Александр Север
10 сталинских ударов по «пятой колонне»

Мятежная Сибирь и Дальний Восток

Советская власть в этом регионе окончательно была установлена только в 1920 году. И поэтому зажиточное крестьянство почувствовало на себе особенности политики военного коммунизма и других особенностей правления большевиков на пару лет позже, чем их собратья из Центральной России. К тому же на территории Сибири, а также в соседней Монголии скрывались остатки армии Колчака, готовые продолжить вооруженную борьбу с режимом Владимира Ленина.

В начале 1921 года, объединившись в хорошо вооруженные мобильные отряды, противники советской власти перешли от отдельных террористических актов и грабительских налетов к вооруженной борьбе. Особенностью повстанческого движения в Западной Сибири являлось то, что главарями ряда крупных формирований оказались бывшие руководители партизанских отрядов, боровшихся в годы Гражданской войны против армии Колчака: Пьянков, Колесников, Тырышкин и т. д. Вернувшись в родные села, бывшие красные партизаны надеялись сеять хлеб, растить скот и свободно распоряжаться продуктами своего собственного труда. А их ждал государственный рэкет, осуществляемый продотрядами и невозможность законно продать выращенный урожай по рыночной стоимости.

Сигналом к восстанию послужил незначительный, на первый взгляд, инцидент. В селе Белый Ануй был смертельно избит кулаками продовольственный агент и сорвана доставка хлеба на ссыпные пункты. Посланный туда продотряд был встречен вооруженными сельчанами во главе с бывшим партизаном Тырышкиным, назвавшим свой отряд «Первым лесным полком народно-революционной армии». Вслед за Тырышкиным в Куяганской, Песчанской, Черно-Ануйской и Усть-Канской волостях выступили повстанческие отряды Пьянкова, Орлова и Колесникова. В районе Чемала оперировал «Первый закатунский повстанческий отряд», возглавляемый Семенеком; по правобережью Катуни и по Чуйскому тракту расползлись отряды Тужелея Ташкинова, Кармана Чекуракова, а в районе Телецкого озера объявились отряды Славорецкого, Блинова и др.

Ситуация усугубилась тем, что из соседней Монголии начали приходить новые отряды повстанцев. Например, 12 июня 1921 года по направлению села Кош-Агач с территории Монголии выступил так называемый «сводный русско-инородческий отряд Алтайского округа» численностью 700 сабель при наличии трех пулеметов, одного 76-миллиметрового орудия и 315 снарядов к нему, а также имея на вооружении около 260 винтовок. Возглавлял отряд есаул Кайгородов – через несколько месяцев он возглавит повстанческое движение в Горном Алтае, сумев объединить, казалось бы, непримиримых врагов – красных партизан и колчаковцев. Первая попытка Кайгородова перейти границу закончилась неудачей. Отряд встретил сильное сопротивление гарнизона Кош-Агач и был вынужден вернуться в Монголию.

В сентябре 1921 года отряд все же сумел перейти через советско-монгольскую границу и выйти на Чуйский тракт. Тогда же начался процесс объединения отдельных повстанческих формирований. Основными лозунгами для их объединения стали: «Вся власть народу, долой продналог!» и «Советы без коммунистов!». Под свои знамена в октябре 1921 года он собрал 3,5 тысяч человек.

О серьезности угрозы для властей со стороны повстанцев говорит такой факт. Для борьбы с ними в октябре 1921 года была создана Горно-Алтайская группа войск в составе двух батальонов 185-го полка, трех батальонов 186-го полка, трех эскадронов 58-го кавалерийского полка, 201-го погранбатальона, батальона ЧОН Алтайской губернии. При этом на борьбу с повстанцами были мобилизованы все коммунисты и комсомольцы Горного Алтая. Несмотря на все усилия властей и героизм чоновцев, повстанцы с боями продвигались по Чуйскому тракту, захватывая один населенный пункт за другим. Например, 1 октября 1921 года отряд численностью 30 человек в течение 36 часов вел бой с 300 повстанцами под командованием Тырышкина. Банда стремилась прорваться в Белый Ануй и захватить склады с оружием и боеприпасами. Потеряв 20 человек, она была вынуждена отступить.

