Александр Серебровский
Золото партии, золото народа

Плюс к трудодням колхозник имел доходы от приусадебного хозяйства, и Сталин заботился, чтобы земли под это хозяйство у колхозника было больше, чем у единоличника, да плюс обязательная корова. Люди не голодали и не убегали от голода в город в очереди на биржи труда, а выезжали в город только тогда, когда в городе для них появлялось рабочее место. В течение жизни одного поколения половина населения страны перешла из села в город без малейших экономических эксцессов!

Открывшим рот, чтобы завопить о «голодоморе», посоветую в данном случае захлопнуть пасть – это была трагедия, вызванная человеческой алчностью, и никак не связанная с разрешением принципиальных вопросов народного хозяйства СССР. Я об этом достаточно написал, чтобы в этой теме не касаться.

Остается очень интересный вопрос о станках и оборудовании. Их только в первой волне поступило с Запада 900 комплектных предприятий вместе со специалистами монтажниками и технологами! Мощнейших предприятий и самых передовых! За какие шиши все это было куплено, причем, очень быстро?? Вот вопрос!

Откуда деньги?

Официально считается, что деньги для развития экономики СССР были получены за счет крестьян, – за счет экспорта зерна за границу. Но те историки, кто пытается свести баланс не только стоимости зерна, но и всего экспорта со стоимостью импорта в СССР на рубеже 20 и 30-х годов, «чешут репу» – не хватает! Денег сильно не хватает! Как ни увеличивай в расчетах стоимость советского экспорта, но он и в меньшей мере не покрывает стоимости получаемых предприятий – стоимости импорта.

Числа внешней задолженности СССР сильно «не бьют» – расходятся в разных источниках, а такое может быть только, если авторы умышленно вводят в заблуждение, либо скрывают какой-то малопонятный источник финансирования. Вот скажем, в 1933 году на экспорт поставили 1,7 млн. тонн зерна (около 2 % от валового урожая), это где-то на 110 млн. рублей. А в 1934 году поставили всего 0,77 млн. тонн, то есть в два раза меньше, а задолженность Западу в 1934 году не выросла, а снизилась почти на 300 млн. рублей! Вообще в числах странности. Вот в статье «Внешняя торговля СССР в 1935 г.» сообщается, что максимальная внешняя задолженность СССР была максимальной на 31.12.1931 года и составляла 1 400 млн. рублей (не понятно, это валовая задолженность или сальдо). А в аналитической записке «Расчетные балансы СССР с капиталистическими странами» внешняя задолженность СССР на 01.01.1932 составляет: сальдо – 840,6 млн., а валовая – 912,3 млн. рублей. А куда это за одну ночь подевались полмиллиарда долга?

Короче, откуда взялись деньги у Сталина? Ряд историков считают, что деньги дали Ротшильды. Я считаю, что очень может быть. Однако!

Когда говорят об участии евреев в судьбе СССР, то повсеместно ограничиваются перечислением евреев в составе правительства и государственных органов Союза. Взаимодействие правительства СССР с иными евреями, типа Ротшильдов и сионистов, как бы, вне советской истории – как бы, такого никогда не было. Между прочим, против связи большевиков и Ротшильдов говорит и то, что советские евреи для Ротшильдов и сионистов всегда были мусором, если не дерьмом, которое сионистами легко разменивалось на что угодно. Ведь не случайно во Второй мировой массово уничтожались только советские евреи. То есть, для сионистов сами по себе советские евреи были не теми людьми, судьба которых могла подвигнуть Ротшильдов и сионистов на какую-либо связь с СССР.

