"Архипелаг возникает из моря" – так названа глава о легендарных раннесоветских Соловках. Каковы же очертания всплывшего Архипелага? Вслед за автором мы ступаем в ладью, на которой поплывем с острова на остров, то протискиваясь узкими протоками, то несясь прямыми каналами, то захлебываясь в волнах открытого моря. Такова сила его искусства, что из сторонних зрителей мы быстро превращаемся в участников путешествия: содрогаемся от шипения «Вы арестованы!», изводимся в камере всю бессонную первую ночь, с колотящимся сердцем шагаем на первый допрос, безнадежно барахтаемся в мясорубке следствия, заглядываем по соседству в камеры смертников, – и через комедию «суда», а то и вовсе без него нас вышвыривает на острова Архипелага.
Мы сутки за сутками едем в забитом арестантами «вагонзаке», мучаясь от жажды; на пересылках нас грабят блатные; в лагерях на Колыме и в Сибири мы, истощенные голодом, замерзаем на «общих работах». Если хватает сил, мы оглядываемся и видим вокруг – и слушаем рассказы – крестьян и священников, интеллигентов и рабочих, бывших партийцев и военных, стукачей и «придурков», уголовников и «малолеток», людей всех вер и народов, населявших Советский Союз.
"Пусть захлопнет книгу тот читатель, кто ждет, что она будет политическим обличением, – написал Солженицын. – Если бы это было так просто! – что где-то есть черные люди, злокозненно творящие черные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека… Линия эта подвижна, она колеблется в нас с годами. Даже в сердце, объятом злом, она удерживает маленький плацдарм добра. Даже в наидобрейшем сердце – неискорененный уголок зла".
Книга эта – о восхождении человеческого Духа, о единоборстве его со злом. Вот почему, закрывая ее, читатель, помимо боли и гнева, чувствует прилив силы и света.
© текст А. Солженицын (наследники)
©&℗ ИП Воробьев В.А.
©&℗ ИД СОЮЗ
Предупреждение: в отзыве на книгу может быть усмотрена гражданская и/или политическая позиция. Усмотревших прошу подумать прежде, чем комментировать. Во избежание всякого-разного могу воспользоваться правом удалять комментарии.Бывают «тяжелые» книги, тома, которые «давят» не объемом и толщиной, но уже самим фактом своего существования, эти опасные книги бьют на поражение даже тех, кто их не читал, а всего лишь попал в «культурное поле» произведения, пронизанное фактами и идеями таких книг. Одной из таких книг для меня был «Архипелаг ГУЛаг». Читала «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус» и «Матренин двор», была знакома и со стилем А.И. Солженицына и, в общих чертах, с содержанием «Архипелага…» (росла во время перестройки, как-никак), но вот именно прочесть – никак не решалась. Но и, вместе с тем, всегда знала, что обязательно прочитаю, просто пока не готова. Друзья удивлялись, зная, что я никогда не откладываю книги из-за заведомо «тяжелой» тематики, что читала немало о Великой Отечественной войне, о Холокосте, об ужасах Освенцима и Треблинки, а «Архипелаг…» – никак. Я и сама не могла толком объяснить, почему так, пока, наконец, не пустилась в такое непростое путешествие по архипелагу.Конечно, изучение истории и географии страшного архипелага с книгой не сравнится даже с одним днем любого из «аборигенов» ГУЛага, но все же роман А.И. Солженицына из тех книг, что могут изменить и жизнь, и взгляды на жизнь. Стало кристально ясно, чем же так пугал «Архипелаг…» когда-то еще «мирно» стоявший на полке: роман рассказывает не о немецко-фашистских захватчиках, от чьих зверств можно внутренне отстраниться (это же не МЫ, это ОНИ – убийцы, садисты, моральные уроды, чудовища, нелюди и т.п.), сочувствуя жертвам, а говорит о нас, о наших отцах, дедах и прадедах, одни из которых были арестованы и составляли население Архипелага, другие – арестовывали, пытали, приговаривали, сторожили, расстреливали беглецов, третьи – писали доносы на соседей и недругов, четвертые, сидя в конторах, планировали достижения очередной «пятилетки» с учетом дармового рабского труда, пятые жили на «свободе», но дрожали от ужаса каждую ночь, ожидая «воронок» – чёрный фургончик, который мог увезти от привычной жизни навсегда. Мы все, живущие в России начала 21 века (впрочем, теперь уже далеко не только в России) – дети, внуки и правнуки, получившие тяжкое наследство, несем на своих плечах груз памяти и скорби и отчаянное желание осмыслить и понять свою историю.Кто-то может возразить, сказать, что, кроме получивших «плохое» наследство были сотни тысяч «счастливых граждан свободной страны», гордившихся своей советской Родиной. И, честно говоря, я не знаю, что можно сказать таким людям и хочется ли мне вообще с ними говорить. Думаю, что если жить с открытыми глазами и «включенным» мозгом, то несмотря на размещение островов ГУЛага в «местах отдаленных», несмотря на замалчивания, запреты и прочее, невозможно было если не не знать, то не не предполагать или не чуять спинным мозгом, в конце концов, что происходит нечто по-кафкиански абсурдно-кошмарное, но от того не менее реальное. Можно ли не заметить, что соседняя деревня будто бы «вымерла»? Что куда-то «уехали» все семьи какой-то одной национальности? Что твоего друга объявили «врагом народа»? Возможно, у людей срабатывал какой-то психологический защитный механизм. Так, маленький ребенок закрывает глаза и говорит: «Я в домике!».
