Александр Санфиров
Под покровом тайны

Я жутко застеснялась и попросила дойти со мной только до перекрестка, а дальше не ходить. Почему-то не хотелось, чтобы его видели мои родители. Скажут еще, что не делом занялась.

Однако провожание затянулось надолго. Саша без умолку что-то рассказывал, читал неизвестные стихи, и почему-то мы вновь оказались у реки. Там уселись в круглую, открытую всем ветрам беседку, и продолжили болтать ни о чем. Идти домой, совсем не хотелось. Однако время шло неумолимо и пришлось заканчивать нашу прогулку. Мы шли в лучах закатного солнца, с реки дул прохладный ветерок, но от Саши несло теплом, как от печки и мне не было зябко.

На перекрестке мы остановились.

– Давай завтра встретимся, – предложил мой спутник, – сходим на пляж, позагораем, потом еще куда-нибудь отправимся. Буду ждать тебя, там, где ты сегодня загорала часов в десять утра.

Я, без тени сомнения согласилась, и храбро мазнув своего кавалера губами в щеку, побежала домой.

Отца с работы еще не было, но мама уже пришла и была на взводе.

– Лена! – обратилась она ко мне, – ты, где так долго бродила, даже на обед не явилась. Кастрюли нетронутые стоят. Время седьмой час, скоро папа с работы явится. Опять Клевина тебя куда-то таскала. Не дружила бы ты с ней, оторва ведь растет, смотри, и тебя в неприятности втянет.

Мама опять принялась за свое, ей не нравилась моя дружба с Валькой, она ведь не знала и половины моих проблем с одноклассниками.

– Мамочка, перестань, пожалуйста, мы уже об этом сто раз говорили, и вообще Валя через неделю уедет поступать в медучилище, и мы с ней и так полгода потом не увидимся, – выдала я ей в ответ, радуясь, что соскочила с темы моего сегодняшнего загула.

Но мама еще не закончила.

– Так, я не слышала ответа, где ты болталась? – строго сдвинув брови, спросила она.

– Мама, я сегодня познакомилась с замечательным парнем, представляешь, мы с ним в кино ходили! – сообщила я.

Мама тяжко вздохнула и уселась за стол.

– Так-так, ну, что же взрослеешь дочка, где ты его хоть встретила.

– Я загорала на пляже, а он подошел и сам со мной заговорил. А потом его хотели наши парни втроем побить, а он их по песку повалял, весь пляж смеялся, – начала я выкладывать события сегодняшнего дня.

– Так, он не местный? – спросила мама.

– Саша сказал, что он с Калининграда приехал в гости.

А к кому он приехал? – тут же начала уточнять мама, – как его фамилия? Кто родители?

– Мамочка! – оскорбилась я, – спрашиваешь, как будто я замуж за него собралась, мы всего лишь в кино сходили! А ты знаешь, у него полный карман денег, одни десятки.

– О Господи! – охнула мама, – сколько хоть лет ему?

– Не знаю, – честно призналась я, – но на вид лет восемнадцать, может, немного больше. Он слышал, как Валька предположила, что деньги краденые и сказал мне, что сам заработал.

– Так Валя с вами была все время? – с надеждой в голосе спросила мама, – и в кино тоже?

– Нет, в кино мы уже вдвоем пошли, а потом по городу гуляли. Было здорово, он так много знает и рассказывает интересно. Да, он назначил мне на завтра свидание.

Мама, выглядела слегка озадаченной.

– Дочка, как-то неожиданно все произошло, не понимаю, что в тебе его могло привлечь.

Увидев мой обиженный взгляд, она поспешила объясниться.

– Ну, погоди, не дуй губы, я просто имела в виду, что ты немножко отстаешь от своих сверстниц, выглядишь еще совсем девочкой, а мальчики ваши больше старшим внимание уделяют, на собственном опыте помню. Это уже потом они с возрастом на молоденьких девиц начинают заглядываться.

– А Саша не такой! – гордо сказала я, – он честно признался, что я красивая, он меня сразу заметил, еще когда мы с Валей на пляж вышли.

Мам, ты знаешь, он такой красивый, я даже не представляла, что такие красивые парни бывают.

Мама засмеялась.

