Александр Аркадьевич Сальников
Ветлуга поёт о вечном
Он пять лет круговых предводителем был.
Был богат грабежом, много кладов зарыл;
Много золота в кладах его, серебра…
Но теперь уж о них не узнает никто.
Их надёжно укрыла Ветлуга-река.
– Брат, зачем ты спешил? Он нам нужен живой…
– За тебя испугался… – Ивашка сказал. –
Только, знаешь, что, брат, я признаюсь тебе,
Что стрелу-то свою наугад я пустил,
И боялся, что вовсе попасть не смогу.
А её словно ангел направил рукой… –
– Ничего. Только как нам теперь-то узнать:
Обманул он, иль нет? Время дорого нам. –
Брат Ивашка ответил тогда кузнецу:
– Он сказал, что ушкуи чуть выше стоят.
Мы посмотрим, и если там пленников нет,
Значит, он не солгал, значит, правду сказал.
14. Знакомец
Братья так и решили. Поднялись они
На коне вдоль реки по течению вверх.
Видят, лодки стоят на другом берегу.
У костров отдыхает разбойничий люд.
Льётся тихая песня: поют голоса
Про любовь, про разлуку, про удаль в бою…
Только девушек пленных не видно нигде.
– Что ж, видать, не солгал… – проронил Тихомир.
– Не дождаться теперь предводителя им.
– Надо нам поспешать. Скоро солнце зайдёт.
Где-нибудь заночуем, как станет темно… –
Повернули коня братья прочь от реки,
И отправились дальше, на Нюрюг-реку,
Чтобы след отыскать вероломных татар.
Ночь застала в лесу их. Наутро, чуть свет,
Снова в путь поспешили, где тропкой лесной,
Где и так, без пути, через дебри лесов.
Птицы трели свои выводили в ветвях;
Лось, увидев пришельцев, стремглав полетел:
Затрещали кусты под копытом его,
От ветвистых рогов затрещали сучки
На деревьях лесных. Вот он был и исчез.
Зайцы юркали, тут же скрываясь в кустах;
Белки, видя пришельцев, спешили скорей
Выбрать ветвь, что повыше, оттуда они
С любопытством глядели, уже не боясь.
Братья долго плутали в чащобе лесной,
А потом вышли вдруг на дорогу они.
Видят: там, где суглинок, следы на земле
Человеческих ног, лошадей и колёс.
Подогнали коня, чтоб бежал поскорей.
Вскоре братья добрались до стана, глядят:
Ни татар нет, ни пленниц, марийцы одни
Мирной жизнью живут. Всё спокойно кругом.
Возле речки две бабы полощут бельё.
Ребятишки, увидев в доспехах людей,
За плетнями укрылись, со страхом глядят.
Вышли трое мужчин, из ближайших домов.
Тихомир к ним подъехал и спрыгнул с коня,
Звякнул крепкий доспех. Так спросил Тихомир:
– Подскажите нам, добрые люди: сюда
Приезжали татары, что пленниц вели?
– Ничего мы не знаем, – мариец сказал,
Что стоял впереди. Он был старшим средь них.
В лисьей шапке, и в куртку одет он; под ней
Расписная рубаха, и пояс расшит
По-марийски; из кожи штаны, сапоги.
Длинный посох в руке. Видно, староста тут.
Он добавил ещё: – Мы здесь мирно живём.
Воевать не хотим. Вы ступайте себе… –
Так ответил марийцу кузнец Тихомир:
– Вы скажите нам только, коль были они,
То какою дорогой пошли и куда.
Мы пришли к вам сюда по следам, а следы
Нам сказали, что много здесь конных прошло;
Были там и повозок следы, а ещё
Были пешие с ними. Я думаю, то
Наших женщин следы. Так что лучше скажи,
Вижу я, что ты знаешь, да только молчишь. –
А меж тем подходили ещё мужики
Из соседних домов; бабы тоже пришли
Посмотреть, кто приехал в их угол лесной.
Только старый мариец твердил всё своё:
– Ничего мы не знаем. Мы мирно живём.
Воевать не хотим. Вы идите себе… –
Понял тут Тихомир, что не скажут добром,
Не укажут дорогу, куда им идти.
Закипела в нём злость. Он схватился рукой
За меча рукоять. – Говори, а ни то…
– Погоди, богатырь! – вдруг он слышит в толпе.
Тихомир посмотрел, кто там голос подал.
Видит, вышел мариец; на левой щеке
У него сильный шрам, красный, в виде креста.
– Погоди, не свирепствуй, – мариец сказал. –
Я уж знаю, каков ты в кулачном бою;
Можешь толпы людские косить, как траву.
