Александр Беляев
Небесный гость
Тюменев был захвачен этими страшными, но величественными картинами, которые напоминали ему описания первых дней земного шара.
– Изумительно! – ежеминутно восклицал он. – Если вообразить, что это не океан и воздух, а огненная стихия раскаленных газов, то мы получим первую картину того далекого времени, когда возле нашего солнца прошла неведомая звезда и вырвала с его поверхности огненные массы, из которых и образовались потом планеты.
А вы ощущаете, какая легкость во всех членах? Звезда поднимает нас невидимыми силами, и мы теряем вес. Да, да. Сейчас я мог бы одной рукой поднять тебя, Архимед! – продолжал Тюменев говорить, не отрывая глаза от перископа и размахивая руками.
Когда волна заливала перископ, Тюменев волновался, нетерпеливо ожидая, когда видимость восстановится. Гидростат с наполненными воздухом камерами держался на поверхности бурного океана как поплавок.
– Ну, ну, нажми еще немного! – поощрял Тюменев звезду. – Еще одно усилие – и ты вырвешь из океана маленькую водяную планетку, подобно тому, как твоя сестра некогда вырвала из недр Солнца кусок его огненной материи. Нажми же еще немного, поднатужься.
Савича и Архимеда очень забавляло никогда не испытанное ощущение потери веса собственного тела. Они приподнимали друг друга, сдвигали вещи, подпрыгивали к потолку.
Во время этой возни они и не заметили, как в разноголосое пение аппаратов и машин ворвался новый звук – глухой шум.
– Что такое? Я больше ничего не вижу. В чем дело? Перископ испортился? – с волнением воскликнул Тюменев.
– Товарищ Савич, где включатель подводного прожектора? – спросил Архимед. – Ах, вот он. – Турцев повернул включатель.
Через две секунды стены стали «прозрачными», и путешественники увидели рыб, быстро проносящихся снизу вверх.
– Мы падаем! Опускаемся! – уже с ужасом воскликнул Тюменев. – Почему? Странно. Непонятно. Что произошло?
Савич уже понял и бросился к механизмам, управляющим наполнением и откачкой воды в балластных цистернах. Если гидростат начал погружаться, значит, балластные цистерны наполнились водой. Но каким образом? Быть может, за время возни он сам или Архимед задели ручку, а быть может, и звезда своим притяжением расстроила работу механизмов. Выяснять времени не было. Савич спешил освободить цистерны от воды, после чего гидростат должен был всплыть.
Потекли томительные секунды, которые решали судьбу экспедиции. С каждым метром погружения уменьшалась надежда на полет. Волнение Тюменева достигло высшей степени. Он тяжело дышал, побледневшее лицо покрылось потом. Если бы его тело не потеряло значительную часть своего веса, он не устоял бы на ногах. С широко раскрытыми глазами и тоской смотрел он на рыб, поднимающихся вверх, словно они уже летели на звезду, в то время как он оставался пленником Земли.
Наконец лицо его оживилось, и уже с радостным волнением он воскликнул:
– Ага, смотрите. Рыбы начали медленнее подниматься вверх, значит, наше опускание замедлилось. Балластные цистерны освобождаются от воды… А вот рыбы начали уже опускаться. Мы поднимаемся. Поднимаемся. Архимед! Великолепно. Интересно знать, оторвались ли мы от Земли или нет. Нам надо всплыть на поверхность, тогда мы уж наверно улетим в небо. А быть может, мы уже летим?
– Летим, дядюшка. Смотрите! – Архимед показал на «прозрачную» стену. Видны были звезды, глубоко внизу лежал океан.
– Летим! И как незаметно. Красота. Вот именно! – восторженно воскликнул Тюменев.
– Летим! – сказал Турцев так просто, словно они находились в дачном поезде.
– Летим! – со вздохом отозвался Савич. Ему взгрустнулось. Он уже раскаивался в том, что пустился в это рискованное путешествие.
11. Ледяной метеорит
Уголок звездного неба и океан, лежащий глубоко внизу, были видны недолго. Вырванная звездою часть океанской воды быстро пролетела через зону земной тени. На одной стороне гидростата ослепительно блеснуло солнце, другая сторона была погружена в густую тень. Затем сторона, освещенная солнцем, погрузилась в зеленоватые сумерки.