Пример. Немцы начали способствовать массовому уничтожению советских евреев практически сразу же после занятия территорий СССР. Киевских евреев начали расстреливать в Бабьем Яру с конца сентября 1941 года. Организовывали эти расстрелы сионисты, скажем, киевских евреев отвели на расстрел 9 киевских раввинов, в Литве сионист Якоб Генс организовал расстрел 38 тысяч литовских евреев, его еврейская полиция лично расстреляла 400 евреев белорусского городка Ошмяны. То есть, сионисты на Западе не могли об этих расстрелах не знать, а вот до правительства СССР сведения о массовых расстрелах дошли не сразу. И оно впервые сообщило миру о массовом уничтожении евреев в ноте НКИД СССР только 6 января 1942 года. И, внимание, – всемирная сионистская организация немедленно отреагировала на этот документ, объявив его «большевистской пропагандой»! 27 апреля 1942 г. НКИД СССР вновь обнародовал аналогичную ноту о массовом уничтожении советских евреев, а в заявлениях «Еврейского агентства» от 7 июля и 28 сентября 1942 года эти сведения по-прежнему назывались «неправдоподобными вымыслами». То есть, сионисты, по меньшей мере, способствовали гитлеровцам в уничтожении советских евреев, а, скорее всего, Гитлер и уничтожал советских евреев по просьбе сионистов.

Поэтому я исключаю какие-либо действия Ротшильдов (с самого начала финансировавших сионистское движение) во благо евреев СССР. Не могли Ротшильды помогать СССР бескорыстно. И если Ротшильды зашевелились в конце 20-х годов, то зашевелились только из-за денег, то есть да, Ротшильды могли тайно дать СССР кредиты, на которые Сталин купил заводы, но это не избавляло СССР от необходимости эти кредиты возвращать с процентами. И снова на первый план выходит вопрос, где Сталин нашел деньги на выплату кредитов и процентов по ним? Ведь он не мог расплатиться продукцией построенных предприятий – она вся предназначалась СССР. Мало этого, с 1929 года начался мировой кризис – в это время на Западе вообще никакая продукция не была нужна. Так откуда Сталин взял деньги?

И вот тут следует заняться золотодобывающей промышленностью СССР прийти к тому, о чём написано в книге А.П. Серебровского.

Но начать следует с того, что по марксовому бреду при коммунизме денег не будет, а будет простой продуктообмен, посему большевики были уверены, что они из золота, в лучшем случае, унитазы будут делать, и золото им вообще без надобности.

А с запасами золота и платины и без марксовых придурков дело обстояло ужасно. Уже при царе золотой запас Российской империи вывозился в уплату царских военных долгов, затем в ходе Гражданской войны его остатки захватили «белые» и золото частью разворовали белочехи и колчаковцы. Затем, при Ленине, золотом щедро оплачивались различные революционные и экономические потребности, к примеру, в 1922 году было куплено в Швеции 500 паровозов с тендерами за 125 тонн золота. Короче, к 1927 году от царских довоенных 1100 тонн золота осталось 150 тонн. И все бы ничего, но большевики фактически прекратили и добывать золото, позволяя китайским браконьерам и контрабандистам мыть его в Сибири и вывозить в Китай. Добыча золота в СССР 20-х годов упала до 20 тонн в год, вместо обычных 50 тонн, которые добывались при царе.

В своих воспоминаниях 1936 года начальник советской золотодобычи тех лет А.П. Серебровский инициативу добычи золота в СССР отдает Сталину, и только ему. И это не дежурный комплимент вождю – достаточно прочесть в воспоминаниях Серебровского, сколько раз Сталин вызывал Серебровского для отчета и постановки задач, чтобы понять, что вряд ли еще какой министр встречался со Сталиным так часто. К примеру, со своим непосредственным начальником, наркомом (министром) тяжелой промышленности Г. Орджоникидзе Серебровский встречался на порядок реже.

И, как вспоминает помянутый американский инженер Джон Литтлпейдж (кавалер ордена Трудового Красного Знамени, кстати), продавить сквозь марксистов идею добывать золото, Сталину было не просто. Во всяком случае, вначале Сталиным было получено от ЦК согласие развернуть добычу только силами государства и категорический отказ марксистов на предложение Сталина использовать труд старателей (мелкая буржуазия, однако!). Только в 1930-м Сталин добился разрешения использовать их в золотодобыче.