Что же должно было произойти, чтобы население огромной страны от страха оказалось «в домике» (посчитало для себя более безопасным? ощутило себя? почуяло?), пускай этот «домик» ни от чего реально не защищал? Как так произошло, что страна, лучшие люди которой в 19-ом веке боролись за отмену крепостного права как позорного пережитка «тёмных веков», в 20-м веке возродила, по сути, институт рабства? Молодой Александр Блок в 1914 году мечтал:
«Всё сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!». И, вот, не прошло и пяти лет, как начала складываться система, расчеловечивавшая личное под эгидой воплощения светлых идеалов коммунизма. Как?
И Александр Исаевич Солженицын даёт ответ на вопрос «Как». Постепенно. В 1917-1918 годах установление «Красного террора» было логичным. Звучит цинично, но если уж власть получена насильственным путём, то и для её удержания необходимо насилие. По-другому, увы, не бывает. Поэтому, вначале лагеря наполнялись активными противниками новой советской власти, «инопартийцами». Власть укреплялась, но машина террора и устрашения не останавливалась, а, напротив, лишь набирала обороты. Как будто бы были пробуждены ото сна древние жестокие боги, требующие всё новых и новых человеческих жертв без разбора личной вины и невиновности. Уже не конкретный враг, но «враги» (и «семьи врагов», и «дети врагов»), не врач-преступник, но «врачи», заслуживающие открытия и расследования «дела врачей», и так по списку – инженеры, работники пищевой промышленности и т.д. и т.п. Если нельзя придраться к профессии, всегда можно найти «опасную» народность или «прослойку». Казалось бы, война должна была остановить «конвейер», поставляющий новых и новых «аборигенов» ГУЛага, но произошло обратное – лагеря наполнялись распространителями слухов, поволжскими немцами, побывавшими в плену и в тылу врага и т.д. и т.п. Принадлежность к карающей (или карательной) системе также не давала гарантий безопасности, подобные структуры могут существовать лишь при всеобщем ощущении тотального абсурда и ужаса.А как же советский суд – «самый гуманный суд в мире»?, – может спросить наивный читатель. А суд как суд, по всем правилам уголовного процесса, главным из которых был прекрасно сформулированный гениальным в своем роде юристом А. Я. Вышинским принцип, гласивший, что «признание вины – царица доказательств». И, действительно, ну кто же знает о преступлении больше, чем сам преступник? Логично. Поэтому и нужно добиваться от обвиняемого подробнейшего описания содеянного и указания на всех сообщников. И я не хочу здесь описывать все способы, какими эти признания и показания получались. Кто захочет– прочтет, остальным достаточно помнить, что слова «добиться» и «бить» однокоренные. Не хочется и пересказывать А.И. Солженицына в его описаниях всех «кругов ада» лагерной жизни. Если читать пока не собираетесь, просто поверьте, что это кошмар наяву, которого не пожелаешь и иному матёрому убийце-уголовнику, не то что интеллигенту – «политическому». Да и все равно я не смогла бы рассказать так, как надо. Хотя бы просто потому, что права такого не имею, не пережила, на своей шкуре не прочувствовала.Могу только порекомендовать однажды собраться с силами и прочесть эти три тома и составить своё мнение. Не самый образный, богатый и красивый русский язык, чего уж скрывать, многое может откровенно раздражать: и самоповторы, и пафос, и противоречия, и не сильно-то скрываемое я-знаю-как-правильно-жить автора, но я все же рискнула бы советовать «Архипелаг…» как «прививку». Прививку, необходимую для того, чтобы не было в наших широтах (а пусть бы и нигде) поводов и причин для написания таких книг. Я очень этого хочу. И, признаюсь сейчас в своей наивности, еще лет 10-15 назад я верила, что для страны, пережившей революцию, репрессии, Великую отечественную войну, страны, где каждая семья вспоминает не только умерших, но и погибших, убитых, ничего подобного уже в будущем не повторится. Но с годами верить в такое перестаю. Почему? Да хотя бы потому, что сегодня прочитала новость о жителе г. Екатеринбурга, проинформировавшем органы власти о деятельности своего соседа. Этот милейший человек пользуется открытой Wi-Fi-сетью своего соседа и не поленился проверить, что через эту точку доступа можно попасть на заблокированные в России «вражеские сайты». Узнав о столь вопиющем факте, бдительный гражданин написал донос, в котором пообещал подписаться под обвинениями, если Роскомнадзор поможет ему получить квартиру и, возможно, остальное имущество соседа.