Участники экспедиции старались определить, что с ними происходит.
В момент отрыва от Земли гидростат находился на поверхности водяного веретенообразного тела, и путешественники могли видеть несколько мгновений океан, звезды, солнце. Затем, по законам всемирного тяготения, веретенообразное водяное тело должно быстро превратиться в шарообразное, а гидростат, как более тяжелый, потонуть – опуститься к центру водяной планетки. Наступили зеленые сумерки.
Но вот зеленоватый сумеречный свет стал приобретать оттенок белого матового стекла. Что случилось? Савич не был астрономом и с вопросом поглядел на Тюменева.
Иван Иванович зажег самый сильный прожектор, осветив теневую сторону.
– Сейчас начнется, смотрите, – пригласил он своих спутников. – Видите, рыбы, наши невольные спутники, плавают все медленнее, словно засыпая. Догадываетесь, почему? Их начинает пробирать холод мирового пространства.
– А потом он доберется и до нас? – с испугом спросил Савич.
– Посмотрим, – неопределенно ответил Тюменев.
Архимед рассмеялся и стал объяснять:
– Еще никто не летал в таких необычайных условиях, и трудно сказать с полной уверенностью, что с нами будет. Теоретические расчеты говорят о том, что водяная планетка должна была захватить с собою и часть земной атмосферы. Но слой ее слишком тонок, чтобы предохранить нас от мирового холода. К тому же масса нашей водяной планетки очень мала, она не сможет удержать эту атмосферу своим притяжением…
– Одним словом, наш водяной пузырь превратился в ледяной метеорит – и это исключительный, если не единственный случай в небесах! – воскликнул Тюменев.
– Но что же будет с нами? – спросил Савич.
– Надеюсь, ничего страшного, – ответил Тюменев. – Стенки гидростата хорошо удерживают тепло. Да еще мы получим добавочный изолятор в виде ледяной скорлупы. Вы же знаете, что лед – плохой проводник тепла.
Но эта ледяная скорлупа не раздавит нас сжатием? – не унимался Савич.
– Вы знаете, какое давление может выдержать корпус гидростата, – ответил Тюменев. – Но на всякий случай я принял свои меры еще в Ленинграде, когда мы приспосабливали гидростат к небесному путешествию. Тогда многое вам казалось непонятным, я же предполагал, что нам придется иметь дело со льдом.
И Тюменев объяснил, какие он принял меры предосторожности. Гребной винт льдом мог быть и сломан, и Тюменев заменил его гидрореактивным двигателем – струями воды, вылетающими под большим давлением. «Гидростат теперь движется, как каракатица. Надежно. Струю воды не сломаешь». Главное же, на оболочке гидростата были проложены пластины, нагревающиеся электричеством. И они очень пригодились.
Рыбы за стеной плавали все медленнее и наконец замерли. Вода превращалась в лед. На теневой стороне толстые кварцевые стекла иллюминаторов изнутри покрылись красивыми пушистыми ледяными узорами. В гидростате похолодало – или так показалось Савичу. Он поспешил повысить температуру.
– Вы лучше прогрейте внешнюю оболочку гидростата, это замедлит замерзание, – сказал Тюменев.
Савич повернул выключатель.
Скоро лед за стеклами начал таять. Показалось темное тело молот-рыбы. Она вяло двинула хвостом – начала оживать.
– На солнечной стороне вода еще не замерзла. Направляйте гидростат прямо к солнечному пятну. Дайте полный ход! – командовал Тюменев.
Савич и Архимед привели в движение механизмы. Гидростат пошевельнулся, как ожившая молот-рыба, повернулся вокруг малой оси и двинулся вперед, сначала медленно, а затем все быстрее. Матовый свет впереди становился все ярче.
– Задний ход! – кричит Тюменев. В этот же самый момент путники видят сквозь стенки гидростата ослепительное белое Солнце нашей Земли и на другой стороне – два солнца поменьше: Красное и Голубое. Внизу почти весь небосклон занимает полуземие – половина земного шара, освещенная Солнцем. Отчетливо видны очертания Африки. Европа покрыта облаками.
А позади гидростата они увидели ослепительно блестевший ледяной метеорит, покрытый белой, как вата, атмосферой из испаряющегося льда и остатков земного воздуха, превратившегося в тонкие ледяные кристаллы. Звезда Абастумани освещала одну сторону ледяного метеорита розовым светом.
