под дождем, понурив голову, помахивала хвостом. Сзади подъехала «эмка» с офицерами, водитель нетерпеливо гудел. Телега, пропади она пропадом, загородила весь проезд!
Влад задернул штору, оторвался от окна. В комнате для допросов было сухо и тепло. Сотрудники с отсутствующим видом сидели по углам. Олежка Романовский еле сдерживал зевоту.
Арестант ерзал по табурету, дрожащие руки лежали на коленях. Голова была опущена. Это верный признак покаяния. Из документов явствовало, что это действительно Максимилиан Краузе, пятьдесят один гол, место проживания – район Веддинг, улица Кальтштрассе, дом девятнадцать. Документы у господина Краузе были подлинные, и напрашивался вывод, что отчасти в своих показаниях он не врал.
– Я все расскажу, мне нечего скрывать, – пробормотал Краузе. – Это какая-то глупость, я раскаиваюсь, что допустил такое.
По глазам его было видно, что он сожалеет о содеянном. Чтобы изобразить такой страх, надо иметь талант. Клиент сам не понял, во что ввязался. Но преступление было совершено, и отвечать за него придется.
Капитан Нагорный извлек из пачки папиросу, закурил, выдохнул облако дыма.
Краузе закашлялся, схватился за горло.
– Господин майор, я вас умоляю, скажите своему человеку, чтобы он не курил. У меня астма, я не переношу табачный дым.
– Что он там бормочет? – хмуро осведомился Нагорный.
– Просит, чтобы ты не курил.
– Он что, издевается? – вспыхнул Нагорный. – Совсем охренел. Мало того что чуть мне голову не разбил!..
– Ладно, отойди к окну и открой форточку. Не хватало нам, чтобы этот астматик тут загнулся. Вспомни о сострадании, капитан.
– Точно! – Нагорный хлопнул себя по лбу. – Очень уместное слово. – Он со скрипом распахнул форточку, выдохнул в нее порцию дыма.
– Повествуйте, герр Краузе, не испытывайте наше терпение, – мягко проговорил Градов. – Все от начала до конца и только правду.
– Вы, наверное, не вполне понимаете. Я сугубо мирный человек, – пробормотал Краузе. – Никогда не состоял ни в каких партиях, не поддерживал бесчеловечный режим Адольфа Гитлера. Я скромный преподаватель, обучал студентов техническим дисциплинам. Сейчас колледж закрыт. У меня больная мать, у нее проблемы с сосудами.
– Вы женаты?
– Нет, я холостой. – Краузе замотал всклокоченной головой. – Так и не женился, детей нет. У меня есть сестра Марта, она работала в секретариате районного управления СС… Нет, не подумайте, – опомнился он. – Да, она состояла в Союзе немецких женщин, но это было исключительно формальное членство. Марта занималась только канцелярской работой, не участвовала в общественных мероприятиях или, боже упаси…
– Переверните эту страницу, герр Краузе, – сухо сказал Влад. – Дальше.
– Да, я понимаю. – К мужчине возвращалось самообладание.
Он уже не вздрагивал после каждого слова в свой адрес. Глаза его перестали слезиться, хотя всепоглощающая библейская грусть там все еще присутствовала.
– В нашем районе сейчас хозяйничают англичане и французы. Марту арестовали девятого мая, пришли к ней домой и увезли. Она виновата только в том, что работала в плохой организации. Потом ко мне пожаловали какие-то люди, показали документы, предложили поговорить.
– Облегчу вашу задачу. Представители английской спецслужбы – возможно, МИ-5, МИ-6 или Управления специальных операций – предложили вам поработать на них.
– Да, но это было необязательно и не так, как вы подумали. Я в некотором роде состоял у них в резерве, меня могли задействовать для какой-то задачи или же оставить в покое.
Офицеры переглянулись. Существует такое понятие, как «план Б». Он реализуется, когда провален или невыполним основной.
