Александр Ростиславович Соколов
Нерусские русские. История служения России. Иноземные представители семьи Романовых

Общие итоги. Екатерина I

Особа без роду и племени, но обладавшая вполне здравым женским умом, Екатерина I ни по своим знаниям, ни по интеллекту, ни по кругозору не подходила для роли правительницы огромного государства. Ее появление на престоле – результат чистой случайности, временного компромисса соперничавших партий, заинтересованных в сохранении проложенного царем-преобразователем курса.

Сопровождая супруга в поездках и походах, будучи на бытовом, семейном уровне самым близким к нему человеком, она была в курсе его дел, но не имела никаких собственных взглядов на политические, административные, экономические вопросы.

И вполне естественно, что, взойдя на престол, она передоверила решение этих вопросов соратникам покойного мужа, которые тоже действовали в русле петровских заветов.

Самой Екатерине оставалась лишь скромная роль арбитра, призванного урегулировать конфликты между петровскими соратниками, и с этой задачей она относительно успешно справлялась.

Проводя почти все свое время в развлечениях, вдовствующая императрица словно пыталась заполнить душевную пустоту, образовавшуюся с кончиной супруга, а само пребывание на престоле являлось лучшей гарантией ее собственной личной безопасности.

По сути, все правление Екатерины I – лишь своего рода тайм-аут, краткая передышка, необходимая для того, чтобы народ и элита могли передохнуть и осознать место России в изменившемся мире, осознать сложность задач, взваленных на себя вместе с имперским бременем.

Эта передышка была не топтанием на месте. Россия закрепляла свои позиции в Европе, как продолжая расширять сферы влияния (Курляндский конфликт), так и зафиксировав определенные геополитические приоритеты своим альянсом с Австрией.

Ориентация на Запад не означала отказа от расширения и продвижения на Востоке, что подтверждается экспедицией Беринга.

Француз Маньян писал: «…кончина царицы заставляет проливать слезы единственно ее детей. Всеобщей скорби она не вызвала».

Народ действительно не успел толком узнать государыню, которой повиновался без малого в течение двух лет и деяния которой почти не отразились на его повседневной жизни, если не считать, что чрезвычайные повинности и войны как-то незаметно ушли в прошлое. Страна словно передохнула и оглянулась, перед тем как продолжить движение по предназначенной ей дороге.

Петр II (1715–1730). Юноша-император с ½ русской крови

Перед самой своей кончиной министр находившегося в Петербурге и являвшегося членом Верховного тайного совета герцога Карла Фридриха Голштинского, его главный министр и секретарь Геннинг Фридрих Бассевич (1680–1749) составил завещание, подписанное от имени тяжело больной царицы ее дочерью Елизаветой Петровной. Интересно, что содержание завещания противоречило интересам и самой Елизаветы Петровны, и патрона Бассевича герцога Голштинского, которые также имели определенные виды на трон Российской империи. Ведь и Елизавета Петровна, и ее сестра Анна, супруга герцога Голштинского, – дочери Петра Великого и Екатерины I. Однако престол умирающая решила оставить не им, а Петру – сыну царевича Алексея^[38].

Подобное решение представляет интерес не только с исторической, но и с психологической точки зрения, поскольку главным его инициатором стал «полудержавный властелин» А.Д. Меншиков, вместе с Екатериной сыгравший не последнюю роль в событиях, приведших к гибели царевича Алексея.

Вероятно, Меншиков убедил Екатерину, что таким образом она, стоя на пороге вечности, хотя бы частично искупит вину перед загубленным пасынком. Сам же Меншиков, помимо искупления вины, руководствовался и чисто меркантильным интересом, добившись включения пункта, по которому Елизавета и Анна, а также «правительство администрации» должны способствовать заключению брака между будущим императором и одной из дочерей «светлейшего».

Разумеется, корыстный интерес Меншикова слишком очевиден, чтобы умирающая императрица его не заметила, однако напоминание о несчастном царевиче все же сыграло решающее значение. Относительно же «светлейшего» Екатерина I, стоя на пороге вечности, могла исходить из того, что он должен сам разбираться со своими плутнями.