Черное небо было сплошь усеяно крупными и мелкими, как пыль, разноцветными, немигающими звездами.
Красота и необычайность открывшейся картины поразили путешественников, но любоваться картинами неба не было времени. Все понимали опасность положения, желая только подняться на поверхность, но, не рассчитав быстроты движения гидростата, путники вылетели из водяной планетки, превращавшейся в ледяной метеорит, и по инерции понеслись в мировое пространство.
Что будет с ними без ледяного метеорита? Откуда добудут они воду для питья, кислород для дыхания?
Архимед уселся на стене – в этом странном мире не было верха и низа, – вынул записную книжку, карандаш и углубился в вычисления. Вес гидростата известен. Но какова масса ледяного метеорита? С какой быстротой вылетел гидростат из воды, теперь уже превратившейся в лед? Надо было хоть приблизительно подсчитать это, чтобы решить, хватит ли «сил» у ледяного метеорита притянуть гидростат обратно, или же путники навсегда потеряли ледяную планетку.
В то же время Тюменев, паря в воздухе посреди гидростата над ненужными теперь креслами, решал другую практическую задачу.
– Савич, велики ли у нас запасы воды? – спросил он.
– Смотря для чего. Для питья и кислорода на месяц хватит, – ответил Савич. Он висел головою к полу, прицепившись стопой ноги к поручню трапа, – отсюда ему была хорошо видна Земля. – А что вы задумали, Иван Иванович?
– Не пустить ли нам в ход гидрореактивный двигатель. Ну, хотя бы только для того, чтобы повернуть гидростат и направить его полет к звезде Абастумани. Тогда мы будем лететь вместе с ледяным метеоритом, хотя и разделенные от него пространством. Но взаимное притяжение будет все время сближать нас, и, может быть, мы соединимся с нашей планеткой прежде, чем у нас иссякнет запас питьевой воды и кислорода.
Архимед стукнул карандашом по записной книжке и выбил ее из рук. Книжка отлетела к противоположной стене, ударилась о стену и прилетела в обратном направлении. Архимед ловко поймал ее на лету.
– Дядюшка! – воскликнул он. – Это, конечно, очень грубый, приблизительный подсчет. И по нему выходит, что мы должны упасть обратно на ледяной метеорит. Но боюсь, у нас иссякнут вода и кислород прежде, чем это произойдет.
– Вот именно! Надо рисковать! – воскликнул Тюменев. – Мы выбросим в мировое пространство несколько декалитров воды, но зато, получив несколько толчков, наш гидростат может сразу приблизиться к ледяному метеориту.
– Но раньше мы должны отделить запас воды, необходимый для нашего существования в продолжение хотя бы десяти дней, – предложил Савич.
Все согласились с этим предложением. Но, когда «потребительский» запас был выделен, оказалось, что воды осталось на четыре импульса реактивного двигателя.
– Четырьмя выстрелами сильно сжатой воды мы должны достигнуть цели, – сказал Тюменев.
В два приема нужно было повернуть гидростат почти на сто восемьдесят градусов, в один импульс – дать направление к ледяному метеориту, один импульс оставался запасным.
Увы, как ни старались Савич и Архимед, запасной импульс пришлось истратить уже при повороте, так как при первом же выбросе воды гидростат вдруг завертелся колесом, пришлось дать контрудар, чтобы только остановить это вращение. Лишь третьим импульсом гидростат занял нужное положение. Оставался последний импульс, который должен был сблизить гидростат и ледяной шар.
Савич взялся за рычаг, вздохнул и снял руки с рычага – у него не хватило решимости. Архимед повернул рычаг. Сильный толчок. Наученный опытом первых импульсов, Тюменев держался за трап, и его не отбросило в сторону. Как только справились с толчком, все, затаив дыхание, начали наблюдать за движением гидростата и ледяной планеты. На глаз казалось, что гидростат и шар идут параллельно, не сближаясь. Но глаз мог обманывать. Архимед взялся за инструменты и вычисления. Не прошло и получаса, как он сделал доклад о результатах. Вычисления показали, что гидростат шел к ледяному метеориту под углом, но очень незначительным. Встреча с ледяным метеоритом должна произойти через двенадцать дней, четыре часа, восемнадцать минут.
