Трудно согласиться с мнением, укоренившемся в историко-правовой литературе, что дореформенные институты защитников ничего общего с адвокатурой не имеют. Действительно, известные русские адвокаты того времени пытались «откреститься» от старых одиозных институтов, подчеркивая отсутствие исторической преемственности. «Мы, – утверждает П. А. Потехин, – народились не из них (т. е. дореформеных адвокатов), мы даже произошли не из пепла их, мы совсем новые люди, ни исторического родства, ни последовательной связи с ними не имеем, чем и можем гордиться»[12].
Ему вторит другой известный русский адвокат В. Д. Спасович: «У нас именно имеется пример… самозарождения. Ничего подобного не бывало на Руси. Мы вышли не ex ovo, мы не вылупились из скорлупы, мы без роду и племени»[13].
Представляется, что подобного рода сентенции несут в себе больше эмоциональной окраски, нежели глубокое внутреннее содержание. Желание подчеркнуть отсутствие исторической преемственности связано, на наш взгляд, все с тем же критическим отношением к стряпчим и поверенным в феодальном обществе, стереотип которых складывался веками. Фактически, как показывают архивные источники, дело обстояло не совсем так.
При подготовке судебной реформы в области адвокатуры был использован не только континентальный (европейский), но и имевшийся в самой России опыт столетней деятельности адвокатуры в западных окраинах империи: Литве, Царстве Польском. Польская Конституция 1791 г. и постановления Литовского статута требовали, чтобы адвокат был дворянином, имел поместье, не был замечен ни в каком пороке и знал законы.
При вступлении в сословие адвокатов кандидат обязан был принести присягу. Молодые люди подготавливались к профессии под руководством опытных адвокатов, которые отвечали за учеников перед законом. Включение в состав адвокатов зависело от суда и высшей судебно-административной власти Царства Польского.
По закону 1808 г. адвокаты в Польше (а это была часть России) делились на три разряда:
патронов, состоявших при судах низшей инстанции;
адвокатов – при апелляционных судах;
меценатов – при кассационном суде.
Дисциплинарный надзор за адвокатами осуществляли соответствующие суды.
В прибалтийских губерниях еще в XVIII в. участие адвоката в процессе было обязательным, как и его подписи на бумаге наравне с подписями тяжущихся. По «Своду местных узаконений губерний остзейских» 1845 г. от лица, желающего получить звание адвоката, требовалась степень магистра или доктора права. Кандидаты в адвокаты подвергались практическому испытанию в суде[14]. Поэтому лукавили российские адвокаты, отмежевываясь от исторического прошлого. Вероятнее всего речь шла об «открещивании» от одиозного образа стряпчего или поверенного дореформенного суда, а не от самой системы, пришедшей с Запада, структура и принципы которой были восприняты Россией.
Дореформенный суд царской России подвергался ожесточенной критике не только в юридической литературе того времени, но и в общественно-политической и художественной литературе. Известный русский революционер-демократ А. Н. Радищев в своем знаменитом произведении «Путешествие из Петербурга в Москву» осуждал судебную систему императорской России, низкий образовательный уровень судей, продажность, произвол и взяточничество. Он открыто выступал против неравенства перед законом и против привилегий господствующего класса[15].
Радищев был убежденным сторонником состязательности процесса, считая, что обвиняемый должен иметь право на защиту. Вероятно, он первый из русских общественных деятелей сформулировал принцип презумпции невиновности. Эта идея впервые была изложена в «Грамоте российскому народу»[16].
Чуть позже другой известный русский государственный деятель и юрист М. М. Сперанский разрабатывал проект изменений в государственном аппарате и подробную схему новых судебных органов, установленных на новых буржуазных принципах судоустройства и судопроизводства. Однако в условиях крепостнической России его проект был не только смелым, но и вызвал негативную реакцию у помещиков-крепостников. В полной мере его осуществить так и не удалось[17].
О необходимости права на защиту говорили и декабристы П. И. Пестель, Н. Муравьев, Н. Тургенев и др. В частности, Н. Тургенев в своих работах обосновывал гарантии против незаконных арестов, необходимость введения равного для всех суда, предоставления обвиняемому права на защиту, рассмотрения дел с участием присяжных заседателей. В 1822 г. он составил проект будущей Судебной реформы, в основу которой легли указанные принципы[18].
