Эти данности нашей "первой сигнальной системы", самозначимо глаголющие о себе, в отличие от находящихся "вне сознания далеко" чисел, не имеют никаких иных семиотических зарубок. В художественном последних тем более нет, поскольку структура художественного выполняет только роль отмычки или ключа: возникает резонанс различных структур, различных пластов данного нам неполноценного бытия. Благодаря некоторым суперпозициям "приоткрывается" окно во внеструктурное. Интегративность чувственных тонов, характер их интенционности не позволяет проводить далеко идущие аналогии со звуковыми тонами. Тем более неудачны попытки моделирования с помощью математического гармонического анализа. Взаимодействие, сосуществование различных реактивных ощущений не образует структуры вследствие их взаимопоглощения, взаиморастворения, а там где нет структуры, нет дискретности – нет и информации. В то же время самозначимость реактивного проявляет, вызывает к поверхности сознания тот феноменоноумен, который мы обозначили термином "антиинформация". Усиление антиинформационности прямо коррелирует с усилением интенсивности реактивного.
Феноменальность психической информации – в ее косвенности, несамозначимости. Чем больше мы знаем – тем больше надо знать для отмены того лишнего, что мы знаем. Некоторой антиинформационностью (антиинформационными эффектами) обладают даже научные открытия. В свое время три закона Ньютона были хороши не тем, что дали новую информацию, а тем, что отменили массу информации старой, описательной. Во избежание превратного понимания, заметим: мы не отождествляем смысловое и информационное.
Тонкие эмотивные ощущения. Эти р-ощущения ближе к экстатическим состояниям, и некоторые из них имеют вербальные обозначения. В качестве примеров можно привести ощущения таинственности, очарованности, воодушевленности, духовного полета и т. п. К другому роду тонких эмотивностей относятся ощущения грандизности, величественности. Вербальное (то есть термины) оказываются только классификаторами-направителями. По ним никак нельзя судить, о каком именно тоническом "цвете", например, той же таинственности идет речь в каждом конкретном случае.
Возможности поэзии превышают возможности научного и обыденного воссоздания того или иного духовно-чувственного феномена, но поэзия, как правило, создает свое, а не называет нечто наперед известное.
Тонкие неспецифические ощущения. В художественном свойственны только шедеврам, причем шедеврам определенного рода. Это одна из последних граней эстетического и мистического восприятия.
Мы склонны придавать термину "мистическое ощущение" нетрадиционный смысл. Допустим, некий турист ошибочно принял выплывшую из-за поворота дороги известняковую глыбу за привидение. Реально или нереально было то необычное состояние, в котором он находился долю секунды? Пусть некоторый служитель культа осознанно или неосознанно способствует распространению заблуждения, а некий верующий испытывает вследствие этого не только страх божий, но и духовное просветление. Те или иные атрибуты обмана – здесь только знаки антиинформации, характерные для определенного этноса, но не она сама. У кого-то изображение Ганеши – богочеловека с головой слона – вызывает совсем иную реакцию, чем у случайного зрителя. Символы характеризуются уже гораздо большей универсальностью, чем знаки. Семиотическую роль могут играть одни р-ощущения для других р-ощущений. Внешне р-ощущения сами являются семиотической данностью, невзирая на то, что не содержат структуры. Для них характерно интенционное свойство продолжения самих себя, аутотрансцензус. В различных планах этот трансцензус можно обозначать как иллюминаторность или как феноменоноумность. Первое означает подчеркивание для субъекта-психонавта значение прямой антиинформации по сравнению с косвенной информацией.
Разделение на информацию и антиинформацию не может быть условным, поскольку эволюционно информация – это завернутая, обращенная антиинформация. Переход в свою противоположность достигается благодаря стробоскопическим эффектам, овремененности. Чтобы избежать в данном месте изложения развертывания космогоний, ограничимся следующим замечанием: взаимоотношения антиинформация – информация вовсе не дуальны, но все же отчасти напоминают всем известные отношения "волна-частица". Растр и ракурс человеческого восприятия таковы, что несуществование структуры как чего-то изначального, первичного человеком не замечается – само восприятие образовано по инерционно-циклическому типу. Иными словами, структура и информация представляют собой инерционное кладбище бесструктурного и антиинформационного. Неполнота восприятий вполне адекватна его космотомичности (синдром множественности срезов).
