bannerbannerbanner
Колумбарий

Александр Подольский
Колумбарий

Полная версия

Подколодные

Змея лежала прямо у входа в теплицу. По-хозяйски грелась на солнышке и не обращала никакого внимания на подошедшего деда Славу. Тот потопал по траве, грохнул лопатой по каменной ступеньке, но ползучая гадина никак не отреагировала. Только показала шустрый язычок.

– Совсем обнаглели.

Это был уж – с полметра длиной, с привычными желтыми отметинами на голове. Пятый за неделю – и опять у теплицы. Можно было решить, что это один и тот же, если бы дед Слава не скидывал их в ведро и не относил в лесок за железной дорогой.

Змей дед Слава не любил. Особенно на своем участке.

Весна в этом году пришла рано: уже к началу апреля солнце грело по-настоящему, а не работало вполсилы. На деревьях набухали почки; сбросив снег, распрямлялись кустарники. Всюду галдели птицы, звенела капель. Природа выбиралась из кокона матушки-зимы, а вместе с ней просыпались змеи.

– Откуда вы лезете, а?

Дед Слава привычным движением сгреб незваного гостя в ведро и зашагал в сторону дома. На веранде суетилась Нинка, громыхая большими кастрюлями для засолки и прочим законсервированным с осени добром. Оно и сейчас ей не требовалось, но после семидесяти с головой у нее стало совсем худо. Много чудила, забывала самые простые вещи. Измученная хроническими болячками, мало спала и мало двигалась. Этакая барабашка в отставке: сил давно не осталось, но пошуметь в доме по старой памяти надо обязательно.

Дед Слава любил ее, хотя с каждым годом с ней становилось труднее. Но куда деваться? Жена все-таки, больше полувека рука об руку. Да и он сам, если разобраться, потихоньку превращался в такого же странного старичка.

Уж в ведре лениво сворачивался спиралью, заранее принимая свою участь. Дед Слава обогнул дом со стороны сарая и вышел к калитке. Из будки выскочил Полкан, но, поняв, что хозяин без гостинца, тут же залез обратно.

По пути к железной дороге дед Слава думал о приметах. Если встретишь бабку с пустым ведром – это не к добру. А что насчет старика со змеей? Причем уже который раз…

– Змеиный дед! – донеслось сзади.

Дед Слава улыбнулся. Так его встречали мальчишки, приезжавшие сюда на выходные и каникулы. Без компьютеров и Интернета в этой глуши им было скучно, вот и бегали они по деревне в поисках развлечений. И старик, который постоянно таскал змей в ведре, наверное, казался им кем-то вроде лешего.

Он повернулся, резко махнул ведром в сторону мальчишек, и те с радостным визгом бросились наутек. Дед Слава поглядел им вслед и зашагал дальше.

Почти все его знакомые давно умерли, а с новыми соседями отношения не сложились. Кому нужны два доживающих свой век старика? Здравствуйте, до свидания, и на том все. Их не то чтобы сторонились, но и на контакт особо не шли. Это раньше можно было в любой момент подойти к соседской калитке, окликнуть хозяина, поболтать ни о чем. Теперь же всюду высились высокие сплошные заборы, как в какой-нибудь тюрьме. Времена другие, у всех своя жизнь, свои проблемы. Чужих не надо.

Конечно, никто не мешал выпустить ужа и поближе, но, во-первых, тогда бы тот наверняка приполз обратно, а во-вторых, деду Славе были в радость эти прогулки. После выхода на пенсию он не мог найти себе места. Вставал в семь утра, как раньше, и просто бродил по участку. Да, дела в деревне всегда найдутся: забор поправить, землю вскопать, собрать в кучу листья и сжечь их к чертовой матери. Но это не то.

Вместе с работой ушло ощущение, что он кому-то нужен. Никто больше не просил выручить и выйти вместо него на смену. Никто не приезжал в гости пообедать, когда оказывался неподалеку. Никто не советовался, не интересовался его мнением, не делился сплетнями. Буквально через пару месяцев дед Слава окончательно понял, что для всех сослуживцев перестал существовать. Словно вместе с ключами от родного грузовика оставил в диспетчерской табличку «Не беспокоить».

