Александр Стрельников
Встреча с родиной
Предисловие
За время СВО я читал немало военных текстов: фронтовые дневники, рассказы очевидцев, телеграм-заметки и даже полноценные мемуары. Но в феврале этого года мне прислали большой материал, который радикально отличается от всего того, что я видел, слышал и смотрел ранее. Эта книга, как и положено в хорошей литературе, одновременно вызвала и экзистенциальный ужас, и эсхатологический восторг.
Автор, Александр Стрельников, в прошлом обычный офисный сотрудник. Как и большинство из вас. С хорошей работой, нормальной зарплатой и вполне ясным будущим. Но однажды он решил просто взять и уйти защищать Родину. И не куда-нибудь, а в ЧВК «Вагнер».
Дальше можно было написать классическое «а потом его жизнь изменилась навсегда», но это будет пустая банальность. Хотя бы потому, что наш герой, если мягко выразиться, попал натурально в сюжет фильма «Апокалипсис сегодня». И нет, я не хочу объявлять о долгожданном рождении русского Юнгера. Я хочу сказать, что это произведение нужно обязательно прочесть всем.
Это не героический эпос в современных декорациях и не очередная заплачка о том, что на войне убивают (представляете?) людей. Это просто большая человеческая история. И она точно не оставит вас равнодушными.
Меня, например, эта книга не оставляет до сих пор. И я бесконечно рад, что принял участие в ее появлении на свет. Все-таки с Родиной встречаешься не каждый день.
Святослав Павлов,главный редактор «Под лед», сооснователь «Обыкновенного царизма»
Встреча с родиной: История одного вагнеровца
Судьба всегда грозит смертью, но свободно избранная – она чревата встречей с Родиной.
Луи-Фердинанд Селин «Путешествие на край ночи»
Пролог
Наверное, если задать мне вопрос «Почему ты оказался на этой войне добровольно?», я отвечу, что хотел стать частью истории. «Навсегда уходящему солнцу героев помаши на прощанье рукой» больше неактуально. Новое солнце новых героев стремительно восходит, и я хочу быть одним из его лучей. «А вдруг убьют? А вдруг калека?» Так и не решил для себя, что страшнее. Наверное, второе.
К середине марта мысль о том, что эта война должна стать моею, крепко засела в голове. Уже стало ясно, что наш «бросок мангуста» потерпел неудачу и все примет затяжной характер. Если кому-то интересен глубокий анализ военных действий и политических решений в тот период, то это не ко мне. Заниматься такими вещами, не имея возможности зайти в кабинет к лицу, принимающему решения, значит спекулировать своими предположениями и разводить политоту.
Я не претендую на Нобелевскую премию по литературе и пишу это по просьбам моих боевых товарищей и хороших знакомых. Дай Бог им здоровья и дай Бог здоровья моей семье за их молитвы и Веру!
Вставай, страна огромная!
Мобилизация волновала умы мещан. Одни спешно покидали страну, оставляя машины и гордость на грузинской границе, другие закупались экипировкой по нереально взлетевшим вверх ценам. Я метался.
– Прикинь, мне Серега звонил, в Вешках вчера в ночь три автобуса народа увезли прям от военкомата.
– Видео скинули, как мужика насильно в тачку паковали, походу, скоро все поедем!
С Максом мы дружим еще со срочной службы. Он и дал мне финальный толчок – возможность сказать матери и близким о моем решении.
– У меня друг детства уже две командировки в «Вагнере» отслужил, его на Попасной ранило, щас восстанавливается и обратно. Может за нас договориться, чтоб в его отряд взяли. Ты как?
Слушаю его сквозь шум в ушах. Главное, как преподнести новости матери? Говорю с комом в горле, что надо обдумать. Звонок через час. С номера Макса звонит «человек»:
– Пойдешь в 5-й отряд? Я щас буду с командиром разговаривать.
– …
– Пойду.
Блядь, вот дебил. Куда пойду-то? А работа как? А все остальное? Но уже ж сказал, что пойду, сейчас командиру за меня скажут. Это же «Вагнер», заднюю дам – приедут ноги сломают еще. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов. Испить чашу до дна.
– Мам, короче, ты же в курсе, что мобилизация…
– И чего? Повестку получил?
– Нет, просто те, кто получает, потом не особо рады тому месту, куда попадают.
Вижу, как меняется взгляд, материнское сердце не обманешь.
– В общем, нашел знакомого, он на беспилотнике служит далеко от фронта, говорит меня заберет.