Этот план был введен в действие именно на Потсдамерплац, после неудачи миссии на Беренштрассе. Данные от «крота» в обязательном порядке должны были дойти до адресата, предположительно берлинского филиала Управления специальных операций. В первом случае действовали профессионалы, во втором – дилетант. В этом, невзирая на кажущуюся глупость, имелись свои резоны.
– Вы впервые выполняете подобное поручение?
– Впервые. – Мужчина сглотнул. – Поймите меня правильно, я простой преподаватель.
Возможно, он преувеличивал свой страх, давил на жалость, но в любом случае не был мастером по психологическим штучкам.
– То есть вы, простой преподаватель, безропотно согласились работать на британскую разведку?
– Они сказали, что так я могу спасти из заключения Марту. Ее до сих пор держат в тюрьме на Людвигштрассе. За две недели Марта сильно сдала. С ней плохо обращаются, дознаватель угрожает, что передаст ее русским. Уж простите. Помимо прочего люди, предложившие мне эту работу, обещали щедрую оплату за нее в любой валюте на мой выбор, включая американские доллары. Нам нечего есть, господин майор, а цены на рынке ужасающие. Я уже полтора месяца сижу без работы, скудные сбережения давно кончились. Я знаю, что в советском секторе жителям Берлина власти безвозмездно дают еду, в каждом квартале работают полевые кухни, людей кормят и ничего не требуют взамен. Я сам это видел. В западной части Берлина такое не практикуется. Там все устроено иначе. Людям приходится выживать самостоятельно.
– Кто вас вербовал?
– Их было двое. Бенджамин и Дженни.
– Дженни – женское имя, не так ли?
– Да, конечно, господин майор. Это была женщина. Они не называли свои фамилии, только показали документы. А может, называли, но я не помню. Мужчина высокий, худой, у него овальное лицо и невыразительные глаза. Женщина невысокая, худощавая, у нее темные, волнистые, довольно короткие волосы, а еще глаза с иронией. Они оба хорошо говорят по-немецки. Чувствуется акцент, но речь правильная.
– Где вы общались?
– Меня привезли в какое-то здание на Ройхерплац, завели с заднего двора. Над крыльцом висели британские флаги. Там стояли джипы, сновали люди в военной и гражданской одежде. Но мы разговаривали в дальнем крыле, где почти никого не было. Я дал свое согласие, что-то подписал, и меня отпустили.
– Вы даже не знаете, что подписали?
– Я пытался прочитать, но очень волновался, стекла очков запотели.
Резон в действиях британских коллег, по-видимому, имелся. Дилетанта не заподозрят. Задача не самая сложная: получить нечто – скорее всего, записку – и вернуться в английский сектор. Тем более под присмотром двух сотрудников берлинского магистрата.
Краузе был не просто дилетантом, а рекордсменом по этой части. Но британские коллеги майора Градова снова оказались правы. Подобные персонажи никогда ничего не знают.
Но почему тогда его пытались убить? Он мог описать приметы людей, завербовавших его?
История выходила запутанная. Прав был полковник Троицкий. Что-то зрело.
– Рассказывайте дальше, герр Краузе, не томите.
– За мной заехали сегодня в полдень, привезли в то же здание. В машине были капрал и двое рядовых британской армии. Со мной опять разговаривали Бенджамин и Дженнифер. Сначала они говорили пафосные слова. Возрожденная Германия при участии своих западных друзей будет строить демократическое общество и должна всячески противодействовать агрессивным устремлениям с востока. Мне выпала большая честь, я должен забрать какие-то сведения на Потсдамской площади. Ко мне подойдут, передадут записку. Потом я должен буду немедленно покинуть площадь, вернуться в британский сектор. Они уверяли, что это безопасно, меня будут страховать, советская контрразведка ни о чем не узнает.
– Кто должен был прийти на встречу?