Первое серьезное поражение повстанцы понесли 21 ноября 1921 года. В тот день небольшой отряд чоновцев и местных коммунистов, которыми командовал начальник Уймонской районной милиции Александр Чернов, сумел разгромить банду численностью 700 штыков и 300 сабель под предводительством Кайгородова. Он попытался захватить село Усть-Коксе, но попал в засаду. Триста повстанцев было убито и ранено, свыше ста попало в плен.

В ноябре 1921 года части Красной армии и ЧОНа нанесли стремительный удар по группировке Кайгородова под селом Таурак: из полутора тысяч повстанцев было убито, ранено и взято в плен более половины. Сам Кайгородов, оставив обоз, вырвался из окружения и стал поспешно отступать по Уймонскому тракту, достигнув к середине декабря практически неприступные ущелья Аргута. Туда к Кайгородову мелкими группками вновь потянулись бандиты. В ночь с 4 на 5 февраля 1922 года отряд Кайгородова неожиданно напал на село Катанда, затем нанес ряд чувствительных ударов в других местах и вышел на Уймонский тракт. Численность отряда выросла до двух тысяч человек.

В начале марта 1922 года объединенные силы Кайгородова и Кармана Чекуракова предприняли последнюю крупную акцию – захват продовольственных складов в Онгудае. 7 суток шла ожесточенная борьба за Онгудай, но повстанцы все же были вынуждены отступить в Катанду.

В результате спецоперации Кайгородов был убит. По словам очевидцев, в течение длительного времени его окровавленную голову, насаженную на штык, возили по селам Горного Алтая, подчеркивая этим, что вместе с гибелью организатора и вдохновителя движения с повстанчеством покончено^[22].

Летом 1924 года на территории Сибири начал действовать повстанческий отряд М. К. Артемьева – П. В. Карамзина, который состоял из местных жителей – эвенков (старое название – тунгусы). Мятежники выдвинули требования национального самоопределения тунгусов, присоединения Охотского побережья к Якутской АССР, т. е. ряд национальных проблем. Всего же в июле 1924 года на территории данного региона оперировало 20 повстанческих отрядов общей численностью 202 штыка^[23].

В августе 1924 года отряд Артемьева-Карамзина занял порт Аян и захватил большое количество оружия и боеприпасов. Всего же в регионе на тот момент действовало 20 отрядов общей численностью 335 человек^[24].

В сентябре 1924 года количество отрядов возросло до 23, зато их общая численность членов этих вооруженных формирований снизилась до 307 человек. Просто в результате спецопераций 32 рядовых повстанца погибли^[25].

В октябре того же года, по данным чекистов, на территории Сибири действовало 27 отрядов общей численностью 437 человек. В результате спецопераций было убито и захвачено трое главарей и 28 рядовых повстанцев^[26].

В ноябре 1924 года количество повстанцев сократилось до 400 человек^[27].

Наступил 1925 год. Банда «Артемьева – Галиборова – Слепцова», а именно так она именовалась в документах госбезопасности, продолжала действовать. В феврале повстанцы заняли Новое Устье (южнее Охотска), где захватили 10 тысяч пудов муки, 300 пудов сахара, 500 пудов чая и 300 пудов масла. Трофеи спешно вывезли в тайгу. Отряд войск ОГПУ после боя с повстанцами спешно отступил в Охотск. Сил отряда хватило только для обороны города. Из-за невозможности прислать подкрепление командованию отряда приказали охранять только город^[28]. Только в марте 1925 года удалось освободить Ново-Устье. Тогда же чекисты доложили в Москву, что повстанческий отряд «на 75 % состоит из тунгусов и на 25 % якутов, в числе же активных руководителей движения несколько бывших белых офицеров и бывших советских служащих».