Таким образом, Судебная реформа 1864 г. зрела еще в рамках феодально-крепостнического строя, но царское правительство оттягивало осуществление кардинальных преобразований судебной системы. Лишь кризис в стране на рубеже 1850—1860-х гг., обозначенный В. И. Лениным как революционная ситуация, заставил правительство в экстренном порядке начать преобразования в области судоустройства и судопроизводства.
В конце октября 1861 г. царь издал Повеление о порядке составления основных положений о судоустройстве и судопроизводстве. Хотя нововведения в основном были связаны с судебной системой, коснулись они и института адвокатуры. Ранее действовавшая система защитников и ходатаев не отвечала буржуазным принципам реформ.
Правительство пересмотрело отношение к адвокатуре. «Основные положения судоустройства» достаточно подробно рассматривали основы организации и деятельности присяжных поверенных, как теперь называли адвокатов.
Было высказано соображение о недопущении в число присяжных поверенных отставных чиновников, не получивших высшего юридического образования, прежних ходатаев по делам и др. В поверенные не должны были приниматься преподаватели и профессора высших юридических заведений как не имеющие практических навыков судебной работы. Было также признано целесообразным ввести должность помощников присяжных поверенных, которые под руководством последних должны получить необходимую практику[19].
Исключалась возможность поступления в адвокатуру лиц, не достигших 25-летнего возраста, иностранных подданных, служащих в правительственных учреждениях, кроме того, тех, кто занимал почетные и общественные должности без жалованья; объявленных несостоятельными должниками, подвергшихся по судебным приговорам лишению или ограничению прав состояния; состоявших под следствием за преступления и проступки, влекущие за собой лишение или ограничение прав состояния; исключенных со службы по суду за пороки или из среды обществ по приговорам сословий, к которым они принадлежали, лиц, которым было воспрещено хождение по чужим делам, а также исключенных из присяжных поверенных.
В дореволюционной России присяжные поверенные приписывались к судебным палатам и сами избирали место жительства в одном из городов округа тех палат, к которым были приписаны (ст. 356)[20].
Для лиц нехристианского вероисповедания существовали ограничения, и они могли быть приняты в адвокатуру только с разрешения министра юстиции.
Дискриминация была и по половому признаку. Хотя прямо женщинам работать в качестве адвокатов не запрещалось, тем не менее анализ правительственных документов подтверждает этот факт. Например, в «Высочайшем повелении» от 14 января 1871 г. говорится, что воспрещается прием женщин «даже и по найму на канцелярские и другие должности во всех правительственных и частных учреждениях, где места предназначены по назначению и выборам». Когда женщин-юристов стали принимать в адвокатуру, царское правительство разъяснило, что запрещение приема женщин на канцелярские и другие должности распространяется и на звание частного поверенного (ст. 406-19 Учреждения судебных установлений)[21].
Институт адвокатуры в России складывался из двух частей: присяжных поверенных и частных поверенных.
Там, где присяжных поверенных было мало, соответствующие функции выполняли прежние ходатаи в порядке личной инициативы (их деятельность никем не регулировалась). Возможно, с этим и связано возникновение института частных поверенных. Частные поверенные не имели юридического образования, тем не менее должны были держать экзамен при суде, платить налог за лицензию на юридическую деятельность и в дисциплинарном порядке подчиняться суду того округа, в котором работали.
Вообще, все адвокаты были распределены по округам. Вопрос о возможности распространения их деятельности за пределы установленного округа разрешался неоднозначно.
Как правило, присяжным поверенным дозволялось ведение дел только в своем округе, однако, если дело передавалось в высшую инстанцию за пределы округа, адвокат имел право вести его и там, но обязан был это время подчиняться тому совету адвокатуры, где рассматривалось дело (ст. 383–385).