Так или иначе, при некотором недоумении придворных партий, но при очевидном одобрении «старой знати» на престол вступил 11-летний царевич, выглядевший в глазах окружающих как представитель консервативной допетровской традиции. А тот факт, что по крови он наполовину немец, не имел в их глазах никакого значения.

Петр II

Имя, полученное при восшествии на престол – Петр II, – казалось, должно подчеркивать преемственность политического курса, однако в глазах окружающих новый монарх словно бы воплощал те старорусские традиции, ради которых, как считалось, погиб его батюшка.

Образование Петра II было весьма поверхностным, поскольку он рос без родителей, а воспитатели не имели ни возможности, ни желания противодействовать его капризам. Среди воспитателей особым влиянием пользовался уже упоминавшийся дипломат Андрей Иванович Остерман, личность которого на протяжении последующих 14 лет в глазах русских сановников будет воплощать пресловутое «засилье» немцев в государственном управлении. Уроженец Вестфалии, он начинал службу секретарем у известного флотоводца датчанина Корнелия Крюйса (1655–1727), позже перешел на работу в Посольскую канцелярию и как дипломат отлично проявил себя на Аландском (1718–1719 гг.) и Ништадтском (1721 г.) мирных конгрессах. С 1725 года занимал пост вице-канцлера. Современники дружно отмечали его «искушенность» в интригах и его привычку заболевать во время очередного политического кризиса.

Именно как человек «искушенный», Остерман избежал соблазна использовать свое влияние для борьбы с самым могущественным на тот момент политиком – Меншиковым, хотя и старался очень аккуратно настраивать молодого императора соответствующим образом.

Князь И.А. Долгорукий

Избалованный и капризный юный монарх сам двигался в нужном направлении, поскольку тяготился опекой «светлейшего» и окружал себя враждебными к нему представителями «старой знати». Отсутствие семейного тепла Петр II пытался компенсировать в дружеской компании, а самым главным его другом стал князь Иван Алексеевич Долгорукий (1708–1739), который был старше юного монарха на шесть лет. Родственники фаворита не преминули просветить Петра насчет прав на трон, а также относительно виновников трагической смерти его родителя^[39].

Некоторое время при Дворе активно обсуждалась возможность женитьбы царя на собственной тетке Елизавете Петровне, что, как многим казалось, могло бы способствовать примирению стоявших за ними представителей «старой» и «новой» знати. Однако, помимо того, что она на шесть лет старше своего жениха, подобный брак между близкими родственниками не мог быть благословлен Православной церковью.

Став императором, Петр II поселился в доме Меншикова и 25 мая 1727 года обручился с его дочерью, получившей титул «Ее императорское высочество» и годовое содержание в 34 тысячи рублей. При этом «светлейший» подготовил два указа, расположивших подданных в пользу государя – о прощении недоимок и освобождении сосланных на каторгу за неуплату налогов. Также незначительно смягчилось Уложение о наказаниях, отменена подать с каждого прибывшего воза, хотя потерянная казной сумма вернулась за счет малозаметного повышения налогов с продажи спиртного.

Гораздо больше порадовала крестьян практика взимания недоимок, производившаяся теперь с помещиков, а также управляющих казенными поместьями.

Купцы были довольны снижением пошлины на вывоз товаров за границу и полной отменой сибирского пушного торга.

Но основной поток милостей пролился на представителей элиты. Звания фельдмаршала получили представители «старой знати» Иван Юрьевич Трубецкой (1667–1750) и Василий Владимирович Долгорукий (1667–1746), а также чуждый аристократии наемник Бурхардт Христофор Миних (1683–1767), который в последующие 13 лет будет играть в армии столь же заметную роль, что и Остерман в дипломатии, Меншиков же получил высшее в русской армии звание генералиссимуса.