Хотя вышеназванная повстанческая группа была не единственной. Например, 31 марта 1925 года другой повстанческий отряд совершил налет «на Омноуз, где были захвачены товары, налоговые дела, два совработника и красноармеец». Другой отряд (командир Алексеев) разграбил груз Якутского посторга на сумму 18 тысяч рублей и захватил 150 оленей. Еще один отряд сумел разоружить подразделение Красной армии. Трофеи повстанцев: шесть пулеметов, 59 винтовок, четыре револьвера и 48 тысяч патронов^[29].

Политический бандитизм в середине 1925 года

Во втором полугодии 1923 года за «бандитизм и массовые беспорядки» (ст. 75, 76, 82 и 84 УК РСФСР) было арестовано 6056 человек. «В социальном составе преобладающей группой являются крестьяне – 62,5 % общего числа арестованных»^[30].

К середине 1925 года в отдельных регионах Советского Союза, где в последние пару лет орудовали преимущественно уголовные банды, начали появляться политические бандиты. Например, в Брянской, Смоленской, Гомельской и Витебской губерниях оперировало пять повстанческих отрядов общей численностью 36 человек. Это немного, если учесть, что одновременно действовало 17 уголовных банд общей численностью 117 человек. При этом большинство рядовых членов – крестьяне, демобилизованные из Красной армии красноармейцы и т. п. И в любой момент уголовные банды могли превратиться в политические.

На Украине ситуация была еще хуже. Там оперировало 19 банд общей численностью в 173 человека, из них шесть «банд политических (78 бандитов и три пулемета)» и шесть «уголовно-политических (36 бандитов)». При этом действовали они дерзко и вызывающе. Например, одна из банд совершила налет на… «квартиру группы по борьбе с бандитизмом», другая, численностью 25 человек при одном пулемете, совершила нападение на местечко Лужнец, где ограбила: «райисполком, почту и милицию, захватила дела военного стола, секретную переписку и 3000 рублей»^[31].

«Вооруженная демонстрация» конфедералистов в Якутии

В 1927–1928 годах на территории Якутии произошли события, вошедшие в советскую историю под названием «мятеж конфедералистов». Во главе «мятежников» стоял юрист, бывший сотрудник Наркомата финансов Якутской АССР Павел Васильевич Ксенофонтов. Сам он этот бунт называл «вооруженной демонстрацией». От других аналогичных крестьянских выступлений той эпохи оно отличается тем, что лидеры восстания выдвигали не только экономические, но и административно-политические, а также национальные претензии к советской власти и местным партийно-советскими органам. Другая особенность – ее «интеллигентский» характер. Были ранены и погибли повстанцы и красноармейцы. Местные жители не пострадали.

С середины двадцатых годов прошлого века статус автономии для Якутской АССР фактически утратил свое подлинное содержание и превратился в пустую декларацию. После заключения Союзного договора 1922 года стали ущемляться права не только личности, но и целых наций, начала осуществляться политика сверхцентрализации, складываться сталинская унитарная система «автономий». А. И. Икрамов – секретарь ЦК КП Туркестана (1921–1922) и Узбекистана (1927–1937) – говорил о бюрократическо-циркулярном стиле руководства ЦК ВКП(б) союзными и автономными республиками и об огромном количестве нерешенных вопросов национальной политики. Это стало причиной проявления нелояльности к советской власти части местной административной и партийной элиты.

Павел Ксенофонтов считал, что вся работа по советскому строительству в СССР замыкалась «в узком кругу закрытой касты безответственной партийной бюрократии». Позже командир одного из отрядов повстанцев М. Васильев и начальник его штаба в «Обращении ко всем гражданам Советской Республики» прямо заявили, что ВКП(б) превратилась в правительственную партию и загнала революционное движение «в тупик полного подчинения» ОГПУ, большевики «суют нос» в дела иностранных государств, вызывая тем самым «справедливый гнев» более демократических правительств, чем «рабоче-крестьянское». Во имя сохранения революционных идеалов ВКП(б) предлагалось отказаться от диктаторства и отделиться от государства.