Здесь тебе равных нет. Только ты среди нас
И врагов не ищи. Я тебе помогу,
Потому что тогда ты меня отпустил… –
И по шраму марийца узнал Тихомир:
– Вижу, старый знакомый! Ты что, здесь живешь?
И чего ты весь бледный? Никак, заболел?
– Всё тебе расскажу. А пока что коня
Вниз по Нюрюгу, ты, по теченью веди.
Я же вас догоню, только в путь соберусь.
Не замедлю. – Потом он марийцам сказал:
– Это друг мой, я жизнью обязан ему. –
А кузнец Тихомир снова сел на коня,
Да к реке повернул. Так двух братьев опять
Конь усталый понёс по тропе над рекой.
15. Опасная погоня
Не проехали братья ещё и с версту,
Как нагнал их на резвом татарском коне
Бывший воин Бакмат. Конь под ним словно бес:
Чёрным глазом поводит да гривой трясёт;
Отбивает чечётку по твёрдой земле,
Так копытом и бьёт, так и хочет лететь,
Он не может стоять, не желает шагать,
Хочет только нестись, словно ветер в степи.
– Ай да конь у тебя! – Похвалил Тихомир.
– Конь и, правда, хорош. Много лет меня ждал.
Застоялся. Мы были во многих боях.
Но, теперь я не воин. Поклялся себе,
Что я больше не буду ни с кем воевать.
Не могу я забыть, как монах, что меня
Спас от смерти, твердил мне не раз и не два:
«Не убий и люби». Он мне много тогда
Говорил о Христе, о любви, и о том,
Что когда-нибудь сам я Христа восхвалю.
Но не стал он меня к вашей вере склонять,
Потому что, сказал: я ещё не готов.
И послал он меня посмотреть на тот храм,
Что когда-то я сжёг, по приказу князьков.
– Слышал, слышал тебя я у храма тогда. –
Отвечал Тихомир. – Ты мне лучше скажи,
Где татары теперь? Надо нам поспешить…
– Мы успеем. К татарам я вас и веду.
Только должен понять ты: тебе я помочь
В этой битве никак не смогу, хоть и был
Я когда-то отличным бойцом. Но теперь
Дал я клятву себе: больше в руки не брать
Ни меча и ни лука, с тех пор, как меня
Ты тогда пожалел и оставил в живых.
– Ничего, – отвечает ему Тихомир. –
Бог поможет, и сами управимся мы…
– Нет, послушай. Я должен тебе рассказать.
Отыскал я коня своего у друзей,
И невесту себе я в деревне нашёл,
И теперь мирной жизнью пожить я хочу.
Вот, смотри. – И Бакмат повернулся в седле,
Да, рубаху задрав, спину выставил вдруг.
А спина – в красной сетке кровавых рубцов,
Что подсохли едва, сплошь – кровавая сеть.
– Это кто ж так тебя?
– Те, к кому вас веду.
Сыновья Кельдибека Мекеш и Тугай.
Я узнал, что они, как остались одни,
Так решили князьями стать вместо отца.
Чтобы власти добыть, убежали в Орду,
Там служили. Теперь их обратно послал
Хан Кичи-Мухаммед, чтобы правили здесь.
С ними вместе пришёл ханский евнух Катрус,
Чтобы в ханский гарем русских девушек взять.
Когда пленниц в деревню они привели,
Тут Мекеш и Тугай опознали меня
И хотели, чтоб снова служил я у них,
Как служил Кельдибеку ещё, их отцу.
Я тогда им сказал, что служить не могу,
Что теперь не могу никого убивать.
И тогда приказали меня привязать
К старой липе, что возле колодца стоит,
И нагайкой стегать, пока в разум приду.
Так стегали, что сгрыз я у липы кору,
А потом и сознанье совсем потерял.
Мне Сайлан говорила, невеста моя,
Что меня, и когда без сознания был,
Очень долго стегали, хотели засечь.
Я, наверно, уже и дышать перестал,
Потому что за мёртвого только сочтя,
Перестали хлестать и оставили так,
Не велели отвязывать. Только Сайлан
Упросила Тугая, чтоб он разрешил,
В память старого князя, которому я
Верой, правдой служил, отвязать, отпустить…
Только в память отца, Кельдибека, за то,
Что служил я ему, разрешил ей Тугай
Отвязать. Если жив, мол, так пусть уж живёт;
Ну а если не жив, так сама схорони.
И потом уж забыли они про меня.
Ханский евнух Катрус всё князьков торопил,
Чтобы пленниц к Ветлуге скорей отвести,
Да на лодках отправить до Волги, а там
Уже дальше, в Орду. И сегодня чуть свет
Ваших пленниц погнали всех вниз по реке.
А Сайлан кое-как отходила меня.
И за это я стал для неё женихом.