Получив со вступлением на престол возможность проводить время на балах и охотах, за четыре месяца Петр II только один раз побывал на заседании Верховного тайного совета. Однако противники «светлейшего» через Ивана Долгорукого постоянно доводили до него сведения о злоупотреблениях Александра Даниловича.

Летом 1727 года произошел небольшой вооруженный конфликт, получивший громкое название войны за курляндское наследство. Этот конфликт вызван не столько соперничеством великих держав, сколько личными амбициями Меншикова и Морица Саксонского (1696–1750).

Толчком к кризису стало предложение руки и сердца, сделанное герцогине Курляндской Анне Иоанновне внебрачным сыном короля Польши и курфюрста Саксонии Августа Сильного (1670–1733) графом Морицем Саксонским (16961750). Герцогиня и ландтаг выразили согласие, однако Россия, Австрия и Пруссия усмотрели в происходящем происки французского короля, на службе которого находился жених.

Впрочем, возможно, планы Морица и увенчались бы успехом, если бы силовое противодействие им не оказал Меншиков, сам мечтавший о герцогском титуле, хотя, вероятно, и не совсем продумавший механизм его получения. В результате Курляндию заняли русские войска под командованием генерала Петра Петровича Ласси (1678–1751), а граф Мориц был вынужден не просто отказаться от своих замыслов, но и спасаться бегством. Ситуация вернулась к исходной точке, когда политика Курляндии определялась в Петербурге, хотя и с учетом пожеланий Берлина, Вены, а иногда и Варшавы^[40].

Меншиков, независимо от мотивов, которыми он руководствовался, объективно все же поработал на благо своей Родины, поскольку утверждение графа Морица на герцогском престоле в наибольшей степени было выгодно враждебной на тот момент Франции. Более того, как человек достаточно честолюбивый, Мориц, даже независимо от рекомендаций из Парижа, постарался бы усилить в Курляндии польское влияние, что в свете последующих русско-польских конфликтов могло иметь самые неблагоприятные последствия^[41].

Тем не менее при Дворе многие оценили случившееся как вредную авантюру, внушив такое же мнение императору. Отношения Петра II и Меншикова испортились окончательно, после того как «светлейший» стал слишком назойливо контролировать личные расходы государя, а также из-за нежелания царя жениться на дочери генералиссимуса.

В результате в начале сентября 1727 года Меншиков попал в опалу, лишен всех званий, имущества и отправлен в Сибирь вместе со всем семейством.

Начался второй период краткого правления Петра II, в котором многие историки видят некую попытку свертывания петровских преобразований. Подобная оценка, в сущности, базируется на одном факте переезда Двора и государственных органов из Санкт-Петербурга в Москву, что, впрочем, изначально объяснялось необходимостью проведения коронации в Первопрестольной.

Еще одним подтверждением могут служить изменения в составе Верховного тайного совета. После опалы П.А. Толстого и А.Д. Меншикова, отъезда в 1728 году на родину герцога Голштинского и кончины генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина (1661–1728) вакантные места заняли отец и дядя царского фаворита Алексей Григорьевич Долгоруков (?-1734), фельдмаршал В.В. Долгоруков, еще один представитель клана Василий Лукич Долгоруков (1670–1739)и представитель другого именитого семейства фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын (1675–1730)^[42].

Альянс Голицыных и Долгоруковых давал преимущество родовитой старомосковской аристократии, но все перечисленные ее представители в той или иной степени тоже являлись «птенцами гнезда Петрова», людьми прагматичными и понимали невозможность полного отказа от петровских реформ.

Фельдмаршал М.М. Голицын

Даже освобождение из монастырского заключения первой нелюбимой жены Петра Великого Евдокии Лопухиной (1669–1731) не столько политический жест юного государя, сколько обычный человеческий жест внука, позаботившегося о своей бабушке.

Петр II просто не имел четкой политической программы по причине юного возраста, и этот факт следует учитывать, говоря о событиях его царствования.