Значение реактивностей пунктов 8 – 12 перечня может быть столь велико, что для их рассмотрения понадобится искусственная ассоциативная вербализация. Особенно это касается мистических ощущений – они имеют не менее ста выраженных оттенков. Все это, а также объем материала, требует анализа р-ощущений пунктов 8 – 12 (особых реактивностей) не в настоящем вводном, а в других рассмотрениях. Можно только заявить: предельные ощущения – это колоссальные по интенсивности монотоны. Весь спектр тонких неспецифических ощущений образуется по принципу сочетания слабых оттенков этих монотонов.
Благодаря р-ощущениям мир предстает человеку в неиндифферентном виде. Выступая в роли безапелляционно ценностных ощущений, они оказываются одним из центров аксиологической кристаллизации существования. Наличие р-ощущений вызывает парадокс, смежный психофизиологическому парадоксу. Период "бури и натиска" в философской литературе начала 60-х годов, в связи с психофизиологическим и психофизическим вопросами, не затронул каких-либо мотивов парадокса р-ощущений.
Сущность этого парадокса в следующем. Р-ощущения являются ценностными ощущениями, но фактор вызывающий это их свойство отсутствует как в самом сознании, так и в физиологическом. В случае квазибытийной онтологизации физиологического (а естественные науки, в отличие от точных, пока так и поступают), за пределами субъективного сознания в объективизированном биологическом мы будем иметь неприкаянный гомеостаз организма. До этого гомеостаза сознанию нет никакого дела, сознание может и не знать о гомеостазе, но важно только само наличие р-ощущений. Физико-биологический мир в своем псевдосинтезе и ортодоксально-объективной представляемости пассивным образом сталкивает оцененность р-ощущений, причину их оцененности на сами ощущения, ибо он индифферентен и автоматичен. С другой стороны, р-ощущения, в том виде, в каком они даются, полностью наглядны, а поэтому и здесь нельзя искать скрытую причину оцененности. Все это равным образом касается как зефирных чувствований, так и обыденных. Последние даже вполне четко подразделяются на отрицательные и положительные. Наличие указанного парадокса нисколько не мешает попыткам рационализации р-ощущений, использованию их в качестве политического и сексуального "лихневмона"[5]. Однако никакая рационализация не способна сделать их внутренне рациональными. Вплетение их в те или иные механизмы деятельности – только внешняя оправа.
Собственно неинформационен и реальный зеленый цвет, взятый сам по себе, вне общей витально-рациональной оболочки сознания, но фактически эта неинформационность почти полностью снята ввиду того, что тот или иной цвет может быть только топологически неизолированной частностью, имеющей определенные координаты во всяком новом здесь-теперь. В отличие от такого рода частных ощущений, р-ощущения изолированы именно топологически, их связь с другими (неитегративными) ощущениями проходит помимо сейчас наличного сознания, рефлексивно-психейно, а не психологически. Пример с цветом – наше искусственное нарушение компараций, сделанное путем сужения восприятия. В противоположность этому многие группы р-ощущений имеют откровенную тенденцию к отрыву от сигнально-рационального, к отлетанию в иное – внесубъективное и внепрагматическое.
Среди р-ощущений можно видеть воспроизводимые и невоспроизводимые, "наведенные" и возникающие без какой-либо видимой причины, циркуляторные и поступательно-непрерывные (в том числе константные) сопровождающие индивида целую жизненную эпоху. Для р-ощущений не существует не только среды представлений, но и единичных представлений. Если в силу каких-либо причин возникает кажимость представления того или иного подобного ощущения, то де-факто это будет не представление, а действительное р-ощущение более слабой интенсивности, чем его предполагаемый прототип. При этом воспоминание-ссылка на прототип обычно вполне структуро-информационна и отдельна от самого тона р-ощущения.
Нетрудно видеть соответствие между собственно бесструктурностью и амнестичностью. Действительно, информация может быть представлена только в виде структурного, а то, что не является информацией, не может быть прямым образом передано или воспринято и, соответственно, запомнено или извлечено из памяти.