Так что я и в седле ещё еле держусь.
– Ничего, – вновь сказал Тихомир. – Ничего,
Нам бы только скорее добраться до них.
А скажи, среди пленниц не видел ли ты
Белокурую девушку с длинной косой? –
Но Бакмат так сказал, покачав головой:
– Белокурые были, и косы у них…
Только мне-то на них не пришлось посмотреть…
Помню старую липу, да горечь коры… –
Так скакали они на ретивых конях,
По-над Нюрюгом, тихой рекою лесной,
Что впадает в Ветлугу. И тут Тихомир
Так Бакмату сказал:
– Вот что, друг мой, Бакмат.
Раз для битвы ты слаб, и зарок себе дал
Никогда уж оружие в руки не брать,
Так исполни хотя бы мне то, что скажу.
Ради пленниц оставил трёх иноков я;
Мне игумен велел их в пути защищать…
Перед Кокриным с ними расстался, когда
Брат за мной прискакал, с этой вестью лихой.
Отпустили они меня пленниц спасти,
Только сами они словно овцы в степи.
От разбойников ночью в лесу я их спас.
А теперь без охраны оставил, одних.
Если с ними ещё приключится беда,
Как домой я вернусь, что скажу я тогда?
Так что, только заметим мы подлых татар,
Тут уж ты нас оставь, дальше мы уж вдвоём…
Всё равно в битве ты не помощник теперь.
Лучше ты поспеши да монахов найди.
Если нужно помочь – помощь им окажи.
Слово дай, что исполнишь, всё то, что прошу. –
И ответил Бакмат:
– Для тебя, Тихомир,
Всё исполню, как скажешь. Ты жизнь мою спас. –
Долго ехали братья за резвым конём,
Что Бакмата пушинкою нёс на себе.
Вот уж ржанье коней услыхали они
Возле устья реки, где в Ветлугу впадал
Тихий Нюрюг. Туда устремили коней.
И увидели вскоре татарский отряд,
И телеги с добром, и идущих в пыли
Пленных девушек, связанных крепко. И тут
Так сказал Тихомир:
– Ну, Бакмат, ты помог
Пленниц нам отыскать, а теперь сделай так,
Как тебя я просил: поспеши и найди
Трёх монахов: Варнаву, он смугл и высок;
С ним Макарий и Тихон. Один коренаст,
Белобрыс и плечист, а другой – мал и рыж.
Да скажи, что как пленниц я освобожу,
Так и к ним возвращусь. Ну, езжай, не тяни…
– Может быть, я хоть чем-нибудь вам помогу?
– Чем поможешь? Смотри, ты же еле сидишь.
Конь-то резв у тебя, да ездок – никуда!
Ты в седле еле держишься. Нет уж! Езжай! –
И Бакмат повернул вороного коня;
Конь понёс его вверх над Ветлугой рекой.
Скоро скрылся мариец за лесом густым.
16. Гнев и натиск
А два брата свернули с тропы и леском
Обошли на походе татарский отряд,
Незаметно подъехали к месту тому,
Где впадал тихий Нюрюг в Ветлугу-реку.
И сказал Тихомир:
– Вон, Ивашка, смотри,
Видишь, заводь в Ветлуге, где ивы, камыш…
Дальше вверх поднимается берег, на холм,
И обрыв над рекой, гнёзда ласточек там?
Вот туда и пойдём, там мы их подождём.
Дальше – слушай меня, сделай всё, как скажу!
Лишь татары подступят, я шум подниму,
Да сраженье затею. А ты между тем,
Пленниц освободишь. Я прикрою тебя.
Сам же в битву не лезь! А веди пленниц всех
К камышам, к тростнику, трубок им наруби,
Да в воде вместе с ними укройтесь, чтоб вас
Не нашли. Много их: всех мне не перебить,
А отвлечь я смогу и потом ускачу.
Ну а девушкам пеша не смочь убежать
От ретивых татарских коней. Пусть река
Вас надёжно укроет, они не найдут.
Как укроешь, так свистни погромче:
То знак будет мне, что пора самому отступать. –
Так решили два брата. И вскоре уже
Подошёл к устью Нюрюга вражий отряд.
Тут из ножен достал дивный меч Тихомир,
Шлем поправил и щит, да сказал:
– с нами Бог! –
И как молния вылетел он на коне
На татарский отряд; устремился туда,
Где был ханов посланник с охраной своей
Да с князьками марийскими, прямо в толпу.
По пути он налево, направо рубил,
Как капусту, татарские головы с плеч.
Суматоха и крики поднялись кругом,
Заметались татары, почуяв беду.
– Русы! Русы! – послышались крики кругом.
Поначалу подумали было они,
Что попали в засаду, что всюду в лесу
Окружили их русские, чтобы побить.
