Александр Сергеевич Долгирев
Шепот падающих листьев
– Нет, господин Акира, но я действительно соврал вам. Я никогда не работал с вашим отцом, хотя я действительно резчик по дереву. Последние годы я работал с госпожой Асакавой и это я был последним, кто видел ее живой.
Акира обернулся к Синдзи и всмотрелся в его лицо:
– Ты! А я все никак не мог вспомнить, откуда я знаю твое лицо – ты был на похоронах тети Айко… но зачем тебе мой отец?
– Она просила сообщить ему о своем поступке и о том, что все равно любит его.
После этих слов Акира отпустил резчика и отступил на несколько шагов. Его лицо выражало глубокую печаль, а взгляд стал отрешенным. Наконец, повар вновь взглянул на резчика и произнес:
– Теперь я верю тебе. Отец уехал до того, как тетя Айко убила себя, он даже не знает о ее смерти – я не смог заставить себя написать ему. Это было бы небезопасно, кроме того… удар тетя Айко нанесла себе сама, но вот кинжал в ее руку вложил мой отец… Пообещай, что не сообщишь властям.
– Обещаю.
– Езжай в Сацуму, в Кагосиму – наша семья оттуда родом. Спроси в гостинице «Южный берег». Скажи отцу, что его упрямство разрушило не только его жизнь. Да, скажи еще, что он скоро станет дедушкой. Прости, мастер-резчик, мне на работу нужно. Удачи!
– Прощайте, господин Акира.
Повар скрылся из переулка и оставил Синдзи в одиночестве. Резчик постоял немного, приходя в себя. Вскоре он уже шел по направлению к своему дому. Асакава то ли парила, то ли все же шла рядом с ним. Она была молчалива и спокойна. Художница выглядела совсем живой, если не считать растрепанных волос и похоронного наряда.
– Ты воспитывала его?
– Нет. Акира был совсем ребенком, когда умерла его мать. Хираяма отправил его к своим родителям в Кагосиму. Потом, когда ему исполнилось двенадцать, Акира вернулся в Эдо. Он никогда меня не любил, я пыталась задобрить его, но никогда не умела расположить к себе людей… Он был на моих похоронах?
– Он организовал их…
Синдзи прошел чуть вперед, потом осознал, что Асакавы нет рядом, оглянулся, но не заметил нигде очертаний призрака. Его внимание привлекла только лужа, которой неоткуда было взяться в этот сухой день. Синдзи подошел к луже и увидел в ней отражение Асакавы. На ее лице была растерянность:
– Значит, это он меня похоронил?
– Да. И кости в урну после кремации тоже собирал он.
– Для этого нужны двое. Кто помогал ему?
– Молодая женщина, видимо его жена.
Лужа начала формировать женское тело. Как только у этой пока еще неопределенной массы появился рот, Асакава заговорила:
– Подумать только, оказывается, моими ближайшими родственниками были чужой сын и его жена, с которой я виделась-то всего пару раз.
***
С треском лопнул кувшин:
Вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг.21
На вокзале Токио народу было, как в святилище в праздник. Синдзи изрядно нервничал – он еще никогда не ездил на поезде – этом изобретении варваров, которое Император в своей мудрости внедрил для передвижения между новой столицей и Иокогамой. Дороги, сделанные из металла, строились из Токио во все концы Империи, но пока движение было налажено лишь до Иокогамы.
В действительности Синдзи с превеликим удовольствием избежал бы знакомства с шумной варварской повозкой, но Асакава чуть не разнесла дом, требуя, чтобы резчик преодолел часть пути именно таким образом. Синдзи не мог себе позволить дорогих билетов, поэтому занял место в общем вагоне. Призрака нигде не было видно. Резчик, чтобы немного успокоиться, принялся рисовать. Он не узнавал себя – последние дни он посвящал рисованию часы и часы времени, причем, постоянно возвращался к образу сойки, которая цепляется за дуб.