Антиинформационное не приходит и не рождается – оно высвобождается, открывается, будучи в обычном нейтральном случае закрыто и замещено вторичностью – сигнально-рациональной пленкой сознания, то есть бывшим антиинформационным, таким, какое в "сейчас" уже не является соизмеримым с человеческим восприятием. Мы не считаем конкретное частное антиинформационное существующим везде подобно некой субстанции: любая субъективная данность – всегда вычлененность из целого, а это целое пока удобно относить не к метасознанию нечеловеческой природы, но к наиболее "близкому" метасознательному – психейному. Под сознанием везде в данном контексте подразумевается субъективное сознание поля данности, которое кажется наличным.
Мы не сводим все антиинформационное к реактивному. Логический объем термина "антиинформация" несколько шире. В этом докладе мы останавливаемся только на общей характеристике реактивного, без специального анализа особого реактивного. К сфере антиинформационного относится собственно волевое (волевые импульсы в себе, без приложения структуро-мотивационных разверток) и феномены… смысла. При этом если смысл и реактивность – явления одного ряда, то волевое не только внерационально, но и внелогично.
Смысл обычно смешивают со знаковыми компонентами вербально оформленной мысли. Между тем смысл не является даже и значением. Если практический рабочий смысл и предстает всегда в среде структуро-информационного, образного, то сам он как таковой представляет собой абсолютно бесструктурную схватываемость, отличную от значения, способного находиться в фигурах, подобных треугольнику Фреге. Эта бесструктурная схватываемость – своего рода апространственное экзистенциальное щупальце. Если реактивное не исчерпывается бытовыми каноническими эмотивностями, то и смысловое (в некотором роде логосное, отлогосное) не исчерпывается каноническими смыслами, связанными с вербальным и операциональным.
Вписанность антиинформационного в человеческий мир двойственна. С одной стороны, оно выступает как нечто самодовлеющее: если сущностью мировой истории до второй половины XIX века был человек, которого еще не потеснили стабильные самосохраняющиеся организации, то сущностью человека являются смыслы и эмотивности, продолжающие существовать словно бы вне мозгов и людей, подобно тому как человек живет и размножается, невзирая на гибель империй, партий и религий. В отношении эмоций это было невольно спародировано греческой трагедией, главные герои которой – не люди, а изолированные страсти, иногда получающие статус новой изолированности в виде мойр и эриний. С другой стороны, антиинформационное представляется обобщающе-суммационным. Здесь реактивности выглядят не столько палеоданностями, сколько ощущениями на ощущениях, ощущениями, паразитирующими на других ощущениях. В данном случае противоречия нет.
Антиинформационное всегда касается пределов существования. Через него совершенно подспудно и эстетически несниженно может дойти и то, что вследствие крайней зашифрованности никак не предстоит большинству читателей и зрителей. Например, для полноценного эстетического восприятия вовсе не обязательно интерпретировать в строчках Бальмонта
Когда б на Север мне умчаться вдруг
От черно-белого мельканья клавиш
черно-белые клавиши как дни и ночи, а Север – как страну надежд и творимых легенд, "тот берег", "рай"; темный дуб, который "склонялся и шумел" (из стихотворения Лермонтова) – как продолженный героем человеческий род, ветви дивергенций (или в более расширенном толковании – как все человечество, панродовое вообще), а странный сон героя ("Я б желал навеки так заснуть") – как стремление вернуться в утробу матери; строчки Блока
Я закрою голову белым.
Закричу и кинусь в поток,
И всплывет, качнется над телом
Благовонный речной цветок…
– как дань фаллическому культу, точный судебно-медицинский аналог реального утопленника или висельника. Знание тех или иных вариантов углубленного истолкования придает восприятию дополнительный потенциал, новые экзистенциальные туннели воображения.
Неспецифические, небытовые чувствования помимо любых структуральных проторенностей, необходимых для дешифровки символа, выступают в качестве "проглядных ясных глянцев"[6], позволяющих взглянуть туда же, но неинтеллектуально, что и требуется в первую очередь от искусства).
Индивидуально антиинформационное может быть связано не только с тем или иным пакетом ключевых знаков, но и само всегда выступает как знак. В доходящем до нас слабом и эфемерном антиинформационном есть тоническая ссылка на кульминационный пункт бытия.