А меж тем и Ивашка под этот шумок,
Натянул тетиву да охранника снял,
Подобравшись поближе; другого затем,
Да и третьего тоже. А после ножом
Путы пленницам он перерезал и всем
Приказал за собою немедля бежать.
И повёл их Ивашка на заводь, за холм.
А татары тем временем видят, что нет
Больше руссов вокруг, только скачет один,
Да сметает любого, кто встанет ему
На пути, чтоб попробовать силу свою.
Ободрился Катрус: уж с одним-то они
Всё же справятся быстро. Вдруг видит, что нет
Больше пленниц на месте. Охрана лежит,
Перебитая. Пленницы стайкой бегут
Чтобы скрыться за холм. Тут Катрус закричал:
– Изловите мне пленниц! Вернуть их назад! –
Устремились татары на резвых конях,
Чтобы выполнить быстро Катруса приказ.
Да не тут-то уж было. Кузнец Тихомир
Никого не пускал подобраться к холму.
То туда, то сюда он летал на коне
И косил, как траву, своим острым мечом
Всех, кто близко отважился вдруг подойти.
И увидел Катрус, что, хотя и один
Воин вышел на них, всё же этот один
Стоит сотни татар. И сказал тут Катрус:
– Эй, Мекеш! Если ты хочешь князем здесь быть,
Так свой меч обнажи и уйми молодца! –
И послушался сын Кельдибека Мекеш.
Обнажил он свой меч и пустился вперёд.
Вот столкнулись они у подножья холма.
Изловчился Мекеш и ударил мечом.
В это время удар от другого меча
Отражал Тихомир, прикрываясь щитом,
А Мекеша удар не успел отразить.
И попал его меч прямо в крепкую грудь,
Прямо в кожу ремня, на котором висел
Щит нагрудный, что был сверх кольчуги надет,
И чтоб грудь защищал. Оборвался ремень
И упал малый щит под копыта коню.
Тут же смелый Мекеш сердцем возликовал,
Думал: вот и конец храбрецу удальцу!
Только всё же кольчугу Мекеш не пробил,
Лишь рассёк он ремень, что смягчил весь удар.
А кузнец Тихомир гневом тут воспылал
И обрушил свой меч на Мекеша в ответ.
Тот прикрылся щитом, но не выдержал щит,
Пополам разрубил его меч кузнеца.
И одна половина осталась в руке
У Мекеша, другая – упала в песок
И воткнулась углом, словно месяц средь туч.
Потрясён был Мекеш от удара и сам
Чуть с коня не слетел, удержался едва.
Видя это, Тугай поспешил, чтоб помочь
Брату в этом бою одолеть кузнеца.
Половиной щита прикрываясь, Мекеш
Вновь ударить хотел. Но кузнец Тихомир
Упредил тот удар, тут уж не проглядел:
С силой он рубанул по мечу у князька
И как ветку сухую сломил его меч.
Рукоять лишь с осколком осталась в руке
У Мекеша, и кисть его правой руки
Онемела совсем под ударом таким.
Тут он понял, что смерть подступила к нему.
Прикрываясь обрезком щита своего,
Он хотел ускакать и пришпорил коня,
Но успел Тихомир напоследок махнуть
Своим острым мечом, и Мекешу отсёк
С шеей голову вместе с рукой. Меч вошёл
Возле правой ключицы и наискось вниз
Пробежал до подмышки. Обрубок князька
Конь пришпоренный резво к татарам понёс.
Видя брата кончину, Тугай закричал:
– Ты ответишь за это! Сражайся со мной! –
Тихомир же татар от холма отгонял
И они не могли с ним никак совладать.
На одном из татар вдруг увидел кузнец
Диадему свою, ту, что в кузне ковал
В виде дивных цветов, и Иришке дарил.
Поверх шапки лохматой её натянул
Узкоглазый татарин на сивом коне.
– Ах ты, вор! – Закричал на него Тихомир,
Да ударом одним шапку ссёк он с него.
Полбашки вместе с шапкой слетело в траву,
Следом вор покатился с коня своего.
А Ивашка меж тем, у Ветлуги реки
Пленниц в воду завёл, и уже по воде,
Чтобы след был не виден, их к ивам привёл
Возле заводи, трубочек им нарубил,
И укрыться велел в камышах, в тростнике
Под водой, чтобы в трубки дышали они;
Чтобы с берега их не увидел никто.
– А на головы тину кладите со дна,
Если вдруг захотите привстать из воды
И на берег взглянуть. И татары тогда
Не поймут: голова или кочка всплыла.
А стемнеет когда, – можно будет уйти… –
И себе тоже трубку он сделал, и сам
Показал им, как надо дышать под водой.