– Да откуда же я знаю? – истерично выкрикнул Краузе. – Выходит, что этот человек знал меня в лицо, мог видеть мой снимок, сделанный в здании на Ройхерплац. Он должен был сказать: «Не желаете приобрести собрание сочинений Фридриха Энгельса?» Ответ следующий: «Да, с радостью, но только не „Манифест Коммунистической партии“, который я уже читал». Боже правый, я понятия не имею, кто такой Фридрих Энгельс и зачем мне нужны его сочинения. – Краузе закатил глаза к потолку. – Но я все прилежно выучил. Человек должен был подойти, сказать условную фразу, дождаться отзыва, а потом мне что-то передать. Желательно так, чтобы не видели окружающие. Я, наверное, полчаса ходил по этой чертовой площади, делал вид, что прицениваюсь к одежде. Пошел дождь, я весь промок. Потом меня застали врасплох. Кто-то подошел справа, велел не поворачиваться, произнес условную фразу. Я сделал все так, как он говорил, произнес отзыв.
– Это был мужчина?
– Да, конечно.
– На каком языке вы говорили?
– Как на каком? – удивился Краузе. – На немецком. Я не знаю других языков.
– Его речь была чистой?
– Нет, чувствовался сильный акцент. Еще мне показалось, что он хочет изменить голос.
– Не сочиняйте, герр Краузе, что вы его совсем не видели.
– Он был в глубоко надвинутом капюшоне. Темно-коричневый макинтош. Рост примерно средний, ниже меня. Голос с легкой хрипотцой. Извините, но боковое зрение у меня не очень хорошо развито.
– Узнаете его по голосу?
– Возможно. Не уверен. Но он должен говорить по-немецки.
– Что было дальше?
– Он достал из кармана плаща сложенную записку. Я уже протянул руку. И вдруг все пошло не так. Он, видимо, что-то почувствовал или увидел людей, которых боялся. Я не знаю, не могу сказать. Мне кажется, он сильно испугался, не стал отдавать мне записку, скомкал ее, выбросил в грязь и прошептал: «Не поднимайте, уходите немедленно». Или что-то в этом духе. За дословность не ручаюсь. Я тоже испугался. Рука онемела. – Краузе закашлялся.
Влад досадливо поморщился.
«Значит, мы чем-то выдали себя на рынке. На эту парочку не смотрели, и все же „крот“ засек наблюдение, предпочел не рисковать, избавился от компрометирующих его материалов.
Кого он заметил? Капитана Нагорного, вдумчиво читающего книгу? Олежку и Егорку, которые вертели головами? Лично меня, майора Градова, чей образ также плохо гармонировал с завсегдатаями рынка?»
– Этот человек очень быстро ушел, – прокашлявшись, продолжал Краузе. – Он просто нырнул в толпу. Я видел лишь спину. Данный тип сутулился, его голову закрывал капюшон. Мне было безразлично, в какую сторону идти. Я плохо соображал в ту минуту, двинулся к выходу с рынка, сильно нервничал.
«И в этот момент попался на глаза Грамарю, – удрученно подумал Градов. – А „крот“ тем временем уже покинул опасную зону и скрылся в неизвестном направлении».
– Дальше все понятно, герр Краузе. Вы засекли наших людей, попытались скрыться.
– Да, я признаю. – Краузе заметно побледнел. – Это выглядело глупо, но я сильно испугался.
– То, что вы живы, – исключительно заслуга советской контрразведки. Вы же не станете спорить с этим? Вас хотели убрать люди, давшие вам работу. Вы стали опасны для них. Хотя не понимаю, почему так вышло. Согласно вашим показаниям, вы практически ничего не знаете, кроме имен и примет людей, вас завербовавших, а также здания под британским флагом, где это происходило.
– Этого мало? – Краузе опустил голову и уперся глазами в пол.
Он не был дураком, невзирая на склад характера и полную непригодность для агентурной работы. Британцы решили соригинальничать, а получилось это у них совсем плохо.
– Да, я понимаю, что обязан вам жизнью. Готов сотрудничать, но ума не приложу, что могу для вас сделать.
Судя по всему, ничего. Герр Краузе превратился в отработанный материал. Выжать из него было нечего. Использовать против прежних хозяев – глупо. Обладатели документов на имена Швабе и Рихтерманн мертвы, их руководство скоро об этом узнает. Если это уже не произошло.