План Сталина был прост. Выяснить способы и технологию добычи золота в самой передовой в этом плане стране – в США, нанять там специалистов и купить там самую передовую и мощную технику, и используя ее в СССР резко поднять добычу золота. В этом плане старатели были нужны не только для работы там, где машины применять нецелесообразно, дело в том, что при отсутствии достаточного количества геологов они были геологоразведчиками. И если старатели находили богатую россыпь или жилу золота, то им сразу платили 30 тысяч золотых рублей (и не простых, а таких, которые можно было отоварить в специальных магазинах, в которых «все было» – эквивалент более 23 килограммов золота). И дальше разрешали добывать найденное золото (под государственным контролем, само собой, чтобы не хищничали), пока государство не проложит к этому золоту дорогу и не построит рудник или пустит мощную драгу. И эта мера выбросила в тайгу и горы до 300 тысяч человек, которые обшарили все «белые пятна» СССР, все самые дальние закутки и открыли еще массу богатейших залежей золота и полиметаллических руд, часто сопутствовавших золоту.

И вот теперь вопрос – сколько золота добыли в СССР в период 1928–1941 годов и куда его дели? А ответа нет. Попытался найти в Интернете. Сплошные гадания авторов. Даже золотой запас при Сталине – это предмет гаданий: одни считают, что к 1941 году он был 2800 тонн, другие – 2600, третьи – 1450. Из статьи в статью передается «ежегодная добыча золота в СССР – 320 тонн». А за какие годы? Ведь по мере выработки богатых залежей, добыча обязана падать, следовательно, число 320 – это среднее. Вот наиболее статья 2014 года историка В. Катасонова: «Даже сегодня многие материалы по золотодобыче остаются в архивах, почти не доступны. Приходится пользоваться лишь какими-то фрагментами информации» http://maxpark.com/community/politic/content/2535579. А попробуйте найти числа добычи платины при Сталине (которая тогда стоила в 5,5 раз дороже золота) и вы уткнетесь: «В СССР данные по добыче платины были засекречены».

Да, может, и были, но почему они сегодня, 80 лет спустя засекречены?! Почему известно, сколько золота добывалось до 1927 года, известно, что в СССР 1990 году добыто 302 тонны золота, что в РФ в 2012 году добыто 226 тонн золота, а сколько добыто в период 1928–1941 годы – засекречено? Почему известно, что при царе ежегодно добывалось 4,5 тонны платины, а в РФ в 2011 году – 26 тонн, а сколько добыто платины при Сталине – засекречено? В те годы у этой секретности с добычей золота и платины было легальное объяснение – чтобы не сбить цены на золото и платину на внешнем рынке. Хорошо, но это тогда, а сегодня, почему эти числа остаются секретными?

И у меня один вариант ответа – золото 1928–1941 годов в основной своей массе было пущено на оплату кредитов Ротшильдов, и Ротшильды до сих пор стесняются сообщить, сколько они на этом заработали, а антисталинисты не хотят рассказать, как Сталин использовал алчность Ротшильдов для индустриализации страны.

Но это подробности, которые сегодня не пригодятся, а вывод таков: Сталин был толковый хозяин и не ездил с протянутой рукой по миру (призывно виляя голым задом), а нашел средства на развитие промышленности дома – в полном смысле слова – под ногами.

К слову, именно потому, что был хозяин, а не академик экономических наук.

Как найти в Хозяина России?

Почему в России члены власти и их приспешники творят во власти, что угодно? Ответ один и другого ответа нет и не может быть – потому, что они никак не отвечают за результаты своего правления – никак не наказываются за вред, нанесенный народу, тебе. И если их не наказывают, то почему бы им и не быть ворами или тупыми бездельниками? Вора делает вором случай, а безответственная (безнаказанная) власть это просто рай для воров. Ну, в какой еще области человеческой деятельности такое может быть?!

Вот вы садитесь в автобус, платите водителю деньги, и он обещает довести вас в целости и сохранности до места назначения. Но если он, даже по ошибке, не говоря уже о разгильдяйстве, вызовет аварию, и вы пострадаете в ней, то что – водитель просто помашет вам ручкой и скажет: «Вы тут кровью истекайте, а я пошел на заслуженный выходной»? Нет, тут у всех ума хватает, и если такого шофера сразу не прибьют разгневанные пассажиры, то его отдадут под суд, где 12 простых граждан, присяжных заседателей, решат, виновен он или нет. А члены нами же избранной власти (президент и депутаты), взявшие у тебя налогами деньги и обещавшие довезти тебя в светлое будущее? С ними как? А они сегодня машут нам всем ручкой и говорят: «Вы, лохи, голосовавшие за нас, тут в России кувыркайтесь, а мы поехали отдыхать к наворованным миллионам». Почему водитель сидит в тюрьме за свою тупость и разгильдяйство, а они – нет? Почему по 10 лет за недосмотр отсидели руководители Чернобыльской АЭС, а президенты и депутаты, разорившие Россию, и 15 суток не получили? Они что – цацы? У них голубая кровь? Неужели так и должно быть?