Тут Иришка, волнуясь, спросила его:
– Как же там Тихомир? Там же много татар…
– Он ускачет от них, – ей Ивашка сказал. –
Только вы бы спаслись. Он рискует для вас… –
Но Иришка сказала:
– Теперь и одни
Мы здесь спрячемся; ты уж ему помоги…
– Помогу, если он не ускачет от них, –
Обещал ей Ивашка. – Иди же скорей! –
И загнал всех под воду, в Ветлугу-реку,
В заводь тихую, спрятал в густом камыше.
Сам же в ивы кустах, что росли у воды
Притаился, чтоб сразу укрыться на дне.
Лук свой, меч, и колчан возле ивы укрыл,
А потом в рот два пальца вложил да набрал
Больше воздуха в лёгкие и, что есть сил,
Свистнул так, что и птицы замолкли на миг.
После – слушать он стал: как там битва идёт?
Приготовился: если увидит татар,
Трубку в рот и – на дно, в камыши, в тростники…
Лишь услышал кузнец залихватский тот свист,
Понял: можно теперь и себя поберечь.
Но как раз в этот миг налетел на него
Брат Мекеша Тугай. Он с налёта мечом
Рубанул, но успел защититься кузнец.
Щит прекрасный его был уже весь в рубцах
От ударов изогнутых острых мечей,
Он любые удары надёжно держал.
И крутился кузнец на своём скакуне
Вправо, влево, – везде окружали его.
И куда понесёт его грозный скакун,
Там татары летели с коней своих прочь,
Словно спелые яблоки с яблонь в саду.
Только много их было. Прорвались они
Через холм прямо к заводи, смотрят: вокруг
Пленниц нет и следа, только заводь одна
Поросла тростником, да густым камышом.
У Ветлуги нашли они девичий след,
Вёл он в воду и странно терялся в реке.
Будто под воду пленницы скрылись от них.
Гладь воды была чистой вокруг у следов.
Как увидел Ивашка татар на холме,
Так тихонечко скрылся, под воду уйдя.
Проскакали татары всю заводь, глядят:
Нет их пленниц нигде, и следов нет вокруг.
Посмотрели они у кустов: в камышах
Только тина качалась на ряби воды.
На холме над обрывом по-прежнему бой
Бушевал; звон металла был слышен вокруг.
Долго бился кузнец, он собрался уже
Отступить, увести за собою татар.
Рубанул он Тугая мечом по щиту,
Треснул щит пополам. Испугался Тугай,
Что погибнет, как брат. Отступил, бросил щит,
А с земли подобрал себе целый, другой,
От убитого воина. Тут Тихомир
Развернул скакуна, чтобы прочь ускакать.
Конь его уж устал, брызгал пеной, храпел.
Но увидел Тугай: отступает кузнец,
И решил, что уж нет у него больше сил
Биться с ратью такой. Налетел на него
И ударил по брамице, выбрав момент,
Пока тот пробивал себе путь среди толп
Налетавших татар; те теснились вокруг,
Словно пчёлы, медведя у улья застав.
Но кольчужная брамица, что Тихомир
Сам ковал для себя, под ударом меча
Лишь прогнулась, хотя и жесток был удар.
Отбиваясь, ударил опять Тихомир
Своим острым мечом. Щит подставил Тугай.
И опять от удара щит трещину дал,
Хоть и спас ему жизнь, сам в негодность пришёл.
И рука у Тугая, удары приняв
Через оба щита, онемела почти.
Вновь Тугай отступил. Бросил щит, взял другой.
Видит: если теперь не сразить кузнеца,
То прорвёт он ряды и ускачет совсем.
Разозлился Тугай, налетел в третий раз,
Но уже не рискнул биться сам с кузнецом,
Изловчился, ударил мечом по коню.
Хоть убить не сумел, всё же ухо срубил.
Тут от боли заржал грозный конь кузнеца,
Резко встал на дыбы и слетел Тихомир.
Крик победный раздался в татарских рядах,
И хотели они все напасть на него.
Только конь кузнеца никого не пустил,
Стал копытами бить седоков и коней.
Сам уж еле стоял, только глазом одним
Он смотрел, а другой – кровью залит совсем.
Вмиг вскочил Тихомир и в толпе отыскал
Он Тугая, и ринулся прямо к нему,
Да плашмя как ударил тяжёлым мечом
В лоб коню, на котором князёк восседал.
Взвился конь на дыбы и свалился Тугай.
Тут хотел его сразу прикончить кузнец,
Но испуганный конь наступил невзначай
На упавшего, прямо на горло ему.
В миг один под копытом коня своего
Смерть Тугай отыскал: раздавил ему конь
Всю гортань, а на шее сломал позвонки.