– Ха-ха, молодой, а уже дамский угодник, ну если завтра действительно у вас свидание, можешь его домой к нам привести, хочется на него взглянуть, уж очень ты про него хорошо говоришь. Посмотрю, что красавец писаный у тебя появился. Давай условимся, папе пока говорить ничего не будем, он еще расстроится, начнет тебя ругать, что слишком рано с парнями гулять начала. Он завтра целый день на работе, а мне во вторую смену, так, что приводи его к обеду. А сейчас иди, переоденься, ужинать будем, когда папа появится.

Я быстро переоделась у себя в комнатке и вышла в гостиную. Мама возилась на кухне, а я сняла салфетку с телевизора и включила его. Когда уселась перед ним, то обнаружила, что линза очень пыльная. Пришлось взять тряпку и протереть огромное выпуклое стекло, заполненное водой.

Как раз шли новости. Показывали Никиту Сергеевича Хрущева, он громко кричал о том, как мы догоним и перегоним Америку. Мне стало скучно, и я хотела уже все выключить, когда начали показывать, как он ездил в Америку и смотрел кукурузу у какого то фермера.

Я позвала маму.

– Смотри мам, какая огромная кукуруза, в ней даже взрослых не видно, У Никиты Сергеевича только лысина сверкает. А помнишь, как нас в школе в прошлом году заставили сажать кукурузу, так она мне даже по колено не выросла.

– Ох, Лена, ну что судишь о вещах, которых не понимаешь, – нервно сказала та, – я на этом экранчике не вижу ничего. Как вы только с папой его смотрите? Выключай свой ящик и иди мыть руки, папа уже дверь открывает.

Ужин пролетел незаметно. Я была в мыслях о завтрашней встрече и витала в облаках. Папа оживленно обсуждал с мамой проблемы на работе и периодически кидал в мою сторону озадаченный взгляд, удивляясь моему отсутствующему виду.

После ужина я быстро прибрала на столе, помыла посуду и ушла к себе. Папа, как всегда уткнулся в телевизор и вслух комментировал последние новости. Мама продолжала хозяйничать на кухне, ей нужно было сварить на завтра обед.

Сначала решила, как обычно, заняться вышивкой. Но сегодня ничего не получалось, мысли уходили в сторону, и я уже два раза укололась иголкой. С досадой бросила пяльцы с вышивкой в корзинку, где лежали вязки мулине, и рухнула на кровать.

Снова и снова переживала этот день, вспоминала, что сказал мне Саша, и что я ему ответила, периодически заливаясь краской, за свои слова и поступки.

Я, такая вся положительная ученица, и вдруг целую парня, которого видела в первый раз в жизни. И пусть это был как бы невзаправдашний поцелуй, но он был.

– Ой! А что же завтра надеть? – неожиданно пришло в голову, – придется, наверно, платьице крепдешиновое достать.

Я вскочила и начала стучать дверцами шифоньера. На эти звуки в комнату сразу зашла мама.

Она понятливо улыбнулась и сказала:

– Небось, платье свое ищешь? Оно вон в том углу висит. Я его недавно стирала. Осталось только погладить. Только осторожнее гладь, с изнанки, и утюг выключи, а то спалишь нечаянно. И носочки белые новые возьми в пакете.

Мама погладила меня по голове и присела на кровать.

– А тебе идет стрижка, папа у нас молодец, что посоветовал косы остричь. Зачем такие кудри скрывать. Кучеряшка ты моя! – ласково сказала она.

– Ага, буркнула я, – ничего хорошего, как утром волосы расчесывать, так плачу.

– Не понимаешь, ты ничего, – сказала мама, – все твои подружки через год или через два на бигудях спать будут, а тебе от природы такая красота дана. Не то, что у меня.

Мама провела рукой по своим светлым волосам, гладко зачесанным назад и схваченным в тугой узел.

– Мамочка, что ты на себя наговариваешь, все у тебя хорошо, ты очень красивая, ответила я, уселась на кровать рядом с ней и прижалась к теплому боку.

Скрипнула дверь, и в комнату заглянул папа.

– Что-то мои девушки притихли, секретничаете? – спросил он с улыбкой.

– Лазарь, – сказала мама, – не мешай, можем мы немного о своем, о женском поговорить?.