25 марта 1728 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась первая в истории императорской России коронация, ставшая образцом для последующих аналогичных церемоний. И здесь же, в Москве, Петра II постигла тяжелая утрата: умерла его любимая сестра Наталья (1714–1728).

Тем временем из утратившего свой столичный статус Петербурга разбегались жители, строительство новых судов прекратилось, а старые корабли гнили у причалов.

Участились разбои на больших дорогах. Утратили всякий страх взяточники и казнокрады.

Саксонский посланник Лефорт сравнивал Россию с кораблем, который носится по воле ветров, а капитан и экипаж спят или пьянствуют: «Непостижимо, как такой обширный механизм может действовать без всякой помощи и усилий со стороны. Всякий стремится только свалить с себя тяжесть, никто не хочет принять на себя ни малейшей ответственности, все жмутся в сторонке… Огромная машина пущена наудачу; никто не думает о будущем; экипаж ждет, кажется, первого урагана, чтобы поделить между собой добычу после кораблекрушения»^[43].

На этом фоне наблюдалось нечто, напоминавшее либерализацию самодержавия. В недавно отвоеванной у шведов Лифляндии восстановлен Сейм, Украина, управлявшаяся после ареста в 1724 году заподозренного в измене Павла Леонтьевича Полуботка (1660–1724) Малороссийской коллегией, снова получила собственного гетмана – им стал Данила Павлович Апостол (1654–1734). Медленно, но снижались объемы денежных повинностей и количество пожизненно призываемых под ружье рекрутов.

В апреле 1729 года ликвидирован Преображенский приказ, аналог тайной полиции, выполнявший также функции и карательного органа. Этот шаг, видимо, связан с тем, что именно Преображенский приказ в 1717–1718 годах занимался делом царевича Алексея.

Список общегосударственных ведомств также сократился из-за упразднения курировавшего городское самоуправление Главного магистрата, замененного на располагавшую меньшими полномочиями Ратушу.

Во внешней политике Россия продолжала выступать как великая держава.

Приверженность союзу с Австрией объяснялась тем, что по материнской линии Петр II – племянник императора Карла VI Габсбурга (1685–1740; правил с 1711 г.). Отношения с Францией и Англией оставались прохладными, а отношения с Речью Посполитой были испорчены пресловутой войной за курляндское наследство.

Отношения с Данией, напротив, значительно потеплели, что объяснялось воинственными реваншистскими настроениями, господствовавшими во враждебном обоим государствам Стокгольме.

На Востоке велись постоянные споры с Китайской империей Цин, правительство которой претендовало на обладание всей южной частью Сибири, вплоть до Тобольска.

Однако заключенный 21 октября 1727 года опытным дипломатом Саввой Лукичем Рагузинским (1669–1738) Кяхтинский договор способствовал урегулированию конфликтов.

В 1729 году завершилась Первая Камчатская экспедиция Витуса Беринга, обследовавшая побережье Охотского моря.

Обозревая все эти события, легко убедиться, что не происходило никакого свертывания петровских реформ и никакого подстраивания российской внешней политики под чуждые стране интересы. Определенная стратегия в действиях монарха могла обозначиться позже, пока же 14-летний император проводил большую часть своего времени на балах и охотах. Избавившись от Марии Меншиковой (1711–1729), юный император увлекся 17-летней сестрой своего фаворита Екатериной (1712–1747), которая вскоре и стала именоваться царской невестой. Однако внутри клана Долгоруковых не было единства, а самый влиятельный из сановников А.И. Остерман и любимая тетка Елизавета Петровна пытались открыть императору глаза на их злоупотребления^[44].

Тем не менее 30 ноября 1729 года состоялась помолвка Петра II и Екатерины Долгорукой. Их бракосочетание назначили на 19 января 1730 года.

