История – это то, что было, а не то, чего бы хотелось.
Слава Украине! Героям слава?
Легендарная реконструкция украинского исторического урагана
– Что ты делаешь, Степан?
Нельзя в союзе с фашистом победить сталинца!
Симон говорил, что у нас должны быть чистые руки. Бейлихо, ты погубишь доверившихся тебе людей, а значит, погубишь и дело!
На долгие годы погубишь!
– Как Кремль с нами – так и мы с Кремлем. Там, где нет закона – нет и преступления. Если они забирают чужие жизни – пусть будут готовы отдать свои.
– Если среди людей есть верные сталинцы, это не значит, что таким же негодяем должен быть и ты.
– Я не негодяй. Просто я не могу иначе. Будь они оба прокляты.
За несколько месяцев до убийства весной 1959 года Степан Бандера писал в своей работе, посвященной тридцатилетию образования ОУН: “Среди страшной круговерти Второй мировой войны Украина своей позицией и борьбой показала, что в любой ситуации не будет пассивным объектом и чьей-либо колонией, но всегда будет бороться за свою независимость. Это прежде всего засвидетельствовала борьба на два фронта – одновременно против гитлеризма и большевизма. Эту борьбу организовала, направляла и несла Организация Украинских Националистов. Самым сильным проявлением этой борьбы стали действия Украинской Повстанческой Армии во время войны и первых послевоенных лет"
Московский автор просто, ясно, доказательно и лаконично рассказывает о сложной истории разделенных в конце XVII века более, чем на два столетия, Западной и Восточной Украинах, о появлении и распространении национально-освободительного движения в XIX веке на обеих сторонах Днепра, о революции и гражданской войне 1918–1921 годов на Украине, о том времени, которое в советской историографии было принято называть Петлюровщиной, о противостоянии Главного атамана Директории УНР Симона Петлюры и председателя Генерального секретариата Центральной Рады Владимира Винниченко, ничем хорошим для их родины не закончившимся, о Польше 20-х и 30-х годов XX века во главе с “начальником государства” Юзефом Пилсудским.
Учеба Степана Бандеры в Стрыйской гимназии, а затем во львовской Высшей Политехнической школе, его самообразование и семейные традиции, контакты с Украинской Военной Организацией и совсем раннее участие в революционном движении закончились в 1929 году его вступлением в только что созданную Организацию Украинских Националистов. В книге подробно и ясно описано рождение и развитие украинского национализма, политические убийства ОУН польских и сталинских одиозных чиновников, поведение оуновцев на судах и в тюрьмах, в результате чего численность националистов увеличилась в десять раз и стала чрезвычайно эффективной. Противодействие ОУН сталинскому Голодомору в Советском Союзе сделали это ужасное и скрываемое властями преступление известным во всем мире, а пилсудскую “санацию и пацификацию” повернули против навсегда шляхетской Польши. Двухнедельную кровавую точку в безнадежно тупоумной политике пилсудской Варшавы в сентябре 1939 года поставил довольный и почти неостановимый гитлеровский Берлин, которому выдержанно подмигнула безжалостная сталинская Москва.
Новый тяжелейший этап истории Организации Украинских Националистов начался взрывом ее создателя сталинскими агентами и войной с гитлеровской Германией, успешно покорявшей Европу. За провозглашение 30 июня 1941 года во Львове Акта независимости Украины фашисты объявили ОУН вне закона, убили несколько тысяч ее членов, а самого Бандеру посадили в концентрационный лагерь Заксенхаузен. После этого почти разгрома ОУН смогла продолжить борьбу за свободу родины совсем не так, как планировала и могла. Борьба на два фронта с могущественными врагами нанесла колоссальный урон ОУН.
В книге подробно рассказано о созданной ОУН Украинской Повстанческой Армии, ее борьбе с гитлеровцами, а затем со сталинцами. Подробно и ужасно описано противостояние служб безопасности ОУН и специальных команд НКВД СССР, которое даже из исторического далека плохо видно из-за огромных пролитых кровавых потоков, которые лились по Украине более десяти лет. Не забыта и провокаторская деятельность польской Армии Крайовой, вызвавшая не только Волынскую резню, но и страшный разгром Варшавского восстания и полуспокойный уход вермахта от Вислы и Днепра под ударами Советской Армии.