Аннотация: Рассмотрены пути и возможности нерелигиозного сосредоточения на полном самосуществующем бытии (абсолюте). В строгом смысле, у автора абсолют, будучи субстанцией, не является материей или духом и не имеет сакрального смысла. Это предел сознания, выглядящий не как разум, и есть единственное полное бытие, в то же время лишенное теологических свойств, обозначаемых как совершенства. Несовершенство абсолюта (неполная абсолютность в традиционном смысле) в том, что имеет место иллюзорное детектирование бытия-сознания – нерационального, бесструктурного и нерасщепленного импульса из внелогичного беспричинного недобытия (праабсолюта). Кажущаяся антиномия в том, что для всего производного от иллюзии она несокрушима. Использована авторская концепция полисознательности суммарного субъективного сознания с отказом от традиционной интроспекции, мнимо упирающейся в оторванные друг от друга феноменологически искусственные моменты: воспринимающего, воспринимаемое и восприятие. Субъективное сознание (потенциально и нечеловеческое) рассматривается не как эпифеномен над феноменами, но распространенным внутри них и подразделяется не по восприятиям или идеальным критериям, а по феноменальным средам. При этом особыми средами оказываются малоразвернутые, в том числе незвуковые тонические, прежде всего связанные с чувством и невербальным мышлением. Достигнуто пересечение предыдущих оригинальных работ автора в новом ракурсе в связи с вероятностью замены для части субъектов религиозных чувств интеллектуальными и эстетическими. При этом прорисовывающийся субъективный абсолют выглядит и как уменьшенный по
интенсивности абсолют объективный, и как его символ.
Ключевые слова:
абсолют, иллюзия, метасознание, недобытие, безличность, парадокс, псевдосреда, досубъективность, надсубъективность, развёртка-свёртка феноменов
УДК:
111.3
Abstract:
The ways and possibilities of non-religious concentration on the complete self-existent being (absolute) are considered. In the strict sense, the author's absolute, being a substance, is not matter or spirit and has no sacred meaning. This is the limit of consciousness, which does not look like reason, and is the only complete being, at the same time devoid of theological properties, designated as perfection. The imperfection of the absolute (incomplete absoluteness in the traditional sense) is that there is an illusory detection of being-consciousness – an irrational, structureless and unsplit impulse from an extra-logical causeless pre-being (pra-absolute). The seeming antinomy is that for everything derived from illusion it is indestructible. The author's concept of polyconsciousness of the total subjective consciousness is used with the rejection of traditional introspection, which allegedly rests on phenomenologically artificial moments separated from each other: perceiving, perceived and perception. Subjective consciousness (potentially also non-human) is considered not as an epiphenomenon above phenomena, but as widespread within them and is subdivided not according to perceptions or ideal criteria, but according to phenomenal environments. At the same time, low-deployed, including non-sound tonic ones, primarily associated with feeling and non-verbal thinking, turn out to be special environments. The intersection of the author's previous original works in a new perspective has been achieved due to the possibility of replacing religious feelings with intellectual and aesthetic ones for some of the subjects. At the same time, the emerging subjective absolute looks both as an objective absolute reduced in intensity and as its symbol.
Keywords:
absolute, illusion, metaconsciousness, pre-existence, impersonality, paradox, pseudo-environment, pre-subjectivity, over-subjectivity, development-folding of phenomena
(Для снятия сакральных оттеков и в соответствии с последующим содержанием выбрано написание слова "абсолют" со строчной буквы.)
Начнем с рассмотрения свойств абсолюта. Апофатические: абсолют не является богом, персоной, личностью, структурой, материей, духом, энергией [1. с. 283 – 325]. Не имеет геометрии. Он не конечен и не бесконечен. К нему неприложимы представления о традиционных "совершенствах": всемогущ, вездесущ, всеблаг и большинство соображений рационального рода. Абсолют не есть первопричина какого-либо мира.
Катафатические: он иррационален и являет собой полноценное (полное) и самообъяснимое сознание-восприятие, являющееся для себя бесструктурным импульсом-потенциалом. Он самостоятелен в пределах бытийности и сознательности, обладает достаточной для бытийности логичностью и единством. Имеет внутреннюю ни с чем несопоставимую негеометрическую протяженность без центра и периферии, правого и левого и конкретного числа измерений.