Видя то, стушевались татары слегка.
Тихомир же к коню своему подошёл,
Взял его за узду. Успокоился конь,
Только трудно дышал он да еле стоял.
А в седло заскочил лишь кузнец Тихомир,
Конь тоскливо заржал, ноги дрогнули вдруг,
И упал он, не в силах уж больше стоять.
Встал над ним Тихомир и печально сказал:
– Ах ты, верный мой друг! Ты меня извини.
Ты прости, что в бою я измучил тебя.
Много ты перенёс и геройски погиб… –
Храп последний издал его конь и затих.
17. Оковы плена
Крик победный татары издали опять,
И толпой налетели на резвых конях,
Теша радость, что пешего быстро смирят.
Только встал Тихомир, прикрываясь щитом,
Да пошёл как налево, направо махать
Своим острым мечом: только, знай, подходи!
Полетели вокруг седоки с лошадей.
Сшиб щитом Тихомир одного седока,
Да вскочил на его вороного коня.
Бой скатился с холма за лихим кузнецом.
И увидел Катрус: дело плохо идёт,
Может всех перебить этот славный батыр.
И ветел тут Катрус окружить кузнеца,
Только в бой не вступать, а из луков стрелять
И коня поразить, чтобы спешить бойца.
– Да смотрите, батыру стрелять по ногам,
Чтоб ходить он не мог, но остался живой!
У него я спрошу, где он спрятать успел
Столько пленниц моих… – так Катрус приказал.
В тот же миг среди трупов остался один
Тихомир в поле боя, затих звон мечей,
Только стрелы свистели теперь, и в коня
Словно змеи впивались, смертельно разя.
Конь заржал, закрутился, не мог он понять
В чём же он виноват. Вот споткнулся, упал.
Тихомир подобрал у убитого щит
И щитами двумя он себя с двух сторон
Прикрывал, сколько мог. Но лишь встанет он в рост,
Тут же роем пернатым летят над землёй
Стаи стрел, чтобы ноги его отыскать.
Страшно жаждая крови, вонзались они
В землю, в трупы, в щиты, что скрывали их цель.
Вот над левым коленом вонзилась одна
И затихла, напившись, и боль принеся.
Вновь присел Тихомир, прикрываясь щитом.
А кольцо всё сужалось, всё ближе стрелки.
Но лишь только он встал – снова рой над землёй.
Вот вторая ужалила в икру его.
Но едва он прикрылся с одной стороны,
Как другая вонзилась в колено ему.
Тут упал Тихомир. Он отбросил щиты
И решил отбиваться мечом до конца.
Только близко никто подойти не хотел.
Две татарских стрелы укусили его
В обе руки. Тут выронил меч Тихомир…
В это время Ивашка поднялся слегка
Над водой, чтоб послушать: идёт ли всё бой.
Звон мечей за холмом был не слышан уже.
Поначалу Ивашка решил, что теперь
Ускакал Тихомир, и татары – за ним.
Но потом он услышал татар голоса
И решил посмотреть, что же там, за холмом.
Взял он лук свой и меч, да поднялся на холм;
Среди трупов укрылся, за ивы кустом,
Что над самым обрывом на круче холма;
Смотрит: брат Тихомир, крепко связан лежит
За запястья верёвкой, другие концы
У верёвки привязаны к сёдлам коней.
Ни меча нет, ни шлема на нём, ни ножа,
Даже сняли кольчугу, – в рубахе одной.
Даже алую ленту с его головы,
Что, прощаясь, Иришка ему отдала,
Супостаты сорвали, к хвосту привязав
Одного из коней, что верёвку тянул.
А доспехи его натянул на себя
Предводитель татар на кауром коне.
Гневом вспыхнуло сердце Ивашки тогда,
В бой немедленно кинуться он захотел
И схватился за меч, чтобы брата спасти.
Но вечерний прохладный подул ветерок
И напомнил Ивашке, что весь он сырой.
Если схватят его, так узнают сейчас,
Что в воде он сидел; там и пленниц найдут.
Всех тогда переловят, и в плен уведут.
Вновь спустился Ивашка с холма, и скорей
Вывел пленниц из заводи, из-под воды.
А они как русалки: бледны, холодны;
Тины клочья свисают с их плеч и волос;
Все трясутся от холода на ветерке
В одеяниях мокрых. Ивашка сказал:
– Вы бегите вдоль берега кромкой воды,
Чтобы на берегу не оставить следов.
По течению вверх уходите, рекой,
Пока холм вас скрывает. Бегите скорей! –
И послушались девушки, стайкой они
Как русалки речные по кромке воды
Пообжали молчком, сарафаны свои
Подобрав, и кругом с них стекала вода.