Своеобразно решался вопрос и об оплате услуг адвоката. Статья 395 Учреждения судебных установлений прямо указывала, что «количество вознаграждения присяжным поверенным за хождение по делам зависит от соглашения их с доверителями» и «условие о сем должно быть письменное». Лишь в случаях, когда такого соглашения не было, оплата производилась по таксе, которую устанавливал министр юстиции.
Оплата услуг адвоката складывалась из следующих составляющих: суммы иска и результата рассмотрения дела в суде. Интересно и то, что адвокат имел право на вознаграждение даже в случае проигрыша дела (в размере % той суммы, которая причиталась бы ему в случае выигрыша).
Если защита назначалась судом, оплата труда защитников, выступавших по таким делам, производилась из средств самой адвокатуры. Для этого образовывался специальный фонд, составляемый из удержаний в размере 10 % от сумм гонорара, получаемого с населения по таксе. Фонд один раз в год по распоряжению Министерства юстиции распределялся по судебным округам в зависимости от числа защитников, выступавших в течение этого года в судах по требованию последних.
Судебную реформу 1864 г. разрабатывали образованные отечественные юристы того времени (С. И. Зарудный, Д. А. Ровинский, Н. И. Стояновский), учитывая традиции страны и опыт западноевропейских держав, отчасти немецко-австрийской адвокатуры, особенности которой состояли в соединении в одних руках функций правозаступничества и судебного представительства[22].
Положение о присяжных поверенных должно было вступить в действие раньше судебных уставов. Предполагалось, что оно будет обнародовано, «дабы лица, желающие поступить в это звание, могли приписываться к судебных местам и заблаговременно подготавливаться к исполнению своих обязанностей при содействии новых уставов судопроизводства»[23].
Государственная канцелярия одновременно с выработкой проекта судоустройства составила и временные правила о присяжных поверенных. Правила эти состояли из четырех статей и заключались в следующем. Лица, окончившие высшее учебное заведение, даже не по юридическому факультету, но прослужившие по судебному ведомству не менее 3 лет на таких должностях, на которых могли приобрести практические сведения о производстве и решении судебных дел, принимаются в число присяжных поверенных в течение первых 6 лет. Точно так же могли быть приняты лица, окончившие высшее учебное заведение по юридическому факультету. Третью группу составляли те, которые, хотя и не окончили высшего учебного заведения, но занимали по ведомству Министерства юстиции должности не ниже 7-го класса, а также секретари Сената. Наконец, в четвертую группу входили присяжные стряпчие при коммерческих судах.
В первоначальном варианте, как уже говорилось, одним из условий включения в адвокатуру было наличие высшего юридического образования. Свое отступление по этому поводу Государственная канцелярия мотивировала тем, что первая группа представляла достаточные гарантии того, что состояла из людей вполне развитых и достаточно подготовленных для профессиональной деятельности поверенного.
Имеются данные, что к 1886 г. присяжных поверенных в России насчитывалось немногим более 1600 человек и группировались они в основном в трех судебных округах – Петербургском, Московском, Харьковском[24].
Внутреннее самоуправление в адвокатуре было следующее. Присяжные поверенные приписывались к судебным палатам (ст. 356), образовывали при каждой палате особую коллегию и, имея в составе коллегии не менее 20 человек, входили в палату с просьбой о разрешении избрать Совет. Палата назначала одного из своих членов, который созывал присяжных поверенных и открывал общее собрание, где простым большинством голосов производились выборы председателя Совета (ст. 357, 360). Помимо этого закон предусматривал создание отделений Совета.
Созданному в Санкт-Петербурге Совету предшествовал Комитет присяжных поверенных, который был образован в марте 1866 г. В числе первых подавших прошение о приеме в сословие адвокатов были известные впоследствии юристы и блестящие знатоки своего дела К. Арсеньев, Д. Стасов, В. Спасович. Всего желающих стать первыми российскими адвокатами было 68 человек, 12 из них отказано по формальным основаниям. Комитет присяжных поверенных просуществовал недолго. В апреле 1866 г. образовался Совет присяжных поверенных. По заключению Судебной Палаты в Санкт-Петербурге «дела Комитета переданы Совету вместе с нерассмотренными министром юстиции прошениями» (о приеме в состав присяжных поверенных. – А. С.). В Москве Совет присяжных поверенных открылся 9 сентября 1866 г., до этого его функции исполнял Московский окружной суд.