Особые свойства: хотя он, по обычным понятиям, вневременен, утверждения, что он был всегда (или что он имеет начало во времени) неадекватны. Нормальное полное бытие – это бытие абсолюта, тем не менее, абсолют не есть что-то первичное во всех смыслах. Он не породил сам себя из ничего, но только сдетектировал-выделил из недобытия, взял последнее только частично. В этом смысле любое существование может рассматриваться как иллюзорное. Исходное недобытие так и осталось недобытием. Собственно Ungrund именно оно, а не абсолют. Поскольку внелогичное недобытие (или ни-то-ни-сё) ничему не подчиняется, не цементируется, не отдает себя напрокат, выделение-детектирование из него чего-либо не может быть однократными и окончательным. Иллюзия существования (Для всего производного от иллюзии, она отнюдь не призрачна и смотрится почти несокрушимым материалом.) должна быть квантованной, иметь определенные границы разрешимости и содержать неизбежные искажения схватывания, приводящие к впечатлению размазанности. Бытие – своеобразная логическая инерция недобытия, то есть мнимо затупленное недобытие, его округление, ложная подгонка. По сути, бытие мерцает, пропадает, но не ощущает своей смерти в паузах.
Позитивная характеристика недобытия – самостоятельность; всё прочее к нему неприложимо. Так оно не-сознательно и не-несознательно, не есть единство и не есть множественность. Его можно обозначить как беспрецедентное внелогичное кишение степеней свободы.
Бытие в трактовке М. Хайдеггера мы отвергаем как несостоятельное [2],[7, с.361—381],[8, с. 5—15]. Аналогично нельзя принять трансцендентализм при рассмотрении человеческого сознания, в частности у И. Канта и Э. Гуссерля [3].
Хотя субъект представляет собой весьма условную рамку некоторого содержания, как таковую неощущаемую, либо общее именование (обозначение) полностью нефиксируемого имманентного мира здесь-теперь-так, употребление этого термина в философских текстах неизбежно. Отказ от рассмотрения субъект-объектных соотношений (когда под объектом понимается абсолют) не оправдан. Только в этом случае субъект формально сливается с содержимым. Говоря об имманентном содержании, мы имеем в виду холистически принимаемое сознание-восприятие. Сартровское отделение сознания или мышления от феноменов* недопустимо. При этом феномены не обязаны быть "внешними", грубо зримыми и заметно развернутыми.
Объектами субъекта в чистой (неприкладной) философии никак не могут считаться экстраектированные феномены, а равно их воображаемые следы, ergo и результаты операциональных манипуляций с последними как в обыденности, так и в естественных науках. Простодушная онтологизация данных естественных наук ведет к логическому кругу, психофизиологическому и аксиологическому парадоксам [5. с. 221]. Собственно объективное (в философском смысле) нужно искать не в области, диктуемой практической деятельностью, но по другую сторону субъективного сознания.
Строго говоря, субъект безличен и не является персоной [6], представляет собой контингент сознаний разнообразного рода, чрезвычайно отличных друг от друга. Какой-либо гомункулус отсутствует. Впечатление о его наличии возникает вследствие наивного противопоставления сугубо внутренних восприятий эстраектированным и неисправленного синтаксиса высказываний с местоимением "я".
Явные следы абсолюта наличны внутри человеческого субъекта. Субъективное время различно для каждого из сознаний внутри суммированного сознания и зависит от степени их структурности. Восприятия, представляющиеся вневременными, вовсе не есть гуссерлевские "сущности". Без специальной ментальной тренировки, сенсорной депривации они кажутся бесцветными и не имеющими особых интеллектуальных зацепок. Поэтому приходится уходить от чувственно априорного и брать как бы рангом ниже, сосредотачиваясь на сознаниях либо с повышенной смысловой, либо с остро выраженной реактивной (ненейтральной, первично-ценностной) начинкой. В некоторой степени и здесь можно найти искомую бесструктурность, беспредметность. Различного рода инсайты, озарения, экстазы, эстетические ощущения могут подвести к пределам субъективного восприятия. Ощущение внутрисубъективного (или отсубъективного) абсолюта отличается среди них избыточной значимостью-оцененностью, но в то же время уравновешенностью. Крайний чувственный негатив, позитив и предельно возможный глубинный самосмысл (сверхмысль, смысл смысла, Логос) оказываются растворенными друг в друге и взаимно усиленными, превращаются в единый Тон, какие-либо структуры в нем отсутствуют. В интенсивно выраженном целостном виде такое восприятие экзотично. Чаще можно контактировать с его расщеплениями и различными оттенками последних.