– А у нас запасов воздуха и воды на десять дней, – сказал Тюменев. – Надо подумать, как выйти из положения.
Без кислорода человек может прожить немногим больше двух минут, без воды – значительно больше. И потому решили оставшуюся морскую воду переработать главным образом в кислород для дыхания. Правда, было еще несколько баллонов сжатого кислорода, но пользоваться им решили только в крайнем случае. Кроме того, для питья сохранилось еще несколько бутылок боржома, захваченных Тюменевым. Жидкость в виде супов, соусов, подлив находилась в различных консервах.
– При экономии выдержим, – заключил Тюменев и, покончив с этим делом, взялся за астрономические наблюдения.
12. Небожители
Архимед посмотрел на карманные часы и очень удивился: со времени отлета с Земли прошел всего час, а сколько произошло волнующих событий!
Небесное путешествие началось. Тюменев, Савич и Архимед по праву могли называть себя небожителями.
Но нельзя сказать, чтобы эта жизнь в небе была вполне приятна и уютна. Отсутствие привычного веса собственного тела и окружающих вещей, отсутствие земного притяжения, ясно разграничивающего «верх» и «низ», причиняли много мелких бытовых неприятностей.
Достаточно было неосторожно притронуться, и вещи улетали из-под руки. Они не падали вниз, на пол, а беспорядочно метались по всему помещению. Нарзан не выливался из бутылки в стакан, а, вытряхнутый толчком, собирался в большие и малые шары, которые висели в воздухе. Нелегко было поймать эти шары и отправить в рот. Приготовление пищи, еда, питье требовали большого внимания, ловкости, сноровки. Даже передвижение по гидростату доставляло много хлопот. Ходить уже нельзя было, приходилось перелетать, отталкиваясь от пола, потолка, стен. Иногда при недостаточно сильном толчке прыгун беспомощно повисал в воздухе, и требовалась посторонняя помощь, чтобы пришвартовать его к какому-нибудь борту.
Тюменев раздражался, когда небольшая подзорная труба или спектроскоп улетали от него или сдвигались с места от одного его дыхания. Но в конце концов все привыкли жить в мире невесомого. Необычайное становилось бытом.
Гидростат медленно сближался с ледяным метеоритом.
Но последние два дня, шесть часов, восемнадцать минут были очень тягостны. Ледяной шар, белый и блестящий, находился совсем близко от гидростата. Вблизи он казался планеткой внушительной величины, занимавшей значительную часть небосклона. Но подвинуть гидростат к планетке уже не решались. Приходилось набраться терпения.
При всей экономии воды не хватило, кислородный паек был убавлен, и путники испытывали на себе все признаки кислородного голодания: голова болела, в висках шумело, сердце билось неровно, утомляемость чрезвычайно повысилась, появилось чувство апатии, вялости, безразличия.
А между тем перед посадкой на ледяной метеорит надо было иметь совершенно свежую голову и упругие мускулы. При неудачном толчке о ледяной шар гидростат вновь отскочит, и, если даже не надолго, это могло кончиться катастрофой.
Поэтому Тюменев распорядился за несколько минут до посадки усилить приток кислорода за счет аварийного баллона.
Все ожили и бодро готовились к посадке. Она произошла так плавно, что люди едва заметили толчок. Все трое радостно вскрикнули. Савич разогрел полосы из сплава меди и никеля на внешней оболочке гидростата. Лед подтаял, гидростат одной стороной немного погрузился в лед, быстро превращавшийся в воду.
А безотказно работающие аппараты уже втягивали эту морскую воду по трубкам в гидростат, превращали в чистую питьевую воду и живительный кислород.
Тюменева беспокоило только одно: по мере потребления льда-воды гидростат должен все ниже опускаться в ледяную планетку.
Но скоро выход был найден: нижняя часть гидростата нагревалась сильнее и потому уходила в лед, верхняя же часть оказывалась приподнятой.
Когда плавление льда и набор воды бывали закончены, вода под гидростатом еще не замерзала, давался легкий толчок гидрореактивным двигателем, и гидростат выскакивал из образовавшейся под ним ложбины на поверхность.
Путники могли спокойно двигаться к звезде. Радио работало безукоризненно, и Савич регулярно сообщал Земле о ходе перелета и о научных наблюдениях Тюменева, который уже успел сделать несколько больших открытий.