Надо признаться, что Роскомнадзор при всем моем и так к нему трепетном и нежном отношении (да-да, я слышу как ржОт ОЗОЖиБ), при рассмотрении жалобы проявил себя самым наилучшим образом, написав в ответе, что понятие «врага народа» было исключено из советского законодательства ещё в 1958 году. И, знаете, тут даже не важно правда это всё или троллинг. Как вы понимаете, даже доли шутки вполне достаточно для приговора.
Вот есть в медицине такое направление работы – профилактическое. Развешиваются плакаты о наиболее вероятных способах заражения гриппом, корью, краснухой и т.д. И, одновременно показываются способы предупреждения такого заражения. Советская власть решила скопировать медицинские методы на работу с собственным народом. И знаете как? Она ввела так называемую социальную профилактику. А вам ведь не известно, что это значит? Так вот, под термин «заразный микроб, подлежащий немедленной изоляции и уничтожению», попадают практически все: не так чихнувшие, не так произнесшие слово «компартия», позволившие себе смех и безобидную шутку в адрес высокопоставленного соседа. Да что ж это я? Я ввожу вас в заблуждение. Потому что, забирались буквально все, даже преданно смотрящие в рот начальству. Вначале шли священники и инакомыслящие, белые офицеры и матросы, сочувствующие продразверстке и ей сопротивляющиеся, даже знаменитое дело врачей было создано, по этому делу ух как много отравителей-медиков посажено или расстреляно народной властью. Забирались жены, матери, дети, немощные старики и старухи. Знаете, что такое планомерная чистка? А это вот что такое: ночью к дому подъезжает «воронок» – машинка такая черненькая была, и попавшие в широкую сеть мясорубки обреченно обнимали своих родных. Обнимали, прощаясь с ними навеки. И такая чистка проводилась строго квартал за кварталом, дом за домом. Многие надеялись, что в механизме правосудия произошёл досадный сбой. Ошибочка вышла, не так фамилию написали-прочитали, ошиблись адресом. Раз ты невиновен – то за что же могут тебя брать? ЭТО ОШИБКА! Тебя уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя:"Это ошибка! Разберутся – выпустят!" Ошибка! Других сажают повально, это тоже нелепо, но там еще в каждом случае остаются потемки: «а может быть этот как раз?..» а уж ты! – ты-то наверняка невиновен! Ты еще рассматриваешь Органы как учреждение человечески-логичное: разберутся-выпустят. Но, за громко лязгнувшей дверью тебя ждут с распростёртыми объятиями не добрые дяденьки, мечтающие вручить тебе медаль за мужество, а суровые комиссары политической спецслужбы РСФСР. Полную свободу советской власти такое вершить безнаказанно дала всего одна статья Уголовного Кодекса 1926 года – знаменитая Пятьдесят Восьмая. Не было такого поступка, который не мог быть наказан с помощью 58-й статьи. Её 14 пунктов покрыли собой всё человеческое существование. Вам могли выдумать любой грех, благодаря знаменитой 58-й. А следствие по этой статье никогда не было выявлением истины.У нас всякий арестованный уже с момента ареста и полностью разоблачён. Главной целью было сломить человека, превратить его в предателя. Для этого применялись пытки. Да-да, пытки в самом гуманном на свете государстве. Выбивалось у внуков и внучек дедушки Ленина признание в несуществующем грехе и пособников гадкого дела пытали совершенно бесчеловечным образом. Позволю себе отступить от произведения, т.