– Говорите, говорите, – улыбнулся тот в усы, – но не забывайте про меня.

Иди уж, – махнула мама рукой, – сиди у ящика, ты теперь без него жить не можешь. Кстати пора нам уже другой телевизор купить. Я тут в магазине приценилась к «Рекорду» у него экран огромный, целых двадцать пять сантиметров по диагонали, может, озаботишься покупкой на следующей неделе.

Папа кивнул и закрыл дверь за собой.

– Лена, – обратилась мама ко мне, – я ханжой никогда не была, и не хочу запрещать тебе, встречаться с парнем. Но, на всякий случай, напоминаю, тебе пятнадцать лет, месячные уже год, как идут. Так, что если понесешь от кого, на одну ногу наступлю, вторую выдеру, все поняла?

Я вновь покраснела, но уже от возмущения.

– Мама! Как ты можешь так говорить! Ты мне не доверяешь?

Та виновато улыбнулась.

– Леночка, – да доверяю, я тебе доверяю. Но в жизни это случается сплошь и рядом. Ты сама не заметишь, как разрешишь делать с собой все, что захочет твой друг. А потом поздно метать бисер. Я то может, и переживу, если, не дай бог, это случится. А вот папа, ты же знаешь, что у него с сердцем проблемы, он такого позора не точно перенесет.

Я ошеломленно молчала. Моя мамочка так еще со мной не говорила. Как ни старалась сдержаться, но слезы сами потекли по щекам.

– Ну, что ты, как маленькая плачешь, – шепнула она, – я только добра тебе хочу и плохого не желаю. Гуляй со своим парнем, ничего плохого в этом нет, но границ не переходи. И не забудь, приведи его завтра, чаю хоть попить. Очень хочется поглядеть, что это за парень, которого моя привереда назвала замечательным.

Она чмокнула меня в щеку и ушла в комнату к папе.

Я переоделась и в ночнушке улеглась в кровать с книжкой Жорж Санд «Консуэло». Еще вчера увлеченно читала эту книгу, а сегодня никак не могла уловить смысла текста. Мысли путались, на меня вдруг накатила необычайная сонливость.

Последнее, что помню, дергающуюся боль в шее там, куда сегодня прикоснулся губами Саша.

Ночью проснулась, от жуткой головной боли. Очень хотелось пить и в туалет. Я выдула пол чайника кипяченой воды, сходила в туалет и снова легла.

Пока бродила в темноте голова немного успокоилась, и я почти сразу вновь уснула.

Проснулась как обычно. Глянув на ходики, обнаружила, что времени семь утра. Но солнце, как обычно, не светило в окно. Подойдя к нему, я с замиранием сердца увидела, как от крупных капель дождя на лужах вскакивают многочисленные пузыри.

Со мной же было явно, что-то не так. Комнатные запахи были необычайно сильны. От них даже заслезились глаза. Я открыла форточку и с наслаждением принялась вдыхать чистый уличный воздух, напоенный ароматом цветущей сирени, дождем и озоном.

Однако настроение быстро падало до нуля.

– И зачем так старалась? – пришла ожидаемая мысль, – придется идти в плаще и с зонтиком. А может, он испугается не придет? – обожгло внезапное подозрение.

– Нет, не может быть, он же обещал, – успокоила я себя. Накинув халат, вышла на кухню. Папа уже допивал чай. Увидев меня, он удивленно произнес:

– Леночка, доброе утро. Чего это ты не свет ни заря вылезла? Под такую погоду спать бы тебе и спать.

Тут к нам вышла мама и сразу наехала на папу.

– Что ты с утра раннего к ребенку пристаешь! Ну, не спится человеку, так чего глупые вопросы задавать.

Папа глядел в мамину сторону, раскрыв рот.

– Варя, ты чего, не с той ноги сегодня встала? Чего расшумелась? И вообще, дайте мне спокойно позавтракать, – сказал он раздраженно.

Он откусил сразу полбутерброда с сыром и сделал вид, что занят исключительно едой.

Когда папа оделся и ушел на работу, мама сочувственно посмотрела на меня.

– Доча, может, ну его… твоего парня? Погода – хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. А ты по лужам километр шлепать собираешься и куда вы под дождем пойдете? – сказала она.