Были претензии к советской власти у якутских крестьян. По справедливому мнению большинства якутских крестьян, НЭП спровоцировал расцвет не только взяточничества и коррупции, но бюрократизма и «комчванства». К этому стоит прибавить еще две проблемы, о которых советские историки предпочитали не вспоминать.

Во-первых, в середине двадцатых годов начался передел земли. Отдельные участки отбирали у якутов и отдавали русским крестьянам. Например, в первые годы НЭПа на одно русское хозяйство приходилось 0,5–1,5 га пашни, 0,1–0,2 га покосов, а в якутских наслегах Западно-Кангаласского улуса на одно хозяйство якутов приходилось по 137 га земли. Якутский ЦИК и Наркомзем Якутской АССР откладывали вопрос о прирезке земли, а отдельные чиновники откровенно заявляли, что «…в Якутии русским земли не полагается». С 1921 года по 1927 года число русских хозяйств по Ленскому тракту сократилось на 18 %. Так что когда начался процесс коллективизации и распределения земли, то…

Во-вторых, массовая раздача концессий на разработку природных ископаемых иностранным компаниям в период НЭПа спровоцировала недовольство местных жителей. Говоря современным языком, они выступали против превращения региона в «сырьевой придаток» Запада. Представители местной интеллектуальной элиты предсказывали ситуацию, когда в результате иностранной экспансии коренные жители стали людьми «второго сорта». Высказывались мысли, что тогда на железных дорогах введут отдельные вагоны для якутов и для «белых», в городах аборигенам запретят входить в иностранные кварталы. В парках вывесят надписи, что «якутам и собакам вход запрещен». Т. е. возникнет такая же ситуация, как в полуколониальном Китае. Павел Ксенофонтов и его соратники считали, что это приведет к исчезновению якутов под натиском более культурного «иноплеменного» населения.

По мнению Павла Ксенофонтова и других будущих лидеров восстания, все перечисленные выше проблемы можно было решить путем предоставления полной автономии Якутской АССР. На практике это означало, что республика сама распоряжалась содержимым своих недр, определяла миграционную политику, снижала темпы индустриализации и т. п. Фактически местные, а вернее местечковые, интересы были поставлены выше интересов страны в целом.

До 1927 года Павел Ксенофонтов и его соратники пытались решить эту задачу законным путем. Они активно выступали за изменения Конституции Якутской АССР и других местных законодательных актов. Игра в «демократию» закончилась «чисткой» местного советско-партийного аппарата от «социально-чуждых элементов».

После этих неудач Павлом Ксенофонтовым было принято решение приступить к созданию политической партии и установлению контактов с активными участниками прошлых антисоветских повстанческих движений в Якутии. В ходе ряда встреч в ресторане, пивной и театре они быстро нашли общий язык по общественно-политическим вопросам. Об их контактах знало все местное население, но власти пока не предпринимали никаких упреждающих мер. В мае 1927 года по Якутии циркулировали слухи о намеренье ОГПУ арестовать участников повстанческих движений, но они не подтвердились. А тем временем подготовка восстания шла полным ходом.

28 сентября 1927 года состоялось первое учредительное собрание, на котором утвердили программу и устав партии «Младо-якутской национальной советской социалистической партии «конфедералистов». С целью привлечения внимания общественности и властей к программным требованиям, а также защиты свободы лидеров движения было решено произвести «вооруженную демонстрацию», а для этого послать своих вербовщиков по улусам для набора в повстанческие отряды. Отсюда видно, что срок выступления не был определен заранее, партия не сформирована до самого последнего момента, отсутствовали вооруженные отряды. Таким образом, движение началось хаотично и сумбурно, поскольку отсутствовало вертикальное руководство. Да и сами мятежники являлись не целеустремленными, сплоченными и дисциплинированными заговорщиками, а напоминали членов дискуссионного клуба. Тогда же были сформированы первые отряды.