к. уверена, что молодежь сейчас не обратила внимания на мои слова о родственной принадлежности каждого жителя страны советов к великому вождю. Нас вот, например, воспитывали, что для всех детей СССР великий вождь – добрый и любящий дедушка, а его преемник Сталин – добрый дядюшка, нежно прижимающий счастливую малышку к мужественному и любящему сердцу. А аресты и пытки? Так Сталин тут не причем! Он даже и не знает, бедненький, о тех зверствах, которые творят подлые Берия с Ягодой и Ежовым. Человека пытали (не путать с нацисткими лагерями смерти! Мы с вами сейчас говорим о великой стране советов!): бессонницей и жаждой, сажали в раскалённую камеру, прижигали руки папиросами, сталкивали в выгребную яму с нечистотами, сжимали череп железным кольцом, опускали в ванну с кислотами, пытали муравьями и клопами, загоняли раскалённый шомпол в анальное отверстие, раздавливали сапогом половые органы, выдергивали ногти. Не забывайте: это в советских учреждениях власти придумано для советского же народа! Но, самое страшное начиналось после суда и следствия (если повезло выжить, конечно). Этапы и тюрьмы были следующей ступенькой ломки и превращения человека в тварь дрожащую. Потому что не только голод, холод, клопы и болезни мучили несчастных заключенных. У них были добрые надзиратели, в дороге на острова Архипелага подкармливающие узников соленой селедкой и исключающие из рациона воду. У них были соседи по вагону и камере в виде насильников, уголовников и блатарей, которых не ломали на предварительном этапе заключения, которые могли получить 3-5-7 лет заключения с щадящими условиями содержания и которым абсолютно не грозила смертная казнь. Они ж идут не по 58-й статье, а значит им поблажка положена.Вообще, вся лагерная жизнь делила людей на две, примерно равных половины: тех, кто легко затыкал рот своей совести, и пользовался благами жизни без её контроля; и тех, кто умирал от голода и истощения, но не воровал хлеб у своего товарища. Это об этой категории людей пишет автор: разве можно освободить того, кто уже свободен душой? О том, как же автору пришлось в заключении – писать не буду. Много информации есть в свободном изложении. Хочу остановиться на некоторых моментах осуждения, возникающих периодически в прессе в последние годы. Мол, Солженицын сам был не столь крепок духом, что сам был стукачом и в книге своей приукрасил то, что пришлось ему пережить. Возможно, этот вопрос поднят из-за этого честного признания: Завербовать пытались и меня. Я подписал обязательство, но что-то помогло мне удержаться. Потом меня по спецнаряду министерства отправили на шарашку. Прошло много лет лагерей и ссылки, и вдруг в 1956 году это обязательство меня нашло. Я отговорился своей болезнью.
Я вот недавно узнала, что «Архипелаг ГУЛАГ» включен в сокращенном виде в школьную программу. Многие родители этому воспротивились: «Зачем заставлять деток ужасы читать». А Гарри Поттер у них на ура идет. Странно и удивительно. На это объемное произведение силы есть, а на «Архипелаг» их почему-то нет. Где же логика? Мне кажется, что пропустить боль наших предков через собственное сердце – это один из вариантов получить из подростка настоящего человека, а не нежную мимозу.
Что же пишут в газетах в разделе «Из зала суда»?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Бродский «Конец прекрасной эпохи»
И вот в этом зловонном сыром мире, где процветали только палачи и самые отъявленные из предателей; где оставшиеся честные – спивались, ни на что другое не найдя воли; где тела молодежи бронзовели, а души подгнивали; где каждую ночь шарила серо-зеленая рука и кого-то за шиворот тащила в ящик – в этом мире бродили ослепшие и потерянные миллионы женщин, от которых мужа, сына или отца оторвали на Архипелаг. Они были напуганней всех, они боялись зеркальных вывесок, кабинетных дверей, телефонных звонков, дверных стуков, они боялись почтальона, молочницы и водопроводчика. И каждый, кому они мешали, выгонял их из квартиры, с работы, из города.
Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»
Это ужас, ребятушки. Это ужас. У меня просто даже слов не находится. Тут суть далеко не в «советская власть ай-ай-ай», а в судьбах отдельных людей, чьи прекрасные молодые жизни были вот просто так взяты и загублены. И ради чего? Ради того, чтобы регулярно промывать мозги кучке хомячков, которым промыть мозги может каждый дурак, показав фокус с большим пальцем. Население с мужеством и интеллектом, как мы знаем, в этот момент сидело, садилось или умирало.Зацепило…
Солженицын использовал тот же прием, и написал книгу в жалобно-мозгопромывательном стиле, но он это делал исключительно чтобы люди как можно ближе к сердцу восприняли все происходящее. Это было необходимо: жалобы, сопли, слюни, зачастую необъективные точки зрения и оценки ситуации, и эмоциональные восклицания. Информация в книге обязана была вызвать нужную реакцию у читателя, это был единственный способ что-то изменить. Если хотя бы один приверженец советской власти прочел в те времена Архипелаг и изменил свою точку зрения на власть, то книга была написана не зря.Сколько раз читали мы на страницах других книг, художественных и документальных, как самиздат Солженицына кочевал из рук в руки, из портфеля в портфель, из кухни в кухню, из под одного матраса под другой. О, невозможно описать то чувство, когда ты держишь в руках не просто книгу, а миллионы жизней, не просто историю, а то, что ее изменило.Невероятную работу проделал автор. Невероятно скурпулезно он описал КАЖДЫЙ аспект лагерной и тюремной жизни, начиная от ареста и суда ничего не подозревающего законопослушного гражданина до распорядка дня и состояния души заключенного, уже свыкшегося с жизнью в лагере. И каждую стадию здесь сопровождает смерть, миллионы смертей. И что же в этой книге, которая изменила сознание всей страны? А вот что:Это было в апреле 1943-го года, когда Сталин почувствовал, что, кажется, воз его вытянул в гору. Первыми гражданскими плодами сталинградской народной победы оказались: … Указ о введении каторги и виселицы.
Ну как? А еще:"А Н. П., доцента-математика, в смертной камере решил эксплуатнуть для своих личных целей следователь Кружков (да-да, тот самый, ворюга): дело в том, что он был – студент-заочник! И вот он ВЫЗВАЛ П. ИЗ СМЕРТНОЙ КАМЕРЫ – и давал решать задачи по теории функций комплексного переменного в своих (а скорей всего даже и не своих!) контрольных работах.
Вот кто они, следователи, представители власти.О густоте сети сексотов мы скажем в особой главе о воле. Эту густоту многие ощущают, но не силятся представить каждого сексота в лицо – в его простое человеческое лицо, и оттого сеть кажется загадочней и страшней, чем она на самом деле есть. А между тем сексотка – та самая милая Анна Федоровна, которая по соседству зашла попросить у вас дрожжей и побежала сообщить в условный пункт (может быть в ларЈк, может быть в аптеку), что у вас сидит непрописанный приезжий. Это тот самый свойский парень Иван Никифорович, с которым вы выпили по 200 грамм, и он донЈс, как вы матерились, что в магазинах ничего не купишь, а начальству отпускают по блату. Вы не знаете сексотов в лицо, и потом удивлены, откуда известно вездесущим органам, что при массовом пении «Песни о Сталине» вы только рот раскрывали, а голоса не тратили? или о том, что вы не были веселы на демонстрации 7 ноября? Да где ж они, эти пронизывающие жгучие глаза сексота? А глаза сексота могут быть и с голубой поволокой, и со старческой слезой. Им совсем не обязательно светиться угрюмым злодейством. Не ждите, что это обязательно негодяй с отталкивающей наружностью. Это – обычный человек, как ты и я, с мерой добрых чувств, мерой злобы и зависти и со всеми слабостями, делающими нас уязвимыми для пауков. Если бы набор сексотов был совершенно добровольный, на энтузиазме – их не набралось бы много (разве в 20-е годы). Но набор идЈт опутыванием и захватом, и слабости отдают человека этой позорной службе. И даже те, кто искренне хотят сбросить с себя липкую паутину, эту вторую кожу – не могут, не могут.