Звонить самому гордость не позволяла, вот и проверял он старенький мобильник каждые полчаса: а вдруг Валентиныч опять ушел в запой и срочно нужен человек на знакомую технику? Первое время его изредка дергали, он с радостью бежал на работу и соглашался на мизерную оплату, снова чувствуя себя членом коллектива, но после полной смены, едва шевеля ногами, приползал домой и сразу падал спать. Все-таки возраст брал свое.

Но работа наполняла жизнь хоть каким-то смыслом. Нинка могла целыми днями смотреть свой телевизор, а вот дед Слава на стену лез от скуки. Мастерил в погребе ящики под картошку, потихоньку обновлял баню, гонял ворон, разорявших кормушки для синичек, – и все равно часами не знал, куда себя деть.

Ему не хватало обычного человеческого общения, шуток с мужиками в курилке. А вот Нинки, наоборот, стало слишком много. И если раньше ее заскоки так в глаза не бросались – все же он каждый день пропадал на работе – то теперь приходилось наблюдать их круглосуточно.

Нашествие змей внесло в распорядок дня деда Славы неожиданное разнообразие.

Помимо загорающих у теплицы ужей, были и другие. То и дело в траве мелькали темные хвосты, на дорожке к туалету лежала сброшенная кожа, а у декоративного пруда больше не квакали лягушки – всех сожрали. Нинка на днях пожаловалась, что видела гадюку прямо в доме, под кухонным столом. После этого спать она стала еще хуже.

Дед Слава перебрался через небольшую канаву по самодельному мосту и застыл между железнодорожных путей. От станции вдалеке прилетало призрачное эхо, над головой шумели провода. Тучи медленно пожирали солнце, ветер залезал под воротник плаща. Собирался дождь.

Лесополоса тянулась вдоль путей и прятала за собой пару садовых товариществ и коттеджных поселков. Дед Слава помнил эти места, когда никакого новостроя еще не было: только березовое море и большущий пруд с илистым дном, которое норовит тебя засосать. Теперь же всюду множились дачи и домики, а пруд превратился в болото с берегами из пустых бутылок и прочего мусора. Люди все здесь отравили.

Дед Слава вошел в лес, который еще не нарядился как полагается, но и по-зимнему костлявым уже не был. По выкорчеванному пню у тропинки медленно ползли два ужа, свиваясь в узел на рельефной коре.

– О, а вот и дружки твои.

Дед Слава вытряхнул ужа из ведра, и тот моментально исчез под корневищем. На земле рядом лежал мертвый мышонок – на него и нацелились две змеиные пасти. Судя по виду звереныша, его уже ели, но почему-то не переварили до конца и выплюнули. Сейчас это собирались исправить.

– Не подавитесь только, твари подколодные.

Дед Слава сплюнул себе под ноги и зашагал дальше в лес – там он оставил банки для сбора березового сока. Ближе к железной дороге пахло прогретой солнцем травой и сгнившими за зиму листьями, а вот из чащи, где до сих пор лежали сугробы, тянуло холодом.

Вдавив в землю чужой сигаретный окурок, дед Слава остановился на небольшой полянке. Это было то самое место, те самые банки, но то, что оказалось внутри… На зрение он не жаловался, в свои годы неплохо видел и без очков, только вот сейчас верить в увиденное отказывался.

Все до одной трехлитровые банки почти доверху были наполнены змеями. Десятки ужей переплетались друг с другом, жались к стеклу, ощупывали мир вокруг раздвоенными языками. И их шипение проникало прямиком в мозг, пробуждая давний кошмар.

Много лет назад, когда дед Слава был просто Славкой, они с друзьями любили гулять в Курьяновке – заброшенной деревне в пяти километрах от их собственной. Это было здорово: можно влезть в любой дом, поковыряться в чужих вещах и придумать страшные истории про хозяев, которые никогда не вернутся. Скрипучие полы и выбитые окна, оживающие в углах тени, вороны на обугленных крышах и стаи собак, рыщущие в округе, – такие места и пугали, и привлекали одновременно. В них тянуло, будто звало что-то из развалин. И дети не могли не откликнуться на этот зов.

Была в их компании и Нинка, озорная девчонка, которая с радостью поддерживала любые приключения. Обычно они не задерживались до темноты, но в тот день жуткий ливень не дал им двинуться назад вовремя. В качестве укрытия выбрали дом на окраине, травили байки и смотрели на струи дождя в сгустившихся сумерках. В такую погоду пришлось бы шагать по размытой дороге, не видя, куда наступаешь. То еще удовольствие. Мало того что промокнешь насквозь за минуту, так еще и навернуться проще простого. А с вывихнутой или сломанной ногой и к ночи до дома не доберешься.