Подробно рассказывается о послевоенной деятельности Степана Бандеры и его ОУН после Великой Отечественной войны, о так называемой “оппозиции” Льва Ребета, о попытках уничтожения руководителя Организации Украинских Националистов за обоснование распада и развала Советского Союза еще до конца XX века, что вызвало бешеную ярость верных сталинцев.
“Таскал волк овец, – потащили и волка”, повторял украинскую пословицу Степан Бандера, хладнокровно убитый за это в подъезде мюнхенского дома верными сталинцами, которых и самих потащили на суд истории. Степан Бандера хорошо знал слова великого политика Уинстона Черчилля, сказанные им после глубокого раздумья: “Нет ничего хуже, чем терпеть несправедливость и насилие из-за страха войны. Если вы не способны защитить свои права от посягательств агрессора, его требованиям и оскорблениям не будет конца. Война – это ужасно, но рабство еще хуже”. Ни войны и ни рабства не должно быть в истории Украины. Беларуси и России.
“От негасимых жарких очагов несло тошнотворным пеклом. Иван IV Ужасный
заботливо поправил жесткую подушку под головой у очередного невинно казнимого, мучавшегося на огромной, медленно раскалявшейся сковородке, и с удовольствием подумал, что эти круглые жаровни, специально придуманные им для любимых неспешных казней, надо делать побольше. Вон, окольничий не вмещается, пришлось ему ноги перебивать, чтобы положить на сковороду как положено в необъявленном приговоре.
Самовластный сегодня отделал довольно безвинных людей, из тех, кого он лично ненавидел, потому что они были умнее и честнее его. Теперь можно ложиться спать. Эй, холопы, вечернее питье мне.
Опричная сволочь уже несла своему доброму государю кубок еще теплой, почему-то дымящейся крови, только что нацеженной у казнимого. Царство самодержавного упыря, по своему образу и подобию клепавшего нескончаемых упырят и упыренков, кормившихся только людскими страданиями, отлажено функционировало в этой ужасной середине XVI века, мерно и бессмысленно стучало и тикало, как высокие позолоченные куранты, которые еще не знали, что внутри у них все перетерлось и проржавело, и они вот-вот рухнут от огромного количества налипшей на них человеческой крови.
Ну вот, теперь хорошо. Теперь спать. Ужасный отбросил опустивший кубок, привычно пойманный постоянно-временным холуем, и вдруг вздрогнул. Сегодня он совсем не куражился над верой, и это было нехорошо. Иван потянулся за Святым Письмом, попробовал его взять липкими от крови пальцами, не удержал и уронил на александровский пол. Первая книга глухо ударилась о слободские половицы и сама открылась на какой-то не раз читанной прежним владельцем странице. Ужасный с непонятно откуда появившейся натугой поднял Письмо, и его постоянно опухшие от злобы и жадности глаза сами наткнулись на четкие строки: “Сказано – не убивай, кто же убьет, подлежит страшному суду”.
Иван побледнел. Он давно уже был мистиком и поэтому подумал, что эти слова говорят о конце не только его и его династии, но и о страшной, неотвратимой и по его вине приближающейся Смуте. Впрочем, Смута его не интересовала. Вурдалаков волнует только то, что касается их личной свободы, которую они привычно объявляют всеобщим и универсальным авторитетом. Ужасный попытался об этом подумать, но у него как всегда ничего не вышло. Тот, кто убивает, думать не может. На всякий случай Иван решил подняться и отделать еще троих невиновных, чтобы количество убитых в этот день совпало с числом его бесконечных самодержавных титулов. Мысль была хороша. Ужасный сразу успокоился и пошел доотделывать. Вот как славно, а то вечер чуть не пропал даром!”
Степан Бандера с трудом оторвал глаза от рукописи и долго яростно молчал. Вот откуда пошло это невменяемое самодержавие. Значит, дело не в форме правления и династии, а в том, кто сидит на этом высоком кресле, услужливо называемым троном. От слова “тронуться”, наверно. Приходит правитель, в России, в Польше, на Луне, и начинает убивать, обязательно безнаказанно, своих подданных, при этом мерзко заявляя, что у него на это есть непонятно откуда взятое высшее право. Таких государей быть не должно, но именно таких и много. Степан подумал, что история давно перечислила все способы недопущения подобной мрази к престолу. Он уже давно знал, что должен сделать так, чтобы взявшийся из чужой страны упырь на троне или трибуне не издевался над его соотечественниками. Степан только сначала хотел понять, как там все было после Богдана, и почему не получилось у Симона.