Паровоз дал гудок, к которому тут же присоединился истошный подражательный крик Асакавы. Синдзи сперва вздрогнул от неожиданности, но потом невольно улыбнулся. Через некоторое время поезд пришел в движение. Непрестанный и какой-то «мертвый» шум тут же вызвал у Синдзи чувство одиночества и усталости.
Асакава влетела в окно и устроилась на потолке вагона.
– Он такой большой и громкий! Я сидела на трубе и слышала, как он всех оповещал о том, что уезжает.
Синдзи легко кивнул, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Призрак села на потолке и всмотрелась в рисунок, который Синдзи уже почти закончил.
– Хвост выписан неаккуратно.
Резчик снова кивнул, стараясь скрыть некоторое раздражение, которое в нем вызвали слова Асакавы. Он начал править хвост, но отвлекся от этого, посмотрел на всю работу целиком, аккуратно свернул ее в четыре раза и разрезал своим ножом. Рядом заплакал маленький ребенок, мимо прошел продавец лапши – жизнь шла своим обычным чередом, но Синдзи чувствовал себя в ней совсем лишним.
Взгляд резчика упал на мужчину, который сидел напротив. Небогатая, хотя и целая одежда, некоторая неухоженность лица и усталый вид сочетались в нем с какой-то нутряной уверенностью. Вскоре Синдзи разглядел и меч, который человек держал под тряпками, пытаясь не то чтобы спрятать, но сделать менее заметным. Самым же занимательным для резчика в этом человеке оказалось то, что самурай смотрел прямо на то место, где был в этот момент призрак. На его губах застыла легкая улыбка, которая стала шире в тот момент, когда Асакава попыталась сбить монаха, читающего мантру, крича ему прямо в ухо, вошедшее недавно в моду стихотворение «Если морем мы уйдем»22.
Самурай отвлекся от наблюдения за призраком и посмотрел на Синдзи. На лице резчика застыло вопросительное выражение, которое самурай заметил и произнес:
– Да, я тоже ее вижу.
– Но как?
– Скажем так, мы с ней похожи. Я – Минамото-но Ёсицунэ23.
История оживала прямо перед Синдзи – один из героев «Повести о доме Тайра» сидел напротив и улыбался, глядя на его растерянность. Резчик пришел в себя, вскочил на ноги и глубоко поклонился, не боясь привлечь внимание других пассажиров.
– Эндо Синдзи к вашим услугам, господин… Но неужели вы тоже мстительный дух?
– Я? Нет, я просто путешествую.
– Но вы… живы, господин?
– Мы разговариваем с тобой сейчас? Значит, я жив.
Асакава оставила, наконец, в покое монаха, у которого от напряжения даже лысина покраснела, и вернулась к Синдзи. Самурай поприветствовал ее, она ответила с достоинством женщины-букэ24. Асакава, казалось, вовсе не была удивлена тому, что ее видит кто-то еще кроме Синдзи. Столкновение с героем древней сказки тоже не привело ее в изумление.
– Как вам зверь, который везет нас, господин Ёсицунэ?
– Варвары принесут Японии много причудливых механизмов, этот лишь один из первых, госпожа.
– В ваши времена о таком и подумать было нельзя!
– А мои времена не закончились, госпожа. Юный Государь в своей великой мудрости стремится поставить Японию в один ряд с развитыми странами варваров, но забывает, что Ямато25 не может быть наравне – Ямато всегда превыше. Самураи всегда это знали, поэтому Император и пытается от нас избавиться – сейчас мы Ему мешаем.
– Вы так спокойно об этом говорите, господин Ёсицунэ, но ведь гибнут великие традиции, которые тысячелетия хранили мир и спокойствие Империи!
– Мир и спокойствие Империи хранили люди, госпожа, а люди никуда не денутся. Господин Сайго Такамори может облачиться в одежду варваров и оставить меч, как и Государь, но первый от этого не перестанет быть самураем, а второй Государем. В конце концов, самурай всегда следует за Солнцем…
– За солнцем, значит, в земли варваров, господин?
