Александр Сергеевич Зайцев
Путина
– А карабин – спохватился я – карабин где?
– Не было карабина – последовал ответ – ни карабина, ни рюкзака мы не нашли, наверное, потерял, когда с карниза летел.
В деревне мы были на следующий день, к вечеру. Жорка очнулся ночью, попросил пить. Попытались снять бинты с лица, чтобы напоить, но они присохли намертво. Решили оставить их до больницы, прорезали ножницами дыру возле рта.
– Как ты – я осторожно поддерживал его за голову, убирая стакан, – ты слышишь, Жорка, как ты, что случилось с тобой?
– Ноги – тихо послышалось из-под бинтов – ноги есть.
– Есть – ответил Степаныч – перелом только, что случилось с тобой, где Серый?
– Лавина – прошептал Жорка – снегом нас снесло, дайте пить мужики, горит все, сил нет.
– Потерпи, нельзя тебе пока – я промокнул мокрой тряпкой его оплывшие губы – потерпи до больницы. Какая лавина, ты на гольце был?
– Не дошел – ответил он – на подъеме, с тропы увидел, что бараны по гребню с гольца уходят, не пройти там, решил к ним с другого краю подобраться, когда они на лежке будут. Серого на поводок привязал, чтобы не спугнул.
– Жора, Жора – тихо позвал я его после минутного молчания – что с тобой?
– Не увидел – прошептал он – снежную шапку над собой не увидел, когда выцеливал, извини бригадир. Горит все, не могу больше.
Через пять минут он уже бредил, бормотал, потом стал метаться. Промедол колоть больше нельзя, пришлось сидеть с ним до утра, по очереди. Как проснулся, пошел к Жорке, у него дежурил Сергей.
– Ну, как он – спросил я – мечется?
– Затих – ответил Сергей – а час назад держать пришлось. Все просит кого-то уйти, то матерится, то умаляет, руками машет, как мельница, намаялся я с ним.
– С рассомахой своей опять схватился – предположил я.
Через час пришел медицинский уазик и забрал Жорку, сначала в район, а оттуда на вертолете в Комсомольск. Перед отъездом я нашел Владимира, того парня, что спас Жорку, поблагодарил, и попросил его, как сойдет снег побродить в тех местах, может быть, карабин отыщется.
– Слушай Володя – сказал я, пожимая ему руку, – чем черт не шутит, если вдруг пес наш объявится, он живучий, приюти его и дай знать, телефон ты знаешь.
– Подожди бригадир – Володя удержал мою руку в своей – тут такое странное дело, не знаю, говорить или нет. В общем, когда мужики твоего парня оживляли, я вокруг костра прошелся, оружие высматривал. Метрах в тридцати увидел куски шкуры, похоже, рассомаха вашего пса сожрала, вот что странно.
Действительно странно, для Серого рассомаха не проблема, тем более себя защитить от нее. Надо Жору, когда он оклемается, поконкретнее расспросить, темная какая-то история получается. Провалялся он с пару месяцев, я навестил его раза три, не могу завести разговор про собаку, язык не поворачивается, да и он в сторону смотрит, все больше молчит. После выписки стал проситься в отпуск, я не настаивал, дел особых не было, пусть идет. Долго я терпел, пока Галина, его жена к нам в гости не пришла.
– Гера – начала она с порога – прости, не утерпела, но с Георгием что-то творится, боюсь я его, по ночам зубами скрипит, днем слова не скажет, весь отпуск дома просидел, носа не высунул. Дел невпроворот, а он только водку глушит. Отлаяла я его пару раз, раньше бы взъерепенился, а сейчас спокойно выслушал и опять за свое. Для меня не привыкать в больницу передачи носить, Вам без приключений, как без пряников, но тут что-то непонятное творится. Поговорил бы ты с ним, а, боюсь я его, ей-богу боюсь.