Боевые действия начались с того, как в захваченном повстанцами Петропавловске узнали, что отряд, подчиняющийся руководству Якутской АССР, покинул село Абага, что позволяло взять этот населенный пункт без боя. Однако неожиданно для себя повстанцы столкнулись в Абаге с сопротивлением, оказанным… сельскими подростками-пионерами. После 3–4-часовой перестрелки в ночь с 7 на 8 ноября 1927 года конфедералисты отступили. Причиной отхода, по словам лидеров повстанцев, являлся «могущий быть урон и жертвы».

После абагинской перестрелки повстанцы направились в местность Табалах, в пяти километрах южнее Абаги. Там они отпустили на свободу задержанных ранее агентов ОГПУ. В дальнейшем конфедералисты также освобождали всех захваченных в плен партийцев, разведчиков и красноармейцев. Это было проявлением гуманизма и актом доброй воли, направленным на создание условий для свободных и мирных переговоров с местными властями. Повстанцы обошли Амгу и через Чакыр добрались в Чемаики, где пробыли 5–6 дней. Из Чемаики повстанцы под командованием С. М. Михайлова двинулись в С. Качикатцы для соединения с западной группировкой. 18 ноября 1927 года в местности Джарала Западно-Кангаласского улуса произошла вторая перестрелка.

22 ноября 1927 года основные силы мятежников (160 человек) собрались в Мытатцах. Только 100–120 бойцов из них имели огнестрельное оружие. Там был образован объединенный штаб вооруженных сил конфедералистов. В этом населенном пункте они находились недолго. Разделившись на несколько отрядов, они начали рейдировать по району.

До 26 ноября 1927 года повстанцам удавалось уклоняться от боев с частями Красной армии. Затем стычки стали происходить регулярно. Потери несли обе стороны.

Руководство Якутской АССР не раз обращалось к лидерам движения с предложением сдаться, обещая в этом случае амнистию. Считая, что основная цель «демонстрации» (а именно так трактовали лидеры повстанцев свои действия) – пропаганда политической программы партии – достигнута, и одновременно осознавая пассивность основной массы населения, 1 января 1928 года Павел Ксенофонтов сдался властям. Через пару недель начали сдаваться командиры отрядов. Последний из них сложил оружие 6 февраля 1928 года. Так завершилась пятимесячная «вооруженная демонстрация», организованная Павлом Ксенофонтовым и его соратниками.

Всего по делу «ксенофонтовщины» было репрессировано 272 чел., из них 128 чел. расстреляно, 130 чел. осуждено на различные сроки заключения^[32].

Кулацкий террор в Советском Союзе

Если о вооруженных антисоветских выступлениях крестьян современными историками и журналистами написано достаточно много, то о преступлениях из серии убийство кулаками Павлика Морозова и его брата – почти ничего. Безвестный мальчик из затерянного в глуши маленького поселка Герасимовка Свердловской области, он донес на своего отца и был впоследствии убит в лесу вместе со своим младшим братом Федором. При советской власти его сделали общесоюзным героем и включили в список канонизированных «Пионеров-героев» под первым номером. Почти все остальные персонажи – участники Великой Отечественной войны. В начале девяностых годов прошлого века Павлика Морозова объявили Иудой, а тех, кого суд признал виновным в смерти двух детей – их деда Сергея Морозова, его жену Ксению, двоюродного брата Данилу и крестного Армения Кулуканова – жертвами НКВД. Правозащитники из курганского отделения общества «Мемориал» попытались добиться политической реабилитации осужденных за убийство людей, но в апреле 1999 года Верховный суд РФ отказал им в этом^[33].