– Оно надо тебе? Сиди уже дома!
– Мам, ну лучше так, чем мобилизованным. Пока выбор есть, лучше выбрать…
– Ну, может, обойдется, не всем же приходят повестки!
– Может, обойдется, может, нет. Зачем полагаться на случай?
– А что за знакомый?
– Да Макса друг. Макса же помнишь?
Удивительно все-таки, как жизнь наша складывается из мелочей и принятые решения порой зависят от каких-то нелепых случайностей. Уже сейчас я понимаю, что сказать я «человеку» мог что угодно, никто бы мне ничего не сделал, если бы я передумал. Таких «обещал», рвущихся в бой и дающих заднюю, хватает везде, и «Вагнер» не исключение. Повестку я вряд ли бы получил, учитывая тот факт, что работал в аккредитованной IT-компании и начальство сразу объявило, что мы все «забронированы».
Но мысль о том, что это моя война, жила в моей голове с середины марта, а мобилизацию объявили 21 сентября. Все это время я, как зомбированный, читал новости, которые то радовали, то угнетали, и никак не мог сказать о своем решении. Вот Мариуполь взяли, азовцев пленили (члены запрещенной в России организации. – Ред.). Какие-то договорняки в Стамбуле, азовцев то ли отпускают, то ли опускают в донецких СИЗО. Харьков оставили, Киев оставили. На Херсонщине какая-то движуха непонятная. Походу, без меня не справятся. Это я так себя ободрял.
После разговора с матерью внутри отлегло. Я понимал, что это, возможно, самый трудный разговор в моей жизни и, пройдя этот этап (пусть и чутка спиздев), мне было намного проще решиться на все остальное.
Надо было уволиться с работы. Причем быстро, так как ехать мы должны были вот-вот. А еще даже экипировки элементарно не было. Я не разбирался в таких вещах, меня и Макса консультировал «человек из Компании».
– Берите обувь удобную, аптечку сами собирайте, если плитник найдете по норм цене – вообще заебись будет.
Плитник по норм цене в период массового спроса найти было нереально. Очередь на изготовление в профильных компаниях стояла на три—пять месяцев вперед, а барыги продавали общевойсковые бронежилеты за 200 тысяч рублей. С началом мобилизации увеличился и поток добровольцев (видимо, многие, как и я, воспользовались случаем всеобщего помешательства и нашли оправдание своему великому стремлению умереть за Родину).
На фоне массового «исхода из-под юбок» еще смешнее звучали слова о том, что за нас с Максом договорятся. Мол, Компания сделает исключение, потому что командир попросит. Хотя рекламные плакаты «Оркестра» висели уже почти в каждом городе и пестрели надписями о наборе добровольцев. Но мы-то шли по «особому» пути. За нас с командиром поговорят люди.
На работе вошли в положение, уволили одним днем. Отдельно стоит упомянуть, что директор при увольнении крепко пожал мне руку и сказал:
– Молодец, горжусь твоим решением.
Он протянул мне конверт, чуть позже я посчитал. Там было 70 тысяч рублей, которые я благополучно пустил на покупку необходимого снаряжения и закрытие долга по кредитке. Слава русскому бизнесу!
Мать уведомлена, с работы уволился, экипировку купил. Дела идут, и пути назад нет. Макс с «человеком» приехали в Ростов, готовимся к отбытию.
Поворот не туда
Сидим у Макса, жарим шашлыки и пьем пиво. Завтра в дорогу. Человек из Компании Андрей (имя изменено) периодически делится воспоминаниями. Боец при мирных гонялся с ножом за гусем, это увидел командир и прострелил ему колено в качестве наказания. Мы смеемся. Из пополнения в 150 человек, приехавших в Попасную, через два дня осталось в живых восемь раненых (включая Андрея). Мы задумчиво молчим.
Пока не на войне, о таком стараешься не думать. Хоронить себя заранее может кем-то и считается плохой приметой, но не зря говорят, что самый лучший солдат – это тот, кому нечего терять. И правда, что тебе терять, если ты уже мертв.
Под вечер сели смотреть «Лучшие в аду». Макс, не одаренный изысканным вкусом и даром кинокритика, выдал тем не менее гениальную рецензию:
– Ну и чё это за хуйня. Пошли, все умерли, а в итоге зря! Этим они меня мотивировать собираются?!