Но Иришка осталась, спросила она:
– Ты скажи мне, Ивашка, где брат твой родной?
А без этого я никуда не пойду! –
И ответил Ивашка:
– Не бойся, беги!
Тихомир ускакал! Часть татар он увёл…
– Что же ты вместе с нами не хочешь уйти?
– Должен я вас прикрыть. За татарами здесь
Присмотреть. А потом сам, конечно, уйду.
– Нет уж, лучше пойдём! Не хочу я тебя
Оставлять одного. Ты ещё не велик.
Да и если татары увидят тебя,
Как от них убежишь? И коня даже нет…
– Ох, Иришка, беги! Не тужи обо мне.
Так я делаю всё, как сказал Тихомир…
Для тебя он здесь бился, и если тебе
Не спастись, так и нам не вернуться домой! –
И Иришка послушалась. Кромкой воды
Побежала она под прикрытьем холма,
Как русалочка, вышедшая из воды.
Косу длинную, чтоб не мешала бежать,
Вокруг шеи три раза она обвила.
Но в душе у Иришки тревога была:
Почему же Ивашка не хочет бежать?..
Только скрылась Иришка из вида вдали,
Вновь Ивашка поднялся на холм, посмотреть,
Как удобнее брата из плена спасти.
И увидел Ивашка: внизу, на лугу
Два татарина плётками хлещут коней,
Тянут в разные стороны крепкий канат,
Что привязан к рукам Тихомира. А тот
Улыбается только, спокойно стоит,
А в ногах и в руках его стрелы торчат.
– Говори, где ты пленниц укрыл! Отвечай!
А не то мы конями тебя разорвём! –
Так Катрус говорил. Но молчал Тихомир.
Сколь татары не били коней, как они
Ни старались на части порвать кузнеца,
Всё он твёрдо стоял. И Ивашка в душе
Гордость чувствовал, глядя на брата в тот миг.
Приказал тут Катрус две берёзы нагнуть,
Что стояли вблизи от высоких дубов.
Подогнали к берёзам по паре коней,
Да верёвки закинули, чтоб обвязать,
И пригнули друг к дружке стволы у берёз.
Привязали к верёвкам затем кузнеца.
– Ну, не скажешь, разбойник, где пленниц укрыл? –
Но молчал Тихомир. У Ивашки душа
Загорелась огнём; уж не мог он терпеть,
И смотреть, как деревьями брата его
Разорвут на куски. Натянул тетиву
И стрелу по татарам пустил наугад.
Не напрасно пустил, отыскала стрела
По достоинству цель и вонзилась она
В ягодицу татарина, что отцеплял
Узел крепкой верёвки от луки седла.
Вмиг татарин вскричал и на землю упал,
Закрутился как уж, закричал на своём.
Всполошились татары: не вновь ли на них
Нападает какой-нибудь русский батыр.
А Ивашка уж новую стрелку пустил,
И опять прямо в цель. После третьей стрелы
Увидали татары стрелка самого.
С диким криком они понеслись на него,
Но пока стрелы все в цели он не послал,
Подойти не смогли. А потом он схватил,
Меч и щит, и успел двух татар зарубить,
К праотцам их отправив. Однако и сам
Он был ранен в плечо и в ключицу, и в грудь.
18. Безвременная смерть
Притащили татары к Катрусу его.
– Господин, он сырой весь. Наверно, сидел
Под водой в камышах. Может, пленницы там? –
И Катрус повелел камыши обыскать
И из луков стрелять, может, кто и всплывёт.
И татары отправились снова искать.
Тут Ивашке с укором сказал Тихомир:
– Ах, зачем же ты вышел? Ведь я не велел!
– Брат, не мог я смотреть, как терзают тебя.
И оставить не мог. Пленниц им не найти… –
Разозлился Катрус и Ивашку велел
Плёткой сеч, пока пленниц не выдаст; потом
К лошадям привязать и на части порвать.
Но Ивашка терпел, ничего не сказал,
Только ворот рубахи от боли изгрыз.
– Всё молчишь? Ну, так брата сейчас разорвём! –
И Катрус приказал два конца обрубить,
Что держали верёвки. И вмиг два ствола
У берёз распрямились, ветвями шумя,
И повис Тихомир между стройных берёз,
Над толпою татар, словно сокол взлетел.
Напрягали берёзы верёвки; из плеч
Руки вырвать хотели они кузнецу.
Но, всю силу собрав, претерпел Тихомир,
Лишь зубами скрипел. Крикнул брату тогда:
– Брат, терпи до конца! Нет другого пути!..
– Вы – рабы! – закричал тут Катрус на него. –
Вечно быть вам рабами великих татар!
Это наша земля! Мы – хозяева здесь!
Сколько сверху ты видишь – всё наше вокруг!