Захожу, сидит мой Жора в кресле, и телевизор смотрит, трезвый, как стеклышко. Посмотрел он на меня так, как – будто ждал давно, шасть в другую комнату и несет оттуда какую-то бумажку. Читаю, заявление об уходе.
– Извини бригадир – сказал он, глядя на экран, – но разговора не будет. Забирай бумагу и иди.
– Пойти-то я пойду, пойти не долго – говорю я ему в спину – только знаешь Жора, не круто ли это после двадцатилетней дружбы?
– Хочешь знать подробности, как я тварью стал – он обернулся ко мне – твоей дружбе этого так хочется?
– Хочется – отвечаю – что пойму тебя знаю, не знаю приму ли?
– Пошли на кухню – он поднялся с кресла – а то дочь скоро придет.
– В общем, откопал меня Серый – начал он свой рассказ, стоя у окна, – за шиворот на поверхность выволок, помогал я ему как мог, ногой пошевельну, от боли в глазах темнеет. Ни карабина, ни рюкзака, хорошо, что спички в бушлате зашиты. Дополз я до бурелома, шину себе смастерил, теперь хоть как-то двигаться можно, хотя бы дров набрать для костра. Серый возле меня крутится, стал мне сушняк таскать. Обогрелись, сидим, думаем, что дальше делать. Ясно, до деревни мне не дойти, даже, если поползу, то на пути замерзну, редколесье вокруг. Остается сидеть на месте, и Вас дожидаться. Двое суток просидели, тишина, по ночам кто-то шарится вокруг нас, Серый рванул в темноту, слышу, грызня началась, сейчас только без собаки остаться, тогда хана. Вернулся он, грудь в крови, дышит как паровоз. Улегся, стал рану зализывать. Утром пополз я посмотреть, кто к нам приходил, на следы рассомахи наткнулся. Этот лесной черт в покое не оставит. Серый куропатку под снегом раскопал, принес. Что там с этой куропатки, одни перья да мослы, брюхо подводит. Думаю, бог с этой рассомахой, отобьюсь как-нибудь, надо Серого к Вам посылать, да только как это втолковать ему, гулять он горазд, но далеко не уйдет. Подтащил его к себе, домой тебе надо Серый, говорю, домой, домой давай. Смотрит он на меня спокойно и вразумительно, как-бы говоря, совсем ты разум потерял, и ни с места. Голос я повысил, потом матом стал орать, отталкиваю его рукой, а он руку клыками ловит, игру паразит затеял. Наорался я до хрипоты, сил уже нет, смотрю, погрустнел мой пес, крутанулся на поляне и потрусил в сторону гольца, остановился, смотрит на меня, мол, ты не передумал. Давай, давай Серый, говорю ему в след, не подведи только. Под вечер ночные гости пожаловали, да целых две, стали круги вокруг меня наматывать, глазенками сверкают. Запустил головешкой в одну, ощерилась, но не уходит. Сзади треск, оборачиваюсь, еще одна, метрах в десяти. Привет, в кольцо взяли. Пока я с ближней разбирался, чувствую, меня кто-то за ногу тянет, оборачиваюсь, рассомаха вцепилась в унту и тянет меня от костра, вторая ей на помощь спешит. Полоснул я ее ножом по морде, заревела, отскочила в сторону, вдруг собачий лай, Серый на поляну вылетел и сходу сшиб эту тварь в костер. Затрещала как факел, с ревом рванула в темноту, а пес уже со второй сцепился, катаются клубком по снегу, хрипят, рвут друг друга. Расцепились, рассомаха кишки по снегу волочет, собака за ней. Серый ко мне, ко мне, кричу, компанией, они его быстро уделают, минут через пять вернулся, хромая. На правом плече кусок мяса вырван, по животу раны от когтей, свалился рядом, сидим, отдыхиваемся оба. Из темноты раздался отчаянный рев, а потом хруст и чавканье, похоже они свою товарку на ужин пустили, которую Серый не добил, оголодали бедные. Ну а дальше плохо стало, Вас нет и нет, от голода забываться стал, хорошо, что рассомахи отстали, или боялись при собаке сунуться. Когда в себя приходил, гнал его от себя, как мог, очнусь, а он опять рядом лежит. Не бросил.