Базовая недостаточность науки (особенно нейрофизиологии, квантовой биохимии), существование ранее названных парадоксов и пресловутый порочный круг заставляют искать причину субъективного сознания непосредственно за ним (как метасознание), но не в псевдосредах естественных наук. Последние фактически являются коллективной надсубъективностью, а требуется досубъективность, исходное, а не заведомо производное.
Во-первых, логический выход на внешний абсолют одновременен с выходом из методически установленного солипсизма: внутренне наглядное и чисто феноменальное (реальное, а не идеальное фиктивное) сознание-восприятие не объясняет собственного наличия. Во-вторых, возникает сравнение с составными человеческими сознаниями, расположенными в ряд по степени их атемпоральности.
Другой способ вывода абсолюта основан на формальном рассмотрении непротиворечивого Что. Это самостоятельное Что должно быть свободным от логических и математических апорий. Поиск способов нерассыпающейся самосвязности этого Что приводит к аналогиям с субъективным сознанием-восприятием, но в отличие от субъективности здесь необходима внутренняя полнота и самообъясненность. К этому добавляется отказ от введения в философию термина "материя", как изначально идеалистического, рассчитанного исключительно на воображаемые псевдосреды практики и науки. Самовозникновение любого холистически понимаемого феноменального сознания-восприятия невозможно внутри или поверх принципиально не обладающего сознанием.
* *
Как правило, на то или иное обращение к абсолюту настроена более или менее универсальная нечеловеческая зона человеческого сознания. Ей не требуются идолы, кумиры и божки. А равным образом не нужна рациональность, заложенная в представленности структурированных или мультиплицированных восприятий. Однако проделывать обратный процесс свертки приспособительно развернутого по координатам пространства и времени нет необходимости, так как эта универсальная данность почти вневременна, непространственна внутри себя и по своей сути является живым символом абсолюта. К сожалению, композиторы почти перестали работать в этом направлении, не говоря уже о других деятелях искусства (требуется не слишком популярный отказ от мимесиса обыденности).
Наиболее проблематична разница между действительным трансцензусом и традиционно ложной "направленностью на". "Направленность на" неизменно оказывается частью фиктивной, частью следствием неразличения разнообразия сознаний внутри одного общего сознания. Ссылки реального феноменального ума на идеальный (несуществующий) разум в качестве алгоритма рассуждения к лицу науке, а не философии. В философии подобна экономия мышления крайне порочна. Но почти бесструктурные тонические ощущения (их аналоги – апперцептивно-мнестический остаток от только что пронесшейся музыкальной фразы, сердцевина беспричинной эмоции***) и не направлены на что-то внешнее. Их упор на собственную неспецифичность, необычность, с попыткой усиления и еще большего заглядывания в недостигнутое означает и попытку выйти за собственную грань внутри самих себя. Проще говоря, они не только символ, но и само абсолютное с ослабленной интенсивностью.
ЛОКАЛЬНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ
* {Феноменальная (а не идеальная) природа реального мышления отчетливо видна при рассмотрении таксономического ряда разновидностей смысла. Привычная вербально выраженная мысль (мысль-слуга) – частный случай тонических апперцепций. [4. с. 418 – 441]}
** {Если хотите, сознания-ощущения; чем меньше составных сознаний-структур в общем сознании, тем оно полноценней. Потеря разбросанности ведет к единству.}
*** {Можно видеть: в тонических компонентах любой, по крайней мере, некомбинированной эмоции есть тенденция на автономное бытие, независимое от чувства напряжения и ситуации.}
Библиография
1. Акулов. А. С. Буквы философии. Изд. 3-е, изм. СПб.: Сборка, 2017. 660 с.
2. Акулов А. С. Лукавый Хайдеггер / / <..>
3. Акулов А. С. Есть ли сущность у феноменов? // <..> .
4. Акулов А. С. Начала ментальной логики / / Камень от входа, или Попытка мощи. Торонто: Altaspera, 2017. С. 418 – 441.
5. Акулов А. C. Преддверия философии / / Скважина. СПб.: Библ. журн. "Невский альманах", 2009. С. 221.
6. Акулов А.С. Мировоззренческая рефлексия как стереотипная ложь. <..>
7. Хайдеггер. М. Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. 447 с.
8. Heidegger. M. Sein und Zeit. Tьbingen: Max Niemeyer Verlag, 1967. 438 S.