Компетенция Совета определялась ст. 367 Учреждения судебных установлений.
«К обязанностям и правам Совета присяжных поверенных принадлежит:
1) рассмотрение прошений лиц, желающих приписаться к числу присяжных поверенных или выйти из этого звания, и сообщение судебной палате о приписке их или в отказе им в этом;
2) рассмотрение жалоб на действия присяжных поверенных и наблюдение за точным исполнением ими законов, установленных правил и всех принимаемых ими на себя обязанностей, сообразно с пользой их доверителей;
3) выдача присяжным поверенным свидетельств в том, что они не подвергались осуждению Совета;
4) назначение поверенных по очереди для безвозмездного хождения по делам лиц, пользующихся на суде правом бедности;
5) назначение в очереди поверенных для ходатайства по делам лиц, обратившихся в Совет с просьбой о назначении им таковых;
6) определение количества вознаграждения поверенному по таксе в случае несогласия по сему предмету между ним и тяжущимся и когда не заключено между ними письменного условия;
7) распределение между присяжными поверенными процентного сбора, установленного 398 статьей сего Учреждения;
8) определение взысканий с сих поверенных как по собственному усмотрению Совета, так и по жалобам, поступающим в Совет»[25].
Адвокатура, созданная в ходе Судебной реформы 1864 г., составляла важнейший элемент правоохранительной системы России. Она свидетельствовала о демократических, буржуазных изменениях в общественно-политической жизни страны. Вместе с тем необходимо отметить, что в результате ограниченного доступа (из-за различного рода цензов) она сохранила силу сословной организации.
20 ноября 1864 г. Судебные Уставы получили Высочайшее утверждение императора Александра II, и адвокатура как самостоятельная организация получила право на существование. Из присяжных поверенных было сформировано особое сословие с присущими ему признаками: сословной частью, привилегиями и, разумеется, сословными учреждениями[26]. Без особых изменений организация просуществовала до октября 1917 г., когда в результате слома старого буржуазного строя она, как и вся судебная система царизма, была упразднена. На этом и закончился буржуазный этап существования российской адвокатуры.
В соответствии с теоретическими воззрениями В. И. Ленина Октябрьская революция уничтожила «угнетательскую» часть государственного аппарата: суды, армию, полицию. Этот процесс затронул и адвокатуру: Декретом о суде № 1 от 22 ноября 1917 г. она подлежала ликвидации[27].
Однако на практике все произошло несколько иначе. Адвокаты не признали новую власть, объявив, что декрет издан нелегитимной организацией и поэтому силу закона иметь не может. Более того, адвокаты Москвы приняли решение продолжать свою деятельность на началах, закрепленных для сословий присяжных поверенных и их помощников Судебными Уставами 1864 г. и узаконениями, опубликованными в установленном порядке[28].
Между тем советская власть продолжала существовать и даже приступила к решительным преобразованиям разрушенной системы правоохранительных органов. Признавая состязательность судебного процесса, большевики попытались обеспечить каждому гражданину право на защиту.
По Декрету о суде № 1 впредь до преобразования всего порядка судопроизводства к выполнению функций защиты в уголовных делах и представительства в гражданских делах допускались «все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами» (ст. 3).
Это положение не подвергалось специальному анализу в историко-юридической литературе, хотя заслуживает внимания, поскольку в нем завуалирована классовая сущность новой советской адвокатуры.
С одной стороны, казалось бы, от чего ушли, к тому же пришли (не требовалось юридического образования или сдачи специального квалификационного экзамена). В условиях царской России это было доступно только представителям зажиточных слоев населения. Согласно новой доктрине «пролетарской революции» все они были «чуждыми». Но, с другой стороны, собственных «пролетарских» адвокатов просто не было. Поэтому законодатель и открыл широкие врата для всех желающих попробовать себя в новом деле.
Декрет не определял и формы организации судебной защиты. По мнению идеологов советской судебной системы, пятилетний период (1917–1922 гг.) отсутствия такого важного органа, как адвокатура, объяснялся путем поиска наиболее приемлемых форм организации судебной защиты.