Жора замолчал, последние слова он говорил через силу. Я смотрел ему в спину, что тут скажешь, конец ясен, живой стыд или мертвая гордость, вот и выбирай.
– Пойду я Жора – я поднялся со стула – бумагу твою еще месяц продержу под стеклом, не придешь, отдам в дело. Мне не стыдно за тебя.
– Я же просил его, просил, богом умолял – он повернулся ко мне, по его небритому лицу текли ручьем слезы, – а он смотрит на меня, как на икону. Когда нож достал, он и с места не сдвинулся, только глаза закрыл и морду на лапы положил. Что же мне теперь, куда, самому что-ли в петлю лезть?
Гера полез за сигаретой, комбат молча смотрел на огонь, глазами полными слез. Мне в спальнике тоже пришлось долго утираться, история стояла перед глазами, как живая картина.
– Знаешь, Андрей – Гера поднялся – я к собакам куда спокойнее отношусь, как к оружию, наверное, но этого пса мне не забыть, сколько бы их впереди не было. Собака же обыкновенная, а двум мужикам жизнь переехала.
Глава 7. Прощание.
Утром нас разбудил дождь. Кровать моя промокла и сверху и снизу, подвел орешник, выбрался наружу, быстро собрался. Лагерь уже был на ногах, грузились по катерам.
– Андрей – обратился бригадир к комбату – Ваша доля у Валентина.
– Как разделили, поровну или по честному – улыбнулся Андрей.
– По честному – прозвучало в ответ, – поехали, хватит шутить.
– Поехали, – согласился Андрей и поднял глаза на небо – всё, кончилась погода, теперь дожди через день, готовься Саня, сейчас душ «Шарко» принимать будем».
Серая мгла висела над головою. Кроме шороха дождя, никаких звуков, ничего не пело, не пищало и не квакало. Лес опустил голову, и стоял не шелохнувшись, только, изредка, отряхивая с себя надоедливый дождь. Выбрались на старицу, затем, через протоку, вышли в Амур и пошли вверх по течению, забирая влево, наискосок. Дождь, встречный ветер с приличной волной вымочили нас до нитки. Через два часа хода на левом берегу показался Амурск, конечная точка нашей компании. До него оставалось не более двадцати километров, когда, справа, мы услышали кваканье ревуна. С правого берега, на перерез, к нам летел катер на подводных крыльях. От такого не уйдешь, но комбат не сбросил скорость, катеру пришлось еще раз просигналить ревуном, давая понять, что ему нужны именно мы.
– Тормози комбат, чего гоняться, – сказал Гера, – сейчас разберёмся, кто нас хочет.
– Так, приехали, – сердце мое болезненно сжалось, – приключения только начинаются.
Мы застопорили ход, катер подлетел к нам, встал с правого борта. Милиции на палубе не было, плексигласовая дверца рубки отворилась, и на небольшую палубу выбрались два мужика, в одинаковых черных куртках, с болоньевым покрытием.
– Свои – обрадовался бригадир и поздоровался с вновь прибывшими, – здравствуйте, господа начальники.
– Здравствуй кормилец, здорово мужики – поздоровались они в один голос – ну-ка, Гера, поднимайся, перекинься со своими парой слов. С катера полетел конец, мы прижались к нему правым бортом, Гера вскарабкался на палубу, и исчез в рубке.
– Нравится» – Андрей кивнул головой в сторону красавца, по сравнению с нашим Амуром, он выглядел супер-лайнером, из стекла и стали.
– Красивая машина, чего мы на ней не поехали – ответил я, – а кто это с нами здоровался».