– Если Солнце направится в земли варваров, значит и самурай должен, госпожа.
Ёсицунэ замолчал и обратился к виду за окном. Асакава тоже, казалось, потеряла интерес к беседе и провалилась сквозь пол вагона.
– Почему она сопровождает тебя?
– Не знаю, господин. Возможно, дело в том, что я был последним, кто видел ее живой.
– А как она умерла?
– Она совершила дзигай из-за того, что мужчина, которого она любила, отказался жениться на ней… Господин, я не хочу спрашивать ее об этом, но… каково это, быть мертвым?
– Для всех по-разному. Мое имя часто вспоминают и оно окружено почетом, поэтому я почти все время нахожусь в мире. Ками26 быть не так уж легко – ты все время кому-то нужен. Но мстительные духи существуют совсем иначе – ты заметил, наверняка, что твоя спутница немного… заигрывается – это только начало. Мстительные духи охвачены своим единственным желанием и чем дольше оно остается неудовлетворенным, тем разгневаннее становится дух. Она уже убила кого-нибудь?
– Нет, насколько я знаю. Поранила руку смотрителя святилища, но она не специально!
Самурай неожиданно отвернулся от окна и посмотрел на Синдзи:
– Почему ты помогаешь ей?
– Она не может покинуть меня, а я, соответственно, не могу избавиться от нее, господин. Вы сами говорите, что духа нужно умиротворить, как можно быстрее.
– Но ты не просто следуешь за ней. Ты общаешься с ней без страха и, даже, пытаешься о ней заботиться. Почему?
Синдзи обратился с этим вопросом к самому себе и, только получив ответ, заговорил:
– Потому, что сочувствую ей. Потому, что… да, потому, что ну так же нельзя! Нельзя продолжать питаться чужой любовью и нежностью, если не способен на них ответить хоть чем-то сопоставимым. Отвергни чувство, которому не можешь ответить, но не принимай его так, будто это безвозмездный подарок! Разве достоин жалости тот, кто слишком безволен, чтобы принять, и слишком труслив, чтобы отвергнуть, тот, кто не способен ни начать, ни закончить? Поэтому я сопровождаю Асакаву в ее мести, пускай и без радости, но с искренней симпатией, господин Ёсицунэ.
– По твоим речам и не скажешь, что ты простолюдин.
Самурай подкрепил свои слова улыбкой, на которую резчик ответил:
– Я человек, господин Ёсицунэ, и, как и все люди, умею любить и чувствовать боль.
Поезд приближался к Иокогаме. Вернувшаяся Асакава и самурай разговаривали о го, в котором Синдзи совершенно ничего не понимал. Когда поезд прибыл, Ёсицунэ вышел вслед за резчиком (Синдзи так и не смог понять, видит ли самурая еще кто-нибудь). Иокогама встречала запахами и сумерками. Паровоз дал гудок, которому вновь подражал крик призрака. Синдзи обернулся на крик и увидел, что Асакава кричит, обхватив трубу руками, запрокинув голову и закрыв глаза.
Резчик вернулся к тому, что его окружало, и увидел в толпе чиновника, облаченного в варварский костюм. Рядом с чиновником было несколько городовых. Минамото-но Ёсицунэ смотрел на них с холодным презрением. Потом обернул свое искаженное лицо к резчику и произнес: «И все же мое время не закончилось!» После этих слов он скинул тряпье с ножен, выхватил меч и понесся на чиновника, желая Императору десять тысяч лет жизни. Люди бросились в стороны, началась паника, которой, однако, оказался не подвержен один из городовых чем-то неуловимо похожий на Ёсицунэ. Он выхватил маленькое огнестрельное оружие и выстрелил в самурая несколько раз. После попадания второй пули Ёсицунэ замедлил бег, после четвертой завалился на одно колено, продолжая тянуться мечом к врагу, пятая пуля оборвала его жизнь.
Все стихло, а возможно Синдзи просто так показалось. Городовые осторожно подошли к поверженному самураю. Некоторые люди в толпе застыли в почтительном поклоне. Неожиданно раздался душераздирающий крик, и все вновь пришло в движение. Лишь чиновник, которого так и не настиг меч Ёсицунэ, лежал неподвижно – вместо лица был кровавый огрызок, как будто лицо чиновника откусил тигр. Синдзи оглянулся вокруг в поисках знакомой фигуры в белом. Асакава возникла перед ним прямо из воздуха, заставив резчика инстинктивно отшатнуться назад и упасть на землю. Ее лицо было перепачкано в крови, но сама она улыбалась.
– Извини, не сдержалась.
***
Вишни и окуней
Нет у крестьян, но есть
Сегодня у них луна.27
От Иокогамы Синдзи направился на юг пешком. Ему предстояло путешествие через весь юг Хонсю, переправа на Кюсю и дорога на южный берег Империи. Холодало. Дни становились короче, а ветер злее. После инцидента на вокзале резчик старался избегать других людей, чтобы не провоцировать Асакаву лишний раз. Хотя призрак не давала поводов для беспокойства – обыкновенно она большую часть дня проводила в лесах и холмах, окружавших дорогу, по которой шел резчик, лишь утра и вечера проводя вместе с ним. Синдзи каждый день писал сойку и каждый день безжалостно уничтожал рисунок, находя в нем какой-нибудь очевидный недостаток.
В этот вечер над провинцией Аки, которая недавно стала префектурой Хиросима, шел проливной дождь. Асакава веселилась, как девочка, играя с ливнем и создавая из воды разнообразные узоры. Даже теперь она оставалась художницей. Синдзи же промок до нитки и сейчас немного завидовал призраку, который могла не бояться превратностей погоды.
Впереди блеснул свет фонаря. Асакава заметила его чуть позже, чем Синдзи, и тут же унеслась вперед посмотреть, вздымая под собой мокрую грязь так, что возникало ощущение, будто кто-то очень быстро бежит по раскисшей дороге. Резчик не мог себе позволить бег наперегонки с призраком, потому что боялся поскользнуться в сумерках.
Асакава вернулась через несколько минут:
– Там рикша. Что он забыл в этой глуши?
– Может, домой идет?
– Не похоже… Поехали с ним! Ты плетешься, как черепаха, а до Кагосимы еще далеко! Кроме того, там есть навес – хоть обсохнешь немного.
– Мы не можем себе этого позволить…
– Я могу себе позволить все! Кроме того, ты врешь – у тебя есть заначка в дне фляги.
Синдзи ругнулся шепотом, досадуя на внимательность призрака. Асакава услышала это и расхохоталась. Вскоре резчик смог разглядеть сухую фигуру рикши. Тот сидел на обочине дороги рядом со своей повозкой, надвинув шляпу на глаза. Он явно никуда не торопился, хотя ночь была уже не за горами, и шел сильный дождь. Каждые пару минут рикша бросал взгляд в обе стороны дороги, высматривая путников, которые захотят прокатиться. Синдзи, еще подходя, махнул ему рукой, но рикша, казалось, не заметил этого.
– Приветствую! Довезешь меня до ближайшего жилья?
Рикша переполошился и вскочил на ноги, на его лице мелькнул страх. Синдзи, предполагая очередную выходку Асакавы, оглянулся вокруг, но ее нигде не было видно. Рикша, между тем, заговорил:
– Можно ли добрых людей так пугать?! Или ты призрак?
– Никакой я не призрак, я просто сильно вымок. Так ты отвезешь меня туда, где можно переночевать?
– Десять сен… и деньги вперед.
– Не смешно. Пять сен и то только потому, что я слишком устал, чтобы торговаться.