Нет, конечно, и есть простой и абсолютно законный путь расставить все по своим местам и указать власти, кто в России хозяин.

По нынешней Конституции (и по любой другой в будущем) сувереном (высшей властью) является народ, а депутаты и президент только слуги народа, которым властвовать разрешено народом и от имени народа. Причем, народ и без них может принять какой угодно, нужный народу закон, проголосовав за него на референдуме.

Но если народ – это хозяин, а депутаты и президент слуги народа, то у народа (у каждого избирателя, а не только у 12-ти, как в судах) есть право и обязанность перед своими детьми судить своих слуг, поощряя хороших и наказывая нерадивых. И делать это, чтобы и самому жить достойно, и своим детям оставить достойное государство. У народа есть право Хозяина! И если вы снимете шоры с глаз и подумаете, то увидите, что реально осуществить это свое право очень просто!

Нужен закон, по которому на каждых выборах, каждый избиратель, кроме бюллетеней с новым составом власти, получит проект вердикта старому, сменяемому составу власти, в котором будет три строчки: «Достойна поощрения», «Достойна наказания» и «Без последствий». Если большинство избирателей решит отпустить старый состав власти без последствий, то власть оставит свои полномочия как сейчас – без последствий для себя. Если большинство избирателей решит поощрить власть, то президент или каждый член Федерального собрания станет Героем России. А если избиратели решат «Достойна наказания», то президент или каждый член Федерального собрания сядут в тюрьму на срок своего пребывания у власти. Причем, судить власть каждый избиратель будет исключительно из собственного убеждения в ее вине и заслугах. И никто ему не будет указом в этом его вердикте хозяина своим слугам.

Каждый гражданин России получит реальный кнут и пряник для власти, и этими кнутом и пряником заставит президента и каждого депутата служить себе, а не их счетам в заграничных банках. Народ (демос) получит власть (кратос) и возникнет ситуация, которая и описывается словом «демократия». Других способов создать эту ситуацию нет.

Что в этом законе сложного и что в этом законе непонятного?

В течение марта-апреля 2008 года Центр независимой журналистики, газета «Дуэль» и общественное движение «Армия воли народа» (АВН), борющиеся за принятие на всенародном референдуме Закона «О суде народа над президентом и депутатами Госдумы», проводили вместе со своими союзниками (КПСС Олега Шенина, МССО и др.) опрос граждан России, в ходе которого соотечественникам среди прочего задавался вопрос: «Какой, по Вашему мнению, оценки заслуживает Владимир Владимирович Путин по результатам своей деятельности на посту президента Российской Федерации?». В соответствии с проектом Закона «О суде народа над властью» предлагалось три варианта ответа: «Достоин благодарности», «Заслуживает наказания», «Оставить без последствий».

Было опрошено 22065 человек, 6,4 % которых отказались отвечать, заподозрив какую-то провокацию, 20,02 % сочли, что работа В. В. Путина заслуживает благодарности, 23,6 % сочли, что его нужно отпустить без последствий, и 49,8 % считали, что В. В. Путин заслуживает наказание. Даже тот Путин. А какой бы был процент сегодня, после начала войны с Украиной? Вернее, если бы был такой закон и народ имел бы возможность поощрять и наказывать власть, то, понятное дело, и армия была бы в десятки раз сильнее при тех же затратах, да и войны с Украиной не было бы.

Ведь в тех успехах Сталинского СССР дело не только в личности Сталина, хотя и она имеет большое значение. Дело в том, что до победы над Германией в 1945 году, в оценке народом результатов правления большевиков не было необходимости, поскольку, падение власти большевиков в этом периоде означало не тюремное заключение на срок пребывания у власти, а казнь, еще и жестокую, и весь мир не оказал бы им никакого убежища. Не смогли бы большевики укрыться в Лондоне или на Канарских островах. Единственной защитой большевиков был народ СССР, посему большевики и стремились править так, чтобы народ был ими безусловно доволен.