Мальчишки пытались развести костер из обломков мебели, а любопытная Нинка ходила по дому и разглядывала узоры на облезлых обоях. Тогда-то доски под ней и треснули. Она ухнула вниз – в сырой мрак подвала, в царство паутины. Но жили там не только пауки.

Прибежав на крики, мальчишки увидели Нинку на ложе из змей. Весь пол был устлан ими, всюду извивалось и шипело. Это было самое настоящее гнездо.

Славка оцепенел от ужаса, глядя, как Нинка погружается в змеиное болото, как скользят по ней черные ленты, прячут ее от постороннего мира. Но страшнее всего был Нинкин крик. Ни до ни после Славка никогда не слышал, чтобы человек так вопил. Жутко и бесконечно долго.

Кое-как бледную и зареванную Нинку вытащили и отвели домой. Несколько дней она тряслась, не произнося ни звука, и родители увезли ее в город на лечение. Не сразу, но врачи вернули девочку к нормальной жизни, однако змеи навсегда поселились в ее голове, как черви в гнилом яблоке.

И рано или поздно они должны были выбраться на свободу вместе с заточенными в прошлом страхами.

Накормив Полкана, дед Слава зашел в дом и тяжело плюхнулся в кресло. Ноги ныли после целого дня в сапогах, в ушах гудело. Нахлынувшие воспоминания не сулили ничего хорошего.

Он провел несколько часов, гуляя по лесу и пытаясь понять, как такое могло произойти. Змеи были живыми: дед Слава потыкал палкой бесконечные темные переплетения и убедился в этом лично. Неужели гадины сами забрались в банки? Это звучало – и выглядело – очень странно, но других вариантов все равно не было.

 

Детвора вряд ли решилась бы так подшутить над Змеиным дедом. Его побаивались, да и собрать столько ужей – задача непростая. Нет, вариант с чьими-то проделками можно было не рассматривать. Просто этой весной что-то происходило со змеями. Уже сейчас их было слишком много – как никогда в предыдущие годы. И дед Слава чувствовал: все только начинается.

Дома было тихо, лишь на кухне урчал холодильник да в комнате Нинки привычно бормотал телевизор. Они давно жили порознь – в их возрасте так гораздо удобнее, никто никому не мешает. Правда, в последнее время и за обеденным столом практически не собирались, ведь Нинка могла целый день не вылезать из своей берлоги, активничая ночью. Барабашка и есть барабашка.

– Что смотришь? – спросил дед Слава, просунувшись в приоткрытую дверь.

В комнате жены пахло пылью, лекарствами и давно немытым телом. Лампы не горели, свет давал только выпуклый экран телевизора. Завернутую в одеяла старушку было толком не разглядеть, лишь стекла очков мерцали в темноте.

– Кино. Интересное очень, – сказала она. – Уже третий раз показывают.

На экране люди с топорами расчленяли гигантскую змею – похоже, анаконду. Разрубали ее плоть, лезли во внутренности и доставали оттуда маленьких детей. Или то, что от них осталось.

– Совсем ополоумела, старая?! Ты чего включила?!

Дед Слава подошел к телевизору и, не найдя нужной кнопки, выдернул шнур из розетки. Комната погрузилась во мрак. В звенящей тишине мерно тикали часы с кукушкой, а вот сердце деда Славы стучало все быстрее и быстрее. Ему стало тяжело дышать, он не мог повернуться к Нинке, только глядел на ее замершее отражение в большом настенном зеркале. Казалось, она даже не заметила, что экран погас.

– Наверное, четвертый раз тоже покажут. Про змей-то.

Змеи, змеи, змеи… Чертовы змеи были повсюду.

– Чтоб больше не включала дрянь эту, понятно тебе?!

Жена закивала, не сводя глаз с выключенного телевизора.

– А то насмотришься, и мерещится потом всякое.

Нинка заворочалась в одеялах, отвернулась к стене и стала водить пальцем по ковру. По ее сбивчивому дыханию было понятно: она хочет что-то сказать. То ли боится, то ли собирается с мыслями. Наконец она произнесла:

– Но они ведь правда шуршат под полом, Славушка. Из-за них я не сплю.

– Я тебе уже говорил, это просто мыши. Потравлю их, и все будет хорошо.