– Мама! Как ты можешь так говорить! – возмутилась я, – если обещала, значит приду. Надену плащ, сапоги, зонтик возьму и через полтора часа пойду.

На пустынном пляже не было не души. Я осторожно шла по мокрой траве, стараясь не упасть на косогоре, и облегченно вздохнула лишь на песке пляжа. Чулки промокли, и по ним вода медленно подтекала в сапоги. Подолы у платья и плаща были напрочь мокрые и прилипали ногам. Но, на удивление мне было очень комфортно, и нисколько не холодно. А вот нос удивлял сегодня все больше и больше. Он чуял все, что только возможно. Вот откуда-то донесся горьковатый запах папиросы. Я посмотрела в ту сторону и увидела на песке раздавленный окурок.

– Точно «Беломор» – без труда определила я.

– Интересно, что со мной происходит, еще никогда такого не случалось? – удивлялась я.

За этими размышлениями дошла до места, где мы условились встретиться. Но там никого не было.

Я глянула на часы.

– Ну, еще без пяти десять, – подумала я, – сейчас Саша придет, он же обещал к десяти.

Но прошло пять минут, потом десять, потом полчаса, а его все не было.

Несмотря на зонт, я намокала все больше и больше.

– Все больше не жду, – наконец решила я и направилась обратно в сторону дома. Перед тем, как идти на несостоявшееся свидание, мне пришла в голову плохая идея, я слегка накрасила ресницы маминой тушью, и сейчас она вся размазалась от слез. Поэтому сейчас пришлось идти, опустив голову, чтобы никто из редких прохожих не мог заметить темные потеки на моем лице.

Когда я, зареванная, мокрая и грязная ввалилась домой, мама еще не ушла.

– Леночка, что случилось? – воскликнула она, – я себе места от волнения не нахожу, на работу пора, а тебя все нет и нет. Что, не пришел твой кавалер? – сочувственно спросила она.

– Не пришееел! – заплакала я, – мамочкааа! Я как дура почти час под дождем стояла, а он не пришееел!

– Ну, бог с ним с этим кавалером, не плачь, будет их у тебя не один десяток, давай раздевайся, – начала она меня утешать, в это время, снимая с меня мокрый плащ, после чего громко ахнула.

– Да, ты мокрая до нитки! Немедленно раздевайся и марш в душ! Я пока горячую воду включу. Одежду и белье здесь снимай, а то воды по всему дому натечет.

Пока я раздевалась, на полу действительно образовалась небольшая лужица.

Когда я, голышом отправилась в ванну, мама неожиданно схватила меня за руку.

– Лена, – сказала она трагическим шепотом, – что это с тобой?

– Что? Где? – не поняла я.

Но мама продолжала внимательно разглядывать меня со всех сторон. А потом подтолкнула к трюмо.

– Иди, глянь на себя.

Я пошла туда, оставляя за собой влажные следы, и в зеркале увидела невысокую заплаканную девочку, со спутанными мокрыми кудрями и слегка выдающимися холмиками грудей.

– Как же так? – выдавила я, – ведь еще вчера ничего не было, неужели за ночь выросли?

– Ну, вот, а сколько переживаний было зря, – сообщила мама, – все у тебя, как у людей, ладно, иди в душ прогрейся хорошенько. Чистое белье я тебе положила. Обед готов, где, что взять, знаешь. А я побежала, и так из-за тебя опаздываю.

Когда за мамой закрылась дверь я все еще стояла перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Мама переживала совершенно зря, я совсем не замерзла, падающая с неба вода казалась теплой и приятной. Но в душ все же пошла, надо было помыться и привести себя в порядок.

После душа на меня напал зверский аппетит, я смолотила большую тарелку щей и картошки с мясом, выпив стакан компота, наконец, почувствовала себя человеком. Хотя я все еще переживала в душе, что Саша не пришел на встречу, но это уже было не так остро, как там на берегу.

Усевшись на диван, принялась искать ему оправдания.

– Может, он не смог придти, по каким-то важным причинам, может, его родители не отпустили в дождь. Не у всех же такие хорошие родители, как у меня.

Так перечисляя все возможные причины, я и уснула.