Сейчас же, без такого закона о каких-то улучшениях бессмысленно рассуждать.

* * *

А я предлагаю вам книгу с небольшим примером того, как наши предки становились могучим обществом могучих людей, и как большевики это организовали на небольшом участке работ по созданию могущественного СССР.

Пролог

В операционной было строго, светло… Лица у всех закрыты масками, но по голосу можно было узнать знаменитого хирурга Алексея Дмитриевича, тихонько отдававшего привычные распоряжения. Кто-то в маске положил мне руку на голову.

– В левую руку, – сказал доктор, стоящий на наркозе.

Я знал, что дело идет об «эвипане», который нужно было впрыснуть.

– Ну, теперь в правую руку.

То же проделали с правой рукой. Я знал, что потом очередь за эфирной маской.

– Не забудьте позвонить домой, Алексей Дмитриевич… – сказал было я, но не услыхал ответа…

* * *

Потолок моей палаты как-то странно сразу появился перед глазами. На голове было что-то холодное: сестра, видимо, меняла компресс.

Доктор нагнулся над изголовьем…

– Ну, все, как будто, в порядке. Выкарабкались. Ловко разрезал вас Алексей Дмитриевич; такая у вас была трудная штука…

Доктор и сестра опять исчезли. В глазах поплыли белые сосны, кедры, белые горы. Казалось, ехал я по тайге, на санях; качало из стороны в сторону. На самом деле это сестра разэфиривала меня углекислотой от последствий наркоза: в это время всегда бывает впечатление качки.

Лицо Алексея Дмитриевича появилось в рамке потолка палаты.

– Ну вот, молодцом. Теперь надо только лежать смирно. Счастливо отделались: сколько лет была у вас эта история – как с бомбой ходили.

Снова пропал потолок палаты и снова показалось, что я не в больнице, что не зима теперь, а лето, что передо мною склоны гор, покрытые зеленою травою и цветами. Багульник ярко горел тут и там. Высокий горный кряж, покрытый хвойным лесом, остался позади.

Целый день пробирались через заросли, перебирались через упавшие деревья, объезжая покрытые мхом камни, в сыром сумраке глубокой тайги. Какая-то усталость… но как хорошо ехать теперь по опушке, по зарослям черемухи, тальника, все время вниз… вниз…

В долину, куда мы спускались, уже не падали лучи солнца, но хребты еще были ярко освещены. Лошади, пофыркивая, осторожно ступали по едва приметной тропе; затем пошли по руслу пересохшего ключика, впадавшего в падь, где мой спутник, геолог Селиванов, намеревался заночевать. Птицы возились в кустах, уже устраиваясь на ночлег. Только беспокойная кедровка, увязавшаяся за нами с полчаса тому назад, все еще продолжала покрикивать, предупреждая таежное население о близости человека.

– Что за пакостная пичуга, – сказал Виктор Васильевич, – просто спасу нет. Если на охоту куда пойдешь, всех взбаламутит, так ни с чем и вернешься.

Но мы ехали не на охоту, а на бертинскую разведку. Разведчик Бертин с женою нашли золотую жилу и прислали записку Селиванову, чтобы тот приехал и посмотрел: очень хорошая жила, доброе золотишко.

Вот мы и ехали по тайге от Первомайского прииска уже четвертый день. По всем признакам, известным Селиванову, стан разведчика давно должен быть недалеко, а все не показывался. Мы спустились уже в падь, к веселой речке, бежавшей по камням, а ничего и никого видно не было.

– Черт его знает, этого Бертина, хоть бы знаки поставил на тропе и по ключику, а то так и сбиться недолго, – ворчал геолог, слезая с коня и привязывая его к дереву на длинном поводу.

Я сделал то же самое, и усталые лошади, обмахиваясь хвостами, дружно принялись пощипывать траву на лужайке. Мы взялись за хозяйство, и скоро костер затрещал возле речки, нарушая треском своим тишину наступавшей ночи. Вершины гор погасли, все птицы и даже беспокойная кедровка улеглись на покой, когда мы принялись за чай и за еду.