Война ломает идеалистов коленом о позвоночник. Вот ты героически, в полный рост бежишь на пулемет, меткой очередью убиваешь пулеметчика, тут же ловишь в голову пулю снайпера и падаешь замертво. Через минуту пулемет вновь заводится, потому что убитого с той стороны сменил второй номер расчета. Эй, я тебя убил вообще-то, почему ты стреляешь? У войны свои законы, и хуже трусов на ней – фаталисты.
Утром выехали. Нас троих везет кум Макса (если что, это не Медведчук). По дороге еще раз слушаем инструктаж:
– На калитке не тупите, говорите, что от Баварца, пойдете на «фильтр» заполнять анкеты, потом говорите, что хотите в 5-й штурмовой отряд. Сделаете все правильно, я вас заберу потом.
Мы так и планировали. По пути у Макса и Андрея начались упаднические настроения. Я сидел и слушал. Андрей собирался ехать «на дальняк», в Африку. Он не особо горел желанием возвращаться на СВО, его крайняя командировка продлилась 18 дней до момента с ранением. Говорит, на дальняке проще, арты столько нет, стрелкотня изредка. Начал нас подбивать:
– У меня есть контакты, надо набрать старшему по набору на Африку. Там справок много надо, зато хоть живыми останемся.
Я не горел желанием ехать в Африку, когда война идет в 200 километрах от моего дома в Ростовской области. Что мне эти негры? Максу идея, кажется, понравилась, но были и еще варианты.
– Блядь, помнишь Саню (говорит о нашем сослуживце по срочке), он же в «Ахмат» пошел, три месяца на зачистках пробегал и вернулся. Давай наберем, узнаем, что как.
– Да нахуя оно надо, решили же уже, чё теперь сделаешь.
– Да просто наберем, пообщаемся.
Мы заезжаем в придорожное кафе, Макс на проводе с Саней, я сижу в зоне летнего кафе и курю.
– В общем, все, как он говорит: три месяца в полку «Ахмат», экипировку дают, на передок не ходишь. Мне кажется, для первого раза лучше и не придумаешь.
– Да, вам для первого раза большего и не надо, куда вам в «Вагнер», вас там ебнут просто, там пиздорез самый, – подхватил Андрей.
– А чё там делать-то надо?
– Ну ходишь во второй линии на зачистках.
– Короче, давайте монетку кинем: орел – «Вагнер», решка – Грозный, – предложил Макс.
Мы кинули три раза, все три раза выпала решка. Мне не нравилась идея сменить курс на Грозный, я готовился пить свою чашу до дна, а не три месяца на зачистках и вот это все, но монетка решила так. Значит, едем. До Грозного было почти 800 километров, и кум явно был не рад, что подвизался отвезти нас.
Волчье логово
Мы въехали в Чечню под утро. Саня дал Максу контакт, через кого он заходил в «Ахмат», звонит ему.
– Он сказал езжать в мэрию, там уже скажут, что делать.
Вдоль дорог через каждые 300 метров рекламные щиты с изображением Путина и Кадырова в обнимку. За щитами типичный поселок городского типа: хрущевки, автосервисы, мойки, иногда какие-то магазины. Центр уже красивее, чем-то даже Ростов напомнил. Мы у здания мэрии, на калитке два бойца.
– Нам сказали, что тут добровольцев записывают.
– Да, вон туда идите вдоль забора, на КПП вещи оставите, потом обратно отдадут, как увозить будут.
– Куда увозить?
– Там скажут, идите.
На КПП легкий шмон: достали ножи, мультитулы, у меня даже вилку забрали. Что, сам Кадыров, что ли, будет записывать нас? По пути к нам прибился отмороженный сибиряк. Я не то чтобы всех сибиряков считал отморозками, но конкретно этот – просто кадр. Прилетел чуть ли не с Камчатки в Грозный, говорит, 100 тысяч только на билеты ушло. Зачем? Там что, военкоматов нет? Или он тоже на три месяца на зачистки? Человек-загадка.
Позже оказалось, что, проделав такой длинный путь, он забыл взять военный билет. Однако в стране мобилизация, и нет препятствий патриотам. Поэтому его так же, как и всех остальных, благополучно внесли в почетный список добровольцев.
Толпу в 40 человек загрузили в микроавтобус, явно на такое количество не рассчитанный, и повезли в Гудермес в РУС (Российский университет спецназа. – Ред.). На выходе нас строят, еще раз шмонают (так основательно, что я свой мультитул просто в карман переложил из сумки и его не отобрали). Потом говорят, что будете по трое ходить в ту дальнюю палатку, там вас запишут. Дошла до нас очередь, заходим, там трое «зеленых».
– Здаров, парни, садитесь, заполняйте анкеты.