Когда проснулась в окно ярко светило солнце. От дождя, лившего почти весь день, напоминанием остались лишь лужи на асфальте. Я поставила на газ чайник, и побрела в к зеркалу, там расстегнула халат и снова посмотрела грудь. Действительно два маленьких белых холмика оставались на месте и никуда не исчезли. Я осторожно тронула розовый сосок, и он отозвался легкой болью. Второй вел себя точно также. Меня начала охватывать паника но, когда вспомнила, как Валька говорила, что у нее тоже немножко болела грудь, перед тем, как начать расти, немного успокоилась.

Чайник закипел, я заварила любимый мамин тридцать шестой номер грузинского чая и уже собиралась налить себе чашку, когда в двери постучали.

Я чертыхнулась и направилась к дверям. На пороге стояла Клевина.

Мне стало смешно.

– Валя привет! Что решила мамин наказ выполнять, входить через дверь?

– Привет Гайзер, – выпалила та, – ничего я не выполняю. У тебя просто сегодня окно закрыто. А дождь, между прочим, уже час как закончился. Ну, давай рассказывай, что там у вас с этим Сашей было, не тяни. Я от любопытства умираю.

– Чай пить будешь? – вместо ответа предложила я.

– Да, ну тебя! Какой чай? Давай рассказывай быстрее. Вы целовались? – нетерпеливо спросила Клевина.

– Валя, ты, что? – возмутилась я, – никаких поцелуев. Мы с ним в кино ходили, на Сингбада-Морехода, а потом он меня домой проводил.

– А на каком ряду в кино сидели? – хитро прищурилась подруга.

– На последнем, – покраснев, призналась я.

– Вот это похоже на правду, – сообщила Валя, – ты разве не заметила Юрку Феклистова, он в этом же ряду сидел. Так он мне рассказал, что вы всю дорогу сосались.

– Неправда! – вспыхнула я, – врун твой Юрка, меня Саша всего один раз поцеловал в шею, вот сюда.

И ткнула пальцем в небольшой плотный бугорок, который оказался на месте поцелуя.

– А, что это у тебя там? – Валя стала серьезней, – успокойся, я про Юрку наврала, никто тебя в кино не видел. А вот на шее у тебя засос остался.

– Какой засос? – испугалась я и почти побежала к зеркалу.

На шее, действительно, было небольшое темное пятнышко, под которым пальцем ощущался маленький, немного болезненный бугорок.

Валька внимательно наблюдала за моими манипуляциями, а потом сама потрогала это место.

– Лена, – сказала она, – нет, на засос совсем не похоже, я на днях у Катьки разглядывала на сиське, так у нее он багровый и никаких бугорков нет. Может, тебе показалось, что он тебя сюда поцеловал. Здесь, наверно воспаление какое-то, если не пройдет, сходи завтра к врачу.

Ой, Клевина, вечно ты что-нибудь выдумаешь! – сказала я, – никуда я не пойду. Подумаешь бугорок.

– Не скажи, – протянула Валя, – я вчера у сеструхи учебник рассматривала по венерическим болезням, там черным по белому написано, что сифилис может так начаться, вначале пятнышко, потом бугорок, язвочка, а потом лет через пять, нос проваливается.

– Мне стало жарко, сразу вспомнилась про женщину, которая жила неподалеку. Я ее часто встречала в магазине. У нее было страшное лицо – вместо носа черная дыра. Мальчишки дразнили ее сифилитичкой.

– Валя! – упавшим голосом спросила я, – а как скоро после поцелуя такое происходит, в учебнике наверно написано было?

– Ну, я точно не помню, но вроде через две недели, – замялась та.

– Тогда, зачем ты меня пугаешь, дура! – закричала я, – откуда этот сифилис возьмется на следующий день! Ох, Валька! Ну, ты на меня жути напустила, я чуть от страху не описалась.

– Да, ладно, я так на всякий случай сказала, чтобы ты серьезней отнеслась. Слушай, ты говорила, что у тебя из Кругозора две новые пластинки есть с Майей Кристалинской. Давай послушаем, – примирительно сообщила Клевина.

– Валя, ты всегда так, сначала как по голове портфелем стукнешь, напугаешь, а потом, пластинку тебе ставь, проворчала я и полезла в этажерку за последним номером журнала Кругозор, в котором была пластинка с Таежным вальсом.