– Нет, Славушка. Мышей они давно съели.

Дед Слава вздохнул. Хотел в очередной раз выругаться, ударить кулаком в стену, закричать, да что толку? Нинка – когда-то бойкая и веселая Нинка – теперь обитала в своем мирке и с каждым днем становилась все дальше от реальности.

– Спи давай. Утро вечера мудренее. Завтра посмотрю, кто там тебя изводит.

Когда он устроился на диване, за стенкой вновь заработал телевизор. Сквозь неразборчивое бормотание до него иногда долетали тихие всхлипы. Нинкина ночная смена только начиналась.

Вдалеке загудел поезд, и в доме едва заметно задрожали стекла. Из-за соседства с железной дорогой это место никогда не оставалось в тишине надолго. Дед Слава вдруг представил, что ползущий сквозь ночь состав – это громадная змея, а пассажиры – проглоченные жертвы. Он покачал головой и натянул одеяло до самого носа. Нужно было поспать.

Но сон не принес облегчения, ведь этой ночью деду Славе снилось, как под домом ворочаются исполинские кольца.

Никаких следов змей в подвале он не нашел. Впрочем, как и мышей, что его удивило. Уж эти-то товарищи всегда были рядом – только успевай обновлять лотки с отравой. Но в последние дни дед Слава не слышал привычного шороха и писка, будто мыши дружно решили уйти к соседям.

Или их кто-то спугнул.

Дед Слава никогда не был специалистом по змеям, но жизнь с Нинкой вносила коррективы. Главное правило гласило: никакой ползучей живности на участке и тем более дома. Любая встреча даже с крохотным ужиком могла принести кучу неприятностей.

После того случая в Курьяновке Нинка полностью оправилась и даже не вспоминала о змеином подвале. По крайней мере, так всем казалось. Когда возмужавший Славка вернулся из армии, их детская дружба переросла в нечто большее, и вскоре молодые сыграли свадьбу. Жить остались здесь же – сперва под крылом родителей, а потом и в собственном доме. И хотя завести детей у них не получилось – у Нинки обнаружились проблемы по женской части, – на судьбу они не жаловались. Жили не лучше, но и не хуже других. Нормально жили.

Пока прошлое их не настигло.

Дед Слава не мог точно сказать, как давно это началось. Если раньше, завидев ужа или полоза, Нинка морщилась и старалась поскорее проскочить мимо, то потом стала замирать от ужаса. Превращалась в каменное изваяние и молилась, чтобы змеи уползли восвояси. Это могло продолжаться часами: однажды вечером дед Слава, не дождавшись жены, нашел ее на полпути к дому. Она стояла у старого колодца и смотрела прямо перед собой, словно загипнотизированная. По щекам катились слезы, губы подрагивали, а рядом в мутной луже медленно скручивалась полутораметровая гадюка.

С годами ситуация только ухудшалась. Пришли кошмары и крики посреди ночи. Нинку могли испугать переплетения проводов или садовый шланг. В старости голова и без того барахлит, а уж если она забита змеями…

Теперь Нинка видела их везде.

Он как мог оберегал ее: еще в юности затыкал рты местным, которые называли Нинку Королевой змей. Прозвище приклеилось намертво, тут уж ничего не попишешь, но при Нинке оно больше не звучало. Кто же тогда мог знать, что спустя десятилетия титул змеиной королевы будет наименьшей из проблем?

На привычном месте у теплицы никого не было, и дед Слава уже обрадовался, но потом уловил движение в бочке. Змеи плавали на поверхности воды, словно водоросли или обломанные ветки в пруду. Только живые и юркие.

– Да как вы… Откуда?..

Он огляделся. Нинка сегодня не выходила на улицу: закопалась в одеяла и телевизионную программу. Значит, этой картины она не видела. Хоть какая-то польза от ее затворничества.

Вылавливать гадин по одной было неудобно, поэтому дед Слава опрокинул бочку. На поверхности он заметил трех или четырех ужей, но внутри змей оказалось намного больше. Вместе с водой в траву хлынули бесчисленные чешуйчатые твари всех размеров: от маленьких, не крупнее червя, до длинных, едва ли не двухметровых. В раскисшей земле извивались темные кольца, по ногам сновали пятнистые жгуты. Зубастые пасти пробовали на прочность резиновые сапоги.