На наш взгляд, руководители Наркомюста РСФСР слегка лукавили. Вероятно, в периоды гражданской войны и иностранной военной интервенции, когда решался вопрос, выживет ли Советская власть или нет, не было организации адвокатуры. К тому же орган внесудебной расправы – ВЧК – вполне обходился без защитников.
Хотя справедливости ради необходимо отметить, что 19 декабря 1917 г. Наркомюст подготовил Инструкцию, предусматривающую организацию при революционных трибуналах коллегий правозаступников, имеющих право выступать в судебном процессе в качестве как обвинителей, так и защитников. Однако это было лишь полумерой. Статистика свидетельствует, что за 15 месяцев, прошедших после Октябрьской революции, вплоть до марта 1919 г. число адвокатов сократилось с 3000 до 100 человек. Защитников перестали допускать к участию в предварительном следствии, их участие в судебном разбирательстве стало выборочным, а не обязательным[29].
На съезде комиссаров юстиции Сибири, Урала и Туркестана (25 мая 1918 г.) было принято Положение о правозаступниках, в котором конкретизировалась деятельность обвинения и защиты. Так, после наведения справок о кандидате в коллегию правозаступников местный Совет депутатов выносил постановление об отказе заявителю или о принятии его в члены коллегии.
На коллегию правозаступников возлагалась обязанность оказывать населению всевозможную юридическую помощь и защиту как путем советов, разъяснений и указаний, так и составлением всякого рода прошений, жалоб и других бумаг по судебным и административным делам, а также принятием на себя защиты интересов нуждающихся на суде по уголовным и гражданским делам[30].
Продолжающееся в стране после установления Советской власти «двоевластие» проявлялось в достаточно противоречивых ситуациях. Например, еще сохранившийся Правительствующий сенат вынес решение о непризнании Декрета о суде и продолжении своей деятельности впредь до созыва Учредительного собрания.
В январе 1918 г. Совет присяжных поверенных Петрограда (нелегитимный с точки зрения советской власти орган) даже возбудил дисциплинарное дело в отношении известного адвоката Бобрищева-Пушкина в связи с тем, что тот защищал клиента в революционном трибунале[31].
Тем не менее строительство судебной системы продолжалось, и к концу марта 1918 г. местные народные суды были созданы не только в центральных районах страны (Московском и Петроградском), но и во всех крупных промышленных центрах Урала и Сибири. По Декрету о суде № 2 от 7 марта 1918 г. были упразднены окружные народные суды, рассматривавшие дела, которые превышали подсудность местного суда. Их особенностью было то, что они действовали только как суды первой инстанции[32]. Что касается советской адвокатуры, то по декрету вступление в коллегию по-прежнему не ограничивалось никакими цензами. Однако Советы не только избирали членов коллегии, но и имели право их отвода, что служило своего рода фильтром для лиц, враждебно настроенных к советской власти.
Недостаток собственных квалификационных юридических кадров заставил большевистское правительство с целью сохранения своей классовой линии прибегнуть еще к одной уловке. Положение о едином народном суде от 30 ноября 1918 г. (Декрет о суде № 3)[33] обязало суд при рассмотрении дел применять декреты советской власти, а в случае их отсутствия или неполноты – руководствоваться социалистическим правосознанием. Но поскольку психоэмоциональный фактор – вещь сугубо субъективная, то открывался простор для произвола и беззакония, хотя в то время все объяснялось исключительно классовым подходом. Вероятно, это и стало основанием для названия западными исследователями данного периода «периодом правового вакуума и хаоса»[34].
В действительности же шла ожесточенная война между старым буржуазным правом, старыми судебными институтами и новым пролетарским правом и принципиально новой системой судов. Последнее слово в этой борьбе осталось за новой советской судебной системой.