Я включила радиолу, поставила новую иголку в адаптер и осторожно поставила ее на крутящуюся тонкую голубую пластинку.

Сквозь шипение и треск до нас донесся голос певицы. Валя слушала песню, наморщив лоб и, когда она закончилась, сказала:

– Нет, зря ты Кругозор выписываешь, очень уж плохо записано. Лучше пластинку в магазине «Мелодия» купить, плохо только, что мне это не светит. Денег на пластинки нет, и не будет. Мамка опять с животом ходит.

– Да, ты что, – поразилась я, – опять беременная, вот здорово! У тебя теперь уже пятая сестренка будет.

– Чего тут хорошего, – мрачно сообщила Валя, – отец снова запил, денег нет. Хорошо бабушка немного помогает, но у нее пенсия тридцать два рубля, ей самой только-только прожить. Скорей бы уехать, глаза мои бы этого всего не видели.

Я помолчала, а что тут можно было сказать. Подруга очень редко жаловалась на родителей, но иногда ее прорывало, как сегодня.

– Валя, так ведь в медучилище нужно будет без троек учиться, чтобы стипендию получать, – осторожно намекнула я.

– Ничего страшного, – та махнула рукой, – если, что пойду уборщицей по вечерам подрабатывать, сама знаешь, мне не в первый раз.

Конечно, я знала про то, что Валя вместе с матерью, убирает по вечерам в Горсовете. Я сама ей помогала, пару раз, когда у нее приболела мама. Ходили мы туда втроем, с нами была Валина старшая сестра Катя, высокая крепкая девушка, она одна успевала вымыть полов больше, чем мы с Валей.

Мои родители ничего против мытья полов не имели. Папа даже сказал, что такая работа очень здорово помогает научиться ценить чужой труд.

Я все же усадила подругу за стол, мы с ней выпили чаю с баранками и начали обсуждать, куда сегодня пойти. О том, что случилось сегодня утром, я молчала, как партизан, и Валя была уверена, что я проспала до обеда и никуда не выходила.

Поэтому ее вопрос, договорились ли мы с Сашей встретиться, был ожидаем.

В ответ, я соврала, что он с родителями должен сегодня уехать в куда-то в деревню, на две недели и обещал, что напишет мне письмо оттуда.

Валя с подозрением поглядела на меня, но никак не прокомментировала. И мы начали вновь думать, куда сейчас отправиться.

– А давай, пойдем на танцы, – глядя смеющимися глазами, предложила Валентина.

Она, наверняка ожидала обычной реакции, когда я начинала размахивать руками, кричать, что нечего нам больше делать, как шляться комсомолкам по всяким танцулькам, где полно хулиганов и пьяниц.

Поэтому когда я согласилась, Валя посмотрела на меня, открыв рот.

– Ленка! – воскликнула она, – ты ли это? Неужели пойдешь на танцы?

– Пойду, – сказала я решительно, – надо же когда-нибудь там побывать. Только мне нужно папу с работы дождаться, ужином накормить.

– Отлично, – согласилась подруга, – давай занимайся делами, а я пока сбегаю домой немного приоденусь, время седьмой час, через полтора часа я за тобой зайду.

Нельзя сказать, что папа радостно согласился на поход на танцплощадку, но, все же слегка нахмурившись, разрешил, только сказал, чтобы в половину двенадцатого была дома, как штык.

– Даже не верится, – сказал он, – моя малышка идет на танцы. Боже, какой я уже старый!

Я пошла к себе и, вытряхнув всю одежду из шкафа начала подбирать наряд.

Вариантов было совсем немного, поэтому подумав, надела темную плиссированную юбку и белую блузку, покрутившись у зеркала, расчесала частым гребнем волосы.

– Папа, – посмотри, тебе нравится? – спросила я, выйдя в гостиную.

Отец уже сидел около телевизора. Он повернулся ко мне и улыбнулся.

– Лена, какая ты у нас взрослая и красивая. Все парни будут твои, – сказал он.

Вот еще! очень нужно! – презрительно фыркнула я, – на фиг они мне сдались!

– А чего же тогда идешь на танцплощадку? – папа задал очевидный вопрос.