Дед Слава отшатнулся от змеиного месива, едва устояв на ногах. По спине тек холодный пот, дыхание перехватывало. А многоголовая темная масса медленно ползла к нему, заглушая ветер протяжным «с-с-с-с-с».

Он знал, что змеи обычно не нападают первыми. Они вообще предпочитают держаться подальше от людей, атакуя, только когда им угрожает опасность. Но эти… Они вели себя иначе, чересчур активно интересуясь человеком.

– Совсем ошалели? Намазано вам тут, что ли?! А ну, пошли вон!

В висках стучала кровь, внутри все кипело. Страх смешивался со злостью. Дед Слава взял в руки лопату и разрубил одну змею пополам. Он не хотел живодерствовать, потому и носил ужей в лес, но сейчас другого выхода не видел. Ползучих гадов было слишком много.

Он перехватил черенок поудобнее и нанес новый удар. Вместе с комьями земли в сторону отлетела голова с желтыми пятнами.

– Нравится вам так? Нравится?!

В сапоги тыкались черные морды, маленькие зубки, а дед Слава продолжал орудовать лопатой. Змеиное море вокруг бурлило, шипело, осыпало его брызгами крови. Наблюдая за резней, в небе кружили вороны.

Когда все было кончено, дед Слава без сил опустился на землю. Змеиные обрубки еще шевелились и напоминали содранный скальп Медузы Горгоны. Черная кожа блестела на солнце.

– Твари… Сами же вынудили. Сами.

Голова кружилась, подкатывала тошнота.

– Твари как есть.

Он посидел так пару минут, отдышался, а потом зашагал к дому. Ополоснул руки с лицом в умывальнике и заглянул к Нинке. Нестерпимо хотелось поговорить, рассказать обо всем, но он понимал, что жене такие разговоры ни к чему. Тем более что она была полностью поглощена телевизором.

В новостях показывали репортаж о женщине, в чей рот заползла змея. Заползла – и двинулась дальше, глубже. Женщина эта решила прилечь отдохнуть где-то в горах, уснула, и тогда к ней наведалась хвостатая гостья. В итоге врачам пришлось доставать живую змею прямо из горла – кадры из операционной прилагались.

Нинка как завороженная смотрела на длинную извивающуюся тварь, извлеченную из человеческого рта, а дед Слава с трудом сдерживал желание выбросить телевизор в окно. Опять змеи? По всем каналам только они, или это Нинка их выискивает?..

Дед Слава поскрипел зубами, открыл было рот, а потом махнул рукой и вышел из комнаты жены. Он слишком сильно вымотался, чтобы устраивать скандал. Пропади оно все пропадом.

Наскоро перекусив, он пошел топить баню. Нужно было смыть с себя этот чертов день. Отскрести ошметки змей, перебить мылом запах смерти.

Печка раскочегарилась будь здоров, и дед Слава втянул ноздрями горячий воздух. Впервые за день на его лице появилась улыбка. Все-таки баня – волшебное место, все проблемы и беды уходят отсюда в землю вместе с водой. Хотя бы на время.

Дед Слава плеснул воды на камни и занял среднюю полку. По комнате поплыли клубы пара, жар обволакивал тело. Дед Слава любил вот так посидеть в тишине, хотя врачи не рекомендовали ему с этим частить. Но в парилке расслаблялись не только мышцы, а еще и мозги – разве откажешься от такого? Особенно когда у тебя в жизни творится черт знает что.

Когда жар перестал покусывать, дед Слава взял ковшик и шагнул к тазу с водой. В этот момент под ногой у него скользнула змея. От неожиданности он неловко завалился набок и упал прямиком на чугунную печку. Взвыл, отлепился от раскаленного железа и рухнул на пол, ударившись головой. Боль ошарашила, наводнила мир вокруг черными точками. Перед глазами все поплыло. Но, прежде чем окончательно провалиться в темноту, дед Слава увидел раздвоенный язык перед своим лицом. Гораздо ближе, чем ему бы хотелось.

Он пришел в себя, когда печка уже остыла. С трудом встал на ноги и выбрался из парилки. Каждое движение отдавалось болью, с правой стороны туловища будто кожу содрали. В голове стучали барабаны.

Доковыляв до дома, дед Слава тут же обработал ожоги и выпил обезболивающего. Раны были не такими страшными, как показалось вначале, но все равно ничего хорошего. Получить клеймо от собственной печки – это надо умудриться.

