Александр Ралот
Вся власть Левиафану
Оформление обложки Евгения Ляшко
© Александр Ралот, 2022
ISBN 978-5-4474-1561-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Я мельник, и с этим уже ничего не поделаешь. Всю жизнь я занимаюсь тем, что перемалываю зерно в муку. Ну, а на всех наших мельницах, как и полагается, водятся, сами знаете, кто. Правильно – черти, лешие и прочая всякая нечисть. Куда ж без нее? Кто-то же должен тяжеленные жернова крутить? Правда, в книжках пишут, что этим занимается вода и ветер. Ну, а их кто на мельничные колеса гонит? В общем, дорогой мой читатель, тебе и так все понятно.
Как у всякого человека, немало повидавшего на своем веку, есть и у меня хобби. Нет, я не коллекционирую марки или монеты, и не строю макеты знаменитых кораблей. Я обожаю историю, любую – и Древний Рим с древней Грецией, и Рюриковичей, ну и, само собой, всю трехсотлетнюю династию Романовых.
Вот, сижу я как-то теплым летним вечерком у себя на мельнице. Любуюсь через открытое окошко дивным закатом, мечтаю о новом помоле, что бы, значит, мука получилась еще лучше, а, следовательно, хлеб из нее вышел еще вкуснее и душистее. Вдруг слышу вопль нечеловеческий, аж в ушах зазвенело. Отбросил я быстренько мечты свои красивые и бегом к жерновам.
И точно, застрял этот самый, ну, знаете кто – с рогами и копытами, меж жерновов. Еще минута – другая и предстанет он перед своим создателем в самом, что ни на есть раздавленном виде.
Сжалился, вытащил я его оттуда. Избавил, выходит, от смерти лютой, не человеческой. Хоть тварь не нашего рода-племени, а все же живое существо. Тем более, издревле рядом с нами, с людьми обитает.
Сидит он, значит, весь помятый, пятачком шмыгает. В себя приходит. Отдышался и говорит:
– Не буду я тебя за свое спасение благодарить. Не принято у нас, понимаешь, людям благодарности раздавать. Не по-нашему это. Ты уж не обессудь. Я вот погляжу, ты историю дюже любишь? Ну, так я тебе одну историю поведаю – про марку хитрую, заговоренную. Узнаешь, как оно было на самом деле.
Всю ночь нечестивый мне про марочные дела рассказывал, а я тайком всё на диктофон записал. А затем на бумагу и перенес.
Вот так эта книжка на свет и появилась. Ежели я там чего от себя присочинил, так ты, читатель, не обессудь. Я же мельник, мне можно…
Вся власть Левиафану!
Глава 1
По промозглому осеннему Невскому проспекту столичного града, ехала казенная пролетка. Служивый кучер нахлестывал чахлую кобыленку, но это помогало мало, сидящий сзади господин опаздывал на важную встречу и уже жалел, что поехал на пролётке почтового ведомства, а не взял лихача.
Арсений Николаевич Ягодин, начальник отдела Санкт-Петербургской почты, вдруг неожиданно был зван к самому министру двора и уделов генерал-фельдмаршалу Адельбергу. Чем вызвано такое приглашение, Арсений Николаевич не знал и сейчас, кутаясь в пальто на ватине с меховым воротником, перебирал в уме все свои возможные прегрешения и промахи по службе. Дело свое он любил, был человеком педантичным и аккуратным. За свой век самостоятельно, без протекции, дослужился от простого столоначальника до начальника отдела. Среди сослуживцев пользовался заслуженным уважением. Была у него одна страсть – любил живопись, общался со столичной богемой. Но разве это повод для столь срочного вызова к министру?
Наконец, тощая кобыла доставила их к нужному подъезду.
Арсений Николаевич почти бегом поднялся на второй этаж.
– Проходите, пожалуйста, – приветствовал его, вставая со своего места, секретарь. – Владимир Федорович уже изволили интересоваться, не прибыли ли?
Дверь за Ягодиным бесшумно закрылась.
– Арсений Николаевич, – произнёс министр, не вставая со своего массивного кресла. – Признайтесь, удивлены моим приглашением?
– Да уж, – как-то не решительно ответил Ягодин.
– Да вы, голубчик, не стесняйтесь, присаживайтесь. А позвал я вас вот для чего. Изучил я намедни ваш послужной список. Похвально, служите усердно. Надо бы вас к ордену представлять за выслугу и достойное рвение. Однако, чин у вас маловат, годы идут, семьёй, я так понимаю, вы не обзавелись. Я всё правильно излагаю?
Ягодин съёжился и кивнул головой.