Убийство двух детей – наверно, это самый яркий пример «кулацкого террора». Именно так именовали в документах госбезопасности середины двадцатых годов прошлого века совершенные в отношении представителей советской власти преступления. Фактически, хотя об этом не принято говорить, они были продолжением Первой крестьянской войны или популярными среди эсеров конца девятнадцатого – начала двадцатого века актов индивидуального террора в отношении представителей государственного аппарата Российской империи. Единственное отличие – революционеры могли попытаться убить любого человека в царской России, начиная от императора и заканчивая городовым, а советские крестьяне сконцентрировали свои усилия на представителях местной администрации.

Мы не будем останавливаться на рассказе о том, что происходило в сельской местности с 1921 по 1924 год, а сразу обратимся к событиям февраля 1925 года. Именно тогда чекисты с тревогой констатировали: в январе 1925 года в стране произошло 127 случаев террора (25 % от всего 1924 года). Фактически – резкий всплеск. Больше всего случаев зафиксировано в Западном крае (30 эпизодов), на Украине (27 эпизодов), в Центре (24 случая) и в Сибири (21 случай). Причем неблагополучными оказались не только регионы, где происходили вооруженные выступления крестьян (например, Сибирь), но и относительно спокойные в последние годы Центр и Западный край. В остальных районах – по пять случаев.

Также чекисты отметили, что в Западном крае, на Украине, в Центре и в Сибири районах:

«…Террор принимает все более систематический и организованный характер и направлен против низового аппарата, коммунистов и других советских элементов в деревне. Весьма характерно, что за истекший месяц имеются несколько случаев массового организованного выступления кулаков, причем нередко в качестве физических исполнителей выступают середняки и даже бедняки»^[34].

Также чекисты отметили в январе 1925 года рост числа особо тяжких преступлений – убийств советских работников, сельхозкоров, коммунистов, комсомольцев и бедноты. Например, в 1924 году их количество (в среднем за год) составило лишь 30 %, остальное – избиения, покушения на жизнь, поджоги, угрозы в отношении этих категорий граждан, то в январе 1925 года 47 % преступлений – убийства.

В марте 1925 года чекисты подсчитали, кто обычно становился жертвами «кулацкого террора». В феврале 1925 года:

«…Из общего числа случаев террора 30 % падает на работников низового соваппарта и милиции, 30 % на членов РКП (коммунистов. – А.С.) и РЛКСМ (комсомольцев. – А.С.), 15 % на сельхозкоров и 15 % на другие слои деревни (главным образом активную бедноту)»^[35].

Справедливости ради отметим, что рост числа случаев «кулацкого террора» начался еще весной 1924 года. Об этом свидетельствуют данные сводной таблицы^[36], охватывающие период с 1924 года по 1925 год:

Приведенные в таблице данные не полностью отражают криминогенную обстановку на селе. Например, в 1924 году в Саратовской губернии было зафиксировано «45 случаев террора против лесных работников (из 7 убийств, 3 ранения, 5 избиений, 10 покушений, 20 поджогов)». Говоря другими словами, эти люди защищали государственное имущество – леса – и стали жертвами «мирных» крестьян.

Если говорить о различных видах преступлений, то за семь месяцев 1925 года они были распределены так^[37]:

Начиная с августа 1925 года из итоговых сводок ОГПУ, предназначенных для руководства страны, исчезли случаи кулацкого террора. Их места заняли факты хулиганства жителей села. По своим результатам и направленности они почти не отличались от кулацкого террора, кроме того, что большинство хулиганов были пьяны, когда совершали свои преступления. Поджоги, избиения сотрудников низового аппарата советской власти и комсомольцев. Часто драки заканчивались смертью кого-либо из участников. А еще под хулиганство попадали погромы в сельсоветах, клубах и избах-читальнях, избиения комсомольцев и пионеров, угрозы и т. п. Фактически речь шла о том, что небольшая группа хулиганов постоянно терроризировала односельчан. При этом их выходки носили исключительно антисоветский характер.