А все из-за проклятой змеи…

Он залез в постель и повернулся на здоровый бок, лицом к стене. Сил больше не осталось. В былые времена Нинка переживала бы, хлопотала вокруг него, но сейчас все изменилось. Дед Слава звал ее, а она так и не пришла. Зато из ее комнаты доносился тихий голос:

– Они уже в доме, Славушка… Прогони их… Прогони их, умоляю…

Дед Слава смотрел в стену, слушал непрекращающийся шепот и понимал, что боится. Он давно осознал, что Нинка сошла с ума. Возможно, это произошло еще в детстве – просто сильнее проявилось уже с возрастом. К ее бзикам он привык много лет назад и научился с ними жить. Но он действительно боялся. И не того, что Нинка забудет выключить газовую плитку или слишком рано задвинет печную заслонку. Нет, он боялся осязаемого безумия.

Одно дело, когда про него говорят по телевизору или пишут в книгах, и совсем другое, когда оно рядышком, на расстоянии вытянутой руки. Шепчет за стенкой и переключает каналы в поисках чего-нибудь про змей.

Змеи… Про них дед Слава тоже думал. Точнее, про одну змею, ту самую. Когда он уходил из парилки, то успел осмотреться. Никого там не было.

Змея не могла спрятаться или забиться в щель – парилку дед Слава только обновил, там минимум места и все на виду, никаких схронов. За тазиком ее тоже не было. Заползти в парилку у нее бы получилось – ведь поначалу дверь была открыта. А вот выползти незаметно – нет.

Так куда же эта гадина делась?..

Дед Слава дотронулся до рта и тут же отдернул руку. Пальцы подрагивали. Нинка за стеной продолжала умолять:

– Славушка, милый, найди их, прогони, нет с ними жизни, не могу я больше, Славушка…

Сердце норовило выскочить из груди, а еще казалось, что в животе что-то шевелится. Будто кишки решили выползти наружу.

Когда обезболивающее наконец подействовало и дед Слава уснул, ему приснилась Нинка. Она раскрыла огромную пасть и пыталась проглотить его, точно питон. Вместо волос на ее голове колыхались змеи.

– Змеиный дед! Змеиный дед!

Мальчишки ждали стандартного приветствия, но дед Слава был не в настроении:

– А ну, брысь отсюда, мелюзга!

Он вновь нес змей за железную дорогу. Это стало ежедневной традицией: ведро, ползучие гады, до боли знакомый маршрут. Он ходил в лес как на работу, потому что змеи продолжали заполонять участок. А если верить Нинке, то и дом тоже. Теперь она вообще не покидала комнату. Да что там – она не покидала кровать, ведь всюду ей мерещились ужи и гадюки. Даже в уличном туалете, поэтому пришлось приспособить под ее нужды отдельное ведро.

 

Что-то у нее в голове окончательно лопнуло, и от былой Нинки не осталось следа. Она увязла в своем странном тревожном мире. И деду Славе иногда казалось, что змей там слишком много, поэтому они начали проникать в реальность.

Он вытряхнул ужей в траву и поморщился. Ожоги все еще давали о себе знать. В кронах берез над головой чирикали птицы, прохладный ветер обдувал лицо. Небо заволакивали тучи.

Дед Слава проверил банки для сбора березового сока – теперь они пустовали. Рядом на поляне все заросло ромашками, и он нарвал букет для Нинки. Может, вспомнит, что это ее любимые цветы. Вспомнит молодость, ухаживания и хоть ненадолго станет прежней собой.

Время клонилось к вечеру, очень быстро темнело. Первые капли дождя упали на землю, когда дед Слава преодолел железнодорожные пути. До дома оставалось всего ничего.

Он издалека услышал, как надрывается Полкан, а потом и увидел почему. У калитки стоял сосед – здоровенный детина лет сорока. Дед Слава не знал, как его зовут, но иногда с ним здоровался. Тот не жил в деревне постоянно, а приезжал с семьей в теплое время года. Можно сказать, пришлый дачник. И, судя по манере общения, друзей он тут точно не искал.

– Здравствуйте, – сказал дед Слава и протянул руку, но сосед этот жест проигнорировал.

– Ну привет. Короче, я сразу к делу. Чтобы возле пацанов я тебя больше не видел, усек? Не хрен их своими змеями пугать.