– Ну, мы просто с Валей договорились, сходить, музыку послушать, там оркестр песни Битлз играет, и еще Элвиса Пресли, – вдохновенно врала я.

– Что еще за Элвис? Тот который буги-вуги разные орет? – спросил отец, – ты смотри не вздумай под эту музыку танцевать. А вальсы то они будут играть.

– Ой, папа, я понятия не имею, ты же знаешь, я в парке вечером не была ни разу, вы же в прошлом году не разрешали на танцы ходить, А вот Валю, мама уже прошлым летом отпустила.

– Меня не волнует, в каком возрасте кто кого отпускает, – сообщил отец, – это дело ее родителей, Еще раз предупреждаю, после танцев не болтайтесь, сразу домой, а то пойду искать.

В это время в двери без стука ввалилась Клевина. На ней было красивое платье, но немного большеватое, видимо она взяла его у старшей сестры. На голове был завязан платок, который скрывал накрученные бумажки.

– Добрый вечер Лазарь Моисеевич! – воскликнула она и сразу обратилась ко мне.

– Лена ты уже все, готова?

– Конечно, – ответила я.

– Отлично! Тогда мне сейчас голову в порядок приведешь и пойдем.

Папа сразу пристал к подруге с наказами.

– Валя, я тебя попрошу, чтобы друг друга там не оставляли и домой вместе пошли.

Валка хихикнула.

Лазарь Моисеевич, а если меня мальчик домой пойдет провожать, как тут быть? – спросила она.

– Очень просто, – не растерялся папа, – вначале проводите Лену до дома, а потом гуляйте сколько хотите.

– А если Лену провожать, кто-то пойдет? – не успокаивалась Клевина.

– Хм, – хитро улыбнулся папа, – Лена только что сказала, что ей парни на фиг не нужны, так, что придется тебе с твоим кавалером ее до дома довести.

Мы посмеялись и ушли с Валей, делать ей прическу. Бумажные фантики, на которые она накрутила волосы, я выкинула в мусорное ведро, и теперь беспомощно смотрела на смешные завитки, которые от расчески сразу раскручивались и висели, как пакля.

– Тоже придумала бигуди! В этих бумажках не то, что час, надо сутки ходить. Давай лучше тебе начес сделаем, – предложила я.

Валька огорченно глянула на себя в зеркало, и согласно кивнула головой.

Когда я закончила с прической, подруга предложила мне свои духи «Красная Москва», но у меня от резкого запаха, даже перекрыло дыхание, я несколько секунд пыталась безуспешно вдохнуть, и только после того, как Клевина треснула меня кулаком по спине, дыхание пришло в норму.

– Валька, – кашляя, сказала я, – пожалуйста, не открывай больше этот флакончик, я точно задохнусь.

Подруга что-то обиженно проворчала и убрала духи в сумочку. Затем достала тюбик с ярко-красной помадой и накрасила губы.

– Эх! – с сожалением сказала она, – Любка спрятала голубые тени от меня, ей приятель моряк из Польши привез. Сейчас бы марафет навели.

Я с осуждением посмотрела на нее.

– Валя, как тебе не стыдно, мы не должны пользоваться косметикой.

В ответ Валя вздохнула и сказала:

– Конечно, Гайзер, тебе легко говорить, прическу делать не надо, волосы кудрявые, темный каштан, брови как моя бабушка говорит – соболиные, и глаза ярко зеленые. А мне, как быть? Только косметика и спасает.

Подобные рассуждения от подруги я слышала не первый раз, но всегда считала, что она меня утешает, по причине моего «плоскодонства».

И сейчас не удержалась и расстегнула блузку.

– Валька, посмотри на меня, – шепнула я ей прямо в ухо.

У Клевиной глаза стали широкими.

– Ленка, ну ты даешь! Я даже не заметила, когда это случилось. Слушай, твои титьки уже на первый размер выросли. Ну, все, теперь тебя тоже в школьной раздевалке будут парни зажимать.

Мне стало смешно, и почему моя подруга все вечно переводит на парней и всякие зажимания.

– Валя, я давно заметила, что в раздевалке зажимают тех, кто сам этого хочет. Вот Таньку Ковригину никто не трогает, а у нее грудь больше чем у тебя, – наставительно сказала я, – потому, что она серьезная девочка и не дает повода для этого.