Лошади устали больше бойцов, которых поддерживала в седлах только надежда на скорый отдых. По херсонским степям из под всё ещё польского Львова-Лемберга медленно ползла в Крым сплошь перевязанная и совсем недлинная лента Первой Конной армии, сильно поредевшей в неудачную польскую компанию 1920 года. Мрачное, но совсем не безысходное настроение бойцов было хорошо видно на их смертельно усталых лицах, покрытых многодневной щетиной.
Вот, наконец, и лес, на опушке которого на привале можно развести костры, помыться, поесть горячей еды, привести в живое состояние едва передвигавших ноги боевых коней. Будёновцы оживились, и по рядам прокатилась рябь шуток и коротких смешков.
Вдруг резко зашумел совсем близко стоявший лес, из которого быстро выходили и выстраивались для атаки конные сотни не по форме одетых всадников. Несмотря на лесной сюрприз, опытные красные кавалеристы, конечно, успели развернуться для встречного боя. Через минуту две конные лавы с гиканьем и свистом влетели друг в друга, перемешав так и не успевшие начать стрельбу тачанки. Первую Конную армию перед уже совсем близким Крымским полуостровом с размаху встречала Повстанческая дивизия атамана Лютого-Гонты. Страшная рукопашная схватка-резня тысяч и тысяч всадников разразилась на насквозь пропеченной солнцем херсонской земле.
Буденовцы в яростном бою на лесной херсонской опушке сумели отбиться от не поддержанных соседними атаманами сотен Лютого, отдохнули, поучаствовали в разгроме группировки белого генерала Врангеля в Крыму, а потом и в боях на внутренних фронтах необъятной родины. С атаманами зеленых было покончено вскоре после победы над армией Украинской Народной Республики во главе с Директорией Симона Петлюры.
Заросшие густым лесом и похожие на ущелье глубокие и широкие овраги-балки тянулись по украинской земле от Днепра чуть не до самых Карпат. Почти непроходимые от разросшихся куп деревьев яры были украшены громадными раскидистыми дубами, ясенями, грабами, березами и столетними липами, из которых веками делались великолепные многометровые казацкие чайки, бравшие на борт десятки чубатых бойцов. Сотни холодных и прозрачных родников, речушек, речек с чистейшей водой давным-давно дали название обширному Холодному Яру, ставшему в 1918 году партизанским и повстанческим центром Украины. Сюда собирались тысячи и тысячи селян, измученных мародерством, грабежами, хаосом и анархией мировой и гражданской войн и революции, катившейся из конца в конец вдруг умершей Российской империи. Из Холодного Яра раз за разом вылетали в далекие и близкие рейды конные сотни селян, за долгие военные годы прекрасно научившихся владеть не только огнестрельным, но и холодным оружием, которые возвращались назад с успехом или израненные, лечились и отдыхали, набирались сил перед новыми боями. Во главе повстанческих отрядов стояли атаманы Пугач, Заболотный, Орлик, Блакитный, Яблочко, Загородний, Клепач, знаменитый Зеленый, давшие название всему партизанскому движению, Лютый-Гонта и десятки других.
Иван Макарович Лютый-Гонта, родившийся на Черкасщине в селе Толмачи, окончил омскую школу прапорщиков и участвовал в боях Мировой войны, ещё не знавшей, что она Первая, потому что не последняя. В 1918 году, уже в гражданскую войну, украинская Директория назначила его командиром 23-го Черкасского куреня, с которым Гонта воевал в составе Запорожской дивизии, был ранен, заболел тифом и попал в госпиталь Умани, которую в тот момент захватили большевики.
Больной и худой как тень Лютый чудом сумел бежать от расстрела, пробрался на родину и возглавил партизанский отряд, быстро набравший семьсот сабель. Повстанцы во главе с боевым офицером совершали антибольшевистские и антибелогвардейские рейды не только по Черкасской, но и по Елисаветградской и Херсонской областям-губерниям, везде воюя с красными и деникинцами.
Белогвардейцев скоро не стало, и большевики для борьбы с отрядом Лютого смогли отправить полностью укомплектованную дивизию. В селе Мокрая Каличарка политические комиссары со штыками наперевес согнали на выгон все её мужское население, которое назвали сообщниками повстанцев, и с удовольствием расстреляли каждого десятого жителя – 17 украинцев и 5 евреев, привычно применив на практике свой любимый людоедский принцип коллективной ответственности невиновных за якобы виновных.
Вернувшийся ночью из рейда отряд Лютого быстро выяснил расположение и количество красных. На рассвете хлопцы тихонько сняли их боевое охранение и дотла разнесли карательную дивизию, не успевшую насладиться безнаказанностью за убийство беззащитных людей: «Мало кому из красноармейцев, многие из которых убегали в белье, а некоторые со своими девками, посчастливилось спасти свою жизнь”.
Атаман-офицер Лютый несколько раз пытался собрать партизанские и повстанческие отряды в единый кулак-фронт, чтобы атаковать большевиков вместе с петлюровцами, но многочисленные атаманы с бесконечными амбициями не хотели объединяться не с собой во главе, при этом зная, что вскоре их разобьют поодиночке, и не делая исключения из народной пословицы: «Где два украинца – там три гетмана». Лютый боролся с большевиками сколько мог, сумел уйти в эмиграцию и записал там свои воспоминания, с боями дошедшие до нашего времени.
Степан Бандера расстроено закрыл толстую тетрадь. Солнечное летнее утро уже вовсю било в окно общежития, и не выспавшемуся студенту Львовской Политехнической школы пора было уходить на занятия. Степан спрятал тетрадь в самодельный тайник и с переполненной прочитанным головой побежал на лекции, одновременно сумбурно записывая в мозгу на вечер, что национализм может стать не только причиной подъёма и взлета народа, но и привести к гибели державы, её деградации, к слезам и крови сотен тысяч ни в чем не повинных людей, просто живущих выбранной ими жизнью:
«Третий закон Ньютона говорит, что сила действия равно противодействию. Пилсудчики не достойны управлять не только чужой Западной Украиной, но и своей Великой Польшей, потому что с трудом думают только о своей выгоде, а не о долге перед гражданами страны. Надо абсолютно беспощадно защищаться от беззакония, лжи и бесчестия оккупантов, но националистическое движение обречено, если в него не вовлечен народ. Если люди долго ждут кары своим палачам, они накапливают зло и взрываются убийственным мятежом, засасывающим в смерть и правых и виноватых. Значит, все зависит от участвующих в революции людей?
Необразованный и невежественный народ – лучший материал для оккупационного порабощения. Образовать его чужие власти не дадут никогда, да и свои к этому совсем не стремятся. Император Николай I с удовольствием повторял: «В России при мне царит полная свобода, ибо каждый верноподданный может думать, что хочет. Лишь бы не болтал». Вслед за ним разговорился и первый канцлер объединенной Германии Отто Бисмарк: «Каждый немец по закону имеет право болтать всё, что придёт ему в голову, но пусть он только попробует это сделать!»
Интересно, какое будущее ждет эти две страны? Очевидно, это зависит от того, будут ли ими руководить достойные вожди, воплощающие в себе энергию нации. Да кто же подпустит умных и талантливых руководителей к высшей государственной власти в странах, где так относятся к свободе слова! Когда речь идет о таланте, особенно политическом, злоба и зависть властных бездарей никогда не соблюдает правил приличия и умеряют свое бешенство, только до конца насладившись своей низостью.
Националистическое движение обречено, даже если в него вовлечен невежественный народ, предпочитающий свои местечковые интересы теоретическому счастью для всех? А образованный народ вообще захочет подниматься на убийственную революцию? Ладно, хватит теорий, им до практики как до Луны. Как там Александр Олесь писал об украинском 1917 годе:
“Усi за меч! На бiй кривавий
За край, за волю, за своє!
Наш ворог, хижий i лукавий
Вже кров по наших селах ллє.
Руйнує, нищить i грабує
Ордою диких розбишак,
Борцiв разстрiлює, катує,
Скидає в яму як собак.
За меч! За меч! Нехай поляжем…
На те настали скрiзь жнива!
Але і смертiю ми скажем,
Що Україна ще жива!”
Степан Бандера родился в праздничное 1 января 1909 года в Старом Угринове Калишского повета Станиславского воеводства, входившего до ноября 1918 года, как и вся восточная украинская Галичина и Волынь, в состав Австро-Венгерской империи. Его отец Андрей Бандера (1882–1941) служил греко-католическим, униатским священником в селах Стрыйской округи, дед Михаил, женившийся на Розалии Белецкой, служил там же пономарем.
Мать Степана, Мирослава, была дочерью униатского священника из Угринова Владимира Глодзинского, женатого на Екатерине Кушлик. Со стороны матери в роду Степана было много общественных и гражданских деятелей, организаторов сельских хозяйственных обществ, известных экономистов, депутатов парламента в столичной Вене.
Андрей Бандера происходил из семьи сельских священников, совершенно не интересовавшихся политикой, но, возможно, под влиянием жены, изменил родовую традицию. Он беспокоился о благополучии своих прихожан. Когда во время большого пожара у трехсот местных жителей сгорели хаты, отец Андрей сумел получить для них помощь, что было совсем не просто. Он пользовался уважением во всей округе, которое затем подтвердил и своей гибелью, горячо воспринимал все происходившее на Западной Украине в начале XX века. Отец Андрей за свои резкие комментарии оккупационной политики польских властей попал под негласный надзор полиции, а в народе его стали называть “революционером в рясе”.
Свадьба Андрея Бандеры и Мирославы Глодзинской произошла в 1906 году, и в их счастливом, но не очень продолжительном браке родились дети Марта, Степан, Александр, Володимира, Василий, Оксана и Богдан. Все братья Степана во главе с отцом погибли в фашистских концентрационных лагерях, тюрьмах НКВД, младший во время охоты на него гестапо пропал без вести, а сестры ни за что отсидели почти всю жизнь в лагерях НКВД СССР. “Революционер в рясе” заплатил за свои убеждения почти всем своим родом.
Детство Степана Бандеры орудийными залпами прервала Первая мировая война, за которой без перерыва последовали почти незаметная революция и ужасающая гражданская война, четыре раза протащившие свои фронты через мирный и спокойный Угринов. Школа в местечке, конечно, закрылась, и детей Андрея и Мирославы Бандер учили домашние учительницы. Немного позже, уже во время учебы в одной из уцелевших под польской оккупацией украинских классических гимназий, юный Степан смог разобраться, что же происходило с его родиной после Революции середины XVII столетия.
К 1657 году почти половина населения украинской Гетманщины, около миллиона человек, стали свободными казаками. Любой селянин или мещанин, способный нести военную службу, мог записаться в один из шестнадцати казацких полков, из земель которых состояла автономная Украина в составе Московского царства, и получить право землевладения, освобождение от налогов и право выбора в казацкую старшину, даже самую высокую.
Прогнав польскую шляхту, все посполитые отвоевали личную свободу, возможность распоряжаться своим имуществом и жить в любом месте Гетманщины. Большая часть возвращенных от польских магнатов и королят земель Украинская революция передала сельским поселениям, которые платили за нее налоги в войсковую казну. Половина земель принадлежала селянам, треть казакам и одна пятая украинской церкви.
Автономная часть Восточной Украины в составе Московского царства могла достаточно спокойно строить свою государственную жизнь, но все пошло совсем не так, как хотела это сделать Украинская революция. К 1680 году ее победы и достижения были фактически сведены к нулю неспособностью сказавшихся у власти старшин объединиться для достижения народного блага. Многообещающая возможность политического самоопределения была утрачена на века.
Десятилетняя война со шляхетской Польшей за свободу и само право на существование украинского народа, положив в сырую землю героев Богдана Великого, породила новую казацкую политическую элиту, которая совсем не была однородной. Реальная власть в Гетманщине сосредоточилась в руках трех старшинских группировок – бывших реестровиков, начинавших с Богданом Хмельницким Украинскую революцию 1648–1657 годов; показачившихся шляхтичей, присоединившихся к первому и последнему великому гетману в ее ходе; и бывших простых казаков, селян и мещан, ставших командирами войска.
Пока был жив Богдан Великий, он сглаживал противоречия между старшиной и казачеством, но после его ранней гибели от нервного переутомления, амбиции новых генеральных старшин и полковников, желавших захватить лично себе и гетманскую булаву и богатства Украины, сорвались с хмельницкой цепи. «Новые старшины» ринулись умножать и прибавлять свои земли, богатство, а значит и влияние за счет всего населения Гетманщины, быстро расколов его на многочисленных полковников, сотников и множество родовых казаков и селян – посполитых.
Избранный с помощью собственных интриг гетманом многоликий генеральный войсковой писарь Иван Выговский попытался вернуть Восточную Украину в состав Речи Посполитой на выгодных для себя лично условиях, и против этого безумного плана тут же восстали казаки во главе с полтавским полковником Мартином Пушкаренко и запорожцы с кошевым Яковом Барабашом. Гетманский авторитет и возможности войсковой казны были очень велики, и дело кончилось тем, что летом 1658 года две казацкие армии совсем недавних братьев по оружию сошлись в смертельной гибельной битве, чтобы загнать народную силу и славу в гроб совершенно никому не нужных Выговских амбиций. В сражении в родной украинский чернозем лег Мартин Пушкаренко и пятнадцать тысяч казаков и запорожцев. В течение двух лет Иван Выговский во главе денег и наемников убил лучшую в Восточной Европе армию, с колоссальными трудами созданную Богданом Великим, уложив в землю пятьдесят тысяч закаленных бесконечными битвами казацких бойцов, и не будет за это ему прощения во веки веков ни на этом, ни на том свете.
От все сокрушающего войска Богдана Великого остались одни израненные обломки, и теперь государственные соседи могли делать с безоружной Гетманщиной все, что хотели, радуясь, что так не сбылась мечта великого гетмана, не раз говорившего, что только стотысячная казацкая армия может собрать в единое целое все украинские этнические земли.
Из бездарного союза Выговского с польскими королями, само собой ничего не вышло, ибо магнаты Польской Короны никогда не выполняли обещанного. Под напором героя Украинской революции Ивана Богуна и его совсем немногочисленных соратников в октябре 1659 года убийственный Выговский с трудом отказался от бирюзовой булавы и страусиных перьев на гетманской шапке, и бежал в Польшу, где совсем скоро был расстрелян шляхтой за то, что не успел до конца разрушить все то, что построил Богдан Хмельницкий.
Десяток следующих украинских гетманов – Ю.Хмельницкий, которого народ сразу же заслуженно переименовал в Хмельниченко, чтобы историки не спутали его с великим отцом, П. Тетеря, И. Брюховецкий, П.Дорошенко, Д.Многогрешный, И.Самойлович, и их многочисленное окружение активно удовлетворяли свои личные амбиции и потребности за счет всего украинского народа и достижений его революции. С не очень понятным удовольствием доносили они друг на друга в Москву, раз за разом, отдавая в угоду своим никчемным интересам автономные права Восточной Украины, которые у них Кремль совсем не вымогал никаким выкручиванием бывших казацких рук, а только дивился, с какой легкостью рушится прежнее величие Гетманщины, добытое потом и кровью Богдана Великого и его героев.
В результате действий украинских гетманов, активно поддержанных соседними государствами, после ужасающей и совсем не обязательной Руины, к 1696 году совсем недавно великолепная гордая и умная республика была разделена на московскую левобережную и польскую правобережную Украину и это был конец удивительной государственности, совсем не взволновавший ее новый правящий слой. Причем тут украинский народ и его держава, если я хочу удовлетворить свои бесчисленные частные желания, а после меня – хоть потоп!
К концу ХVII столетия новая гетманская старшина за счет автономии державы успешно приватизировала свои прежде выборные посты, само собой, вытеснив из своих нестойко-монолитных рядов еще оставшихся в живых войсковых командиров из простых казаков, удалив все Войско Запорожское от принятия и утверждения не только стратегических, но и тактических решений. Погибших смелых, решительных и умных героев Украинской революции середины ХVII века в начале следующего столетия сменили лицемерные прагматики-демагоги, беспокоящиеся сосем не об отчизне и народе, но только о своих землях, доходах, выгодах и больше всего боящиеся потерять свое псевдо привилегированное положение удельного наместника под сапогом далекого хозяина.
Последний гвоздь в гроб украинской автономии в составе Московского царства вполне осознанно вбил гетман Иван Мазепа, забыв, что предавать нельзя никогда, даже ради самых высоких целей, и не сумев понять гениального Петра Великого, сменившего в конце ХVII века, наконец, в Кремле своих боярских брата, отца и деда.
Иван Мазепа стал гетман в 1687 году на войсковой раде под Коломаком. К тому времени почти бывшая казацкая республика Гетманщина уже занимала только треть территории державы Богдана Великого. Московские власти, видя, что творили со своей автономией украинские гетманы и их окружение, решили, наконец, ввести на Днепре прямое правление Кремля.
Православный шляхтич из Белой Церкви Иван Мазепа, как и Богдан Хмельницкий, получил великолепное образование в коллегии ордена иезуитов Игнатия Лойолы. Попав на службу к королю Польши, он набрался при дворе опыта политических интриг, в одной из которых, кажется, проиграл, и совершенно случайно и вынужденно попал на службу к левобережному гетману Ивану Самойловичу.
В 1687 году отличное образование, иезуитская школа, опыт политических интриг, дипломатический талант, обаяние, привлекавшее к нему людей, и, конечно, обязательная колоссальная взятка фавориту правительницы Московского царства Софье – Василию Голицыну, принесли пятидесятилетнему Ивану Мазепе булаву урезанной донельзя Гетманщины.
Часто ездивший в Москву гетман стал почти другом двадцатилетнего Петра Первого, сумевшего в жестком противостоянии 1689 года с сестрой взять единодержавную власть в раздрызганном до уже не раз отодвинутого упора Московском царстве. Царь и гетман много беседовали, и современники писали, что «Петр скорее не поверит ангелу, чем Мазепе». Украинский гетман совершил с Петром более десяти военных походов, получив из его рук второй по счету орден Андрея Первозванного и стал доверительным лицом царя в польских, турецких, крымских и, конечно, украинских делах. Петр Первый прекрасно знал, что такое казацкие слава и честь, и то, что среди казаков предателей не бывает.
В разгар русско-шведской Северной войны за Балтийское море фастовский полковник Семен Палий поднял антипольское восстание на Правобережной Украине и упорно держался в Белой Церкви, раз за разом отбиваясь от атак королевских хоругвей, выполнявших уже, похоже, сотое постановление сейма об уничтожении казачества. Поскольку у короля Речи Посполитой были традиционные вековые проблемы со стратегическим планированием военных операций, шведская армия короля Карла XII в 1702 году легко взяла оставшиеся без сильного боевого охранения Варшаву и Краков. Под ее напором, оставшиеся еще в строю польские вооруженные отряды откатывались на украинские Галичину и Волынь, дав им невразумительное название Малой Польши.
Иван Мазепа, конечно, грамотно использовал сложившуюся военно-политическую ситуацию в Речи Посполитой. Пятидесятитысячная казацко-наемная армия Гетманщины заняла бывшие под Польшей Киевщину и Волынь, объединив, наконец, под мазепинской булавой оба берега Днепра. Гетман-аристократ Иван Мазепа не захотел объединяться с народным героем-демократом Семеном Палием и совершил стратегическую ошибку, которая изменила его судьбу.
Мазепа грязным обманом, совершенно четко и недвусмысленно опозорившем его на всю Украину, захватил Палия, тут же отправил не него лживый поклеп слепо доверявшему казацкому гетману Петру, после чего сослал героя в Сибирь, навсегда оттолкнув от себя рядовое казачество подлостью и лицемерием. Иван Мазепа, совсем не веривший, как Богдан Великий, в украинский народ, за четыре года до Полтавской битвы сделал очень много для того, чтобы проиграть в ней остатки автономии Украины. Эмоции и амбиции при принятии стратегических решений всегда мешали правителям удерживать государственную власть. На эмоционального и амбициозного семидесятилетнего гетмана, окруженного уже не героя казаками, а наемными сердюками, неотвратимо накатывался 1708 год.
Русская армия запланировано откатывалась из Беларуси под мощным шведским навалом. Казалось, молодое детище Петра было обречено на полный и окончательный разгром. Иван Мазепа эмоционально сделал ложные выводы о поражении Москвы в войне с сильнейшим шведским королевством и решил заранее сменить государственного покровителя для Гетманщины, не спросив мнения казачества, и это была его вторая и последняя стратегическая ошибка.
Переговоры гетмана Мазепы и короля Карла XII шли в течение 1706 и 1707 годов и закончились подписанием тайного договора, по которому никакой политик Карл XII обещал Гетманщине все то, что не мог обеспечить никогда, само собой, взамен казацкой помощи для войны с отчаянным Петром.