– Посему, не будем терять время, – продолжил министр. – Предлагаю вам отправиться на Кавказ. Нет, не в ссылку, Боже упаси! С повышением, батенька, с повышением. Здесь в наших слякотных местах чинов ох, как долгонько дожидаться приходится. А я предлагаю вам пост главного почтмейстера славного города Т. Это, я так понимаю, чина на два, а то и на три более вашего нынешнего. Дело вы свое знаете, а там город растущий; опять же, море рядом, всякие иностранные почтовые отправления. Кому, как не вам это дело там поднимать? Опять же, солнце, море, фрукты, да и местный женский контингент, – министр погладил свои седые усы. – Ох, как привлекателен. Глядишь, женитесь и еще и наследниками обзавестись успеете до пенсиона.
Глава 2
Прошло полгода. Ягодин полностью обжился на новом месте. Работы действительно было много, количество писем и посылок возрастало с каждым днем, доставкой всего этого занимались разного рода рассыльные, многие из которых грамоте не обученные. Деньги за полученные почтовые доставки поступали плохо. Рассыльные, как могли, хитрили, а у многих получателей и вовсе денег не хватало – отдавали письма за так или за «спасибо».
Арсений Николаевич, внимательно изучая иностранное почтовое дело, знал, что в заморской Англии уже давно знаком почтовой оплаты служит специальная марка, и покупает её отправитель. Без этого его корреспонденция к пересылке не принимается, а получатель письма сам не несет каких-либо денежных трат.
Набрался смелости, да и отписал Адельбергу свою идею-предложение: провести в городе Т эксперимент по внедрению почтовой марки, а в случае удачи – распространить сей почин на всю Русь Великую.
Идея генерал-фельдмаршалу понравилась, пополнить почтовую казну таким способом ему показалось весьма заманчивым и в город Т был незамедлительно отправлен соответствующий циркуляр.
Дело оставалось за малым – в кратчайший срок изготовить эти самые знаки почтовой оплаты, то бишь – марки. Не мудрствуя лукаво, почтмейстер выписал из Петербурга своего давнишнего знакомого – художника Андрея Морова или Андре Моро, как он сам представлялся при знакомстве, намекая на наличие в его крови некоторой французской примеси.
Заказ на изготовление эскиза марки был выдан незамедлительно, дом для художника был снят в самом центре города, внушительный аванс выплачен. Ягодин не любил откладывать дела в долгий ящик, тем более, что идея захватила его полностью. Неделя ушла на согласование изображения. Почтмейстеру хотелось, что бы на первой марке красовались герб Российской Империи или профиль государя императора, как на старинных римских монетах. На том и порешили.
Глава 3
Художник давно был одержим работой. Он любил рисовать портреты, недурственно изображал пейзажи, обожал писать натюрморты, но кроме этого он так же был одержим и женским полом. Ну, что тут скажешь – французская кровь, она и на Кавказе себя проявит. Так что в кратчайший срок Андре Моро изготовил несколько эскизов, которые были столь же быстро забракованы, а так же успел соблазнить нескольких местных девушек не искушенных в особенностях столичного политеса. Но вот с одной из представительниц прекрасной половины у Моро вышла осечка.
Софико Асатиани была выходцем из очень древнего, но обедневшего грузинского рода, красоты неописуемой, поведения соответствующего. Одним написанием портрета, как в подобных случаях происходило до этого, дело не закончилось. Девушка требовала серьезных отношений. От такой девичьей напористости художник был в полном восторге. Рerdre atête, как говорят французы – просто потерял голову.
Софико и Моро стали желанными гостями в холостяцком доме Арсения Николаевича. Пока мужчины обсуждали особенности важного заказа, девушка готовила им великолепные кавказские закуски, а вино самых лучших местных сортов у почтмейстера имелось в достатке – с момента переезда в теплые края не переводилось.
Глава 4
За такими занятиями прошла короткая южная весна. Наступило знойное лето, двери всех домов города Т почти всегда стали открыты. Местный люд знал друг-друга, ходили в гости запросто без приглашения, лихих людей почти не было, полиция своё дело знала, да и больших ценностей горожане не далекие года еще не нажили.
У Софико и Андрея дело двигалось к свадьбе. Молодые люди подолгу гуляли в окрестностях города. Моро много рисовал, пейзажи Северного Кавказа были дивными, рисунки охотно раскупали заезжие купцы и негоцианты, что давало Андре неплохой дополнительный доход, который он охотно тратил на различные подарки для своей возлюбленной. Родители девушки весьма благосклонно относились к будущему зятю; будущее двух влюбленных выглядело безмятежным.
Поэтому в один погожий теплый вечер Софико без приглашения зашла в дом художника. Ходить она умела совершенно бесшумно, а посему решила сделать своему суженному приятный сюрприз. Но сюрприз получила она сама.