– Так я не пугаю, я ж просто…

– Усек или нет?

Дед Слава кивнул. Спорить с этим человеком он не собирался, себе дороже выйдет.

– Вот и хорошо. Спасибо за понимание.

Сосед хлопнул деда Славу по плечу и двинулся к своему дому, но на половине пути остановился и крикнул:

– Да, и завязывай этих мразей таскать из леса! Они же по всей деревне расползаются. Устроил, мать твою, серпентарий!

Сосед скрылся за своим бесконечно высоким забором, а дед Слава так и стоял у калитки, ничего не понимая. В животе вновь заворочалось. Он опустил взгляд к ведру, где лежал букет ромашек. Аккуратно двумя пальцами отодвинул цветы, открывая вид на узелки змей, на шевелящиеся кольца и дрожащие язычки.

– Господи…

Ведро упало в лужу возле калитки, а дед Слава поспешил домой.

Нинки нигде не было, а вот змеи были. На полу, у печки, под кухонным столом, в шкафу и даже на кровати. Куда ни глянь – десятки, если не сотни. Их будто равномерно распределили по дому, развесили-разложили, как елочные игрушки и гирлянды. Чтобы ни один уголок не остался без их шипения.

В деревянных рамах задрожали стекла, вдалеке загудел поезд. На небе громыхнуло, и вспышка молнии осветила погруженный в сумерки сад.

– Нинка! Нина!

Он обыскал все, но жены не нашел. Голова раскалывалась, оттуда рвалось что-то, готово было выплеснуться наружу очевидными фактами, но дед Слава не хотел их принимать. Змеиное шипение уничтожало остатки разума.

Выбежав за калитку, он огляделся по сторонам. Дождь набирал силу, размывая дорогу.

– Нинка!

Дед Слава опустил взгляд к земле и будто впервые увидел собственные сапоги. Обычные резиновые сапоги, которым уже сто лет в обед. Только сейчас на них виднелись кровь и узнаваемая рыжая глина из карьера у Курьяновки.

Следы он заметил почти сразу – большие и маленькие, двумя вереницами уходящие в темноту. Почти пять километров спустя, после указателя с названием деревни, маленькие сбивались и превращались едва ли не в лыжню. Здесь ему пришлось тащить Нинку.

Дом на окраине практически ушел в землю: крыша обвалилась, стены покосились. Но в развалины все еще можно было попасть. Дед Слава продрался сквозь заросли можжевельника, переступил через опрокинутый шкаф и оказался внутри. Пол испещряли огромные дыры, словно после бомбежки. В черном зеве подвала капала вода.

– Нинка…

Она лежала там же, где и много лет назад. Змеи оплели ее, закутали в одеяние из своих шкур. Но на этот раз Нинка не кричала, ведь была мертва. Гадюки в волосах и правда делали ее похожей на Медузу Горгону.

Дед Слава опустился на колени, и его вырвало. Он выплевывал желчь, надеясь, что вместе с ней выйдет все лишнее; все, что заползло туда против его воли и заставляло его делать страшные вещи. Но шевеления в животе прекратились, все затихло. Здесь остались только дед Слава и воспоминания, наконец открывшиеся ему полностью.

Он посмотрел на свои искусанные руки, которыми собирал змей. На кровь, засохшую под ногтями. На неестественную позу Нинки, лежащей внизу со сломанной шеей.

– Как же так…

Дед Слава, Славка, любящий муж. Он оплакивал свою жену, которой действительно хотел помочь, которую оберегал и из последних сил удерживал на этой стороне, не давая провалиться в кошмар. Но был и кое-кто другой. Тот, кто устал от десятилетий борьбы, от постоянных приступов, от страха, от змей, которые всегда рядом, всегда в голове. Тот, кто решил отпустить Нинку в мир подколодных тварей и закончить эту историю там, где все началось.

По черному небу над мертвой деревней ползали молнии, точно огненные змеи. Дождь наполнял канавы и барабанил по развалинам никому не нужного дома. Вой ветра можно было принять за чей-то бесконечный стон.

Королева змей воссоединилась со своей свитой, а в последний путь ее провожал Змеиный дед. Он думал о жутком вопле, услышанном много-много лет назад, и о том, кто на самом деле сошел с ума в тот день. На его лице не отражалось ничего.

Змеи поедали его голову изнутри, и дед лишь надеялся, что они закончат как можно скорее.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru