bannerbannerbanner
Коллекция. Первая эпоха

Александр Сергеевич Долгирев
Коллекция. Первая эпоха

Полная версия

Наследство

Зима 1470-го года

1

Я заметил фигуру отца на фоне костра и поспешил к нему. Он был не один – кажется, рядом сидел повар Клаудио. Я, не спросясь, подсел к ним. Отец кивнул мне, но ничего не сказал. Я протянул озябшие руки к огню, а потом обратил внимание на то, чем были заняты отец и Клаудио.

Повар быстрыми движениями взбивал что-то желтое в небольшой миске, а отец в это время аккуратно подливал в миску оливковое масло. Я пригляделся и понял, что в миске были яичные желтки, которые теперь медленно превращались во что-то вроде густой подливки.

Пламя костра плясало в глазах моего отца – он был всецело увлечен своим занятием. Масло текло ровно и непрерывно, в то же время, было заметно, что отец старается не переборщить.

Я не удержал улыбку – отец был озабочен очередной своей кашеварской придумкой, а не тем, что завтра его отряду, возможно, придет конец.

Желтки с маслом окончательно потеряли свой первоначальный вид. Клаудио сделал отцу знак, и тот убрал бутыль с маслом.

– Что теперь, синьор?

Отец задумчиво глянул на получившуюся смесь, а затем, не глядя на меня, бросил:

– Паулино, подай мешок с сухарями.

Я поводил взглядом и быстро нашел приметный красный мешок – передал его отцу. Он в этот момент добавлял в миску немного соли из резной коробочки, которую всегда носил с собой.

– Достань пару сухарей.

Я сделал, как он просил, и подался вперед, чтобы лучше видеть миску. Отец дал один сухарь Клаудио, а сам взял у него из рук ложку и зачерпнул немного смеси. Повар, оставшись без ложки, просто окунул свой сухарь в миску. Некоторое время прошло в молчании, затем отец произнес:

– Чеснок.

Клаудио, не прожевав до конца, ответил:

– И травы. Петрушка, базилик – ничего сложного.

– Пустовато. Как будто чего-то не хватает… Паулино, попробуй.

Я взял ложку из рук отца и аккуратно зачерпнул. Да, чеснок и травы не будут лишними. По мне, вкус был тяжеловат и мало шел для подливки, при этом и впрямь ощущалась пустота. Я прикрыл глаза и дождался послевкусия, а затем немного неожиданно для самого себя бросил:

– Уксус. Или лимонный сок.

– Точно!

Клаудио хлопнул себя по колену, а отец просто кивнул.

– Клаудио, у нас ведь оставался винный уксус?

– Да, синьор. Я сейчас принесу…

– Отец, мне нужно поговорить с тобой.

Отец с Клаудио могли продолжать свои занятия часами, а я уже валился с ног от усталости после еще одного тяжелого дня погони, однако вопросы, которые меня мучили, нужно было задать именно сегодня.

Отец кивнул и сделал знак Клаудио. Повар ушел, забрав с собой миску. Когда он скрылся в вечерних тенях, отец наклонился к огню и подтянул к себе мех с теплым вином. Пока он наливал вино, я начал говорить:

– Ты предложил очень рискованный план. Слишком рискованный.

Отец ничего не сказал. Он налил мне, потом себе, сделал большой глоток, передернул плечами и плотнее закутался в плащ. Только после этого он заговорил:

– Я знаю, Паулино. Но другого плана нет – мы возьмем Базелью и укроемся там.

– Если, мы ее возьмем…

– Возьмем. Я знаю, как провести туда целый отряд так, чтобы никто ничего не понял, пока не станет поздно.

Я не сильно удивился подобному повороту – на совете было понятно, что отец что-то не договаривает.

– Почему ты не рассказал об этом сегодня?

– А зачем? Завтра с утра все, кому нужно, об этом узнают. А то, знаешь, Паулино – в холодные ночи, вроде этой, людей, отягощенных лишними знаниями, так и тянет сделать глупость, например, бежать в Базелью и предупредить синьора Фаджиано о наших планах.

– Думаешь, он о них не узнает?

– Думаю, что ты, хоть и грамотей, но все еще сопляк – конечно, Фаджиано узнает о нашем приближении, но только он будет считать, что мы обойдем Базелью стороной и уйдем на север.

– Как это?

Отец не удержал улыбку – ему нравилось поучать меня.

– Сегодня утром я отправил Фадрике и Щербатого Уго в Базелью, чтобы они прикинулись там дезертирами из моего отряда и всем, кого встретят, растрепали о моих планах идти к швейцарцам.

Отец замолчал и уставился в огонь. Я последовал его примеру и допил вино – он тут же налил мне еще. Несмотря на слова отца, мне не нравилось то, что он придумал. За нами гнались люди Галеаццо Сфорца, и отряд Испанца уже был не далее, чем в двух переходах от нас. Их было больше, с ними не было обоза с женщинами и детьми, не было раненых и больных. Даже зацепись мы за какую-нибудь крепость, у нас было бы мало шансов выдержать бой с Испанцем. Но со свободными крепостями было как-то туговато, поэтому отец решил взять одну из занятых. Я знал, что его не получится переубедить, но вино немного развязало мне язык, поэтому я все же попытался:

– Хорошо. Допустим, твой план сработает, и мы возьмем Базелью – что дальше? Многие погибнут при штурме, многие будут ранены. Даже за стенами мы не сможем сдержать Испанца.

– Может быть, ты и прав…

Это было настолько неожиданно, что я повернулся к отцу и попытался посмотреть ему в глаза – все знали, что Лука Анджелетто, приняв решение, не отступает от него.

Отец неотрывно смотрел на огонь, лицо его было спокойно. Я ожидал продолжения, но он молчал. Я вытянул ноги к огню и прислушался к засыпавшему лагерю. Было тихо, еще недавно кричали дети и лаяли собаки, сновали туда-сюда осунувшиеся от изнурительной дороги женщины и мужчины, в чьих глазах можно было различить растерянность и даже страх. Но сейчас ничего этого не было. Остался только ветер и треск костра.

– А как бы ты поступил на моем месте, Паулино? Что написано для таких случаев в твоих книгах?

Я не без труда оторвался от звуков ветра и костра. В моих книгах не было описано случаев подобных тому, в котором мы оказались. Но кое-какие свои мысли у меня были и уже давно – с того самого момента, когда миланский герцог объявил на нас охоту.

– Нужно распустить отряд.

Я понимал, что за такое предложение отец вполне может отвесить мне оплеуху. Однако он не стал этого делать, вместо этого он тихо рассмеялся.

– Вот так просто? Распустить отряд? Всем разбежаться в разные стороны и надеяться на удачу. Бросить моих людей с их семьями в чистом поле зимой. Оставить раненых и больных их судьбе. И начать все с начала – снова стать простым сыном сапожника без дома и надежд…

– Это ужасно, но это оставляет нам шанс выжить, а ты ведешь нас к гибели.

– Нас или их?

Отец махнул головой себе за спину – я понял, что он имеет в виду весь остальной лагерь.

– Всех.

– Завтра все может сложиться по-разному, но даже если у нас все получится, я не буду жить вечно – когда-нибудь ты займешь мое место. И в тот момент, когда ты станешь капитаном, вспомни этот вечер и спроси себя: «Почему в тот раз почти никто не дезертировал? Почему все согласились подчиняться моему отцу и доверили ему свои жизни и жизни своих родных?» Я обещаю, что ты займешь мое место после моей смерти, но вот сможешь ли ты его удержать – это будет зависеть от того, что ты ответишь на эти вопросы… А сейчас просто поверь мне, как верят они.

Я понял, что разговор окончен. Отец и так за этот вечер сказал мне больше слов, чем в иные недели. Однако я не мог отправиться спать, не получив ответ на еще один вопрос:

– На совете ты не сказал, где завтра буду я. А я буду при деле, отец.

– Будешь. У меня для тебя особое задание, которое я не доверю никому, кроме тебя. Завтра все узнаешь. А до завтра подумай, кому из отряда, не считая меня, ты доверяешь больше всего – это важно.

2

На совете отец действительно сказал не все. Оказывается, много лет назад он уже бывал в Базелье, и в тот раз ему пришлось спасаться бегством вместе с нынешним господином Базельи Джироламо Фаджиано. Это было во время очередной распри между Фаджиано и их кровными врагами Пассеро.

Тогда отец и узнал о том, что под Базельей есть старые катакомбы, имевшие входы в разных частях города, в том числе, в подвале крепости, и уходившие за городские стены. Теперь отец хотел таким образом попасть внутрь.

Я аккуратно ступал в узком коридоре, изо всех сил стараясь различить в неверном свете факелов почти затертые древние росписи. Мужчины одетые в свободные белые одежды и женщины с легкими улыбками. Рассматривая их, я почти забыл о том, что мне предстояло сделать.

На одной из развилок наш отряд разделился. Я увидел впереди у развилки отца – он сделал мне жест подойти.

– Когда пойдет бой, твоя задача защитить библиотеку, Паулино. Следи, чтобы не начался пожар, следи за тем, чтобы никто ничего не стащил. Ты сделал, как я тебя вчера просил?

– Да.

– Сколько человек получилось?

– Пятеро вместе со мной.

– Должно хватить. Оставь все остальное нам – твоя задача, это библиотека.

– Ты уверен, что она еще там? Больше двадцати лет прошло все-таки.

– Нет, не уверен. Если что, ты знаешь, что искать – вдруг наткнешься на нее взглядом.

– И что тогда?

– Ничего – береги ее.

Отец повернулся, чтобы уйти, но вдруг обернулся и бросил:

– Да, Паулино, себя тоже береги.

После этого он сразу скрылся в тоннеле, который должен был привести часть нашего отряда прямо к городским воротам. Им предстояло открыть ворота и продержаться до подхода основных сил банды. Когда начнется бой, именно по ним придется основной удар людей Фаджиано. Именно поэтому отряд у ворот вел сам капитан, и я бы все отдал, чтобы к нему присоединиться. Но мне было в другой тоннель.

Через некоторое время впереди послышались приглушенные удары и несколько коротких вскриков – авангард добрался до охраны спуска в катакомбы. Вскоре я выбрался из тоннеля и оказался среди винных бочек. Седовласый Бернардино заговорил своим хриплым голосом:

– Чиро, Бочка и Беппе со мной в левое крыло. Одноглазый, ты со своими берешь правое крыло. Молодой синьор, ты со своими идешь с Одноглазым… Ческо, где твоя повязка?

 

Молодой бритоголовый воин поспешно завязал на лбу черную повязку. Такие повязки были у всех наших людей – у кого на голове, у кого на плече.

Бернардино не зло выругался, а после этого направился к выходу из погреба.

В следующие минуты я старался не отстать от Одноглазого и старательно смотрел по сторонам – отец сказал мне, как найти в библиотеку, но в полутьме и в горячке боя мне все время казалось, что я заблудился.

Из коридора слева на нас выбросились двое. Здоровяк Лучано едва успел подставить топор под удар мечом сверху, второй противник в этот момент налетел на меня, но я встретил его ударом кинжала в живот, а затем полоснул вторым кинжалом по лицу, не целясь. Когда его тело коснулось пола, он уже был мертв. Я бросил взгляд в коридор, из которого выскочили эти двое, и увидел еще двоих – эти были с взведенными арбалетами. Стоило мне подумать об этом, как чья-то сильная рука дернула меня за плечо, убирая из простреливаемого проема.

Тут же раздались два сухих щелчка подряд – один болт чиркнул по каменной стене, а вот второй вошел Лучано, который только разделался со своим противником, прямо в шею. В проход тут же выскочил коротышка Карло, в руках которого арбалет казался настоящей баллистой. Он выстрелил, и один из арбалетчиков Фаджиано со сдавленным вскриком схватился за живот. В это время я вновь оказался в проходе и швырнул во второго арбалетчика один из своих кинжалов – попал.

На мгновение воцарилась абсолютная тишина, тугая и упругая – как будто с головой ушел под воду. Затем звуки ожили, и первым был стук моего сердца. Только сейчас я глянул на того, кто спас мне жизнь.

– Спасибо, Одноглазый.

– Не раскисай, молодой синьор, их еще много!

Одноглазый ухмыльнулся и ринулся в коридор, за ним бросились еще несколько наших людей. Я уже намеревался последовать их примеру, но что-то меня остановило. Я оглянулся и понял, что именно об этой галерее говорил отец, рассказывая, как пройти к библиотеке.

Слева уже снова кипел бой, но мой приказ был точен. Я махнул троим оставшимся со мной бойцам и побежал вперед. Да, об этом месте говорил отец – кажется, я уже видел нужную дверь, когда на нас буквально наскочили несколько человек.

Их было пятеро. Трое солдат, один старик за пятьдесят и женщина. Женщина была одета в дорожное платье, а на ее шее было ожерелье с несколькими рубинами.

Пока в моей голове проносились все эти мысли, раздался арбалетный треск, и один из солдат упал с громким криком. Карло тут же отбросил разряженный арбалет и пустился в бой с коротким широким мечом. Против меня оказался старик с длинным богато украшенным мечом. И он умел им пользоваться. Я тут же вспомнил, что не забрал свой второй кинжал, который швырнул в арбалетчика. Пришлось справляться так.

Он сделал выпад справа – медленно. Я уже ушел из-под удара в сторону – теперь его бок был открыт. Я оттолкнулся ногой от стены и швырнул себя в старика, метя кинжалом ему в низ живота – на нем могла быть кираса или кольчуга, защищавшая грудь. Я почувствовал, как кинжал без особенных препятствий вошел в тело в районе паха. После этого я нанес еще один удар по незащищенной шее – на этом все было кончено.

Неожиданно сверху на меня свалился удар каким-то тяжелым тупым предметом. Удар был не очень сильный, но я его совсем не ждал, поэтому на время потерялся. В себя меня привела грязная брань, изливаемая женским голосом. Бегунок оттаскивал женщину от меня, уклоняясь от ее попыток пнуть его.

Я посмотрел себе за спину и увидел толстый книжный том. Серебряная вышивка по корешку, зеленый переплет, толстый пергамент, множество тканевых закладок, пришитых к верхней части корешка – это была она, та самая книга, которую желал получить отец.

Я огляделся – эта схватка тоже осталась за нами. Трое, включая старика, были мертвы, один умирал, а женщина прожигала меня взглядом полным ненависти. Я поднял книгу с пола и подошел к женщине.

– Где библиотека.

– Катись к черту!

Я дал ей пощечину.

– Еще раз – где библиотека?

– Паулино!

Я отвлекся от женщины и посмотрел на Родриго, который стоял у двухстворчатой двери в конце коридора. Одна створка была приоткрыта. Я прошел к нему.

– Посмотри, кажется, это то, что нам нужно.

Я заглянул в комнату и увидел массивные стеллажи, уставленные книгами и засыпанные свитками, а также несколько столов и подставок под книги. Это определенно была библиотека. Я вошел в большое полукруглое помещение и осмотрелся. Положил том на ближайший стол и подошел к одной из подставок с открытой книгой. Похоже, когда мы ворвались в крепость, кто-то читал эту книгу – свечи на подставке до сих пор горели. Я увидел несколько рисунков и подписи на греческом, протянул руку к книге, но тут меня отвлекли:

– Молодой синьор, а бабу куда?

У Карло для его роста был удивительно сильный голос. Я чуть поразмыслил над его вопросом, а потом решил не придумывать ничего лишнего.

– Ведите сюда.

Бегунок втолкнул женщину в библиотеку. Теперь на ее лице была написана опустошенность. А это лицо было очень даже ничего. Женщине было лет на пять или семь больше, чем мне, и она совсем не была похожа на угловатую девчонку.

Я отогнал ненужные мысли.

– Свяжите ее и привяжите к ножке стола – потом решим, что с ней делать.

Когда все было исполнено, я проверил, надежно ли она связана, а после этого вышел из библиотеки.

– Бегунок, Карло – стойте здесь, никого кроме меня или отца не пускать. Женщину не трогать.

Бегунок оглянулся на дверь, и я щелкнул пальцами, привлекая его внимание:

– Не трогать я сказал!

Я дождался кивков, а после этого протянул Карло том.

– Головой отвечаешь.

Карло вновь кивнул.

Несмотря на то, что приказ отца был ясен, я не хотел оставаться без дела. Похоже, что старик, которого я убил, был синьором Фаджиано. Если так, то победа была почти у нас в кармане. Интересно, кем является эта женщина? Жена Фаджиано? Дочь?..