В кресле перед мольбертом сидела известная всему городу Зельда, девица весьма легких нравов, наряды натурщицы так же выглядели более чем лёгкими. Софико остановилась, затаив дыхание. Молодые люди весело переговаривались и целовались, делая перерывы в процессе рисования, все чаще и чаще.
Она не стала дожидаться развязки этого сеанса, выхватив из вазы большой букет цветов и швырнув их в лицо художника, выбежала из дома не простившись. Ее переполнял гнев. В одночасье рушились все планы на счастливое замужество и светлую жизнь с любимым человеком.
«Ну, как он мог променять меня на эту потаскуху? Нет веры ему и всем мужчинам в мире!». Девушка захотела пойти к родителям и всё им рассказать. Но не стала их расстраивать, да и внутренняя гордость кавказской женщины не позволяла ей выплескивать свою обиду наружу. Заламывая руки, она бесцельно бродила по своей комнате.
Всю ночь мозг девушки вынашивал идеи коварной мести. Она рисовала себе самые жуткие картины казни неверного жениха. Наконец, перед утром, девушка достала из комода старинное зелье их рода. Ещё бабушка рассказывала ее маме, а мама рассказала затем дочери, что род Асатианине простой, но ведет своё начало, аж от той самой знаменитой Медеи – дочери колхидского царя Ээта, жрицы самой богини Гекаты. А это значило, что по женской линии все дамы рода Асатиани знали жуткое заклинание, которое в сочетании с родовым зельем могло пробудить такое, противостояния которому наш мир еще не изобрел.
Забрав с собой зелье, она отправилась к знакомому дому. Дверь по-прежнему, как и у всех в этой округе, была открыта настежь. «Если он там, я ему всё прощу» – подумала девушка и вошла. Художника не было, на столе лежали перья, приготовленные для работы над маркой. Софико стала по очереди окунать их в склянку с зельем и шёпотом произносить страшное заклинание. Девушку охватил очередной приступ гнева. Окунув последнее перо, Софико выбежала, едва не расплескав остатки зелья из заветной склянки.
Глава 5
Андре Моро весело провел эту ночь с Зельдой. Он пребывал в прекрасном настроении и, придя домой, решил закончить, наконец, работу над последним эскизом марки и завалиться спать.
Но перо само по себе, вопреки его воли, стало рисовать жуткого Левиафана. Огромные глаза, позволяющие видеть сквозь темную толщу воды, двойной ряд острейших зубов в огромной пасти, длинная тонкая шея, которую венчает огромная вытянутая голова. Художнику стало плохо, и он рухнул на пол, но перо не выпадало из его рук, словно приклеенное. Он так и умер, сжимая побелевшими пальцами в руке проклятое перо.
Промучившись до полудня и терзая себя за содеянное, Софико бросилась в дом художника. Моро лежал на полу без признаков жизни, девушка взглянула на стол и ужаснулась изображению Левиафана. Она попыталась уничтожить в огне и эскиз, и перья и уже протянула руку, но услышала шаги. В комнату, как всегда, стремительно вошел почтмейстер Ягодин. Оба застыли в немом молчании.
Арсений Николаевич склонился над другом и постарался вытащить из онемевшей руки перо, но не смог. Мертвые пальцы сжимали его намертво. Ягудин посмотрел на эскиз. Конечно, это было далеко не то, что он заказывал, но художник был его другом и он решил, что последний рисунок Моро станет первой маркой России. Таким образом он увековечит память об этом беспутном человеке, но очень талантливом художнике.
Софико захотела рассказать почтмейстеру всю правду и попросить его уничтожить и эскиз, и перья, но у нее так пересохло в горле, что она не смогла произнести ни слова. Приоткрыв рот, она присела на стул. Несколько минут сидела молча, лишь слезы катились из ее глаз. Несчастной девушке было жалко себя, жалко Андре, жалко тех людей, которые, ничего не подозревая, будут в дальнейшем страдать от этих чертовых марок.
Глава 6
Почтмейстер передал эскиз граверу. Хороших печатных станков в городе Т не было, поэтому на лист бумаги помещалось только шесть эскизов марок.
Новинка стала пользоваться большой популярностью. Падкие до всего нового горожане раскупали марки и с удовольствием посылали друг другу письма и открытки. Количество несчастных случаев и смертей в тот год в городе возросло многократно. Сколько смертей произошло по вине этой марки в других городах и странах учету не поддается, так как с наличием у жертв этого клочка бумаги с их гибелью или увечьями никто не сопоставлял.