Е. Долгорукова

За две недели до этого император принимал парад, посвященный водоосвящению на Москве-реке. По возвращении домой у него начался жар, вызванный оспой. В первом часу ночи с 18 на 19 января 1730 года (как раз в день своей запланированной свадьбы) Петр II скончался. Пытаясь спасти позиции своего клана, Иван Долгорукий составил фальшивое завещание, согласно которому покойный якобы передавал престол своей невесте. Выскочил на улицу с кликом: «Виват императрица Екатерина II Алексеевна!», и его немедленно арестовали. По иронии истории через 32 года в России появится императрица, носящая точно такое же имя. Но в январе 1730 года, по причине отсутствия официально назначенного наследника престола, Верховному тайному совету пришлось озаботиться поиском подходящих кандидатов и кандидаток. В результате выбор «верховников» пал на герцогиню Курляндскую Анну Иоанновну, на правление которой, как считается, и пришелся пик пресловутого «немецкого засилья».

Общие итоги. Петр II

После кончины Петра Великого казалось, что у России имеется два возможных сценария развития – дальнейшая вестернизация и интеграция в Европу либо возврат к изоляционизму.

На самом деле эта альтернатива была кажущейся. Даже возврат к практикам бывшего Московского царства означал бы одновременно и возврат к методам времен Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, т. е. не к изоляционизму как таковому, а к более осторожным и медленным темпам вестернизации с несколько иными приоритетами, когда экономические и административные инновации заимствовались не у самых передовых стран Европы (Англии и Голландии), а у такого аутсайдера, как Речь Посполитая или у известной своим консерватизмом Австрии.

Петр II является самой загадочной фигурой, если говорить о его предпочтениях по отношению к внешнему миру и вопросам модернизации. Вообще, о политических предпочтениях этого самодержца можно судить только по одному акту его царствования – переносу столицы из Санкт-Петербурга в Москву, – что в глазах современников действительно воспринималось как разворот в сторону прежней Старой Руси. С другой стороны, нельзя просто отмахнуться от того факта, что именно Петр II – первый царь, в жилах которого русская кровь смешалась с иноземной немецкой; кровь Романовых с кровью Габсбургов.

Все его краткое правление наполнено борьбой придворных партий, и тот же переезд столицы в Москву вполне можно трактовать как ситуативное решение, проведенное кланом Долгоруких с вполне конкретной целью – вернуть центр государственного управления в город, где старая русская аристократия чувствовала себя более уверенно и комфортно.

В любом случае, подлинные замыслы Петра II должны были проявиться позже, только с достижением им совершеннолетия, не говоря уж о том, что до этого момента они могли постоянно меняться и корректироваться. Судьба распорядилась так, что до совершеннолетия он не дожил, а все рассуждения о его возможном политическом курсе обречены оставаться в сослагательном наклонении.

Часть II
Женский век – век просвещения

«Принять самодержавство…». Русская немка Анна Иоанновна (1693–1740)

Великий русский прозаик, поэт, драматург и очень сильно недооцененный историк Александр Сергеевич Пушкин писал: «По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, все еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы, в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластический педантизм по-прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали нередко появляться и щедро были награждаемы. Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностию, подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось не нарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе»^[45].

Пожалуй, в наибольшей степени это суждение относится к 10-летнему царствованию императрицы Анны Иоанновны, которое в работах некоторых историков предстает чуть ли не временем массового террора, символом которого стали слова, произносимые при аресте лица, заподозренного в государственном преступлении: «Слово и дело». В то же время народ в повседневной жизни не имел причин считать эту государыню более суровой по сравнению с преемниками и предшественниками. Несмотря на обилие немцев у трона, внешняя политика Анны Иоанновны была вполне национально ориентированной и способствовала укреплению международного положения российской державы.

Овдовев и оставшись в Курляндии, Анна вечно нуждалась в деньгах, получая финансовую помощь из Петербурга. После пресловутой войны за курляндское наследство (1727 г.) денежное содержание урезали, а находившегося при ней на положении не только посланника, но и гражданского мужа П.М. Бестужева-Рюмина отозвали на родину.