Впереди послышался лязг мечей, и мы с Родриго перешли на бег. Это была трапезная – здесь защитники крепости наскоро соорудили баррикады из опрокинутых столов и лавок. Но все было бесполезно – баррикады были взяты. Среди комнаты бесновался седовласый Бернардино, орудуя страшным двуручником. У противоположного входа я заметил Одноглазого, державшегося за окровавленное плечо. Бой завершался.

Неожиданно один из мертвецов на полу дернулся и бросился с кинжалом в ноги Бернардино. Я, даже не успев подумать, прыгнул вперед и всадил кинжал в спину противника за мгновение до того, как он дотянулся бы своим кинжалом до коленей седого воина. Я поднял взгляд и увидел клинок двуручника, опускавшийся прямо мне на голову. Почему-то в этот момент я даже не подумал попытаться уклониться, а просто застыл, глядя на свою смерть. Однако огромный меч вдруг резко остановился, не успев раскроить мне голову, и до меня донесся знакомый хриплый голос:

– Крепость наша, молодой синьор!

3

Что-то было не так. Бой в крепости закончился уже пару часов назад, а вестей от отца все не было. Я не мог найти себе место. Если отряд отца смог удержать ворота, и наши уже в городе, то почему отец никого не отправил справиться о положении в крепости? Если же банда не смогла проникнуть в город или была в нем разбита, то почему на нас не нападают?

Очевидно, эти вопросы крутились в голове не только у меня – около часа назад Бернардино с несколькими людьми ушел в город. За старшего остался Одноглазый, который очень ослаб от потери крови из-за неприятного ранения зазубренным клинком.

Я уже несколько раз обошел крепость. Вернул себе второй кинжал. Снял перстни с пальцев синьора Фаджиано. На одном из них был изображен серебряный фазан – теперь не могло быть сомнений, что я убил именно хозяина этой крепости да и всей Базельи.

Два раза справлялся у Карло и Бегунка все ли тихо, а также заглянул в библиотеку и предложил связанной женщине воды. Она не удостоила меня ответом. Не ответила она и на мой вопрос о том, кто она.

Наконец, ожидание неизвестного стало нестерпимым. Пускай отец отчитает меня за нарушение приказа, но, если ему нужна была помощь, я должен был быть рядом.

Я взял с собой только Родриго.

Стоило нам выйти за ворота крепости, как стало понятно, что бои уже закончились почти везде. Однако не было понятно, кто победил – нам не встретились ни люди из банды, ни солдаты Фаджиано. Только несколько окровавленных тел.

Двери в некоторых домах были выбиты, а проемы зияли мертвой чернотой. Хотя иногда из них раздавались плачи или стоны. Похоже, уже пошел грабеж – это был хороший признак, значит, наши хозяйничали здесь еще недавно. Но где же все теперь?

Я сам не заметил, как достал один кинжал и перехватил его обратным хватом. Почти одновременно с этим Родриго застегнул ремень на своем шлеме.

На небольшой площади, окруженной торговыми лавками, мы, наконец, увидели живых. Несколько солдат сидели и стояли у большого костра, рядом сидела, прижавшись друг к другу, еще группа людей. Мы укрылись за углом ближнего к площади дома. Я аккуратно выглянул и постарался рассмотреть солдат у костра. Через время я улыбнулся и вышел на свет.

– Привет от Ангелов!

Солдаты всполошились, но тут же расслабились и ответили мне нестройными приветствиями. Мы медленно подошли. Я увидел у солдат мех с вином и понял, что ужасно хочу пить.

– Есть лишняя чарка?

– Конечно, молодой синьор.

Старший из солдат отдал мне свою кружку и щедро плеснул вина. Я выпил едиными духом и понял, что хочу еще. А еще я понял, что у меня все это время изрядно тряслись руки. Чтобы скрыть это я вернул кружку десятнику и спрятал руки за пазуху. Один из солдат спросил:

– Вы ведь из крепости? Вы взяли ее?

– Да, ребята, крепость наша! А у вас как дела?

– Капитан открыл и удержал ворота, мы взяли западную часть и пробились сюда. Когда нас здесь оставили, наши завершали штурм северной стены и закрепились в еврейском квартале в южной части. Сопротивления серьезного не было – без штанов их застали.

– Не видели Бернардино? Он с час назад должен был здесь проходить.