В мае 1926 года чекисты были вынуждены признать, что размах хулиганства принял угрожающие размеры. Например, в Сибири в ноябре – декабре 1925 года и январе 1926 года было зафиксировано 193 случая, а в период с февраля по апрель 1926 года – уже 335 эпизодов^[38].

Особенно остро стал вопрос с хулиганством осенью 1926 года. Кроме перечисленных выше деяний хулиганы начали активно мешать проведению различных мероприятий, начиная от комсомольских собраний и заканчивая заседаниями народного суда. А еще еврейские погромы и антисоветские демонстрации^[39].

С августа 1926 года в сводках ОГПУ вновь стало появляться словосочетание «кулацкий террор». Если в августе было зафиксировано всего лишь семь случаев, то в сентябре уже 24 (шесть убийств, пять покушений, два поджога и 11 случаев угроз)^[40].

За период с июля по октябрь 1926 года в 78 губерниях и округах было зарегистрировано 278 случаев кулацкого террора. На первом месте по количеству эпизодов Сибирь – 128 случаев. В Центре – 29 эпизодов. В Северо-Западных регионах – 29 случаев. На Украине – 25 случаев. При этом отмечался стремительный рост. Если в июле – 35 случаев, в августе уже 36 эпизодов, в сентябре – 77 случаев, а в октябре – 73 эпизода. В 45 случаях жертвами террора стали рядовые комсомольцы и коммунисты. В 114 случаях – «работники совпартактива», коммунисты и комсомольцы, 31 случай – середняки и бедняки, 20 эпизодов – селькоры. В результате кулацкого террора с июля по октябрь 1926 года погибло и было ранено 29 человек, избито – 105 жертв, Преступники совершили 27 поджогов, 40 покушений и в 65 случаях угрожали потенциальным жертвам^[41]. В ноябре – декабре 1926 года было зафиксировано 106 случаев кулацкого террора. Погибло 10 человек, ранено – 5, избито – 27. Совершенно 6 поджогов, 14 покушений, 31 случай угроз и зафиксировано 13 фактов других видов террора^[42].

Зимой 1926–1927 года в сельской местности проходили выборы в местные органы самоуправления. Это событие спровоцировало активизацию антисоветских элементов. В январе 1927 года чекисты зафиксировали 80 случаев кулацкого террора. Из них: 8 убийств, связанных с выборами. Также пострадали, но остались живы 25 членов избиркомов; 23 работника низовых аппаратов; пятеро коммунистов, комсомольцев и советских активистов^[43].

В феврале 1927 года накал предвыборных страстей снизился. Был зафиксирован 61 случай кулацкого террора. Из них только 45 эпизодов, связанных с перевыборами председателей сельсоветов. Погибло семь человек, один раненый и 215 случаев избиения^[44]. В марте 1927 года – 22 случая кулацкого террора, из них 13 «на почве перевыборов в Советы»^[45]. В мае 1927 был зафиксирован один случай кулацкого террора, а в июне того же года – 15 эпизодов^[46]. После этого словосочетание «кулацкий террор» вновь временно исчезло из сводок ОГПУ.

В январе 1928 года чекисты зафиксировали первые атаки, направленные против совхозов и колхозов. Например, в Воронежской губернии кулаки смогли разогнать колхоз, а в московской губернии подожгли и разогнали совхоз. И снова в сводках начало появляться словосочетание «кулацкий террор». Например, по 22 округам Украины было зарегистрировано «70 фактов кулацкого террора (убийство – 1, покушение на убийство – 8, ранений и избиений – 18, поджогов – 6 и т. п.)». В Краснодарском крае с 13 по 30 января 1928 года зафиксировано 12 случаев избиения работников низового аппарата, на Урале – аналогичный показатель, а в Сибири – 15 пострадавших^[47].