Созданные коллегии защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе, по мнению некоторых российских исследователей, сыграли определенную положительную роль в усилении правовых гарантий граждан в условиях советского правосудия[35]. Вместе с тем не надо забывать, что формирование нового института проходило в ожесточенной классовой борьбе. Была поставлена государственная задача «выжить» старых адвокатов из всех органов защиты. В. И. Ленин, характеризуя адвокатуру того времени, писал: «…Мы разрушили в России, и правильно сделали, что разрушили, буржуазную адвокатуру, но она у нас возрождается под прикрытием “советских” правозаступников»[36]. Формальным основанием, камуфлирующим классовый подход, было обвинение «старых» присяжных поверенных во рвачестве, обирании пролетариата и беднейшего крестьянства.
На III Всероссийском съезде деятелей советской юстиции, состоявшемся в июне 1920 г., отмечалось, что, хотя подбор кандидатов в коллегию правозаступников проводился под наблюдением отделов юстиции губернских исполкомов, в коллегию проходили опытные правозаступники, представители буржуазной адвокатуры. В связи с этим некоторые выступавшие предлагали даже отказаться от института защиты вообще.
Тенденция к «огосударствлению» адвокатуры проявилась буквально с первых месяцев советской власти. Еще II Всероссийский съезд областных и губернских комиссаров юстиции постановил, что коллегии правозаступников должны создаваться при Советах, которые избирают и отзывают членов данной коллегии[37].
Решения съезда были реализованы в специальном разделе Положения о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 г., в котором прописывалось, что коллегия правозаступников переименовывается в коллегию защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе при уездных и губернских исполкомах. Члены коллегии избирались исполкомами Советов и получали содержание в размере оклада, установленного для народных судей. Они могли выступать в суде в роли как защиты, так и обвинения. В качестве представителей и защитников сторон допускались ближайшие родственники трудящихся и юрисконсульты советских учреждений. Такая организация обвинения и защиты просуществовала до конца 1920 г. Состоявшийся в июне 1920 г. III Всероссийский съезд деятелей советской юстиции принял постановление о ликвидации коллегий, существовавших по Положению 1918 г., и о создании при отделах юстиции кадров обвинителей и организации судебной защиты в порядке трудовой повинности. Коммунистические принципы эпохи военного коммунизма продолжали действовать и в 20-е гг.
Д. И. Курский в своем обращении к Президиуму ВЦИК от 26 августа 1920 г. писал о развернувшемся на местах процессе ликвидации коллегий правозаступников, комплектовавшихся «почти повсеместно из обломков буржуазной адвокатуры, а то и просто подпольных адвокатов». Он предлагал упразднить существующую организацию защиты и в качестве защитников привлечь «способных к тому лиц на началах трудовой повинности»[38].
По Положению о народном суде от 21 октября 1920 г. коллегии защитников и обвинителей были упразднены, защита и обвинение разделены[39]. Вопросам организации обвинения и защиты была посвящена специальная Инструкция НКЮ от 23 ноября 1920 г., согласно которой «к защите, организуемой в порядке выполнения общественной повинности, привлекались все граждане, которые по своей профессии, образованию, партийному или служебному опыту были подготовлены к исполнению обязанностей защитников в суде»[40].
Переход к такой организации защиты прежде всего преследовал цели политические, очищение состава защитников от классово чуждых и идеологически невыдержанных элементов и не имел ничего общего с совершенствованием организации защиты в советском судебном процессе.
Отсутствие юридически грамотных кадров привело к тому, что при недостатке лиц, выполнявших эту функцию в порядке общественной повинности, к защите могли привлекаться консультанты отделов юстиции и даже близкие родственники обвиняемого. Эта своеобразная форма трудовой повинности в судебной области была вызвана специфическими условиями гражданской войны.
Несовершенство нового института защиты проявлялось и в том, что защитники в силу своей малограмотности не могли давать юридические консультации населению, в связи с чем эти функции были возложены на консультантов уездных и губернских бюро и отделов юстиции губисполкомов. Если в условиях гражданской войны и иностранной военной интервенции с этим можно было мириться, то с переходом к мирному строительству, расширением сферы хозяйственных интересов вновь встал вопрос о четком определении функций адвокатуры.
Окончание гражданской войны, первые большие кодификационные работы поставили на повестку дня вопрос о восстановлении таких важных институтов юстиции, как прокуратура и адвокатура.