Десятник помотал головой. Я отупело уставился в огонь – новости были хорошие, но мне почему-то не становилось от них спокойнее. Наконец, я с усилием оторвался от костра и кивнул на мех:

– Дай еще.

Десятник снова протянул мне кружку, я снова выпил все за мгновения. Вино все же начало греть мое нутро. Я понял, что просто-напросто замерз – свой плащ я оставил у входа в катакомбы, чтобы он не стеснял движений, а из крепости вышел, в чем был.

Только теперь я обратил внимание на группу пленных чуть в стороне. У всех были связаны руки, кроме того, они были связаны друг с другом. Я подошел к ним и бросил:

– Кто старший?

– Я.

Тот, кто отозвался, был очень высоким и очень худым, а еще был совершенно лыс. Я подошел к нему.

– Есть сильно раненые?

Он уставился на меня без особенной злобы, скорее устало, и ничего не ответил.

– Ладно, как хочешь.

Я достал и поднес к его глазам перстень синьора Фаджиано. Он посмотрел на него тем же взглядом, каким смотрел на меня.

– Тебе и твоим людям не обязательно следовать за своим синьором. Подумай об этом.

С этими словами я убрал перстень и вернулся к костру.

– Вода с собой есть?

Десятник, кажется, понял меня сразу, однако помотал головой. Но тут же произнес:

– В этих лавках может что-нибудь найтись, молодой синьор. Хотя бы котелок.

– Да, попроси у добрых лавочников воды.

– Попросить?..

– Да, попросить, солдат. Платить им, конечно, не надо, но и грабить без необходимости не стоит. Как раздобудешь воду или растопишь снег, напои пленных. Спроси, чего нужно. Пока не развязывай, но, если кто ранен – помогите.

– Зачем это, синьор?

Вопрос задал самый молодой из солдат, и десятник тут же на него шикнул.

– Затем, что завтра, возможно, тебе, солдат, придется стоять с кем-то из этих людей плечом к плечу. Или забыли, что мы не от хорошей жизни полезли в Базелью?

Мои слова вышибли из солдат победный дух – даже несмотря на то, что смелый план отца, судя по всему, удался, мы все еще были в опасности, и опасность эта непрестанно приближалась. Лишь десятник остался совершенно невозмутим.

Я кивнул ему и поспешил к Родриго, который дожидался меня чуть в стороне. Казалось, что теплолюбивого южанина ничуть не смущает холод и начавшийся снег. Когда мы чуть отошли от площади, он заговорил:

– Ничего себе ты в капитана поиграл, Паулино.

Я ничего не ответил, попытался улыбнуться, но вышел оскал. Тревога не отпускала.

В нижнем городе следов боев было много. И трупов хватало. Здесь во всю шел грабеж. Глупость несусветная! Возможно, мы здесь надолго – тогда мы грабим самих себя. Мне даже пришлось вмешаться несколько раз. К счастью, ошалевшие солдаты мне подчинились – в ином случае мы с Родриго могли и не справиться. Впрочем, в одном из домов, из которых мы прогнали солдат, я сам поживился меховым плащом – холод все же победил.

 

Что-то странное случилось уже почти перед самыми воротами, которые были распахнуты настежь. Из переулка прямо на нас вдруг выскочила девушка в разорванной одежде, за ней, оттолкнув меня, выбежал один из наших солдат. Если бы Родриго меня не подхватил, я упал бы прямо в грязный снег. Почему-то именно это разозлило меня больше всего, что случилось за последние дни. Солдат, между тем, не обращая ни на что внимания, догнал девушку и повалил ее на землю.

Я медленно подошел к нему и постучал набалдашником своего кинжала по его шлему. Солдат оглянулся, но будто не увидел меня. Я бросил ему:

– Неплохо бы извиниться, свинья!

Ответом на мои слова был неожиданный смех:

– Катись к черту, щенок! Ты теперь ник…

Он не успел договорить – Родриго подскочил к солдату и перерезал ему горло до того, как я успел что-либо понять и остановить его. Кровь полилась прямо на перепуганную девчонку. Родриго стащил с нее мертвое тело и попытался помочь встать, но она оттолкнула его и с трудом, подбирая разваливающееся платье, укрылась в той же подворотне, откуда выскочила. Я все это время простоял, уставившись прямо перед собой. Наконец, я выдавил:

– Родриго, что-то не так.