– Врёшь! – вскричал Тихомир. – Не хозяин ты здесь!
Мы вдвоём отобрали всё, что ты собрал
Вместе с войском своим… так и будет всегда! –
Разозлился Катрус и сказал кузнецу:
– Что ж, тогда посмотри со своей высоты
Как погибнет твой брат! – а потом он дал знак,
И стегнули татары буланых коней;
Разлетелись те в стороны ветра быстрей.
Натянулись верёвки, на миг напряглись
И порвали Ивашку. Так он и погиб.
– Ты мальчишку сгубил! – закричал Тихомир. –
Только вместо него встанет сотня других!
Сколько душ православных сюда притекло,
На Ветлужскую землю, к Ветлуге реке!
И поток этих душ всё бурливей, сильней.
Разве может хоть кто-нибудь этот поток,
Эту реку священную остановить?
Никогда! Никогда! Слышишь ты?! Никогда!!! –
– Что ж, – ответил Катрус. – Вижу, мало тебе
Двух берёз. Есть и крепче деревья в лесу. –
И велел он спустить Тихомира с берёз,
Да два дуба согнуть и к дубам привязать.
Между тем воротились татары назад,
Никого не сыскав, и следов не найдя.
А Иришка в то время вернулась к холму.
Долго шла она берегом тихой реки,
Но одна уходить не хотела. Тогда
Стала ждать, что вот-вот и Ивашка придёт
С Тихомиром. И долго стояла, ждала.
Ни назад не решалась идти, ни вперёд.
А потом повернула обратно она,
Чтобы ей из укрытия лишь посмотреть:
Где Ивашка; ушли ли татары совсем,
И куда подевался её Тихомир.
Так вернулась она, и к холму подошла
В это самое время, когда приказал
Тихомира к дубам привязать злой Катрус.
Слышит: крики татар не умолкли ещё
За холмом. И решила подняться на холм,
Притаиться вверху над обрывом, в кустах,
Посмотреть: где Ивашка, и где Тихомир.
Поднялась, видит: трупы повсюду лежат,
А внизу под холмом, где татары толпой, –
Между согнутых двух преогромных дубов
На верёвках привязан её Тихомир.
Сердце тут у Иришки зашлось и она
Пошатнулась, едва не упала без чувств.
Крикнуть вдруг захотела ему, чтобы он
Мог увидел её перед смертью своей,
Только встала она во весь рост и едва
Рот раскрыла, чтоб крикнуть, как видит: дубы,
Что клонились друг к другу, встряхнули свои
Кроны, страшно, со крипом; взлетел Тихомир,
И его меж собой поделили дубы,
Всё качаясь, и кронами дружно тряся.
Застонала Иришка. Услышали стон
И татары. Да к ней на конях понеслись.
Лишь увидела их, развернулась она
Да к обрыву, к кустам побежала скорей,
Чтобы прыгнуть с обрыва в Ветлугу-реку,
Жизнь ей стала – ничто: только б в плен не попасть.
Но едва подбежала к обрыву она,
Обвалился у края песок под ногой;
Вниз она полетела; конец же косы
Зацепился за толстый сучёк у куста,
Что на самом обрыве над бездною рос.
А коса у Иришки два раза была
Вокруг шеи обвита. Она на косе
И повисла на этом крутом берегу,
Над обрывом реки. От удара коса
Шею ей надломила, и смерть к ней пришла.
Стайки ласточек, вспугнутых телом её,
Заметались, кружась над обрывом у гнёзд.
И татары не стали Иришку снимать:
– Пусть же так и висит, – повелел злой Катрус. –
Если смерть предпочла, а не ханский гарем! –
А ещё приказал он в Ветлугу стрелять,
Чтоб она не скрывала их пленниц в воде.
И вдоль берега выстроив лучников в ряд,
Повелел градом стрел он осыпать реку,
Чтоб её наказать; а кто спрятался в ней, –
Тех стрелой чтоб достать в глубине под водой.
Но никто на поверхность не всплыл из воды,
Только стрелы всплывали, текли по волнам…
А из ближнего леса за этим за всем
Наблюдал, притаившийся в чаще Бакмат.
Он вернулся, да только чуть-чуть опоздал.
Он сначала скакал, как велел Тихомир,
По течению вверх над Ветлугой-рекой.
Но в одном перелеске дорогу ему
Заяц вдруг пересёк. А вверху перед ним
Сокол молнией быстрой пронёсся в тот миг.
И подумал Бакмат: боги знак подают.
И решил, что не может вперёд он скакать,
Не узнав: спас ли пленниц кузнец Тихомир.
И назад повернул. По дороге же он
Встретил девушек, что разбежались, едва
Увидав, как летит он на резвом коне,