Через некоторое время, стараниями генерал-фельдмаршала Владимира Федоровича Адельберга, в Российской империи, наконец, появились государственные марки и хождение местной городской марки, как средства почтовой оплаты, было запрещено. Многие конверты и открытки с Левиафаном были выброшены или преданы огню, однако те, кто сохранил эти заветные клочки, дали своим потомках заработать немалые деньги, ибо нет для филателистов большей радости, чем владение подобным раритетом.
Глава 7
После описанных событий в доме художника, Софико тяжело заболела. Сотворённое зло действовало обоюдно как на других людей, так и на человека его создавшего. Целыми днями лежала она на кровати или сидела у себя в комнате у открытого окна, никого не желая видеть, и почти ничего не ела. Обеспокоенные родители вызвали доктора. Врач осмотрел больную и поставил точный диагноз:
– Последствие несчастной любви. Лечится сия хворь только подобным. Вашей дочери нужно срочно замуж.
Количество свах в городе Т в тот период превышало все допустимые нормы, конкуренция среди них была большая, а картотека потенциальных женихов и невест была всеобъемлющей. Этот факт и позволил старшим Асатиани довольно быстро сосватать дочь за хорошего человека – инженера местного завода Казимира Крулевского.
В отличие от нынешних времен, в то далекое время дети еще не смели ослушаться воли родителей в таком важном вопросе. Приданное за дочерью водилось небогатое, но инженер Крулевский был из прогрессивной польской семьи, тем более, что в девушку влюбился буквально и с первого взгляда.
Свадьбу сыграли не мешкая, и молодые уехали в свой медовый месяц на Минеральные воды, а по возвращению поселились в квартире инженера. Прав оказался доктор, не сразу, но Софико поправилась и расцвела той женской красотой, которая возможна, когда рядом любящий человек и в доме присутствует семейный финансовый достаток. А любовь… Любовь, конечно, была, как говориться – стерпится-слюбится.
Однажды молодая пара, взявшись за руки, прогуливалась в городском парке. В тенистом пруду парка плавали грациозные лебеди. Отдыхающие горожане катали на весельных лодках своих дам, укрытых от солнца кружевными зонтиками или пили ароматный кофе в уютных кофейнях. На лавочках под раскидистыми деревьями, проходили многочисленные шахматные турниры. Только на одной лавочке одиноко сидел седой сутулый человек в мундире государственного служащего. Именно его и заприметила Софико.
– Казимир, пойдем скорее, я познакомлю тебя с очень интересным человеком, – сказала она и повела супруга к скамейке.
Почмейстер Арсений Николаевич Ягодин за прошедшее время сильно изменился, болезненный цвет лица говорил, что со здоровьем у начальника почты серьезные проблемы.
Он очень обрадовался, увидев старую знакомую. Мужчины долго и обстоятельно беседовали на тему государственной политики, возможной войны с турками, затем все зашли в кафе и просидели там до вечера. Почтмейстер на прощание записал новый адрес молодых и побещал прислать им приятный сюрприз.
На следующий день почтовый служащий-подросток, принес в дом Крулевских пакет. Казимир находился на работе и женщина, дав парнишке мелкую монету, с нетерпением вскрыла посылку. В ней лежали наброски и портреты с изображением счастливой Софико, выполненные рукой покойного Андре Моро, а так же лист с шестью марками с изображением проклятого Левиафана. Портреты были очень хороши, но настроение молодой женщины испортилось напрочь.
Все полетело в огонь, только вот лист с марками Софико, одев предварительно перчатки и взяв двумя пальчиками, спрятала за образ Георгия Победоносца, перед этим аккуратно вырезав одну.
Женщина пошла в лавку и купила одну почтовую открытку и пару государственных марок. Через несколько дней она уже знала нужный ей адрес. Наклеив на открытку клочок бумаги с изображением Левиафана, а затем сверху пару государственных марок, она написала все, что было у нее в тот момент на душе, и без промедления отнесла открытку на почту.
В тот же вечер Казимир пришел домой с радостной вестью – руководство компании решило перевести его на работу в Москву.
На сборы ушла неделя.
Карета с пожитками семьи Крулевских ехала по узким улочкам города Т в сторону железнодорожного вокзала. Навстречу им медленно двигалась похоронная процессия.
– Ох, не к добру это, – тихо произнесла Софико, – Не будет нам счастья на новом месте и потрогала свой живот, ребеночек уже давал о себе знать.
– Кого хоронят? – высунувшись из кареты, спросил Казимир, и через пару минут, повернувшись к жене, пояснил:
– Какая-то девушка по имени Зельда. Умерла, говорят, совсем молодая еще. Ты ее часом не знала?
Софико ничего не ответила, а про себя подумала: «Если родится девочка, я передам ей и зелье и магическое заклинание».