Рикша сделал вид, что размышляет, но, разумеется, согласился. Синдзи отдал ему монеты и устроился в повозке. Обсохнуть под навесом у резчика не получилось – навес больше напоминал сито, а противный ветер гнал ливень с боку. Асакава вскоре присоединилась к нему.
– Он взял с меня за одного пассажира.
– Ничего, не надорвется… Ты больше не о том, сколько весит бесплотный призрак, думай, а о том, что мастер-рикша вооружен.
– Не заметил. А чем он вооружен?
– Я успела заметить короткий меч.
– Дороговато для простого рикши… ну, может, он из обедневших благородных?
– А может, он не простой рикша…
– В таком случае ты ведь меня защитишь, не так ли?
– Конечно, чего я точно не хочу, так это чтобы тебя убили в этой…
Асакава прервала себя, потом резко приблизила свое лицо к лицу резчика и оскалилась звериной пастью:
– …Ты что, смеешься надо мной, Синдзи?!
– Прости, не сдержался.
Так и не вернув своему рту человеческую форму, Асакава улыбнулась:
– Меня интересует сохранение твоей жизни, но сохранение твоего кошелька… зубов, носа или пальцев меня не очень волнует – помни об этом.
Неожиданно Асакава обернулась вправо от Синдзи и уставилась в ночную тьму, потом вылетела из повозки. В этот момент она была похожа на лисицу, которая учуяла добычу. Резчику оставалось только догадываться, что привлекло внимание призрака.
Дождь начинал ослабевать. Рикша что-то бормотал себе под нос, Синдзи начинал задремывать. Асакава появилась, как всегда, неожиданно и оглушительно свистнула прямо в ухо резчика, потом, так и не дав ему толком прийти в себя, затараторила:
– Там впереди поворот, шагах в ста. Пусть он повернет! Там есть замечательное место!
– А очаг там есть?
Асакава посмотрела на него непонимающе.
– Очаг?.. Там вообще людей нет! Давай, скажи ему повернуть.
– Я спать хочу и не ел со вчерашнего вечера.
Резчик надвинул на глаза шляпу, показывая, что разговор закончен. Перед этим он успел заметить, что рикша обернулся, заслышав, очевидно, как его пассажир разговаривает сам с собой. Некоторое время ничего не происходило. Потом в разуме Синдзи прозвучал голос Асакавы: «Поверни здесь!»
– Но в той стороне нет жилища.
Резчик тут же всполошился и попытался снова овладеть собственным языком, но тот оказался последним предателем и подчинялся теперь только призраку, чей голос продолжал звучать в голове Синдзи: «Я знаю. Поверни. Плачу еще пять сен сверху».
– Но до деревни уже совсем недалеко! Не нужно вам туда.
Синдзи не мог не отметить, что волнение рикши было совершенно странным и неуместным. «Я сама знаю, куда мне нужно! Поворачивай».
– Но когда же я домой попаду тогда? Уже недалеко, добрый господин…
Внезапно Синдзи осознал, что снова владеет своим языком. Асакава ехидно поглядывала на него, а рикша почти перешел на бег.
– Ну что, все еще хочешь остаться с этим совершенно безобидным и вовсе неподозрительным мастером-рикшей?
Синдзи помотал головой, собрался с духом и выпрыгнул из повозки. Он расшиб себе колено о камень при приземлении, но не стал обращать на это внимание, вскочил на ноги и побежал прочь от дороги. Синдзи ожидал, что рикша погонится за ним или хотя бы начнет кричать в спину, поэтому, когда ничего подобного не случилось, резчик обернулся на дорогу и увидел, что рикша тащит повозку с той же скоростью, будто не заметив, что в ней больше никого нет.
Когда повозка скрылась в ночи, Синдзи поднял взгляд на расчистившееся небо и залюбовался луной, освещавшей это глухое поле.
– Так что ты хотела мне показать?
– Идем!