Майору было жалко этого человека. От безысходности тот подписался на авантюру. Дело не выгорело, вреда Советскому Союзу он не причинил. Но преступление имело место, а закон суров.
– Опишите место, где вы встретились с этим человеком.
– Это восточная часть рынка, там берлинцы продают ненужные вещи или обменивают их на продукты. Пожилой мужчина со шрамом под глазом сбывает старые люстры, электрические провода, трансформаторы. У него палатка, я еще подумал, что он живет на этом рынке. Слева сгоревший киоск. От него осталась кучка обугленных досок. Их никто не убирает, и в этой части рынка чувствуется запах.
Немец поскромничал. Ароматами гнили, разложения был окутан весь Берлин.
Хорошо, герр Краузе, мы вас поняли.
– Скажите… – Мужчина задрожал. – Что со мной будет? Я ведь не сделал ничего дурного. Вернее сказать, не успел.
– Признайтесь, герр Краузе, вы состояли в фольксштурме?
Мужчина понимал, что врать бессмысленно. Любая даже невинная ложь цвела пунцовыми пятнами на его физиономии.
– Да, нацисты забирали всех – рабочих, служащих, пенсионеров. Нам дали карабины с тремя обоймами и нарукавные повязки. Клянусь, я не участвовал в боях, не стрелял в ваших солдат. Нас было пятнадцать человек, мирные жители из нашего района. Нам было приказано оборонять баррикаду на Химмерштрассе. За нами присматривал фельдфебель… не помню его фамилии. Он был убит сразу, а мы разбежались, как только появились советские танки. Поймите, мы не собирались воевать, нас силой заставили. Скажите, что со мной будет?
– Из всех новостей, герр Краузе, я имею только одну хорошую, – заявил Градов. – Мы вас не расстреляем, поскольку не воюем с гражданским населением. Остальные новости только плохие. Обозримое будущее вы проведете в заключении. Далее посмотрим.
Грамарь и Романовский, посланные на Потсдамскую площадь, вернулись через час. Оба цвели, как клумба с георгинами.
– Держите, товарищ майор. – Олежка выложил на стол скомканный лист бумаги, грязный, отсыревший. – Особо разворачивать не стали, текст расплылся бы у нас в руках. Так, немного отогнули. Это точно оно, товарищ майор. Мирные граждане города Берлина немного охренели, когда мы всех разогнали и стали в грязи копаться. Каждый метр осмотрели возле того мужика со шрамом. Краузе не соврал, все было именно так. Записку под прилавком нашли, ее туда ногой кто-то отбросил, возможно, случайно. Перед этим по ней народ качественно потоптался.
Влад работал пинцетом и ножом, затаив дыхание разворачивал бумагу, как древнюю карту с пиратскими сокровищами. Промокший, порванный в нескольких местах листок лежал перед ним на столе. Он был вырван из офицерского блокнота, выдаваемого штабным работникам. У самого Градова имелся точно такой.
Размытые строчки плясали перед глазами. Половину текста невозможно было прочесть, все размылось. «Крот» использовал химический карандаш, писал печатными буквами.
Градов всматривался в каракули, видимо, выведенные левой рукой, чтобы нельзя было идентифицировать почерк.
В записке были указаны номера частей, стоящих в Берлине, их примерный состав, вооружение, районы расположения: Трептов, Панков, Вайсензе, Фридрихсхайн. Упоминалась охрана мостов через Шпрее, местонахождение казарм, столовых, адреса материальных складов в Лихтенберге и Копенике, арсеналов в округе Пренцлауэр-Берг, между улицами Бергхайн и Райнекштрассе. В конце послания была сделана приписка, сообщающая об отправке в Союз Двести пятьдесят четвертого стрелкового полка, о готовящемся возвращении на родину стрелковой бригады и зенитно-артиллерийского полка.