– Ой! Нашла, кого в пример привести, – возмутилась Валька, – зануду и стукачку. Может, ей бы и хотелось, что бы ее где-нибудь зажали, да дураков нет с ней связываться.

А вообще, ты наверно, права, к тебе точно не будут парни приставать, есть в тебе, что-то такое – командирское, мальчишкам это не нравится, – призналась она.

Мы медленно шли по проспекту Ленина, редкие машины не мешали гуляющим по тротуару и прямо по дороге людям. Чем ближе подходили к парку Культуры и Отдыха, тем громче была слышна музыка, и все больше оживленных стаек девчонок и парней двигались в ту же сторону. Когда мы зашли в парк, круто спускающийся к берегу озера, то сверху могли видеть волнующееся море голов на огороженной высоким забором в два человеческих роста, танцплощадке. Это море ритмично двигалось под пронзительный дискант певца.

 
Well be-bop-a-lula she's my baby,
Be-bop-a-lula I don't mean maybe.
Be-bop-a-lula she's my baby
Be-bop-a-lula I don't mean maybe
Be-bop-a-lula she's my baby love,
My baby love, my baby love.
 

Валя дернула меня за руку.

– Давай, пошли быстрей, скоро у оркестра перерыв начнется, они после этой песни что-нибудь медленное играют и белый танец объявляют.

– Ну, и что? – удивилась я, – ты, что хочешь кого-то пригласить? Да в этой толпе никто никого не найдет.

Валя в ответ улыбнулась, продолжая тащить меня за руку к кассе.

– Чтобы ты понимала! Там все стоят на своих местах. Сейчас зайдем, и увидишь, вон в том углу полшколы нашей пляшет, – говорила она, немного задыхаясь от быстрой ходьбы.

Около входа на танцплощадку стояли компании парней, провожающих нас оценивающими взглядами. Я чувствовала себя неуютно, а вот Валя, наоборот вся цвела, и только шептала мне на ухо.

– Ты глянь, как на тебя тот светленький вылупился!

Мы быстро купили билеты, прошли контролера и милиционера, проводившего нас равнодушным взглядом. Валька влекла меня вперед, через толпу, ближе к эстраде. И тут я уже начала узнавать учеников нашей школы. Там стояли несколько десятиклассников, там девчонки из параллельных классов. А вот наших парней я не увидела.

– А кому из них ходить, – пренебрежительно сказала Клевина, отвечая на мой вопрос, – они все от горшка два вершка. Вот Свистунов, ты же вчера о нем вспоминала, точно здесь будет.

Она хитро улыбнулась.

– А вот и он, легок на помине, видишь, там стоит с ребятами. Сейчас белый танец объявят, сходи, пригласи, твой вчерашний сон сбудется.

– Да, ну, тебя Валька, никого не буду приглашать, – смутилась я, – а вдруг он откажется, я тогда умру от стыда.

– Ой! Умрешь ты, как же, – скептически ответила подруга, лихорадочно выискивая кого-то в толпе.

– Ну, все, Ленка, я пошла, – крикнула она и под звуки зазвучавшей музыки ринулась приглашать на танец десятиклассника Ваську Боброва, нашего чемпиона по вольной борьбе.

Я, оставшись одна, отошла к ограде и стояла, разглядывая танцующие пары. Рядом несколько парней кого-то обсуждали громко матерясь. Слушать было неприятно, но уходить не хотелось, я боялась, что Валя меня не найдет.

Периодически к груди накатывала дурнота от множества запахов. Усилием воли я пыталась ее подавить, иногда это получалось, запахи исчезали, но потом появлялись вновь.

Кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидела Кольку Егорова, который вчера с друзьями безуспешно пытался разобраться с Сашей.

– Послушай, – обратился он ко мне, – тебя вроде Леной зовут?

Я согласно кивнула.

– Лена, расскажи о том парне, что с тобой был, кто он такой, где живет? – попросил он.

– А зачем это тебе? – спросила я, – хочешь еще в глаз получить?

– С чего ты взяла? Мы ему вчера хорошо рыло начистили, – Колька принужденно засмеялся, – но надо бы еще добавить. Давай рассказывай, не телись!