Его место занял 28-летний курляндский дворянин Эрнст Иоганн Бирон (1690–1772), девятью годами ранее поступивший на службу в канцелярию Анны Иоанновны, а затем управлявший одним из ее имений. По одной из версий, от этой связи появился на свет Карл Эрнст – законный сын фаворита.

Судьба Анны резко изменилась после смерти Петра II, когда из номинальной правительницы скромного прибалтийского герцогства она превратилась в самодержавную правительницу обширной империи…

Судьба Российского престола решалась 19 января 1730 года на заседании Верховного тайного совета с участием Г.И. Головкина, двух братьев Голицыных и четырех представителей клана Долгоруких, остановившихся, в конце концов, на Анне^[46].

В пользу такого решения говорили два довода. Во-первых, она принадлежала к старшей, по отношению к потомству Петра Великого, ветви династии, во-вторых, не имела в России и за ее пределами никакой реальной опоры, а потому полностью зависела от воли «верховников», рассчитывавших ограничить власть монарха в свою пользу.

Фактически речь шла об установлении аристократического правления, базировавшегося на хрупком единстве представителей «старой знати».

В качестве гарантии сохранения своей власти члены Верховного тайного совета составили т. н. «Кондиции», подписание которых было обязательным условием вступления Анны Иоанновны на престол.

До ее прибытия в Первопрестольной состоялись собрания членов Сената, Синода, генералитета и высшего чиновничества, по ходу которых большая часть участников выступали за сохранение самодержавия, что объяснялось боязнью усиления родовитой аристократии. Наряду с этим оглашались проекты создания парламента по английскому или шведскому образцу, выборов монарха, как в Речи Посполитой.

364 человека высказались за создание выборного «Вышнего правительства» из 21 человека с введением выборности сенаторов, губернаторов и президентов коллегий.

При этом сторонники столь либерального проекта выступали за ликвидацию Верховного тайного совета, что фактически означало раскол среди противников самодержавия.

Сторонники абсолютизма, напротив, консолидировались, организовав целый ряд делегаций, которые посетили прибывшую в Москву Анну Иоанновну и заверили ее, что «Кондиции» ни в коей степени не отражают чаяний российского дворянства.

Императрица Анна Иоанновна

25 февраля 1730 года в Лефортовском дворце в присутствии членов Верховного тайного совета представители дворянской делегации из 800 человек зачитали Анне Иоанновне прошение, в котором говорилось, что в Кондициях «…заключаются обстоятельства, заставляющие опасаться впредь для народа событий неприятных, которыми враги Отечества могут воспользоваться».

Тотчас прибыла еще одна делегация с просьбой «соизволить собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по большим голосам форму правления государственного сочинить». Сторонники «верховников» из числа гвардейских офицеров стали угрожать делегатам расправой, после чего Антиох Кантемир (1708–1744) зачитал еще один документ с просьбой: «…всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от Верховного совета и подписанные Вашего Величества рукою пункты уничтожить»^[47].

Статский советник Маслов принес Анне Иоанновне «Кондиции», которые она публично разорвала, а на следующий день приняла присягу как самодержавная правительница.

Кары, обрушившиеся на главного радетеля аристократического правления Дмитрия Михайловича Голицына (16651737) и клан Долгоруких стали прологом к репрессиям, которым на протяжении своего царствования Анна Иоанновна подвергала тех, кто дерзал как-то ограничить ее полномочия.

События, связанные с восшествием на престол Анны Иоанновны, некоторые исследователи и публицисты трактуют как предпринятую аристократией попытку ограничения самодержавия, которая, в случае успеха, в перспективе могла бы привести к трансформации монархии абсолютной в монархию конституционную.

Анна Иоанновна разрывает «Кондиции»

Обоснованность подобных утверждений нельзя считать бесспорной, поскольку борьба между монархом и аристократией отнюдь не всегда вела к торжеству конституционализма, вырождаясь, например, в случае Польши, в анархию, заканчивающуюся распадом государственности.

Однако весьма неоднозначные результаты самодержавного правления Анны Иоанновны создают почву для рассуждений об «утраченном историческом шансе»…