– Ничего себе, командир, – пробурчал капитан Нагорный и озадаченно почесал затылок. – Серьезный тип, хорошо информирован, значит, не последний человек при штабе. Вот сволочь какая. Не найдем мы его по этим каракулям. Посмотри, он каждую буковку выписывал, почерк менял. Эх, жалко, что нет у нас возможности снять отпечатки пальцев. Враз бы лазутчика вычислили.
– Жалко у пчелки, – заявил Градов. – А процедура дактилоскопии нашему ведомству недоступна. Непонятно, как с этой жеваной мочалки снимать отпечатки. Давайте по существу, товарищи офицеры. В нашем штабе обосновался «крот». Теперь мы это знаем наверняка. Это офицер. Совсем не обязательно, что он занимает высокое положение, просто имеет доступ к сведениям, составляющим военную тайну. Будем искать. Не смотрите на меня так жалобно. Я тоже не понимаю, какую цель преследуют союзники, собирая эти сведения.
– То есть наша разведка не подкачала, – удовлетворенно констатировал полковник Троицкий. – Что ты хочешь, Градов? Мы были союзниками, когда требовалось разбить Германию. Данная задача выполнена. Формально мы друзья, но теперь уже каждый решает свои задачи. Их цель – воспрепятствовать Советскому Союзу, наша – распространить свое влияние на Восточную и Центральную Европу. Ты план действий разработал, Градов? В курсе, что штаб стрелкового корпуса – весьма раздутая структура, и найти в ней «крота» задача та еще? Сведениями о дислокации и передвижении войск могут обладать порядка ста человек. Военная бюрократия, сам понимаешь. Потери мы понесли ужасные, но штаб уже укомплектован полностью, не прошло и трех недель. В войска бы такие пополнения! Давай рассуждать логически. Человек может использоваться втемную? Скажем, подложили империалисты ему бабу, влюбился, все такое. Вот она и тянет из него секреты.
– Думаю, нет, товарищ полковник. Этот человек действует осознанно, он сделал свой выбор. Не знаю, как на Беренштрассе, где мы не дождались лазутчика, но на Потсдамерплац явился лично «крот». Надо действовать методом исключения. Кто из штабных в этот день и час находился вне расположения части, и место его пребывания никто не может подтвердить? Этот вопрос надо прояснить со всей возможной тщательностью. «Крот» – мужчина. Он осторожен, не дурак, на рожон не лезет. Можем исключить всех высоких и низких. «Крот» общался с Краузе на немецком языке, во всяком случае, произнес без запинки, пусть и с акцентом, одну фразу. Он не мог ее подготовить заранее, поскольку не знал, что возникнет столь щекотливая ситуация.
– Ты доверяешь показаниям Краузе, майор? Он может оказаться талантливым актером.
– Не настолько, чтобы это не бросалось в глаза. Я не почувствовал подвоха. Краузе испуган, искренне жалеет, что повелся на авантюру. Ему нет смысла прикидываться, поскольку мы его в любом случае не отпустим.
– Хорошо, допустим. Ты представляешь, какой объем работы предстоит проделать в сжатые сроки?
– Да, я представляю, товарищ полковник. Но дополнительных людей мне не надо. Будем копать своими силами. Так есть шанс, что «крот» не насторожится. В противном случае он пустится в бега. Это не линию фронта перейти, а всего лишь пару кварталов.
– Копай, майор, – проворчал Троицкий. – Задета честь мундира. Война окончена, а «кроты» как ни в чем не бывало роются в нашем хозяйстве. Черт меня побери, если не происходит что-то странное. Сколько дней тебе нужно, чтобы выполнить работу?
Вопрос был крайне интересный.
На выявление подозрительных лиц ушли сутки. В Берлине за это время ничего не произошло. Ароматно воняла тлеющая свалка на Крюгеплац. Пожарные извели на нее десятки машин с водой, но смрад лишь усилился, окутал окружающие кварталы. В Берлин возвращались мирные жители, пешком, на машинах и гужевых повозках. Пленные солдаты разбирали завалы вблизи Александерплац.