Сексот – это именно тот, о ком вы подумали – секретный сотрудник КГБ.А вот за что сажали людей:А уж потом пришить тебе обвинение совсем не трудно. Когда «заговоры» кончились (стали немцы отступать), – с 1943 года пошло множество дел по «агитации» (кумовьям-то на фронт все равно еще не хотелось!). В Буреполомском лагере, например, сложился такой набор:
– враждебная деятельность против политики ВКП(б) и Советского правительства (а какая враждебная – пойди пойми!);
– высказывал пораженческие измышления;
– в клеветнической форме высказывался о материальном положении трудящихся Советского Союза (правду скажешь – вот и клевета);
– выражал пожелание (!) восстановления капиталического строя;
– выражал обиду на Советское правительство (это особенно нагло! еще тебе ли, сволочь, обижаться? десятку получил и молчал бы!);
70-летнего бывшего царского дипломата обвинили в такой агитации:
– что в СССР плохо живЈт рабочий класс;
– что Горький – плохой писатель (!!).
Сказать, что это уж хватили через край – никак нельзя, за Горького и всегда срок давали, так он себя поставил. А вот Скворцов в ЛохчемЛаге (близ Усть-Выми) отхватил 15 лет, и среди обвинений было:
– противопоставлял пролетарского поэта Маяковского некоему буржуазному поэту.
Так было в обвинительном заключении, для осуждения этого довольно.
Угадайте, кто был тот некий буржуазный поэт с одного раза?Солженицын сравнивает заключенных тюрем и лагерей с крепостными крестьянами, только в худших условиях. Вот, например, что он говорит о самодеятельном театре при лагере:
Такие крепостные театры были на Воркуте, в Норильске, в Соликамске, на всех крупных гулаговских островах. Там эти театры становились почти городскими, едва ли не академическими, они давали в городском здании спектакли для вольных. В первых рядах надменно садились с женами самые крупные местные эмведешники и смотрели на своих рабов с любопытством и презрением. А конвоиры сидели с автоматами за кулисами и в ложах. После концерта артистов, отслушавших аплодисменты, везли в лагерь, а провинившихся – в карцер. Иногда и аплодисментами не давали насладиться. В магаданском театре Никишев, начальник Дальстроя, обрывал Вадима Козина, широко
известного тогда певца: «Ладно, Козин, нечего раскланиваться, уходи!» (Козин пытался повеситься, его вынули из петли.)
В послевоенные годы через Архипелаг прошли артисты с известными именами: кроме Козина – артистки кино Токарская, Окуневская, Зоя Федорова. Много шума было на Архипелаге от посадки Руслановой, шли противоречивые слухи, на каких она сидела пересылках, в какой лагерь отправлена. Уверяли, что на Колыме она отказалась петь и работала в прачечной. Не знаю.
Неудержимое веселье, правда? Вся книга написана очень горьким, циннично-саркастическим языком, так, что хочется даже не плакать от всего ужаса, а, скорее, биться в истерике.Понимаю, что критиковать Архипелаг ГУЛАГ – значит сознаваться в отсутствии души и сердца, но не могу удержаться.
Не знаю, кто причисляет Солженицына к авторам-историкам, эта книга – жалоба, душевное излияние сломленного, обиженного и растоптанного человека. Ну просто не историческая это литература, это такое полухудожественное ревью, прочитав которое, читатель заинтересовался и проникся, открыл список используемой литературы в конце, и уже начал серьезно изучать вопрос.Многие обвиняют Солженицына в том, что он приверженец царизма. Но в чем же это проявляется? Только в противопоставлении советского режима царской власти? Мне кажется, что были у автора предпосылки романтизировать царский режим, в котором он не жил, но жили его родители, нынешнему зверскому режиму, в котором пол страны сидит, а пол охраняет. А с чем же еще сравнивать, когда других режимов в стране не существовало?Книга сделала прорыв в советской жизни и литературе, прохаживаясь по рукам «надеящихся, но немощных». Проблема в том, что сейчас, как, собственно, и во времена выхода киги, стенограммы всех описанных судов были доступны широкому пользователю (вот это и есть историческая литература!). Казалось бы, зачем нужно было советскому гражданину читать Архипелаг ГУЛАГ («антисоветчина» же!), за которую точно посадят? Почему же никто не пошел в библиотеку проштудировать эти стенограммы и все остальные сталинские зверства, аккуратно законспектированные самими ГБшниками и написать что-то подобное, и приблизить крах режима?На эти вопросы никто никогда не ответит.Резюме.Книга зверская, душераздирающая, невероятно длинная, но невероятно захватывающая, невозможно оторваться от чтения. Эту книгу обязан прочесть каждый.