Асакава протянула ему руку – он протянул в ответ, но не почувствовал ничего кроме легкого покалывания. Они шли уже некоторое время. Призрак легко плыл сквозь заросли, а вот Синдзи приходилось преодолевать их сопротивление, кроме того, ныла ушибленная нога, поэтому он все время отставал.
Неожиданно резчик почувствовал нежное прикосновение женской ладони к своему лицу. Он мгновенно отдался этому ощущению, закрыл глаза и погладил руку в ответ. Вторая рука зарылась в его волосы. Синдзи улыбнулся – ему показалось, что обе руки были правыми.
– Это ты?
– Нет, но я же обещала, что тебе понравится!
Голос Асакавы раздавался откуда-то спереди и с некоторого расстояния. Синдзи открыл глаза и увидел, что окружен руками со всех сторон. Они с Асакавой были в поле ласкающих рук. Дивные растения имели вполне обыкновенный вид, но вместо цветов на них росли разнообразные ладони. Асакава смеялась и кричала от переизбытка чувств – она впервые за много дней чувствовала прикосновения. Синдзи внезапно осознал, что тоже кричит и смеется, будучи не в силах удержать в себе чувство радости от нежного прикосновения к усталой, разгоряченной коже.
Асакава взлетела над полем, потом спикировала вниз подобно птице и понеслась прямо на Синдзи, получая сотни ударов и пощечин. Пролетев сквозь резчика, призрак зашел на второй круг, потом на третий… Каждый раз, когда она пролетала сквозь Синдзи, он чувствовал порыв зимнего ветра и заряд снега в лицо.
Резчик открыл глаза. Асакава стояла напротив и широко улыбалась. Ее лицо все было в красных следах от пощечин и в кровоподтеках, на лбу было четыре горизонтальных царапины.
– Покажи свои руки.
– Это руки человека, который работает с деревом.
– Это ничего. Посмотри на мои – это руки пожилой женщины, насквозь пропитанные тушью.
Сказав это, Асакава провела ладонью по его щеке – Синдзи не почувствовал ничего. Ему захотелось заплакать.
***
Два лишних года
В моей мимолетной жизни
Я любовался луной.28
Синдзи поежился – зима была все ближе и ее ледяные объятия ощущались даже на юге Хонсю. Небо над проливом Каммон было низким и пасмурным. Резчик сидел в небольшой закусочной, единственным достоинством которой был великолепный вид на пролив и северную оконечность Кюсю.
Переправиться он планировал завтрашним утром, вдрызг переругавшись из-за этого с Асакавой. Призрак подгоняла резчика в течение всего путешествия. Сама она усталости не испытывала, а усталость Синдзи казалась ей вздором. До города Симоносеки, расположенного на южной оконечности Хонсю, Синдзи добрался вымотанным до крайности. Теперь он сидел за кувшинчиком саке и отупело пялился на воду пролива.
Кюсю более всего подвергся влиянию варваров. Именно на этом острове в течение всех лет Сакоку29 находился торговый пост рыжеволосых варваров, а ныне Кагосима и Нагасаки вполне могли соперничать с Токио по количеству иностранцев. Влияние варваров было заметно даже здесь – через пролив курсировали корабли, исторгающие дым, а в городе было много людей в варварских костюмах.
Синдзи отвлекся от размышлений о переменах, которые случились с Японией за какие-то двадцать лет и которые он лично наблюдал все последние годы. Резчик обратился к нехитрой еде. Теплый рис, суп из водорослей, немного тунца и жизнь больше не казалась невыносимой. Синдзи осмотрелся по сторонам, Асакавы нигде не было видно. Резчик вернулся к еде, и тут призрак вынырнула из столешницы, постаравшись его напугать, однако Синдзи за время путешествия успел привыкнуть к этой манере своей спутницы, поэтому даже бровью не повел. Асакава зависла над столом и посмотрела на Синдзи с укоризной.