Начинаем читать, попутно расспрашивая о сроке контракта и условиях. Оказалось, никаких подъемных нам не дадут, зачисток тоже не будет. Объявлена мобилизация, поэтому контракт теперь бессрочный. То, куда нас настойчиво пытались пихнуть «зеленые», хоть и называлось «Ахматом», но по факту было 58-й армией. То есть нам предлагали обычный контракт Минобороны. Вспомнив про сибиряка, заулыбался.
– Я не буду ничего подписывать. – Андрей рвет анкету и отбрасывает ручку. Мы делаем то же самое.
– А что так?
– Я в «Вагнер» поеду, я там был уже. Они тоже.
– Ну и что вам ваш «Вагнер»? За ранение что дадут?
– 350 тысяч и протез.
– Ну вот, а у нас три миллиона.
– Как будто в этом дело, – вставил я.
– Ну лады, парни, как знаете.
Мы вышли из палатки, нас отвели к двум бойцам, что-то им сказали на чеченском. Те говорят, ждать здесь, пока автобус не повезет в город обратно. Поддавшись стадному инстинкту, за нами пошли еще два или три тела. Они даже не заходили в палатку, просто услышали наше бурное обсуждение и решили тоже выразить свой протест. А может, просто внезапно поняли, что война им не так уж и нужна. Странно, что они нас заманить ранениями пытались. На войну вроде как воевать едут, а не ранения получать.
Макс сидит, смотрит на двух чехов, что переговариваются на своем, глядя на нас:
– Интересно, а что им мешает нас сейчас просто ебнуть?
– Ничего не мешает, я сразу говорил, что идея хуевая.
Через десять минут пришел вояка, что вез нас до РУСа. Мы погрузились в тот же автобус. По пути он еще раз пытался уговорить нас подписать контракт, но Андрея не переубедить. Мы с Максом просто сидели молча.
– Я в Грозный не еду, могу только до заправки докинуть, оттуда пешком километр до такси.
Идем и по пути договариваемся с кумом, чтоб вернулся за нами. Говорим, что объясним все потом.
– Надо до Грозного доехать, вон такси стоят, пошли.
Таксист-чеченец повез нас, уточнив два раза, куда именно нам надо. Мы хотели доехать до междугороднего автовокзала, так как он был на конце города и оттуда куму было проще нас забрать. Мы четко указали, что вокзал нужен именно междугородний, потому вдвойне удивились, что привез он нас до городского транспортного депо.
– Вот мудак, видимо, ехать впадлу было.
Поняли мы это, уже когда он нас высадил и уехал. Начали ждать кума тут. Когда уже начало темнеть, мы решили все-таки добраться до окраины города, чтобы кум не искал нас в потемках. По пути другой таксист оказался более дружелюбным, все показывал нам на своем телефоне какую-то архитектурную дичь «как в Дубае», которую недавно открыли в Грозный-сити. Наконец мы приехали, подоспел и кум. Сели к нему, сказали вывозить нас отсюда быстрее. На душе было так себе.
– А я говорил…
Решил испить чашу до дна – не ищи способов наебать систему.
Никто адресом не ошибся?
После Грозного настроение совсем упало. Время потеряли, деньги потратили. Но решимости не убавилось – едем «на Моля» (база ЧВК «Вагнер» в Молькино. – Ред.). В Краснодаре Макс жил два года, поэтому весь микрорайон «Молодежный» очень был ему рад. Местные армяне насыпали нам кучу фруктов из своих продуктовых точек, налили водки. Явный контраст после «кавказского гостеприимства» в Чечне. Решили, что заслуживаем отдых.
Вечером следующего дня мы уже ехали в сторону Горячего Ключа. На этот раз нас везла подруга Макса. Уже совсем стемнело, когда мы попрощались на шлагбауме и двинули с сумками к той самой калитке. Прошли шлагбаум «зеленых», сказали, что идем в пионерлагерь. На следующем КПП сперва никого не увидели, но внезапно из кустов вышли две фигуры в масках, броне и с автоматами.
– Куда?
– Я после ранения, иду в отряд, эти первоходы, они со мной, – говорит Андрей.
Ловлю на себе тяжелый оценочный взгляд секунды на три, после чего фигура исчезает, и мы проходим дальше.
– Ебать, это кто был вообще, – думаю вслух.