– Главный инженер, а второго не знаю» – ответил Андрей.
– Чего они по реке шляются, – продолжал острить я – забот на заводе не хватает.
– Путина, она здесь для всех путина, – не поддержал моего сарказма комбат, на полном серьёзе добавил, – главный праздник в году.
На палубу выбрался бригадир. « Валентин – крикнул он ему – подойди поближе, разгрузить тебя надо».
Мы уступили место Жидкову, Гера принял с катера ведро и три крупных свёртка, и опять исчез в рубке. Через пару минут он появился вновь, провожаемый своим начальником. « Езжайте – сказал тот Гере – три дня на баню, в понедельник жду тебя на заводе, в семь утра. Пока, мужики».
«Рассказал» – спросил Андрей у бригадира.
« Они уже знают, – ответил Гера, загадочно улыбаясь, – всё будет нормально, забудь и не вспоминай больше».
Через час мы были в батальоне, посадили бригаду в дежурную машину и помахали им на прощание, до дома им оставалось еще четыре часа езды. Андрей уехал домой, а я пошел звонить комбригу из его кабинета.
« Что у тебя, Александр, – услышал я родной голос – заготовились». « Так точно – отрапортовал я – десять вёдер и сто десять хвостов, они сейчас в леднике, будут готовы через неделю».
« Возьми с собой ведро икры и попроси комбата достать готовой рыбы, хвостов тридцать, – приказал Бригадир – комиссию кормить, сможешь привезти».
« Привезу, – ответил я – не так много, осилю».
« Всё, жду послезавтра» – комбриг повесил трубку.
Через три часа приехал Андрей, уселся за свой стол, и давай вызывать одного за другим, соскучился бедняга. Я передал ему просьбу комбрига, добавив, что мне надо за билетом.
« Я так и предполагал, помнишь наш разговор в Хурбе, – сказал Андрей – икра есть, а вот насчет рыбы звонить придется. Бери мою машину и катись на вокзал, за билетом, пока катаешься, я постараюсь раздобыть эти тридцать хвостов».
Вернулся я к двум часам дня, пока туда-сюда, пока очередь отстоял, поезд до Владивостока уходил в 18.30, до отправки оставалось четыре часа с небольшим. Зашел в кабинет, Андрей вызвал Жидкова, достал из серванта бутылку коньяка.
« Садитесь за стол мужики, – пригласил он нас – давайте, проводим очередную путину.
« Фотоаппарата не было, – пожалел я – какие снимки пропали, на всю жизнь память бы осталась».
« Не переживай, сфотографируемся еще, – успокаивал меня Андрей – год пролетит, и не заметишь, а там, опять комиссия. Приедешь, ты теперь знаток, через многое прошёл, если чего, рядом посадят, на одну скамеечку».
« Типун Вам на язык, товарищ капитан, – отблагодарил я его, – только забыл, а Вы опять напоминаете».
« Шучу, шучу, – улыбнулся Андрей – давай, Саня, счастливой дороги, через три недели, в Уссурийске, на разборе встретимся. В машине найдешь трехлитровую банку черной икры и сорок килограммов осетрины, кусок головы отдельно завёрнут. Это твоя доля с белуги».
« А голову мне, зачем – стал отказываться я, – там же нет ничего».
« Чудак – сказали мужики хором, – от самого вкусного отказываешься, суп из неё попробуй, потом позвонишь, понравилось или нет».
« А сколько вообще достали икры» – не удержался я от вопроса. « Четыре с половиной ведра» – ответил Валентин.
В машине меня ждал груз, весь уложенный и увязанный, чтобы можно было нести его в руках. Водитель помог дотащить мне его до вагона, и я поехал домой. В купе попутчики пригласили меня за стол, но просидел я за ним не долго, перед глазами стояли картины нашего путешествия, я извинился и полез на полку досматривать их в одиночестве.