– Хорошо в тайге, – сказал Виктор Васильевич, – а все-таки дикое место. Четвертый день ведь никого не встретили. Лес и лес, горы, а теперь вот и долина; цветы кругом, красота, от одного запаха умереть можно, а все-таки место нежилое.

– А что бы вы хотели, Виктор Васильевич, завести в этих самых местах?

– Ну, батенька мой, – сказал геолог. Он так всегда говорил и за это его звали на приисках: «батенька мой», но любили за неистощимую энергию, большие знания и компанейский характер.

– Ну, батенька мой, ведь вы цены этим местам не знаете. Ведь мы, разведчики, ищем золото, а находим медь, цинк, уголь, железо, нефть. Здешним богатствам цены нет.

Как всегда, Селиванов увлекся и повел рассказ о том, какие мощные здесь реки, какие гидростанции здесь можно построить, какой уголь находится чуть не у самого того места, куда мы едем, какие богатые выхода нефти нащупали около Укулана, прямо почти на самой Лене, от реки всего километрах в тридцати.

– Вы представьте, во что обратятся все эти края через десять лет. Тогда уже проложена будет дорога от Тайшета до Заярской, а от Заярской до Усть-Кута. Лена, Ангара связаны будут железной дорогой. Пущена будет Ангарская электростанция, пойдут по Лене большие пароходы. Разрабатываться будет железное месторождение, около Братского построят металлургический завод побольше, наверное, Магнитогорки, и вниз по Лене и по Ангаре двинется большевистская культура, оживет тайга, еще более развернется Якутия; Лена, Витим, Алдан перегонят Волгу и какую-то там Каму.

– Вы знаете, – говорил Виктор Васильевич, забывая о костре и о чайнике, – ведь мы, золоторазведчики, только первые пионеры в этих местах. Мы добываем золото, возводим первые школы, строим больницы. В наших поселках рождается первая советская культура вместе с постройкой наших электростанций, рудников, драг и фабрик. Мы проводим дороги, телефон…

– Ну, к Бертину не только дороги или телефона – тропы порядочной вы не провели еще… – заметил я.

Виктор Васильевич рассердился и стал говорить о том, какие будут здесь заводы, нефтяные промыслы, угольные шахты, какая огромная промышленность возникнет здесь, сначала металлургическая, а затем и легкая. Он говорил о прекрасных городах, о замечательных курортах, которые построены будут по Забайкалью и в Ленском бассейне. Он говорил об огромных электрических станциях, которые светом своим зальют тайгу…

– А пока костер-то наш как бы не потух, тогда вовсе без света останемся, – сказал я, подбрасывая сучья в огонь, который действительно чуть не погас.

– А ну вас к черту с вашим костром. Поймите же наконец, какое здесь богатство ждет, чтобы его подняли, чтобы его разработали. Я не говорю о запасах золота, тух его столько, что мы на руды с небольшим содержанием и внимания не обращаем. Вы поймите, что можно с этим золотом сделать, что тут через десять лет твориться будет. Ведь ни одна страна в мире сравниться не может с нашей Восточной Сибирью, Забайкальем, Якутией и Дальним Востоком. Вы не хуже меня все эти места знаете, а молчите…

Но тут опять потолок моей палаты поплыл перед глазами…

– А молчите… – говорил кто-то голосом Алексея Дмитриевича. – Надо было давно мне сказать, что сорок…

Не знаю, был ли вечер или ночь, но свет горел в палате, и Алексей Дмитриевич держал меня за руку, отсчитывая пульс.

– Ну, так… ничего. А как язык? Протереть, протереть немедленно, как следует, – сказал он сестре.

Затем была возня с языком, что-то холодное клали на живот, меняли компресс.

– Можно будет дать стакан чаю с сахаром? «Уже больше полутора суток ничего не давали», – спросила сестра.

Кто-то отвечал, что немедленно надо дать чаю, а потом и бульона. Стало после этого лучше, и я спросил, который теперь час. Оказалось, что был не вечер, а уже утро, но на дворе еще было темно.

Я снова заснул и снова увидел темную поляну, временами освещаемую вспыхивающим пламенем костра.

Доктора уже не было, вместо него опять появился геолог Селиванов, милый и беспокойный человек.