В феврале 1928 года в центральном регионе зафиксировано «15 случаев избиений, покушений и угроз по адресу работников низового соваппарата и сельактива». В Курской губернии убит председатель сельсовета. В Северо-Западном регионе «8 случаев избиений, покушений и угроз по адресу работников совактива». В западном регионе убит беспартийный активист-бедняк. На Украине: пять погибших и трое пострадавших. В Поволжье – 21 случай («убийства – 2, избиений – 6, угроз – 6, поджогов – 1»). Террор «в большинстве своем направлен против работников соваппарата, членов ВКП(б) и ВЛКСМ и бедняков, активно работающих по выявлению хлебных излишков у кулаков». Урал: два убийства, шесть избиений и покушений и один «поджог работников соваппарата и активистов села». Сибирь – 21 эпизод^[48].

Март 1928 года. Центральный регион – 17 случаев избиения, покушений и угроз. Северо-Запад – четыре убитых и пять раненых и избитых. Среди погибших – школьный учитель, который написал в стенгазете, что сын кулака пытается в ВЛКСМ. Убит родителем будущего комсомольца. Запад – трое избитых. На Украине в шести округах 11 случаев террора (один погибший, один раненый, двое уцелели при покушениях и т. п.). Урал – 29 случаев террора. Сибирь – 32 случая террора (из них 16 убийств и ранений)^[49].

В апреле 1928 года чекисты зафиксировали снижение числа случаев кулацкого террора. Если в предыдущем месяце было 109 эпизодов, то сейчас 73 (11 погибших, двое раненых, 19 избитых, 14 жертв покушений и два случая поджога)^[50]. В следующем месяце продолжилось дальнейшее снижение числа случаев кулацкого террора. В мае 1928 года зафиксировано всего лишь 38 эпизодов (два убийства, два ранения, 11 избиений, 15 покушений и угроз, 5 поджогов)^[51]. Это было затишье перед бурей.

Первый тревожный сигнал прозвучал в первый месяц лета. В июне 1928 года количество эпизодов увеличилось до 44 (из них пять убийств, три ранения, 7 избиений, 13 поджогов и 10 покушений)^[52]. В июле 115 эпизодов кулацкого террора (данные не полные, так как не было полной информации по Ленинградскому военному округу и Сибири). Было совершенно десять убийств, семь человек ранено, 24 были избиты. Также совершен 21 поджог^[53]. В августе 1928 года число эпизодов снизилось (за счет уменьшение числа нетяжких преступлений). 92 случая кулацкого террора (11 убийств, 24 избиения, 3 ранения, 16 поджогов и 33 случая покушений и угроз)^[54].

В сентябре 1928 года чекисты были вынуждены признать, что в последние месяцы значительно возросло число убийств советских и партийных работников, а также количество поджогов. За девять месяцев 1928 года произошло сто убийств, а за аналогичный период предыдущего года – только пятьдесят.

Динамика роста количества убийств и поджогов в 1928 году^[55].

В октябре 1928 года было зарегистрировано 31 убийство и 79 поджогов. К числу жертв следует добавить 58 раненых и избитых. А всего количество случаев кулацкого террора достигло 256^[56]. Фактически деревня находилась в предвоенном состоянии. К этому следует добавить повышенную политическую активность крестьян, часто реализуемую в радикальных формах. Начиная с середины 1928 года в селах регулярно проходят несанкционированные властями митинги. Иногда они заканчиваются стычками с представителями местной администрации и милиции.

В ноябре 1928 года чекисты вновь были вынуждены признать, что «…последние месяцы 1928 года дают значительный рост кулацкого террора в деревне. Наблюдается резкое изменение самого вида террора в сторону увеличения числа убийств, покушений на убийства и поджогов, что объясняется переходом кулачества на более решительные формы борьбы».