По пути от шлагбаума до калитки надо было пройти километра два по грунтовке. Слышим раскаты ствольной артиллерии – ночные занятия у артиллеристов. От внезапных взрывов чуть на землю не упали. Через минуту начались ночные стрельбы с БМП, три коротких выстрела. Чем ближе к калитке, тем чаще разрывы. Наводит на мысли. Идем к свету, видим ту самую калитку.
– Пятый отряд, после ранения.
Андрея запускают.
– А вы куда?
– Мы от Баварца.
– Идите пока в беседку посидите, я позову.
В беседке сидит человек пять, тоже, видимо, ждут, пока позовут. Разговорились, встретили земляка. Спустя минут десять слышу за спиной скрип калитки, к нам идет человек.
– Парни, никто адресом не ошибся? Все знают, куда приехали?
– Угу.
– Ну о’кей, тогда пошли за мной.
Зашли, сдали в будку телефоны, расположили сумки на столе для досмотра. После шмона нас запустили в первое от калитки здание – фильтр. Народу много, все суетятся, бегают с какими-то листами. По очереди проходим нужные кабинеты, заполняем анкеты. Процесс долгий и нудный, время ближе к часу ночи, решаем пойти покурить. В курилке куча народу, все разговаривают между собой вполголоса. Мы тоже с Максом о чем-то болтали. Сзади какой-то матерый вояка из действующих сотрудников разговаривал с коллегой громче остальных, чем и сделал всех присутствующих невольными слушателями:
– …Ну и по итогу, кароче, заебал нас этот пулеметчик, и мы его гранатами забросали. Хы-хы.
Мужик колоритный, взгляд не на собеседника, а в пустоту. На лице то ли улыбка, то ли оскал. На вид лет 40. Интересно, дохуя он народа убил? После фильтра нужно было пройти медосмотр и процесс трудоустройства, а это только утром. Нам показали, где можно лечь спать. Обычные армейские двухъярусные шконари, на нижних уже кто-то храпит, лезем наверх. Заснул быстро, почти не думал ни о чем. Устал. Но мы уже тут, а значит, теперь уже точно пути назад нет.
Война все стерпит, всех примет
В класс, где нас должны были инструктировать сотрудники службы безопасности, врывается высокий рыжий мужик. Он громко и четко начинает перечислять вещи, за которые нас убьют или покалечат. Алкоголь, наркотики, убийство мирных, насилие над женщинами и мужчинами и отказ от выполнения задачи грозили нам позорной смертью от рук своих же командиров или как минимум простреленным коленом. На усмотрение командира может даваться шанс искупить свою вину кровью. Обычно это означало постановку невыполнимой задачи и последующую смерть от рук противника. Мы под всем подписываемся.
Бюрократические процедуры позади, мы зачислены в 5-й отряд, готовимся убывать на подготовительный полигон. Там нам предстояло прожить 14 дней в рамках курса молодого бойца. Перед отправкой нас собрал на разговор командир отряда, отвечающий за молодое пополнение. Низкорослый бурят лет под 40, говорил тихо, но четко:
– Главное – не ссать, пацаны. Арта работает жестко, всегда двигайтесь, меняйте позиции. Не тупите.
Я старался любую информацию от «бывалых» слушать очень внимательно, их знания спасли им жизнь, теперь могут спасти ее и мне. Кто-то задает вопрос про зэков. Тогда уже все посмотрели видео из зоны, где Пригожин вербует новобранцев.
– Вы с ними вряд ли пересечетесь. У них свои задачи, у вас – свои.
Приходит молодой парень, говорит брать шмурдяки и топать за ним. Думал, на полигон нас повезут на чем-то, но мы шли пешком. Километра три, не меньше. С вещами. С нами резво топал дед, лет шестидесяти, тоже из числа добровольцев. Тогда к качеству добровольцев особо не присматривались, брали всех, у кого есть желание и нет ВИЧа и гепатита (позже, когда требовалось больше народа, начали брать и «амбреллу» – их селили отдельно. Зэков с ВИЧ и гепатитом, кстати, брали всегда). Если у добровольца сильное ожирение, его отправляли в город, делать ЭКГ под нагрузкой. Если там не выявлено проблем – добро пожаловать. Война все стерпит, война всех примет.
Половину пути прошли, дед уже не такой резвый. Молодой его подбадривает, говорит: почти на месте. В палаточный лагерь мы добрались минут за 30, как раз к вечернему построению и проверке личного состава. Толпа народа стояла вокруг старшего лагеря – возрастного чеченца. Он хриплым голосом выкрикивал позывные, из толпы доносилось «я». Мы дождались, пока все закончится и позвали его, чтобы он распределил нас по палаткам. Лагерь был большой, на несколько тысяч человек, палатки армейские, где-то внутри – шконки, где-то – нары. Нам с Максом досталось два места в палатке с нарами. Закинули спальники наверх, сумки вниз. Ложимся спать.