Он приподнялся на зеленом ковре, на котором лежал, размахивая руками, стал говорить о богатствах Якутии, в которой он много лет работал, о всех этих прекрасных горах, хребтах, долинах, которые он знал и любил. Он нарисовал картину гигантского роста новых заводов, рудников – Аллах-Юня, Белой горы, Кировского, Лебединого, Подлунного – всех новых городов, поселков.

Мы, разведчики, ищем золотую руду, а находим медь, цинк, железо…

Он говорил о сказочных богатствах этих золотых месторождений, об огромной добыче золота, которую наша страна будет иметь.

Все более и более увлекаясь, он уже почти кричал:

– В прошлом году мы перегнали Америку по добыче золота. Через два года перегоним Англию. Что это будет означать для СССР и для всего мира, если мы будем первыми по добыче золота. Ведь прежде всего…

– Однако, лошадей-то надо напоить, – сказал где-то близко от нас голос.

Мы вскочили как встрепанные – до того это было неожиданно.

– Каких лошадей? – закричал Селиванов.

– Ваших, известно, Виктор Васильевич, ведь вы их напоить-то позабыли; дай-ка я их сведу к речке попоить, – продолжал тот же спокойный и немного насмешливый голос.

И Бертин – ибо это был он – принялся отвязывать лошадей и повел их поить, а я принялся восстанавливать потухший было костер, на котором снова приветливо закипел чайник.

Бертин напоил лошадей и присел у костра. Оказалось – до бертинского зимовья совсем недалеко, километров восемь.

К счастью, Бертин, зная забывчивый характер Селиванова, который никогда в дорогу ничего не брал «путного», кроме сухарей, захватил с собою немного еды, и мы принялись уписывать за обе щеки какую-то снедь.

– А вот вы вообразите, Василий Николаевич, что здесь будет через десять лет, – сказал Селиванов.

– Очень даже воображаем, – отвечал Бертин. – Вон там у нас будет построен Сталинград, рабочий город. Посередине большой-большой клуб и театр. Рядом техникум. Вон там будет десятилетка, а здесь больница. Совет будет построен на площади, вот тут немного влево. За горой – рудник. Руду подавать будем по штольне прямо на фабрику, вот сюда под горой около речки. Электростанция…

Какая-то птица сослепу налетела на разгоревшийся костер… Должно быть это была сова.

– Ну, а через десять лет на кого будем охотиться? «Ведь тут город будет», – спросил Селиванов.

– Через десять лет тут крутом поля будут, огороды. Ведь тут только копнуть, пшеница – во. Морозы ей нипочем. А огурцы, капусту, картошку ведь вырастили же на Алдане и в Бодайбо. Здесь немного даже помягче климат будет. Что здесь будет через десять лет – уму непостижимо: поля, огороды, животноводство, курей разведем… А пока пойдемте к нам на разведку, недаром же я коней вам напоил.

И мы еще добрых три часа шли по незаметной ночью тропинке.

Но тропинки больше не было, ни речки, ни Селиванова. Была палата, было совсем светло, и Серго сидел на стуле около постели.

– Ну, молодец Очкин, – говорил он, – ловко тебя вызволил. А скверная была история…

– А мне все тайга и рудники кажутся, все строим и строим. И что лет через десять будет у нас в промышленности – все представляется.

– Это хорошо, что будет через десять лет, но не плохо и то, что за эти годы сработали, – сказал Серго. – Огромную работу проделали по золоту, если бы описать…

И товарищ Орджоникидзе заговорил о том, что было сделано за эти годы, о том упорном терпении и большевистской выдержке, которую проявили работники золотой промышленности. Он вспомнил, как преодолевали первые неудачи и неуклонно шли вперед, верные заветам великого Сталина, не допуская колебаний и неуверенности в своих рядах.

Серго сказал, как хорошо было бы вспомнить и рассказать о проделанной работе, о том, как из кустарного промысла создали кузницу валютной мощи нашей страны; о стахановцах, инженерах, рабочих, старателях, у которых хватило нервов, терпенья и выдержки на эту работу.

А нервов, терпенья и выдержки нужно было не мало.

– Вот, вспомни и напиши о том, как все это было… И еще лежа в больнице, я вспоминал и писал… Моя жена и мои товарищи по работе помогли мне в этом.

Москва, март, 1936 г. А. Серебровский