Мой друг медленным движением вытер свой кинжал от крови и ответил:

– Да, Паулино, похоже на то.

Я сбросил недавно раздобытый плащ и достал свои кинжалы. Родриго убрал кинжал и достал свой меч.

К воротам мы двигались, держась тени. Впереди замаячила знакомая фигура – это был Батиста из Лоди – один из телохранителей отца. Очевидно, он охранял вход в дом, чей фасад был обращен прямо на превратную площадь. Я направился к нему, но тут из дома вышел один из отцовских лейтенантов – Куарчитто. Он спросил негромко, но я все равно смог расслышать:

– Щенок не появлялся?

Ответа Батисты я не расслышал не в последнюю очередь из-за того, что юркнул за опрокинутую телегу, надеясь, что Куарчитто и Батиста не успели меня заметить. Родриго был здесь же, затем сделал мне знак ждать, а сам скрылся в ближней подворотне. Я стал слушать. Говорил Куарчитто:

– Если явится, не говори ему ничего и придержи – я сам с ним разберусь.

Скрипнула дверь, и Куарчитто вернулся в дом. Я услышал, как Батиста дышит на свои руки. Что-то определенно происходило, и я старался не думать о том, что телохранитель моего отца почему-то не рядом с ним. Вернулся Родриго и поманил меня пальцем.

Оказывается, из подворотни, в которую он исчезал, можно было пройти к задней двери дома, у которого стоял Батиста. Родриго указал мне на освещенное окно первого этажа с разбитыми ставнями, я заглянул туда и тут же закрыл глаза, желая проснуться.

В небольшой мастерской на столе лежало тело моего отца. Он был мертв – это я сразу понял. Вокруг тела стояли его лейтенанты и жарко спорили. Я всматривался в их лица одно за другим. Здесь не было Одноглазого и других ребят из отряда, взявшего крепость – это было понятно. Но зато здесь был Бернардино – он стоял в углу и понуро опирался на свой двуручник. Я не мог рассмотреть выражение его лица, но видел, что он молчит. А вот Куарчитто о чем-то горячо говорил, вцепившись в край стола. До меня доносились лишь глухие отзвуки, в которых ничего нельзя было разобрать.

Вдруг Куарчитто взял руку моего отца и попытался снять с него перстень с ангелом, который отец всегда носил, не снимая. Красная пелена гнева стала застилать мне глаза, но тут я почувствовал руку Родриго на своем плече.

Он, не говоря ни слова, кивнул мне на дверь и направился к ней. Я остановил его, жестом показав, что я войду первым, а он пойдет за мной. Он кивнул. Я сделал три глубоких вдоха и выдоха подряд, и на счет три дернул дверь на себя.

До меня донесся обрывок фразы:

– …а ему я ничего не должен.

У нас были доли мгновения на то, чтобы воспользоваться общим удивлением. Я в два шага преодолел расстояние до стола, на третьем подскочил на его угол, а затем перепрыгнул через тело отца и упал на Куарчитто, желая изничтожить предателя. Я бил и бил его, не думая и не осознавая ничего, что происходит вокруг. Наконец, я разжал его руку, в которой был зажат отцовский перстень, и прорычал в лицо мертвецу:

– Это мое!

А затем все прошло. Я шумно выдохнул и выпрямился, на мгновение даже захотелось улыбнуться. Однако затем я вспомнил, что происходит, и оглянулся. Рядом стоял немного бледный Родриго, за его плечом я увидел улыбавшегося Бернардино – у него на лице были продолговатые брызги крови. Кроме Куарчитто погибли еще двое – как я понял, обоих убил Бернардино. Остальные неотрывно смотрели на меня. Кто-то со страхом, кто-то с улыбкой. Я встал на ноги и поднял над головой перепачканный в крови Куарчитто перстень отца.

– Я ваш капитан! Моего отца называли «Ангелочком», но, если еще кто-то вздумает предать меня, ему доведется узнать, что я совсем не ангелочек.

Неожиданно Бернардино рассмеялся:

– Да уж, синьор, вам бы еще поучиться произносить речи!

Я издал невольный смешок.

Рейтинг@Mail.ru