Ближайшую неделю наш день начинался с построения на плацу, походов на занятия с перерывами на прием пищи в полевой столовой, немного времени на отдых. Были даже модульные души, но помыться под хорошим горячим напором удавалось едва ли. Благо октябрь в Краснодаре теплый и можно было ополоснуться холодной водой. Нас каждый день учили стрелять, метать гранаты, мы оттачивали оружейную акробатику. Никто не заставлял нас на скорость разбирать автомат, но умение быстро перезаряжаться тренировали до кровавых мозолей. Физухе тоже особо не уделяли внимание: жить захочешь – добежишь. Учились штурмовать здания, окопы, слушали лекции по медицине, тренировались оказывать себе и товарищу помощь, носились с «ранеными».
По мере нахождения в лагере стал ближе узнавать соседей. Основная масса – средних лет мужичье. Кто-то работягой всю жизнь был, но зачем-то козырял, что два года отслужил в разведке. Кого-то жена и дети заебали, и лучшего решения своих личных проблем они не придумали. Были и другие. Один из соседей – высокий, интеллигентного вида мужик, говорит грамотно, не матерится.
– А ты чем занимался?
– У меня бизнес в Москве, друг мой.
– Ого, а сюда чего решил?
– Ну, понимаешь, если сейчас их не остановим, через года два они все здесь будут.
– А бизнес?
– Да что бизнес, на жену доверенность сделал и поехал.
Позже он стал командиром взвода огневой поддержки (ВОП), руководил работой всей ствольной артиллерии и минометов нашего отряда. Вот и говорите потом, что воевать идут неучи, кто в жизни себя найти не смог. Банковские управленцы, владельцы бизнеса, многодетные отцы, офисные работники (как я), кадровые офицеры авиации, автомеханики – все бросали мирную жизнь и ехали воевать.
Многие из «мужичья» соскакивали до конца КМБ: пятисотились и ехали домой. Компания в качестве мер воздействия заставляла их отработать на нужды лагеря то количество дней, которое они провели тут. Они возводили новые палатки, сколачивали нары, стояли на раздаче в столовой. Особенно мне запомнился огромный, раза в два больше меня, амбал, весь в татуировках с рунами и бородой, который мирно улыбался и разливал нам, дрищам, компотик в столовой. Выглядело это забавно. Выбор таких людей я не осуждал, каждому свое, тем более что пятисотиться на полигоне – это одно, а на войне – совсем другое. Там бы их просто убили свои.
Были и бывшие ополченцы. Одного из таких звали Минер, он ветеран двух Чеченских войн, был в Дебальцево, в аэропорту в Донецке. Позывной явно указывал, что с саперным делом он был на «ты». Он так и не доехал до передка, его оставили руководить группой инженерных войск «Вагнера», ставить мины и отмечать их на карте. Мне рассказывали, что Минеру это не особо нравилось, ходил угрюмый, жаловался браткам, что, походу, это не его война. А потом в склад прилетел HIMARS. И «не его война» его забрала. Царствие небесное.
На седьмой день обучения нас начали опрашивать, кто какую специальность хочет получить. Можно было пойти учиться на миномет, гаубицу «Д-30», АГС, СПГ, ПТУР и БПЛА. Брали и на тяжелую технику, но только с опытом. Мы с Максом решили пойти на ПТУР, чему и были посвящены наши последние семь дней подготовки в лагере. Мы разобрались с пусковой установкой, выучили основные маркировки ракет, два раза стреляли. В группе нас было человек 15.
Однажды на стрельбах двое парней произвели пуск ракеты, которая из-за брака поздно запустила движок и упала на землю. Боевая часть отвалилась, осталась топливная. Она начала шипеть и метаться по всему полю в агонии, чем обратила нас в бегство. Никому не охота было помирать от этой шайтан-трубы. Позже, когда все успокоилось, приехали саперы подрывать БЧ. Наложили заряд, мы отошли далеко, за наблюдательную вышку «зеленых», согнали всех оттуда вниз. БАХ! С вышки посыпалось битое стекло от взрывной волны. Мы стояли и угорали над тремя охуевшими от таких дел офицеров. Я тогда ни капли не пожалел, что решил пойти на ПТУР. Это было страшно весело.
А вскоре стало еще веселее. Нас повезли на фронт.